Мужчины: разбить зеркало - Жить с агрессивными детьми - Кристиан Бютнер

В ходе одного радиоинтервью о насилии и ужасах в видео­фильмах многие подростки в возрасте от 14 до 17 лет единодуш­но высказались, что самое большое впечатление на них произве­ла следующая сцена из фильма “Выпуск 1984 года”.

Шестнадцатилетний предводитель банды в американской средней школе Стигмэн во время стычки с преподавателем Моррисом в школьном туалете ударами о зеркало, крючки для полотенец и край раковины разбивает в кровь себе лицо и рот. Этому предшествовал акт мести банды в отношении преподавателя биологии, вместе с которым учитель музыки Моррис пытался противостоять террору в школе. Вот описание сцены:

Моррис. Если ты еще раз приблизишься ко мне проклятый сын потаскухи, то я тебя прикончу, клянусь, я покончу с тобой и с твоей бан­дой! (Норрис хватает Стигмэна за ворот.)

Стигмэн. Только попробуйте... (Норрис отпускает Стигмэна.) Ведь я же знаю, что вы этого не сделаете. Вы не можете мне ничего сделать, потому что вы сами себя не знаете. Когда действительно совсем прижмет, когда дело дойдет до убийства, все бахвальство спадет, потому что вы слишком многое потеряете... если разобьете мне нос... или может быть, так (с размаху бьется головой о вешалку для полотенец)... или может быть так (разбивает рот о край раковины).

Норрис. Прекрати это, прекрати это. (Стигмэн пачкает Норриса кровью).

Стигмэн. Вот так, теперь вы уже не учитель, теперь вы вылетели.. Теперь вы вылетели... (обращаясь к школьному полисмену, вошедшему в туалет). Эй, этот хотел прикончить меня!

Школьный полисмен. О господи, Норрис, вы сошли с ума? Побежденный таким образом предводителем банды, преподаватель музыки, не сумевший доказать директору факта самоистязания подростка (ведь и школьный полисмен поверил Стигмэну), в развязке фильма борется с членами банды не на жизнь, а на смерть.

Выдержать боль и причинить самому себе телесные повреж­дения и сделать это в 'присутствии взрослого, от которого ты за­висишь, — эти действия в разных вариациях известны в этноло­гии как элементы мужского ритуала инициации. При инициации речь идет о приеме подростка в сообщество взрослых мужчин, следовательно, практикуемые ритуалы основывались в первую очередь на общепринятых фантазиях мужчин соответствующей культуры. Понятно, что условия жизни так называемых прими­тивных культур требовали определенной тренировки восприимчи­вости к боли, так как в первую очередь мужчины подвергались риску получить телесные повреждения, вплоть до смертельных. Чем в меньшей мере они могли управлять окружающим миром, тем большую роль для них играло магическое преодоление стра­хов. Логичным в этом смысле мне кажется ритуал демонстрации взрослому своей способности переносить боль, вплоть до само­истязания. Таким образом, в вышеописанной сцене из фильма в действиях подростка (до того момента, когда он втягивает взрос­лого в безвыходную ситуацию виновности) прослеживается архетипичность инициации: посмотри, на что я способен, что я в состоянии вынести.

На значимость подобной тематики, особенно на первой фазе периода полового созревания, я обратил внимание в связи с рос­том числа актов самоистязания. В относительно длительном по времени кадре фильма было показано, как изо рта у подростка течет кровь. Так как в фильме не пояснено, откуда в случае такого повреждения должна вытекать кровь, ведь, по меньшей мере, Стигмэн должен был выбить себе зубы (чего, как можно будет убедиться позже, не произошло), сцена должна указывать на более скрытое значение вытекающей из отверстия в теле кро­ви — на аналогию с менструацией.

С помощью многочисленных примеров из жизни Беттельгейм описывает самые различные реакции мальчиков и девочек на соответствующие физические процессы — менархе и первую пол­люцию, например, уговор в одной группе, состоящей из двух мальчиков и двух девочек, о том, что каждый месяц мальчики будут надрезать себе указательные пальцы и смешивать свою кровь с менструальной кровью девочек (В. Bettelheirn, 1982). В конце концов одна девочка рассказала “... своей руководитель­нице (в которой она увидела сожертву месячного кровотечения) с большой гордостью о своем плане, согласно которому мужчины должны были таким же образом ежемесячно терять кровь, о том, какую силу, по ее мнению, это дало бы им всем, если бы мужчи­ны и женщины постоянно смешивали свою кровь” (ibid., S. 34).

Самоистязание подростков в столкновении со взрослыми можно понять с помощью еще одного специфического аспекта ритуалов инициации, рассматриваемого Жоржем Деверо. В про­цессе описываемого им ритуала надрезания пенис инициируемо­го надрезается с внутренней стороны от начала крайней плоти до семенного яичка раскаленным осколком камня, при этом обра­зуется зияющая кровавая полоса.

Этот австралийский ритуал надрезания был снят на пленку и показан группе антропологов и психоаналитиков. Деверо пишет, что реакция мужчин и женщин во время просмотра фильма чет­ко различалась друг от друга. Мужчины были довольно сдер­жанны, выглядели бледными и смущенными. В противополож­ность этому многие девушки были возбуждены и покраснели (G. Devereux. 1976). Сходные реакции Деверо наблюдал у пси­хиатров и психоаналитиков: “...во время надрезания и непосред­ственно после него некоторое количество психиатров и психоана­литиков покинули аудиторию. Они расходились либо поодиночке, либо парами, но лишь с лицами одного с ними пола. Я могу с уверенностью сказать, что не видел ни одной смешанной по признаку пола пары среди выходящих” (ibid., S. 76). Факт исте­чения крови, надрезание мужского полового органа, а также различные реакции на показ этого фильма у мужчин и женщин позволили мне предположить, что в этом ритуале инициации сконцентрированы две мужские проблемы. Проблему доказа­тельства своей мужественности перед другим мужчиной я уже называл. Кроме того, для мужчин это могло бы означать симво­лическое преодоление их общего жребия в противоположность женщинам, т. е. эта цель инициации группы взрослых мужчин связана с их отношением к женщинам. Но что могло бы быть этим совместным жребием мужчин в противоположность женщи­нам?

Клаус Тевелайт в своем исследовании мужских фантазий на примере Свободного корпуса в Веймарской республике особенно подчеркивает страх группы мужчин при виде вытекающей крови и связывает его со страхом мужчин перед женщинами и менст­руальной кровью. Тем самым он возводит страх перед “красным потоком” к физиологическим процессам, которые могут пока­заться мистическими для юношей и мужчин ввиду их собствен­ного устройства тела (К. Theweleit, 1980). Но так как женская половая зрелость начинается с первой менструации, а та являет­ся единственным естественным, т. е. вызванным без насильствен­ного воздействия извне, выделением крови из человеческого тела, она, менструация, прямо-таки предназначена вызывать страш­ные или даже пограничные фантазии (например, о потопе, несу­щем в себе уничтожение), которые нельзя объяснить, исходя лишь из собственного (мужского) физического бытия (Т. Lidz, 1968).

Кроме того, естественные процессы постольку вызывают страх, поскольку их нельзя контролировать (читай: овладеть ими). Попытки освободиться от мистичности женщины породили в мире кино фантазий многочисленные вариации на тему “Франкенштейна”: мужчины (чаще всего врачи по профессии) создают жизнь, но так как они не вынашивали ее перед этим в своем животе, то они обречены на создание мертворожденных, которых они затем оживляют с помощью многочисленных техник. Уже почти десятилетие продолжающееся увлечение, прежде всего юношеской аудитории, фильмом “Красочное шоу каменного ужа­са” отражает ее очарованность этими темами (сексуальность, насилие, каннибализм, ужас и т. д.), тем более здесь показыва­ется фантастическое преодоление меж половых границ главным действующим лицом картины: Франк Вертер “вытворяет” это будучи транс сексуальным существом, как с мужчиной (Брэндом), так и с его невестой (Жанет). Наказание за это следует незамедлительно: в развязке фильма Франка подвергают экзеку­ции, все фантастические привидения возвращаются в свою га­лактику, а Брэд и Жанет остаются, вернувшись к своим земным возможностям, в их ограниченном рамками пола бытии. Сам спо­соб восприятия фильма уже приобрел ритуальный характер: многие юноши и девушки, снова и снова (до 300 раз!) смотря­щие этот фильм, копируют актеров своим внешним видом и одеж­дой и соисполняют каждое действие в соответствующей роли.

Можно понять описанный Деверо ритуал надрезания как про­истекающий из страха мужчин перед женщинами: они лишь в том случае смогут стойко противостоять всем превратностям жизни, если будут обладать таким-де половым органом, как и женщины. Реакции зрителей-женщин и зрителей-мужчин, воз­можно, подтверждают, что речь идет не о зависти женщин к пе­нису, на которой мужчины основывают свою власть, а о более глубоком уровне бессознательного, где ритуал дает защиту от страха перед собственной слабостью.

Описанный здесь вид страха затрагивает в свою очередь два других аспекта: во-первых, страх кастрации (фантазия, подразумевающая, скорее всего, страх перед мужчинами, отцами), а, во-вторых, страх, связанный с происхождением мужчины (из материнского чрева) и соответствующим той единственной ситуа­ции, в которой женщина действительно имеет власть над мужчи­ной. В то же время мужчина сталкивается со своей половой пре­допределенностью, обрекающей его на подчиненную роль в обще­стве: одной лишь женщине дано рожать, лишь в ней одной зарождается человеческая жизнь (в этом заключается вековая зависть мужчины к женщине) (Е. Fromm, 1983) С этой точки зрения мужские представления о женской засвисти к пенису и соз­дание эквивалента вагины в обряде инициации можно в любом случае понимать как квазимагическую компенсацию мужскою страха перед женской сексуальностью.