6. Создание психотерапевтической атмосферы - Мудрость Милтона Эриксона - Р. Хейвенс

Хотя Милтон Эриксон остался в нашей памяти как умелый и эффективный психотерапевт, который мог вылечить наиболее безнадежных пациентов, сам он был всегда чрезвычайно скромен в отношении значимости своей роли в процессе лечения. Этим он бросил вызов широко распространенной идее о “первичной роли психотерапевта”, присутствующей во всех других подходах. Эриксон настаивал, что первичными являются нужды пациента, его убеждения, способности и благополучие, чем и должен определяться характер психотерапии. Эриксон поставил вопрос о ценности и валидности подходов, изначально ориентированных на психотерапевтические техники, в которых жестко определяется, как именно психотерапевт должен проводить сеанс и что должно быть достигнуто в процессе психотерапии, не учитывая при этом индивидуальные потребности клиента. Эриксон отвергал использование общих теорий, определяющих цели и техники психотерапии, и постоянно критиковал предубеждения и всяческие профессиональные запреты, часто мешающие психотерапевту признавать и делать то, что в наибольшей степени отвечало бы нуждам пациента.

Эриксон настаивал на том, что сам пациент определяет цель и характер процесса и сам совершает этот процесс. Поскольку Эриксон осознавал, что только от пациента зависит, произойдут ли желаемые изменения, он понимал и то, что психотерапевт может лишь создать обстановку, благоприятную для этих изменений. Правильное отношение и конкретные формы поведения, необходимые для создания такой обстановки, были темой многих его высказываний, составивших большую часть материала, представленного в настоящей главе.

Психотерапевт должен создать

необходимую атмосферу

Согласно Эриксону, психотерапевт играет не столь уж важную роль в процессе психотерапии, просто создавая каталитическую ситуацию. Таким образом, первым и наиболее важным, что психотерапевт должен сделать, является создание соответствующей обстановки и атмосферы, которая будет мотивировать пациентов пройти через трансформирующие события, необходимые для того, чтобы дать им возможность применить то, что они обрели вместе с опытом и научением наиболее эффективным образом, а также с наиболее объективным взглядом как на самих себя, так и на мир. При этом психотерапевту даже нет необходимости знать природу проблемы или то, что должно быть сделано для ее разрешения. В действительности психотерапевту необходимо знать только то, как создать ситуацию или взаимоотношения, которые будут мотивировать пациента использовать свой собственный опыт и способности для осуществления психотерапии.

Я не думаю, что психотерапевт играет очень важную роль. А вот пациенту действительно принадлежит важная роль в психотерапевтической ситуации.

(Erickson, 1977b, p. 22)

Личность психотерапевта действительно не имеет никакого значения. Он просто дает пациенту возможность мыслить самостоятельно и обрести свое собственное понимание.

(Zeig, 1980, p. 157)

То, что психотерапевт знает или понимает в отношении пациента, часто оказывается ограниченным и ошибочным. А вот то, что он позволяет пациенту открывать в себе и эффективно использовать, действительно имеет чрезвычайно большое психотерапевтическое значение [1973].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 38, p. 349)

Психотерапевтической процесс осуществляет сам пациент. Психотерапевт только создает необходимую атмосферу, психологический климат — и все. Остальную работу должен проделать сам пациент.

(Zeig, 1980, p. 148)

Она не знает, в чем ее проблема, и я тоже не знаю этого. Я еще не знаю, какой вид психотерапии буду применять. Я являюсь лишь источником психологического климата, той почвой, на которой собственные мысли пациентки смогут расти и зреть, что будет происходить без осознавания с ее стороны.

(Zeig, 1980, p. 157)

Я не думаю, что психотерапевт делает что-либо еще, кроме создания для пациента возможности думать о своей проблеме в благоприятном для этого климате.

(Zeig, 1980, p. 219)

Мне не нужно знать, в чем состоит ваша проблема, чтобы разрешить ее.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 172)

Психотерапевт просто стимулирует активность пациента, часто даже не зная, в чем именно эта активность будет состоять. Затем он направляет пациента и дает клиническую оценку объема работы, которую необходимо проделать для достижения желаемого результата [1948].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 4, p. 39)

Как руководить пациентом и оценивать происходящее — проблема психотерапевта, а задача пациента — с помощью собственных усилий научиться по-новому понимать свои переживания [1948].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 4, p. 39)

Во время психотерапии вы учите пациента использовать многое, чему они научились уже давным-давно, но просто не помнят этого.

(Zeig, 1980, p. 38)

Все, что психотерапевт говорит или делает, служит лишь способом стимулирования и пробуждения у пациента полученных в прошлом навыков и понимания, приобретенных как сознательно, так и на бессознательном уровне [1964].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 13, p. 326)

Необходимо такое развитие психотерапевтической ситуации, которое позволило бы пациенту использовать его собственное мышление, понимание и эмоции способом, лучше всего соответствующим его жизни [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 223)

Я думаю, что в гипнотерапии и в экспериментальной работе с гипнотизируемыми субъектами вы не имеете права выражать какое-либо предпочтение; это своего рода ваше совместное с пациентом дело, и личность пациента должна находиться на первом месте. То, что сам гипнотизер или психотерапевт думает и чувствует во время сеанса, не имеет особой важности; важно лишь то, что именно он делает, чтобы помочь пациенту достичь необходимых вещей. Есть личность, вовлеченная в этот процесс, и есть готовность психотерапевта позволить личности пациента играть первостепенную роль.

(Erickson, 1977а, p. 14)

Благоприятная психотерапевтическая обстановка создается с целью проявления необходимых и полезных потенциальных возможностей, не использованных пациентом ранее либо использованных не в полной мере или неправильным образом [1966].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 28, p. 263)

Психотерапевт обеспечивает мотивацию

Психотерапевт делает все необходимое, чтобы мотивировать пациентов. Он служит для клиента источником комфорта, надежды, доверия и вдохновения, хотя в то же время является источником расстройства, дискомфорта, гнева и страха. Именно психотерапевт обеспечивает все необходимые условия для психотерапевтического прогресса. Он не инструктирует пациентов каким-то “правильным” образом, а просто создает необходимую психотерапевтическую обстановку, в которой клиенты почувствуют себя достаточно доверительно, комфортно и мотивированно для того, чтобы делать то, что посредством их собственного опыта поможет открыть такой образ мысли или тип поведения, который будет подходящим в их уникальной и неповторимой ситуации.

Эриксон не ставил себе цели поднять бодрость духа пациентов, чтобы таким образом мотивировать их; он просто отмечал то, что уже интересовало или мотивировало пациентов, и использовал это. Создав психотерапевтическую атмосферу доверия и ожидания успеха, он мог подтолкнуть своих пациентов к самостоятельным действиям с использованием их естественных источников мотивации, выступающих в роли толчка, запускающего психотерапевтический процесс. Более подробно об этих принципиально важных моментах будет говориться в следующей главе.

Психологический аспект лечения представляет собой особое искусство психотерапии и превращает врача из простого механика или техника в столь необходимый многим людям источник веры, надежды, помощи и, что еще более важно, — источник мотивации, ведущей пациента к физическому здоровью и душевному благополучию [1959].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 27, p. 255)

Пациент не нуждается в указании направления, в котором он должен работать — ему нужна просто мотивация. Это один из важнейших моментов в использовании психотерапии и гипноза — наличие у пациента мотива делать определенные вещи. Не те вещи, которые считаете необходимыми вы, а те, необходимость которых чувствуют они.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 12)

Если вы разговариваете с пациентами твердо и уверенно, этим вы даете им источник вдохновения. Они чувствуют, что могут что-то делать. Вы утверждаете это убежденно и сами верите в то, что говорите. Как вы можете помочь пациенту, находящемуся в отчаянии и потерявшему надежду что-либо сделать? Передавая ему понимание, искреннюю и убежденную веру.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Мое отношение к пациентам таково: “Вы пришли сюда, для того чтобы достичь своей цели. А я очень уверенный человек. Я уверенно выгляжу, уверенно действую и уверенно говорю. Поэтому мои пациенты склонны верить мне.

(Zeig, 1980, p. 61)

Я очень уверен в себе — хороший психотерапевт должен быть уверенным в себе.

(Zeig, 1980, p. 61)

Члены моей семьи спрашивают меня: “Почему твои пациенты делают все те безумные вещи, которые ты предлагаешь?” На что я отвечаю: “А я говорю им это очень серьезным голосом, и они знают, что я имею в виду именно то, что говорю. Я абсолютно искренен с ними и твердо верю, что они сделают все, что я говорю. Я никогда не думаю: “Неужели мои пациенты станут делать такие смешные и глупые вещи?” Нет, я знаю, что они действительно будут все делать”.

(Zeig, 1980, p. 196)

Психотерапевт добивается доверия

и сотрудничества

Чтобы служить источником вдохновения, поддержки и мотивации для пациентов, психотерапевт должен прежде всего позаботиться о создании чувства доверия и сотрудничества с пациентом. Сама атмосфера, с которой соприкасается пациент во время психотерапевтиче­ского сеанса, должна вести к укреплению чувства доверия и сотрудничества. Существенным компонентом такой атмосферы является действительное осознание психотерапевтом нужд, страхов, убеждений пациента и его личности в целом, уважение к ним и готовность соответствовать им. Пациенты обращаются к психотерапевту за помощью не для того, чтобы быть осмеянными или отвергнутыми; не для того, чтобы их потребности игнорировались и кто-то доминировал над ними; они хотели бы обрести защиту, понимание и помощь в своих попытках справиться с внутренними и внешними ситуациями.

Когда вы работаете с пациентами, ваша главная цель — достичь сотрудничества с ними и добиться того, чтобы они реагировали настолько хорошо, насколько могут.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 43)

Все техники, применяемые в психотерапии, должны быть направлены на субъекта и его нужды, чтобы добиться таким образом полного сотрудничества с ним [1952].

(Erickson, 1980, Vol. I, 6, p. 148)

Недостаточно только лишь поставить диагноз заболевания и определить правильный метод лечения. Очень важным моментом является восприимчивость пациента к психотерапии и его сотрудничество с психотерапевтом. Без подобного сотрудничества с пациентом достижение результатов психотерапии может быть отсрочено, а сами результаты окажутся ограниченными и искаженными либо вообще не будут достигнуты [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 212)

В действительности настоящая цель при работе с этой пациенткой состояла в том, чтобы развить у нее восприимчивость, чувство полного принятия и готовность точно выполнять любые предлагаемые ей внушения [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 220)

Важно дать пациентам возможность понять, что они могут дове­рять вам.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 5)

Пациент приходит к вам не для того, чтобы психотерапевт взял его на попечение, а чтобы дать терапевту возможность сделать что-то, причем в соответствии с потребностями пациента, а не со своими собственными.

(Erickson, 1977b, p. 22)

Главная проблема состоит в том, как лечить пациента, чтобы при этом были в максимальной степени учтены его человеческие потребности [1959].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 27, p. 256)

При клинической работе с пациентами любого типа необходимо учитывать следующий важный момент: психотерапевт должен постоянно помнить о нуждах пациента как личности и с уважением относиться ко всем его проявлениям [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 212)

Адекватность психотерапевтической работы основана не на собственном превосходстве, а на уважении к “я” другого человека, когда оба индивида, вовлеченные в эту работу — психотерапевт и пациент, — вносят свой вклад в общее дело, важное для них обоих [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 175)

Цель психотерапевта состоит в том, чтобы позволить пациенту свободно выразить неприятные чувства, в поощрении пациентов с помощью своей открытой восприимчивости и внимательности, а также готовности адекватным образом комментировать происходящее, чтобы в полной мере выявить чувства пациентов еще на первом сеансе [1964].

(Erickson, 1980, Vol. I, 13, p. 299—300)

Психотерапевт признает и принимает

ограничения каждого пациента

Ни один психотерапевт не сможет создать необходимую атмосферу, если будет игнорировать реальные обстоятельства личности пациента, недооценивать или искажать их. Психотерапевт должен научиться воспринимать реальность, с которой сталкивается пациент, и правильно реагировать на нее. Это же требуется и от пациента.

Таким образом, психотерапевту следует начинать свою работу с полного осознания того обстоятельства, что пациенты, приходящие к нему за помощью, не в полной мере рациональны и восприимчивы; они не всегда способны реагировать на ситуацию так, как это должны были бы делать действительно взрослые люди. Иногда они могут выражать свои мысли вполне здраво и столь же зрелым образом представлять свои проблемы. Однако в действительности во многих отношениях они ведут себя по-детски. Для того чтобы создать необходимую психотерапевтическую атмосферу, эти детские аспекты функционирования пациентов необходимо признать и соответствующим образом реагировать на них. Нерациональные, явно незрелые убеждения и эмоции не следует опровергать, к ним следует относиться с уважением и по мере возможности использовать. При лечении таких пациентов психотерапевту необходимо проявлять заботу о них, внимание и готовность принятия их детских страхов и фобий, которые они привносят в психотерапевтический процесс.

Очень часто психотерапевт относится к своим пациентам как к здравомыслящим и понимающим людям, в полной мере обладающими всеми своими способностями, — как к рассудительным и информированным человеческим существам.

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 212)

Разумное, рациональное поведение пациента и готовность к сотрудничеству будет вводить психотерапевта в заблуждение, и он может упускать тот факт, что пациент — живой человек, подверженный страхам и фобиям; подверженный всем этим неизвестным нам и обретаемым в процессе переживаний формам обучения, которые были переданы в сферу бессознательного ума. Он может никогда их не осознать и не показать, что скрывается за внешней безмятежностью... Очень часто для терапевтической ситуации важна не сила личности. Преобладающие факторы, контролирующие весь ход ситуации, будут проистекать скорее из слабости, алогичного поведения, неразумности и явно ложных, вводящих в заблуждение установок того или иного типа [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 212)

Все ваши пациенты обладают своей собственной ригидностью.

(Zeig, 1980, p. 121)

Пациенты имеют склонность ограничивать себя и фактически лишают себя целого ряда вещей.

(Zeig, 1980, p. 255)

Пациенты часто не способны трезво думать о себе и своей ситуации. Вы должны дать им возможность начать мыслить реалистически.

(Zeig, 1980, p. 288)

Пациенты могут быть глупыми и забывчивыми, неразумными и нелогичными, не способными действовать согласно здравому смыслу. Очень часто они руководствуются в своем поведении эмоциями и неведомыми, не признаваемыми ими бессознательными потребностями и силами, далекими от всего разумного и логичного, которые вообще невозможно обнаружить [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 212)

Взрослые — те же самые малые дети, только выросшие и ставшие высокими. В кабинете зубного врача или психотерапевта они продолжают вести себя как дети.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 17.07.1965)

Еще одна вещь, которую следует помнить в отношении пациентов: взрослые — те же дети, только ставшие более высокими.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 254)

Что касается пациента, то не следует оценивать его поведение с точки зрения взрослого.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 215)

Для пациента нет другого способа понимания, кроме как с помощью детских убеждений и эмоций со всеми соответствующими установками.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 435)

Психотерапевт не может предлагать свои идеи пациенту без учета его прошлого жизненного опыта — не следует говорить ни ниже, ни выше его уровня [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 175)

Пациенты испытывают противоречивые

чувства по отношению к психотерапии

Пациенты входят в атмосферу психотерапевтического сеанса со смешанными чувствами и противоречивыми желаниями. С одной стороны, они стремятся получить помощь и руководство, а с другой — не решаются сделать то, что им необходимо сделать. Им хотелось бы почувствовать понимание со стороны психотерапевта, но тем не менее они иногда могут делать все возможное, чтобы скрывать свои реальные проблемы и мысли.

Помните, что пациенты — это страдающие люди, их жизнь полна трудностей, болезненна и дискомфортна. По тем или иным причинам они не способны прямо взглянуть на свои недостатки и именно поэтому у них возникают многие проблемы. Так что не стоит ожидать от пациентов готовности открыто и объективно обсуждать свои проблемы. Со стороны терапевта было бы неразумно и наивно верить тому, что пациент вначале рассказывает о себе. Не следует путать установку на принятие, необходимую для создания адекватного психологического климата, с абсолютной верой в то, что говорит пациент.

Каждый приходящий к вам пациент имеет свои проблемы. Я думаю, вам следует признавать проблемы пациентов — боли, беспокойство, фобии, бессонницу, — поскольку любая из этих проблем болезненна для данного пациента, вне зависимости от того, будете ли вы называть его страдания “болью” или “фобией”. И то, и другое приносит пациенту вред. Поэтому вам следует признавать то общее, что есть во всех ваших пациентах. Ваша задача заключается прежде всего в том, чтобы предложить этому человеку ту или иную форму комфорта. И первое, что вам необходимо сделать, — позволить пациенту выяснить, где именно он чувствует боль... Сделав это, он сможет идентифицировать боль и локализировать ее там, где она действительно находится, не распространяя ее на свою личность в целом.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 18.07.1965)

Вам необходимо признать, что ваш пациент является целостным образованием, и даже зубная боль пронизывает его до самых пяток. В его прошлое она уходит до того момента, как он начал учиться расти, чтобы стать большим и сильным мужчиной. Это же относится и ко всем другим формам дистресса.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 18.07.1965)

Пациенты приходят к вам с чрезвычайно высокой степенью тревожности. Важно, чтобы вы признавали существование этой тревожности и не заблуждались на этот счет.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Когда пациент делает странные вещи или рассказывает странные истории, вам нужно проявить интерес. Тревожность непременно проявит себя, и вам следует быть готовым признать ее.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Пациент стремится получить помощь, но в то же время не готов к этому.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 4)

Общая неопределенность в отношении того, что произойдет во время психотерапии, что будет (или не будет) сказано и сделано, существует всегда, признаем мы это или нет [1952].

(Erickson, 1980, Vol. I, 6, p. 149)

Они будут скрывать свою тревожность очень тщательно.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Когда вы работаете с пациентами, они всегда имеют склонность фиксироваться и “застревать” на чем-либо.

(Zeig, 1980, p. 93)

Любой государственный деятель может сказать вам, что большинство мировых проблем происходит от недостатка общения. Это же относится и ко всем человеческим болезням [1970].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 6, p. 75)

Душевные расстройства — результат нарушения общения между людьми [1970].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 6, p. 75)

Я думаю, врачи слишком часто переоценивают осмысленность общения. Они слушают слова, истории, общие оценки, но не слушают того реального содержания, которое предлагает пациент. Это реальное содержание связано с вещами, которых пациенты боятся, которым они не хотят взглянуть в лицо. Поэтому они и обращаются за профессиональной помощью.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Почему у пациентов есть психологические проблемы? Потому что они не хотят взглянуть им в лицо. Почему у них проблемы с тревожностью? По этой же причине. И вам необходимо быть готовым показать им некоторые из этих проблем. Пациенты хотят, чтобы вы поняли то, что они не понимают сознательно и в понимании чего они зависят от вас.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Когда ваши пациенты приходят к вам, они начинают рассказывать о своих проблемах. Но рассказывают ли они о действительных проблемах или же о том, что считают проблемами? И не проявляются ли эти проблемы только потому, что они считают некоторые вещи проблемами?

(Zeig, 1980, p. 79)

Многие пациенты приходит к вам, считая что то, что с ними происходит, это навсегда. Вы же знаете, что это не так: “Да, сейчас у вас депрессия, но это не навсегда, это пройдет”.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Большинство невротических расстройств возникает у людей, чувствующих себя неадекватными и некомпетентными. Но кто определял действительную степень их компетентности?

(Zeig, 1980, p. 222)

С вашими пациентами часто бывает очень трудно. Они боятся начинать лечение, у них дистресс. Они не знают, как справиться с собой, и это понятно, так как в ином случае они не стали бы вашими паци­ентами.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 8)

Пациент — ненадежный источник информации

Даже после того как уменьшилась тревожность клиента, проявлявшаяся на первой встрече и мешавшая полноценному контакту, то, что пациенты говорят во время психотерапии, не следует принимать за чистую монету. Если бы мы поступили так, то игнорировали бы тот очевидный факт, что пациенты не всегда могут знать важные подробности своих проблем, а также что они будут стремиться предохранить самих себя любой ценой. Поэтому пациенты часто не говорят правду, искажают и скрывают ее за рационализациями, сопротивляясь всем усилиям помочь им. Такое поведение может быть ребяческим и иррациональным, но оно типично и, с точки зрения пациента, является необходимым. Психотерапевтов, признающих потребность пациентов в подобных действиях, они не вводят в заблуждение. Когда психотерапевт признает и принимает эту потребность, его не будут расстраивать случаи избегания. Уважение, принятие и использование всего, что проявляет пациент, — подход более совершенный, чем ограниченная позиция и отвержение тех или иных форм его поведения. Даже наиболее изощренные типы сопротивления и искажения могут быть использованы для создания психотерапевтической атмосферы доверия и сотрудничества, если психотерапевт примет их и поймет их необходимость в данный момент.

Далее пациенты, сбросившие с себя бремя недоверия и спокойно относящиеся к психотерапевту, демонстрируют эту потребность в предохранении самих себя и выпячивают свои сильные стороны, вне зависимости от того, в какой мере раскрываются их слабые стороны [1952].

(Erickson, 1980, Vol. I, 6, p. 149)

И снова автор приходит к выводу, что описание, предлагаемое пациенткой, является симптоматическим экраном, скрывающим ее действительную проблематику.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 444)

Я знаю, что пациенты будут скрывать очень многие вещи.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Вам необходимо понимать, что пациенты вообще не способны взглянуть в лицо определенным проблемам, и поэтому они будут пытаться сбить вас с толку. Они постараются ввести вас в заблуждение, демонстрируя свое сопротивление.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Когда пациенты обращаются к вам за помощью, они могут сопротивляться помощи, но на самом деле отчаянно надеются, что вы победите.

(Zeig, 1980, p. 333)

Пациенты могут сопротивляться, и они будут сопротивляться.

(Zeig, 1980, p. 93)

Эта противодействующая установка (сопротивление) со стороны пациента является одной из причин, по которой пациент обращается к психотерапевту. Эта невротическая установка, состоящая в нежелании согласиться на лечение, приводящее к утрате защитных механизмов, является проявлением симптоматики пациентов. Поэтому такую установку необходимо принимать с уважением, не считая ее сознательным или бессознательным намерением сопротивляться действиям психотерапевта. Это сопротивление необходимо открыто принимать, даже любезно принимать, так как оно является своего рода информацией об определенных аспектах проблемы пациента и часто может быть использовано для выявления его защитных механизмов. Это нечто такое, чего сами пациенты не осознают; они даже могут испытывать эмоциональный дистресс, интерпретируя свое поведение как неконтролируемое и неприятное, как неготовность к сотрудничеству, а не как информативное проявление своих важных потребностей [1964].

(Erickson, 1980, Vol. I, 13. p. 299)

Часто пациенты приходят к вам, сами не зная, почему они несчастливы и испытывают дистресс либо беспокойство. Все, что они знают — что они несчастливы, и они предлагают вам множество рациональных объяснений этого.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 7)

На сознательном уровне пациенты могут настойчиво рассказывать вам различные истории, выглядящие вполне правдоподобными и хорошо обоснованными. Используя в своих рассказах массу подробностей, они сделают так, что вы поверите в них.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Человек, стремящийся пройти психотерапию, придет к вам и расскажет свою историю, в которую он полностью верит на сознательном уровне, и в то же время на невербальном языке он может рассказать вам совершенно другую историю.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 68)

Пациент приходит к вам за помощью, но скрывает жизненно важную для него информацию. Вы видите, как он утомленно садится, занимает определенную позу, означающую: “Я расскажу вам все, кроме...” Отнеситесь к этому с уважением и скажите: “Итак, я ожидаю, что вы расскажете мне подробно свою историю, но я не предлагаю, чтобы вы рассказывали ее мне именно сегодня. Я бы хотел, чтобы вы были готовы рассказать мне некоторые вещи тогда, когда вы действительно будете готовы к этому.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Сейчас я приведу два случая, как действительные примеры необходимости слушать то, что говорит пациент, и делать свои собственные выводы на основе того, что вы сами отметите и поймете, никогда не отвергая слов пациента.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Психотерапевту необходимо

расшифровывать то, что говорит пациент

Независимо от того, что именно говорит пациент, даже если он при этом предельно открыт и честен, а то, что он говорит, полностью понятно психотерапевту, опытный психотерапевт осознает неизбежно существующий разрыв между воспринимаемым значением и действительным смыслом слов пациента. Чтобы избежать неправильного понимания и неверной интерпретации, психотерапевту следует воздержаться оценок и мнений до тех пор, пока он не будет уверен, что действительно правильно понимает смысл, который вкладывает в свои слова сам пациент. Как уже не раз отмечалось ранее, каждый человек имеет свое собственное мировосприятие, перспективу и ориентацию в мире, и это придает словам различные смыслы. Понимание может быть достигнуто только после того, как психотерапевт принял точку зрения пациента, слушая его слова и наблюдая за его поведением как бы с его точки зрения. Задача непростая. Принятие отношения к миру другого человека и восприятие событий с данной точки зрения требуют значительных усилий, внимания и постоянной практики. Необходимая при этом концептуальная гибкость не приходит автоматически, а должна быть развита в себе психотерапевтом.

Еще более усложняет дело то, что действительное значение слов пациента и его поведения может быть скрыто в его бессознательном. На сознательном уровне пациент нередко говорит одно, а значение бессознательной информации, скрытой в интонациях его фраз, будет совершенно иным. Поэтому задачей психотерапевта является не только определение и принятие сознательной точки зрения пациента вместе с расшифровкой информации на этом уровне, но и принятие бессознательной ориентации или системы отсчета, реагирование на смыслы, проявляемые также и на этом уровне функционирования.

Бессознательные паттерны почти универсальны, и это означает, что бессознательное психотерапевта скорее всего сможет понять смысл бессознательной коммуникации пациента, достаточно адекватно реагируя на него без какого-либо специального обучения (либо с минимальной подготовкой). Трудности, однако, могут возникать при попытках психотерапевта развить у себя способность действовать таким же образом на сознательном уровне. Способность Эриксона делать это может быть связана, по крайней мере отчасти, с его физиологическими аномалиями, которые препятствовали тому, чтобы его сбивали с толку какие-либо неуместные проявления со стороны пациента, а также долгие годы внимательного наблюдения за людьми с целью понять вербальные и невербальные сигналы их бессознательного. Но гораздо большая степень восприятия и понимания бессознательного пациента может быть достигнута при использовании гипноза. Далее мы подробно обсудим, как именно гипноз может стимулировать понимание психотерапевтом бессознательного пациента и общение с ним.

Даже если психотерапевт не полностью понимает точное значение слов пациента или его поступков, сам факт попыток такого понимания вербальных и невербальных способов поведения может повысить у пациента чувство комфорта. Во время психотерапевтического сеанса должны преобладать понятия и слова самого клиента, а не психотерапевта. Если психотерапевт использует для передачи своих идей стиль общения, присущий пациенту, у того возникает чувство взаимопонимания, безопасности и освобождения от необходимости расшифровывать слова психотерапевта. В результате создается необходимая психотерапевтическая атмосфера, а степень сотрудничества психотерапевта и пациента существенно возрастает.

Я никогда не верил ничему, что слышал от пациентов, пока не находил этому подтверждение. Вам может быть интересно слушать ту или иную историю, рассказываемую пациентом, но не стоит верить этой истории до тех пор, пока вы не убедитесь в ее действительной правдивости. Данный момент чрезвычайно важен.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Я имею право быть настолько глупым, насколько возможно. Я вовсе не обязан понимать все. Понимание может приходить постепенно.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 132)

Я не должен верить всему тому, что мне рассказывают другие люди. Я не верю этому до тех пор, пока сам не пойму смысл их слов.

(Zeig, 1980, p. 158)

Когда вы видите пациента, вам следует прежде всего задать вопрос: “К какому типу ориентации можно его отнести?”

(Zeig, 1980, p. 232)

У каждого пациента есть проблемы, для понимания которых необходимы различные точки зрения [1957].

(Erickson 1980, Vol. IV, 5, p. 51)

Вам надо смотреть на вашего пациента так, как будто вы сидите на более высоком стуле. Но вам необходимо попробовать взглянуть на него и с более низкого. Попробуйте взглянуть на него с другого конца комнаты — с разных точек зрения вы всегда будете получать разную картину. Только при целостном и полном взгляде на пациента вы получите объективную картину.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 212)

Необходимо, чтобы вы относились к пациенту как к личности, имеющей в данной конкретной ситуации и в данное время свою собственную систему отсчета.

(Haley, 1967, p. 535)

Когда вы слушаете пациента, слушайте именно то, что вы слышите. Потом пересядьте на другое место и снова слушайте — это будет совсем иной аспект его истории.

(Zeig, 1980, p. 169)

Когда вы слушаете пациента, делайте это очень внимательно и пытайтесь представить себе другую сторону его истории. В ином случае вы не узнаете всей полноты этой истории.

(Zeig, 1980, p. 169)

Ваши пациенты рассказывают вам много различных историй, а у вас есть склонность придавать их словам свое значение.

(Zeig, 1980, p. 174)

Я еще раз предупреждаю вас: когда вы слушаете пациента, не следует думать, что вы всегда его понимаете, поскольку вы слушаете своими ушами и думаете об услышанном на своем языке. А язык пациента — нечто совершенно другое.

(Zeig, 1980, p. 58)

Когда вы слушаете своего пациента во время психотерапии, вы знаете, что не можете в полной мере понимать тот личностный смысл, который он вкладывает в свои слова.

(Zeig, 1980, p. 158)

В психотерапии — если вы, конечно, хотите заниматься психотерапией — необходимо прежде всего понять, что каждый из нас вкладывает в обычные, всеми употребляемые слова свой собственный смысл.

(Zeig, 1980, p. 173)

Когда вы проводите психотерапевтический сеанс, вы слушаете то, что говорят ваши пациенты, используете их слова и постепенно приобретаете возможность понимать их. Вы можете вкладывать свой собственный смысл в эти слова, но важно, какой смысл вкладывают в эти слова сами пациенты. Вы не знаете этого, потому что вам не известна система отсчета пациента.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 255)

Итак, вы слушаете своего пациента, зная, что он вкладывает в эти слова свой личностный смысл. Он ничего не знает о вашем смысле слов. Попытайтесь понять слова пациента так, как он сам понимает их.

(Zeig, 1980, p. 158)

Я подчеркиваю важность понимания слов пациента — действительного понимания. Вы не должны пытаться интерпретировать слова пациента с помощью своего собственного языка.

(Zeig, 1980, p. 78)

Обычно я не слышу от пациента полной истории. Но тем не менее я хотел бы с первого раза услышать то, что пациент пытается сообщить мне.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Вы позволяете пациенту использовать свои собственные слова для описания происходящего.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 381)

Вы пытаетесь найти то, что характерно именно для этого человека.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 100)

Никогда не забывайте о простонародном языке. Вы можете отмечать, как этот язык связан с образованием симптомов.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 277)

Способ, которым пациент рассказывает свою историю, может быть даже более важным, чем само содержание данной истории [1944].

(Erickson, 1980, Vol. III, 29, p. 355)

Я надеюсь, что все-таки научил вас чему-то из психотерапии. Важно внимательно наблюдать, тщательно слушать и понимать и при этом следует позволять вашим пациентам делать все, что необходимо.

(Zeig, 1980, p. 158)

Сколько раз пациент должен высказать свои жалобы? Столько, сколько необходимо психотерапевту для их понимания [1966].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 28, p. 277)

Опыт научил меня, что очень важна полностью пассивная роль того, кто задает вопросы, чтобы просто услышать ответы на них вне зависимости от их содержания. Проявление интереса к содержанию будет подобно попыткам вызвать определенный ответ субъекта, как если бы они получали инструкции о том, какой именно ответ им необходимо дать [1965].

Психотерапевт должен признавать

реальность проблем пациента

Существует естественная тенденция приуменьшать серьезность специфических обстоятельств пациента или же использовать эвфемизмы при обращении к наиболее неприятным и болезненным аспектам ситуации. Однако важным моментом в желании всех пациентов быть понятым и принятым является стремление найти человека, который будет с ними честным, который с жесткой прямотой примет реальность их видения. Это не означает, что необходимо действительно верить в иррациональные убеждения и страхи пациентов, но терапевт не должен им противоречить и должен полностью соглашаться с тем, что является правдивым в их рассказах. Психотерапевтическая ситуация служит своего рода оазисом правды; тем местом, где два человека могут быть искренними друг с другом, хотя при этом необходимо помнить, что именно сам пациент в большей мере определяет, что является истинным, а что нет. Почти все, что Эриксон говорил своим пациентам, было аксиоматичным, необходимым трюизмом, объективно верифицируемым фактом или же чем-то таким, что пациент считал истинным. Степень истинности зависит от честности и принятия. Когда пациент понял, что психотерапевту можно доверять, пора направлять пациента к темам и переживаниям, которых они обычно избегают.

Эта пациентка стремится к пониманию и принятию; а не к фальсификации ее реальности пусть даже с лучшими намерениями [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 176)

Ему не было предложено ни одного утверждения, его не пытались убеждать каким-либо способом, противоречащим его пониманию [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 179)

Ему говорилось серьезно и выразительно: “Да, вы полностью правы, абсолютно правы...” [1966].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 20, p. 217)

Такое грубое, с негативными высказываниями, начало беседы, только отчасти уравновешенное благоприятным завершением разговора может убедить пациентку в полной искренности моих намерений.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 381)

Это факт, и вы обращаете на него внимание пациента, чтобы он мог убедиться, что вы действительно говорите правду.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 39)

Если вы будете называть вещи своими именами, в особенности если станете использовать язык самого пациента, это существенно ускорит процесс психотерапии, так как еще раз убеждает пациента, что психотерапевт не боится его проблемы и хорошо понимает ее.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 433)

Если вы опасаетесь говорить пациенту те или иные слова, он замечает это и настораживается.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 2.02.1966)

Такой способ использования метафор, аналогий и аллегорических утверждений применяется для того, чтобы направить внимание пациента от одного его состояния к другому. При этом никогда не следует избегать того, что говорить пациент.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Очень важно сказать пациенту, что он может соглашаться с вами и уважать ваше разумное понимание ситуации, оцениваемое им на его собственном уровне [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 177)

Предпринималось все возможное, для того чтобы обеспечить необходимое понимание этого пациентом.

(Erickson, 1954d, p. 110)

Как видите, все, что я хотел бы сделать, — это определить, можем ли мы понять друг друга [1964].

(Erickson, 1980, Vol. I, 13, p. 319)

Он с уважением слушает меня, потому что я продемонстрировал, что полностью понимаю ситуацию [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 177)

Сначала с пациентом была установлена общность понимания, а затем все темы, являющиеся для него жизненно важными, были тщательно обсуждены одна за другой либо до его полного удовлетворения, либо до приемлемого принятия. В этой ситуации пациент исполнял роль заинтересованного участника, проявляя адекватную реакцию на каждую предлагаемую идею [1958].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 179)

Я контролирую всю ситуацию. Я не предлагаю пациенту ничего, что может создать проблемы.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 183)

Психотерапевт обеспечивает для пациента

защиту и поддержку

С помощью принятия, понимания и использования слов самого пациента психотерапевт проявляет свой подлинный интерес и уважение к его потребностям. При этом психотерапевт должен всеми способами защищать пациента, а не создавать для него ситуации, причиняющие вред. Пациент будет чувствовать себя свободно, доверяя психотерапевту, уважающему его интересы и защищающему его, не ожидая от него большего, чем он может сделать. Психотерапия произойдет лишь в том случае, если психотерапевт позволит ей развиваться в доверительной атмосфере и со скоростью, необходимой пациенту.

Все это — лишь введение; но есть еще одна вещь, чрезвычайно важная в любых формах гипнотерапии. Она состоит в том, что психотерапевт должен всегда являться защитой для пациента, который приходит к вам не просто потому, что вы психотерапевт, а чтобы действительно получить поддержку и помощь. Для человека очень важна его личность, и он не ждет от вас, что вы сделаете все необходимое за в одно мгновение. Вам следует делать эти вещи медленно и постепенно, чтобы пациент мог усвоить их.

(Erickson, 1977b, p. 20)

При обычной психотерапии существует чрезвычайно сильная потребность в защите пациентов. Часто сопротивление является результатом вмешательства психотерапевта в глубоко личные воспоминания и идеи, что вызывает протест. В гипнотерапии психотерапевт может избежать такой ситуации, явно выразив пациенту свои намерения охранять его интересы.

(Erickson, 1977, p. 373)

Подчеркивая, что она должна говорить только то, чем она может поделиться с посторонним человеком, я поддерживаю ее на плаву. Я защищаю ее.

(Ezickson b Rossi, 1979, p. 373)

В традиционной психотерапии существует чрезвычайно большая потребность в защите интересов пациента... Не следует недооценивать возможность того, что вы можете непроизвольно вторгнуться в такие области, которые являются законной частной собственностью пациента.

(Erickson, 1977b, p. 34)

В ситуации, когда пациент чувствует себя серьезно травмированным, у него появляется сильная потребность в компенсаторном чувстве благополучия, дающем ему удовлетворение.

(Erickson, 1980, Vol. IV, 15, p. 178)

Пациенту необходимо предоставлять свободу

Чтобы избежать предъявления пациенту необоснованных требований, а также для создания атмосферы комфорта и доверия, необходимо предоставлять пациенту полную свободу — или, по крайней мере, видимость такой свободы. Даже если внимание пациента уже удалось направить в необходимом направлении, следует предусмотреть альтернативные пути, ведущие к конечной цели психотерапии. Пациенты не должны чувствовать необходимость делать именно то, что им предлагает психотерапевт, но должны ощущать возможность реагировать таким способом, который является для них наиболее комфортным и естественным; их необходимо убеждать в том, что любые формы их реакции вполне уместны. Чувство свободы — одно из наиболее приятных и комфортных, и если психотерапевт будет позволять пациенту пользоваться свободой, то это приятное чувство будет сохраняться постоянно.

В некотором смысле все это — повторение предыдущих рекомендаций по созданию психотерапевтической атмосферы. Основная идея, состоящая в необходимости признания, принятия и использования всего, что проявляет пациент, — это идея свободы. Пациентам позволяется быть теми, кто они есть. Таким образом психотерапевт предоставляет им свободу, обеспечивая в то же время защиту и помощь. Любой психотерапевт, начинающий свою работу с таким отношением и реагирующий на проявления поведения пациента так, чтобы продемонстрировать подобное отношение, будет создавать тем самым обстановку доверия и сотрудничества.

Желательно делать все это непрямым, косвенным образом, чтобы у пациента не возникало чувства, что на него оказывают давление. Так можно обойти защитные механизмы.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 386)

При работе с любыми техниками вам необходимо подбирать такие слова, чтобы избежать сопротивления пациента — интеллектуального, эмоционального и ситуативного.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 221)

Здесь не должно быть никаких произвольных требований, поскольку пациент сопротивляется и это внушение предполагает свободу его реагирования, даже если эта свобода иллюзорна.

(Erickson, 1980, Vol. I, 13, p. 306)

Обычная ошибка, совершаемая в психотерапии, — давать указания пациентам, не учитывая при этом, что они могут просто не доверять вам.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 216)

Когда пациент приходит ко мне, у меня могут быть любые сомнения. Но мои сомнения идут в правильном направлении, а сомнения пациента — в неправильном.

(Zeig, 1980, p. 46)

Никто не может контролировать вас, и вы можете не повиноваться мне, если захотите. Вы свободный человек, и поэтому будьте свободным, будьте самим собой.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 232)

Психотерапия — это путь, проходя по которому, пациенты начинают в большей мере осознавать себя и свои способности. В сущности, вы даете им свободу использовать собственные возможности. А приходят пациенты к вам именно потому, что не могут свободно использовать свои возможности.

(Erickson, Rossi & Rossi, 1976, p. 292)

Предоставляя ей возможность реагировать многими возможными способами, вы тем самым ослабляете ее сомнения.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 413)

Ваше отношение к пациенту должно полностью позволять любые его формы самопроявления [1976—78].

(Erickson, 1980, Vol. I, 23, p. 486)

Вам необходимо препятствовать их поведению лишь тогда, когда оно саморазрушительно.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 12)

Психологически необходимо дать пациенту возможность как принимать, так и отвергать все, что вы ему предлагаете [1976—1978].

(Erickson, 1980, Vol. I, 23, p. 483)

У нее была полная свобода исследовать все возможности, бывшие в ее прошлом — и это все подразумевается.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 413)

Я даю пациенту чувство свободы выбора даже в том случае, когда сам определяю этот выбор.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 224)

Я даю ей свободу...

(Erickson & Rossi, 1979, p. 199)

Мне нравится находить подход к своим пациентам — будь то люди с эмоциональными нарушениями или невротики, лица на грани психоза или даже психотики — как бы то ни было, мой подход позволяет им быть свободными в своих проявлениях в той степени, в какой сами они пожелают.

(Erickson & Rossi, 1981, p. 4)

Да, это так. Вы создаете ситуацию, в которой пациенты могут быть свободными и проявлять свою реакцию, чувствуя себя комфортно и в безопасности.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Вы же не хотите, чтобы ваши пациенты чувствовали себя несущими тяжкое бремя. Поэтому я предоставляю пациентке шанс дать этот ответ.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 383)

Благополучие пациента —

единственная цель психотерапии

Ход и содержание психотерапевтического процесса должны отражать исключительно нужды пациента, так как благополучие пациента — его свобода, получение им пользы и его безопасность — должно быть при психотерапии фактором первостепенной важности. Другие соображения, часто возникающие в ходе психотерапии и замещающие первоначальную установку на осознание и удовлетворение нужд пациента, могут быть следующими: забота психотерапевта о своем престиже и профессиональном имидже, социально принятые нормы этикета и даже такая вещь, как обычная вежливость и щепетильность. Ничто из всего этого не должно становиться препятствием в заботе о благополучии клиента. Психотерапевт должен быть готов временами выглядеть глупо, вести себя “неуместно”, а также игнорировать и не принимать во внимание обычное отношение, которое можно выразить словами: “Что подумают другие люди?”

У Эриксона было только одно соображение — благополучие пациентов, и он говорил или делал все, что считал необходимым для увеличения этого благополучия, не принимая во внимание какие-либо другие соображения. Не позволяя всему, что не имело отношения к делу, вторгаться в его психотерапевтическую работу, он оказался способным создать совершенно новую концепцию психотерапевтического процесса. Эриксон поставил на первое место уникальные потребности и нужды отдельного пациента и придерживался данных потребностей с начала психотерапевтического процесса до самого его конца. Его готовность и способность к такому поведению были основаны на осознании необходимости этого, что определяло всю его психотерапевтическую стратегию. Он использовал все, с чем пациент приходил к нему в кабинет, не требуя и не ожидая от него большего, чем клиент мог предложить или совершить.

С другой стороны, его забота о благополучии пациента не мешала Эриксону совершать поступки, вызывавшие иногда у клиентов затруднения, замешательство и расстраивавшие их. Но он делал все эти вещи, если они были действительно необходимы, чтобы мотивировать их использовать свои потенциальные возможности и понять свои переживания. Да, он заботился о благополучии клиентов, но это не значило, что он потакал им или шел у них на поводу. Эриксон старался создать для пациентов комфортные условия. Но не тогда, когда их же благо требовало в данный момент чего-то иного. Защита пациента и его интересов вытесняла все другие возможные соображения, что делает проблематичным наличие жестких терапевтических правил. В этом смысле годится все что угодно, при условии, что пациенты защищены и их благополучие обеспечивается. Это правило оправдывает некоторые странные или даже совершенно неуместные действия, но оно неприменимо, если пациент не извлекает действительной пользы из этих действий, а психотерапевт не стремится искренне заботиться о защите интересов пациента. Может показаться жестоким нарочно оскорблять пациента с повреждениями мозга, но Эриксон делал это с целью мотивировать пациента к компенсаторному обучению. Может показаться совершенно неуместным случай, когда Эриксон ставил в неловкое положение молодую женщину, предлагая ей раздеться и показать пальцем на все части своего тела, произнося их название. Однако Эриксон делал это для того, чтобы прорваться через ее ригидность и многочисленные внутренние запреты. И в каждой такой ситуации он тем или иным образом гарантировал защиту прав и личности пациента. Он делал то, что ему необходимо было сделать для пользы клиента, позволяя в то же время самим пациентам реагировать на его поступки так, как им было необходимо для их блага. Он даже заставлял их платить за то, в чем они нуждались, для их же пользы. Во всех случаях на первом месте для него было благополучие пациента, а не психотерапевта.

Я думаю, вам всегда следует признавать своего пациента как человека, обладающего целостной и неповторимой личностью, по-своему думающего, чувствующего, верящего, желающего и по-своему понимающего некоторые вещи. Ваша задача — установить контакт с ним таким образом, чтобы это дало ему необходимые новые идеи, предлагая ему самостоятельно мыслить, чтобы это могло помочь исправить неправильное понимание. Так, вы с пациентом будете сотрудничать в достижении общей для вас цели. На первом месте должно быть его благополучие, а не ваше; не укрепление вашего профессионального статуса или что-либо подобное, а только его благополучие. И ваша ориентация на интересы пациента как личности, чье благополучие для вас важнее всего.

(ASCH, 1990, Запись лекции, 16.07.1965)

Именно благополучие пациентки было основным руководящим принципом психотерапии, а не симпатия, внимание или общепринятая вежливость [1964].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 30, p. 310)

Во время психотерапии пациентка намеренно направлялась к пробуждению тех способностей к реагированию, которые могли у нее быть или появиться. При этом принимались во внимание не социально одобренные нормы и правила приличия, а только те формы реагирования, которые могли вести к восстановлению существовавших ранее паттернов нормального поведения [1964].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 30, p. 310)

Гарантировать успех может лишь та психотерапия, которая основана на клинических соображениях и учитывает нужды пациента. При этом достигаются лучшие из возможных результатов вне зависимости от социально принятых норм поведения или этикета. В психотерапии может быть только один руководящий принцип — благополучие пациента.

(Erickson, 1980, Vol. IV, p. xxi)

Потребности пациента должны оставаться вопросом первостепенной важности независимо ни от принятых социальных норм, ни от медицинских проблем любого характера, проявляющихся при психоте­рапии.

(Erickson, 1980, Vol. IV, 30, p. xxii)

Здесь идет речь не о профессиональном достоинстве, а о профессиональной компетентности [1965].

(Erickson, 1980, Vol. IV, 30, p. 213)

Как видите, я считаю, что важнее всего при работе с пациентом делать то, что может ему помочь. Что же касается моего достоинства... ну его к черту! (Смеется) Я проживу и без него. Я не стремлюсь быть профессионалом, культивирующим чувство собственного достоинства. Просто я делаю вещи, которые побуждают пациента поступать правильным образом.

(Zeig, 1980, p. 143)

Психотерапия стремится быть социально ориентированной, чтобы эмоциональные и социальные нужды пациента были на первом месте, и хотя сам я могу производить неприятное впечатление, этот принцип в любом случае заслуживает уважения.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 276)

Я не люблю врачей, которые ходят в своем кабинете в высоком цилиндре и белой рубашке с накрахмаленном воротничком и т.д., стремясь таким образом продемонстрировать свои профессиональные манеры. Кабинет психотерапевта — это место, где два человеческих существа встречаются для того, чтобы разрешить конкретную проблему. Я полагаю, вам нужно прежде всего быть человеком и отбросить профессиональные этику и правила хорошего тона, чтобы пациенты видели в вас именно человека и могли доверять вам. Я думаю, это одна из наиболее важных вещей.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Мой подход носит небрежный и непреднамеренный характер даже с этим довольно сложным материалом, что делает его более приемлемым для данной пациентки. Трудно ведь сказать “нет” при небрежном и спонтанном подходе.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 322)

Вы придерживаетесь неформальной позиции, давая пациенту возможность утаивать то, что он считает необходимым скрыть, вне зависимости от того, насколько важными являются эти вещи.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 371)

А сейчас позвольте пациентке действовать свободно. Действительно, почему бы ей не поступать так? Я сам буду приводить пример расслабленности и комфорта, искренне радуясь ее присутствию вне зависимости от того, насколько напряженной она является в этот момент, пока и сама пациентка не почувствует себя, наконец, комфортно.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16.07.1965)

Я всегда сижу на стуле свободно и небрежно, потому что люблю чувство комфорта. Я на самом деле чувствую себя комфортно, потому и си­жу так.

(ASCH, 1980, Запись лекции, 16. 07. 1965)

Во время обучения и при психотерапии необходимо использовать юмор, так как пациент обычно испытывает достаточно сильное страдание, переживать которое ему вовсе не обязательно. Помогите ему войти в другое состояние.

(Zeig, 1980, p. 71)

В предлагаемом психотерапевтическом подходе принципиально важную роль играет определенное количество “грубой пищи”, так же как оно необходимо при любой диете. Психотерапевт, настаивающий на том, что все предлагаемое им правильно и приемлемо, — и, соответственно, должно безоговорочно приниматься, поскольку предлагается вежливым образом, — явно заблуждается.

(Erickson & Rossi, 1979, p. 436)

Нелепость описанного выше подхода очевидна, однако он обладает замечательным и редким достоинством, так как дает чувство удовлетворения пациенту, адекватным образом соответствуя его симптоматичным потребностям.

(Erickson, 1954d, p. 111)

Такого рода подход приводит лишь к экспериментам с произвольными, нехарактерными, неуместными и непоследовательными замечаниями в отношении отдельных лиц или группы [1964].

(Erickson, 1980, Vol. I, 10, p. 261)

Когда вы начинаете делать вещи, кажущиеся глупыми, это отвлекает ум пациента от погруженности в страдания.

(Zeig, 1980, p. 292)

Первейшей задачей при психотерапии различных расстройств является понимание зависимости успеха лечения от применения подхода, внешне не связанного с действительной проблемой [1943].

(Erickson, 1980, Vol. II, 14, p. 156)

Цель, которую мы пытаемся достичь при психотерапии, часто оказывается гораздо более очевидной, чем сама логика процедуры [1952].

(Erickson, 1980, Vol. I, 6, p. 144)

Она посмотрела на меня так, словно думала, что у меня не в порядке с головой.

(Erickson, 1977b, p. 31)

Я предложил ему повторять мое имя, пока он с удивлением не поинтересовался, кто же здесь, собственно говоря, пациент.

(Erickson, 1977b, p. 22)

Мои руки под вельветовыми перчатками всегда тверды, как железо.

(Rossi, 1973, p. 14)

Выводы

Эриксон создавал для пациентов обстановку, в которой поощрял их использовать свои переживания, чтобы обрести опыт для роста и развития в той форме, которая была бы для них приемлемой. В результате они оказывались способными принять ответственность за происходящие с ними изменения и почувствовать достаточную степень комфорта для того, чтобы пойти на риск изменений. Уметь создавать такую обстановку — а это и значит действительно быть психотерапевтом, — самое главное в эриксоновском подходе. Психотерапевт не должен при этом фиксировать внимание на себе, своих интересах, ожиданиях, профессиональном имидже и том, как его будут оценивать другие. Внимание должно быть обращено исключительно на пациента, поскольку сотрудничество с ним необходимо для обретения им соответствующего опыта, понимания и обучения. Поскольку каждый пациент уникален, форма психотерапевтического вмешательства и тип необходимых изменений также уникальны. Только сам пациент может предоставить конкретную и точную информацию о необходимых для него изменениях, но он не сможет сделать это эффективно, если психотерапевт потерпит неудачу в создании адекватной обстановки, в которой первичными являются потребности, мысли и действия пациента, а сам он чувствует понимание, принятие, защиту и готовность к сотрудничеству.