Георгий Почепцов. Возвращение фигур Сталина и Гитлера в современность: массовая культура как пропаганда

Даже юмористическое появление Гитлера уже работает на нормализацию этого образа. Даже отдельный элемент типа усов Гитлера или усов Сталина в карикатуре могут активировать совершенно иное понимание, чем то, которое было записано в памяти людей, которые были сами непосредственными участниками исторических событий.

Массовая культура стала очередным источником пропагандистского программирования населения. Оно может включать в себя как задачи удержания внимания на определенных фигурах, так и приговаривать их к забвению. Сегодняшние телесериалы могут легко давать свою версию исторических событий, тем самым блокируя любые попытки ученых, опирающихся на достоверные источники, удержать историю в рамках объективного изложения.

История, став инструментом пропаганды, показала невиданные взлеты и падения. Особенно большое количество конфликтных интерпретаций проявляется сегодня в случае войны 1941-1945 гг. Герои того времени, созданные с помощью пропаганды, не выдерживают испытания времени. Поэтому скандал следует за скандалом.

М. Солонин уделяет внимание именно этому периоду следующим образом: «Будущего нет. Настоящего нет. Все взоры, все интересы обращены в прошлое. Только там черпаются какие-то общие идеалы, общие скрепы. Или, наоборот, именно там идеалы и скрепы хотят разрушить. Будущее, вероятно, настолько пугает россиян, что его вытесняют из сознания и замещают истерикой по поводу того, что было 75 лет назад. Ни в одной стране — участнице Второй мировой войны это уже давным-давно не обсуждается с подобным градусом».

Отсюда Солонин выводит и роль Сталина, для чего и требуется удержание внимания на войне: «товарищ Сталин по-прежнему живее всех живых. Это очень удачная мифологема для нынешней элиты. Поэтому товарища Сталина надо надуть через соломинку, чтобы он раздулся, как пузырь. А для этого нужна Великая Отечественная война».

Главный редактор журнала «Искусство кино»  Д. Дондурей раскрывает конкретные механизмы того, как создается статус Сталина в современных условиях [см. тут, тут, тут и тут]. Он пишет: «Главная задача тех, кто занимается смысловым программированием — не допустить аналитического понимания гражданским обществом того, где мы живем, что с нами происходит, как это все устроено. Поэтому сейчас в очередной культурной перезагрузке, начавшейся в 2012 году, нация не понимает, как ее милитаризируют: многие вагоны метро разрисованы фильмами о войне и редко чем-то другим. Это все делается аккуратно, на уровне мелочей» (см. также тут).

И это вполне естественно: если медиа начинает говорить даже о вымышленных героях типа Гарри Поттера, то он входит и удерживается в массовом сознании, причем именно в рамках той точки зрения, которая была заложена с помощью медиа .

Дондурей вообще помещает Сталина в центр современной российской картины мира: «Миф о Сталине, на мой взгляд, находится в центре российского мировоззренческого космоса, массовой системы подобных картин, и все, что в него теперь не вписывается, что его дискредитирует, по технологии современного пиара и развития медиа, на самом деле активно используется в строительстве этих самых картин».

При этом он видит следующий инструментарий создания мифа о Сталине:

• создание ощущения полной правды,
• этические оценки не рассматриваются,
• миф о Сталине привязывается к выполнением гражданами государственной миссии служения Отечеству.
• в дискуссиях вводится конструкт «но был и другой Сталин»,
• негатив в оценках присутствует, но не является определяющим,
• Сталин уничтожал людей, но все равно это фигура исторического масштаба,
• никогда не обсуждаются ошибки Сталина.

В результате строится идеологически окрашенная картина мира, где настоящее удается понимать за счет трансформации прошлого. При этом обеленным делают не Ленина, а Сталина, за которым стоит гораздо больше преступлений.

Все это связано с  тем, что постсоветское пространство не прошло процесса, аналогичного денацификации (см. подробнее о денацификации). Это позволяет вновь и вновь выстраивать старо-новую виртуальную реальность, куда возвращены нужные для сегодняшнего дня элементы старой.

В мире также наблюдается и возврат Гитлера, который также идет сквозь массовую культуру. Г. Розенфельд говорит о феномене нормализации, в рамках которой происходит изменение восприятия прошлого. Трансформацию памяти он изучает на примере изменения восприятия нацизма [Rosenfeld G. D. Hi Hitler! How the Nazi past was normalized in contemporary culture. — Cambridge, 2015 см. тут, тут, тут и тут]. Он подчеркивает, что официальная память в одну эпоху может быть заменена на контр-память в другую.

Розенфельд выделяет  несколько типов нормализации:

• органическая, когда уходит старое поколение свидетелей события, вместо них приходит новое поколение, у которых нет личного отношения, поэтому возникает менее морально ориентированная перспектива прошлого,
• релятивизация состоит в приравнивании исторического события к другому, чтобы он потерял исключительность, морализаторские оценки,
• универсализация: данное историческое явление начинает рассматриваться с более широких перспектив, в результате прошлое теряет свою уникальность,
• эстетизация — это рассказ о нацизме и Холокосте сквозь призму сценариев, что «если бы» (например, Германия напала на Великобританию в 1940 г. и под.).

Кстати, Розенфельд подчеркивает, что даже юмористическое появление Гитлера уже работает на нормализацию этого образа. Даже отдельный элемент типа усов Гитлера или усов Сталина в  карикатуре могут активировать совершенно иное понимание, чем то, которое было записано в памяти людей, которые были сами непосредственными участниками исторических событий.

Добавим к перечисленному Розенфельдом еще один инструментарий, который назовем эмоционализацией. Гитлер/Сталин приобретают человеческие черты, которые акцентируют их нормальность, когда зритель/читатель видит их как в обыкновенных контекстах (например, Сталин и его дочь Светлана, Сталин и его сын Василий), так и просто в эмоциональных переходах, которые проходят в нашей мозгу эти личности в рамках того или иного сюжета.

Современное изучение эмоциональных сюжетов методами big data продемонстрировала не только наличие семи основных сюжетов, но и то, какие из них оказываются более востребованными читателями ([см. тут, тут, тут и тут], эта же группа изучает позитивный/негативный настрой в соцсетях, что может давать предсказание социальных беспорядков). Кроме того, изучение сюжетов с точки зрения нейропсихологии продемонстрировало, что некоторые сюжеты ведут к выделению определенных веществ в головном мозге, которые способствуют нашему доверию, вызывает больший уровень благотворительности и под. То есть эти ментальные структуры имеют вполне предсказуемые воздействия на наше поведение.

Можно предположить, что, к примеру, выборы Трампа были непредсказуемы социологами, поскольку сам «сюжет», который прошел Трамп во время выборов оказал эмоциональное воздействие на избирателей. Медиа, кино, телевидение, к которым сегодня добавились социальные сети, являются определенной машиной, программирующей наши эмоции. А уже эмоции ведут к действиям. Не рациональная составляющая, а эмоциональная является главной если не для всех, но для большинства избирателей.

Примером подобного коммуникативного управления нашим поведением может служить и метод сократических вопросов, используемый в когнитивной психотерапии. Здесь также вопросы подталкивают пациента к достижению поставленных терапистом целей [см. тут и Brown J.D. a.o. Therapist use of Socratic questioning predicts session-to-session symptom change in cognitive therapy for depression // Behaviour Research and Therapy. — 2015. — Vol. 70. — July и тут].

Массовая культура воспринимается как наименее контролируемое публичное пространство. Именно по этой причине, даже не имея никаких злых умыслов, в нее могут вбрасываться совершенно разные интерпретации истории. Если же политики подключаются к этим процессам, то история становится хорошим инструментарием для продвижения нужной политической повестки дня. К примеру, Сталин был негативным персонажем в период перестройки, потом стал вполне позитивным, что чуть не победил на конкурсе «Имя России» [см. тут, тут и тут]. Кстати, победителем стал Александр Невский, который, как оказалось сегодня, вообще создан из никогда не существовавших событий [см. тут, тут, тут, тут, тут и Акунин Б. История российского государства. Ордынский период. — М., 2014]. Правда, Б. Акунин, признавая мифом ордынское иго, в то же время видит позитив А. Невского в двух аспектах: он добился автономии от орды и заложил основы централизации России.

Массовое сознание повторяет то, что в него вкладывают школа и СМИ. В критические моменты люди даже начинают говорить теми же штампами, которые льются на них с экрана. Но, вероятно, есть и пределы. Пропаганда как моделирование публичного реагирования «ломается», когда приходит время индивидуального реагирования. А. Венедиктов привел интересный пример: «Меня, конечно, потрясла вот эта история, что на отпевание в Елоховке ансамбля Александрова пришло порядка 50-ти человек. Вот крики, шум, гам, там, травля Бабченко, там, Божены — недостаточно скорби, а прийти проститься, а цветы положить? Честно говоря, меня удивило то, что об этом как-то не очень было известно. Но вот это показывает огромное лицемерие значительного количества людей».

Правда, есть и мнение социологов, что они измеряют не то, что думают люди а то, что им показывают по телевизору. Д. Дондурей приводит пример из российско-грузинской войны: «О силе этого воздействия можно судить по нескольким примерам. Так, в августе 2007 года менее 13% россиян негативно относились к Грузии и грузинам, но через пять дней после ареста четырех российских офицеров в Тбилиси в октябре того же года (уже после того, как их освободили) от 35 до 44% граждан России, по данным всех социологических служб, испытывали к этой кавказской и православной стране чувство глубокой неприязни. Именно телевидение, безусловно, обеспечило безоговорочную поддержку российским населением действий своего правительства в Южной Осетии и Абхазии».

И он же по поводу Сталина: «почти каждый третий день в национальном эфире идет какая-либо передача (фильм, программа, комментарий), в которой он оказывается основным или второстепенным персонажем, появляется в качестве примера высшей политической силы или где хотя бы произносится — с любой точкой зрения — его имя. Главное — стирается четкая оценочная платформа отношения к этой исторической личности. Его теперь, как уверяют зрителей с экрана, следует воспринимать амбивалентно — “по-разному”. Не может быть простого, тем более однозначного понимания этой предельно противоречивой фигуры. В регулярной работе по адаптации образа Сталина к вызовам нынешней жизни, в поддержке неослабевающего внимания к нему в последнее время участвуют самые разные государственные и частные медиа».

При этом Сталин никого особо не интересует, это искусственное поддержание внимания, отсекающее все альтернативные версии, существующее для того, чтобы дать возможность сегодняшней власти опереться на победу в отечественной войне, поскольку это единственная четкая историческая веха, которая позитивно окрашена.

Массовое сознание формируется массовой культурой и массовой коммуникацией. В случае трансформации истории именно они становятся основными механизмами, которые способны поменять правила игры. Примером может служить и перестройка, которая полностью поменяла картину мира, превратив советского человека в постсоветского с помощью средств медиа.