Бог и запредельное. - Зерно на мельницу

За все время, пока я был с Махарадж-джи, он никогда не заставлял меня медитировать. Он кормил, любил, поколачивал, кричал на меня, умасливал меня, пилил меня, очаровывал, изводил, отсылал прочь, привлекал к себе. Но когда я сказал ему, что собираюсь устроить укромный приют для медитации в духе буддизма, он мне сказала «Приведи ум свой к единонаправленности и ты познаешь Бога». Когда кто-то показал ему книжечку, в которой был с одной стороны портрет Калу Ринпоче, а с другой — его портрет, он указал на один портрет и сказал: «Будда», а потом — на другой, и сказал: «Будда».

Однажды, когда я был в Аллахабаде, где остановился Махарадж-джи, утром пришли повидать его человек пятнадцать-двадцать индийских богомольцев. Человек тридцать с Запада сидели с внешней стороны круга. Один из пришедших индийцев был явно человек очень важный. Я так и не выяснил, то ли он был судьей Верховного Суда, то ли каким-то директором-распорядителем суда. Когда он вошел, я был весьма доволен тем, что нахожусь в сторонке со всеми западными посетителями и наблюдаю весь этот процесс. И вдруг Махарадж-джи начал выдавать мой образ этому человеку, заявив: «Это д-р Альперт из Америки, он профессор Гарварда... великий святой». И судья обернулся и сказал: «Вот как, может, вам хотелось бы побывать в суде?». А я происхожу из семьи юристов и провел в судах времени больше, чем хотелось бы. Я приехал в Индию, чтобы быть с Махарадж-джи и не хотел побывать в суде, но я попался на свою социальную принадлежность и сказала «Да, мне было бы очень приятно». Тогда он говорит: «Хорошо, можно завтра в десять?» И я почувствовал, что попался из абстрактного в конкретное. И сказал: «Ну, вам следует спросить моего Гуру», воображая, что тот меня спасет от этой западни. Но Махарадж-джи сказал: «Если Рам Дасс говорит, что это было бы приятно, значит это будет приятно. Он будет в десять». А потом указал на меня, как бы говоря: «Смотри, парень, любишь кататься, люби и саночки возить. Командир-Карма тебя достанет». Вот я и отправился в суд и присутствовал на суде над убийцей, а потом зашел в юридическую библиотеку, и библиотекарь оказался большим почитателем «Рамайяны», вот и все. Но только тогда, когда начинаешь признавать, что это помещение для ревю в баре, где и пребывают все юристы. А все юристы смотрели на меня, представителя Запада, эскортируемого этим весьма важным лицом, с которым все были угодливо вежливы. Тут они перешли к делу и попробовали обсудить со мной политику Никсона в отношении Китая. В то время это очень занимало Индию, а я только что прочел журнал «Таймс», и был таким образом в прекрасном положении специалиста. Так что я говорил о блоках, о России, и об урегулировании, я им выдал целую снежную лавину. Когда я вернулся, Махарадж-джи спросил меня: «Ну и чего же было в суде?» И всякий раз, как я собирался рассказать ему, он рассказывал мне, потому что он явно видел все это с какого-то иного уровня. Так что я подумал, что все уже позади, и что я выучил свой урок. Именно в тот вечер глава ассоциации юристов пришел к Махарадж-джи на даршан. И он мне сказал: «Мы думали, может, вам выступить в Ротери Клаб и в «Обществе почетных юристов», — «О, нет», — подумал я, — «я намерен покончить с этим нудным судейским обходом». Так что я сказала «Я, собственно, не хочу, спросите Махарадж-джи». Я не старался даже быть приятным. Я думал, что лучше буду правдивым по-настоящему. А если он мне скажет, что я должен это сделать, я сделаю. Тогда он поднимается и говорит: «Махарадж-джи, нам было очень приятно, если бы д-р Альперт выступил перед «Обществом почетных юристов» и в Ротари Клаб». Махарадж-джи выглядел очень довольным. Если бы вы знали Махарадж-джи, который сидел со своим одеялом и кувшином для воды и головы не ломал, вы бы поняли, что все это ерунда с того места, где он находится. Но вот он очарован. И он заявляет всем: «Рам Дасс будет выступать в Ротэри Клаб», так, словно хочет сказать: «Вот оно, наконец-то мы пробились, теперь мы заживем». И сердце у меня упало. Какой-то миг я думал: «Он просто меня вынуждал, он хочет меня эксплуатировать, чтобы сделать свои дела в Индии. О проклятье, опять я попался».

А потом он говорит: «И о чем же ты будешь говорить?» Он страшно заинтересовался. А я сказала «Ну, я не знаю, Махарадж-джи, я думаю — я буду говорить о Законе как о Дхарме». Я буквально цеплялся за соломинку.

— «Ага — говорит он — будешь говорить о Ханумане?»

— «О, конечно, Махарадж-джи», — говорю я.

— «Это хорошо», — говорит.

А я вижу, как выражение лица у юриста изменилось. Тогда Махарадж-джи говорит: «Ты намерен говорить обо мне?»

— «Конечно, Махарадж-джи», — говорю я, — «вы же мой Гуру»,

— «Ну, хорошо. Будешь говорить о Христе?»

— «Определенно».

Тогда юрист сказал: «О, нам бы хотелось, чтобы он говорил о политике Никсона в отношении Китая». А Махарадж-джи обернулся к нему и говорит: «О нет, Рам Дасс не верит в мирские вещи. Он может говорить только о Боге; вот все, о чем он способен говорить. Рам Дасс говорит только о Боге».

— «Верно», — говорю я, — «я говорю только о Боге».

А юрист говорит: «Что ж, в таком случае, ему, может быть, не стоит выступать перед всеми. Может, у меня дома соберется несколько юристов, которых это интересует».

Так интерес к моей особе со стороны этой, самой мирской группы людей, испарился начисто.

А я подумал: «Замечательно, мне только что дали указания. Все что мне следует делать, — это говорить о Боге всю оставшуюся жизнь, и я спасен. Мне не следует встревать во всю эту мирскую ерунду». Но я вернулся на Запад, а на Западе смешно говорить о Боге. Это немодная тема. Не то, чтобы Бог умер, просто Бог — не жизненное понятие. Я много говорил о Будде за последние годы, но это ненадежно, потому что я более чем поверхностно знаком с буддизмом. А буддийская философия фактически не связывает себя сколь-нибудь с понятием Бога. Меня очень привлекает простота и ясность и Дзэн-Буддизма. Так что с одной стороны я натыкаюсь на дзэнскую сторону себя, которая находит понятие Бога ненужным добавлением к простой вселенной. А с другой — мой Гуру, заявляющий: «Говори только о Боге». Так вот, этот мир, вселенная, выглядит иначе, когда сознание переключается. Большинство из нас начинает с того, что мы — суть психологические существа, отождествленные со своими психологическими накоплениями. Мы — эмоциональные, думающие, чувствующие сущности. В буддизме вы узнаете об аникка, духкха, анатта, изменчивости, неудовлетворенности и пустоте всех феноменов. Вы узнаете о непостоянстве вещей, мыслей. О преходящей природе всех состояний бытия, чувств, понятий. Узнаете о страдании, которое вызывается привязанностью к этим понятиям. И, наконец, с анатта вы обнаруживаете, что даже понятие «я» должно уйти. Будь то «я» физическое, психологическое, астральное, душевное или Вечное «Я». Понятия — это понятия, а понятия должны уйти. И даже понятие озарения, Нирваны или того, что выше «Я» — это лишь еще одно понятие. Тогда зачем нам, как существам психологическим, которые находятся здесь со всеми своими проблемами, мелодрамами, попытками, стараниями, побуждениями и всем прочим, — покупаться на еще новые понятия, когда вся игра состоит в том, чтобы избавиться от них и выйти за понятия? Бог — это понятие. Душа — понятие. И когда я говорю вам, что вы — некая духовная сущность, которая приняла рождение для того, чтобы прорабатывать свою карму, то на самом деле нет никакого «вы», чья карма должна быть проработана. Есть лишь видимая проработка событий, одно из которых есть то понятие, какое вы имеете о себе. А когда все это распадается в результате все более и более глубокой медитации, все более и более глубокого опустошения, вы вместе с миром исчезаете в Пустоте. Так вот, я пришел к пониманию того, что в путь мой входит сердце, поток. Путь не может вытекать из факта. Это должно быть направляющим острием моего метода. И на пути благочестия вы работаете с формами для того, чтобы преобразовать собственную личность. И в этом процессе вы ломаете те привычки, которые вы считали своими реальностями и собственным определением себя. И новые реальности, новые понятия, которые вы принимаете, поскольку они были приняты намеренно, уже не имеют над вами той власти, что и прежние. Это пользование искусными средствами, чтобы избавиться от одного, когда как в последствии вы избавитесь и от этой помощи. Рамана Махарши говорит об этих понятиях, в особенности о понятии «я», как о палке, которой пользуешься, чтобы помешивать в погребальном костре. Если вы поедете в Бенарес, вы узнаете, что тела сжигают в местах сожжения — гхат, а люди с толстыми палками копаются в пепле, чтобы убедиться, что все сгорело. А после того, как они покончат с копанием в данном костре, когда тот подходит к концу, они бросают палку в огонь, и она тоже сгорает.

Так же и с разными Гуру, учителями, методами и с Богом. Ибо то, что есть Бог, находится за пределами понятия о Боге. Это в точности то же, что и мантра «Гате Гате Парагате Парасамгате Бодхи Сваха». Это за пределами понятия о запредельном. Вот в иудаизме за исключением хасидской традиции, отчасти ближе всего подходишь к Богу, когда вступаешь в Его присутствие, но дуализм сохраняется до самого конца. Это все-таки дуалистично, в конце концов, Я — Ты. В традиционном иудаизме — это богохульство — думать о слиянии с Богом, ибо Бог не познаваем, это — Б-г, он невыразим. Это слово, которое нельзя произнести.

С моей точки зрения, как человека сердца, человека благочестивого, у меня есть Гуру, а вот — Хануман, вот — Кали, вот Дурга, Кришна, Рам, вот Иисус, Будда, вот Рамакришна вот Рамана Махарши. Мой мир населен этими Сущностями. Они не более реальны, чем вы. Единственная разница между ними и вами в том, что они знают, что они не реальны, и они свободны. Вы же все еще думаете, привязанные к тому, что вы считаете, что думаете. А они — нет. Они суть так называемого сингха в буддизме или сатсанг в индуизме — общество существ, с которыми я живу. От них не исходит ничего, что могло бы меня поймать в западню, потому что они знают, что все это липа, все — просто космический танец бытия.

Я сидел перед Махараджем-джи — перед этим человеком на подстилке из одеяла — и просто любил его. Все, что я хотел, — это целовать его стопы. Это необыкновенно — так любить кого-то. Я был в экстазе, просто глядя на него. Я делал это месяцами и, наконец, я подумала «Может, это просто покров, я должен выйти за покров». Однажды я сидел во дворе в стороне от него, и подумал: «Я не должен быть с ним родом. Это просто форма. Вот они все и поклоняются форме. Форма — это не то. Мне тут не следует быть». И тут как раз Махарадж-джи посылает одного старого человека коснуться моих ног. Я ему — зачем он это сделал, а он ответила «Махарадж-джи сказал — пойди и коснись ног Рам Дасса, потому что мы с ним вполне поняли друг друга». Потому что в тот момент я видел сквозь метод, которым пользовался. Я не перестал его любить, но больше не ловился на эту любовь. Сейчас я мог бы говорить о Законе Дхармы, но для многих людей очень нелегко полюбить Закон Дхармы. Но мне очень легко любить Бога. А понятие Бога во многом то же, что и понятие Закона Дхармы. Это закон отношения вещей. Это изначальное сознание, единый разум. Предвечный Единый. Это то, что по сути своей пусто. Я сиживал перед Махарадж-джи и думал: «Я не намерен быть плененным этой формой». Так, пока он выдавал бы материал, я бы медитировал с закрытыми глазами, сосредоточенный на третьем глазу, я начал бы ощущать эту перемену, происходящую с моим телом и ощущал бы все больше и больше энергии: и вдруг с закрытыми глазами я встретился бы с ним на каком-то ином астральном плане. Вас сейчас это может очаровать. Весь этот мир оккультного; поиграть со всеми этими силами и существами. «Но Махарадж-джи, и это — не ты». И я прошел бы и этот план! Как, проходишь через бесчисленные двери. Подходишь к новой и думаешь, что эта дверь — последний храм, а потом видишь, что это лишь еще одна дверь и проходишь через нее. И проходишь через еще одну и еще. И если пройдешь достаточно далеко, то возвращаешься обратно прямо к себе самому, который не есть ни одна дверь. Все дело, метод и все это просто разваливается у тебя на глазах.

Когда я сижу с Махарадж-джи, сердце мое наполняется. Я вливаюсь в мир форм, а мир форм вливается в меня. Когда поток этот становится все грандиознее и грандиознее, границы между Махарадж-джи и мною пропадают. Для меня Махарадж-джи — весь мир, так что различие между мной и миром исчезает в потоке энергии. Со все большим и большим моим раскрытием через сердце я все более и более становлюсь сопричастным потоку вселенной в ее энергетической форме, и тогда начинаю восходить. Это как топливо. И я восхожу в состояния сознания, которые известны как состояния нана или состояния самадхи. Каждое восприятие есть иная форма Махарадж-джи, или Матери. И должно быть уничтожено. Ибо Махарадж-джи должен быть мною уничтожен, принят в себя; я должен предаться ему, пока не останется никаких границ. Он — не только все формы, доступные моему физическому глазу, но и духовному оку также. И когда я ухожу во все более и более высокие состояния, формы все меньше и меньше. А многие из этих форм лишь полуоформленные, ибо они на той грани, где соприкасается форма и бесформенное. На пути через эти планы бывают восприятия пустоты, холода и безличия. Они не пусты, потому что это «восприятия» пустоты. Вот разница. Есть планы или состояния невероятного блаженства и восторга, где все тело корчится от восторга. Как будто у каждой клеточки оргазм. Есть состояния или планы алмазной ясности, при которой видишь, знаешь и понимаешь отношение всего ко всему иному. Как будто причастен к тайнам Божьим. Есть планы или состояния сознания, где все настолько эстетически совершенно, что даже слова выходят, как поэзия, и все светло и красочно. Олдос Хаксли пишет об этом. Олдос сказал однажды: «Причина — по которой мы любим драгоценные камни, в том, что они напоминают нам о планах сознания, на которых мы жили, и которые ими вымощены». Форма за формой, план за планом, состояние за состоянием, восприятие за восприятием — и все в Махарадж-джи. Все в моей любви и в потоке к иному. И наступает момент, где поток этот настолько открыт, а границы настолько размыты, что ты и Махарадж-джи, ты и Мать, или ты и форма становитесь одним на всех уровнях, на всем пути до чистой и недифференцированной энергии.

Будь это целью, уму нашему было бы так легко это уловить, а науке этим управлять. Но все это просто дверь. Все это просто приводит вас к краю озера. Именно у края озера и испытываешь присутствие того, что кроется за формой. Но там нет «того», что кроется за формой. Ибо там нет запредельного. Так как то, что оно есть, содержит в себе все, что есть. Ты в тот момент стоишь у края, на грани, где ты сам — парадокс. Все формы исчезают в этом озере пустоты, и тем не менее они не пропадают. Это у края озера кто-то, чей путь — путь сердца, скажет: «Я воспринимаю присутствие Божие». Ибо еще шаг в это озеро, — и воспринимающий и восприятие слились, и вы становитесь Богом, а понятие Бога ушло далеко. Когда вы сливаетесь с Богом, вы входите в то, что буддисты зовут Нирваной. Игра не в том, чтобы познать Бога, игра в том, чтобы быть Богом. Быть Богом значит быть никем, и тем не менее нет ничего, чем бы ты не был.

Если вы возвращаетесь обратно в форму от слитности с Богом, вы в мире, хотя и не от мира. Вы играете в космическую игру. Вы наполняете формы, хотя ни одна из них не есть дом, это просто все липа, танец Божий.

Есть существа, которые странствовали и странствуют по этой Земле и иным планам сознания, вошедшие в тот океан и не вернувшиеся. Их существование освобождает всех, кто их узнает. Среди вас может быть такой человек, но вы никогда его не узнаете, потому что привязаны к форме. Вы можете быть вроде того, кто поймал яблоко у Махарадж-джи и не сумел понять, что нет никого, кто бросил это яблоко. Так что, хотя он и Бог, манящий вас свыше, вы сбиваетесь с пути. И поскольку Бог не существует во времени, человек этот вас не подталкивает. Ибо рано или поздно, в одной жизни или в другой, вы попадете домой. А когда вы попадете домой, вы поймете, что всегда были Богом. Что вы создали свою отдельность забавы ради. Разница между вами и каким-нибудь Гуру или совершенным в том, что их нет, а вы все еще думаете, что вы есть.

Христос сказал: «Я пришел, чтобы привести вас к Отцу. Я в Отце, Отец во мне. Вы не знаете — кто я. Имеющие уши, да услышат». Успокойте ум, будьте свободны от привязанности к шаблонам, моделям и мыслеформам. Откройте сердце. Растворите эмоции в поток, поток всех норм жизни, пока вы не будете просто втекать и вытекать.

Когда вы станете более дисциплинированным, вы будете доводить энергию до того момента, где встречаются форма и бесформие. Останься вы в бесформенном, тело ваше, которое вы оставили за собой, распалось бы, так как не было бы сознания для его поддержания. Всякие есть, и некоторые люди — на 99% в том океане бесформенного и оставили лишь какую-то нить для связи с формой. В одной пещере был человек, заложенный камнями двадцать лет, и каждый год благочестивые последователи приходили навестить его и получить диршан от того, что было одним скелетом, у которого только волосы и ногти продолжали расти. Он просто оставил за собой нить, чтобы дать даршан последователям.

Кришна, Христос, Дурга, Кали — все они одно и то же. Океан этот проявляется в разных формах. Разные штрихи для разных народов. Любая форма, какую вам надо, если вы нуждаетесь в форме.

Бог и запредельное. - Зерно на мельницу - Рам Дасс