ЧАСТЬ II. ХАРАКТЕР СУДЬБЫ И СУДЬБА ХАРАКТЕРА - Модели человеческой судьбы - Э.Цветков

Слово характер по происхождению греческое и дословно переводится как «запечатление» – charaxo.

Мы можем говорить о чрезвычайном, почти калейдоскопическом разнообразии вариантов и хитросплетений жизненных линий людей, но, вместе с тем, мы обнаруживаем и некие универсальные сюжеты в их существовании.

Эти универсальные, судьбинные сюжеты и определяются тем, что называется – характер. И по сути своей характер представляет собою явление более глубинное, чем это представляется в обыденном сознании или даже в психологической парадигме. Характер в целом – это и есть предназначение субъекта, матрица его предначертания, которая закладывается генетически и на протяжении всей жизни остается величиной константной.

При этом не следует поддаваться общераспространенному искусу и путать характер с личностью. Личность – всего лишь набор психосоциальных программ, результат привитых нам воспитанием точек зрения, суждений, мнений о себе самом и об окружающем мире. Личность – это дом на песке. Посыпется песок, рассыпется и домик. Отождествление с личностью и есть Эго, то есть ложное «я».

Характер же есть, прежде всего, инстинкт. То есть он представляет собой изначальную программу, содержащую в себе все коды нашей реализации. Он предоставляет возможность рассматривать индивидуум как творческий проект. Каждый из нас может быть рассмотрен в перспективе такого видения.

Беда педагогического рвения заключается в том, что из субъекта формируют личность, игнорируя его индивидуальную сущность. В человеке культивируют личность и тем самым отнимают у него человека. Развивая Эго, подавляют истинное – инстинктивное «Я». Но задавленная природа мстит. И не в силу ее какой-то угрюмой мстительности, но во исполнение закона возмездия. Заглушенный и атакованный инстинкт оборачивается неврозами, страданиями, неудачами, то есть нарушением и снижением жизнеспособности субъекта.

Поэтому характерология касается основополагающей, осевой темы жизненности субъекта, а именно того, как он себя реализует, то есть проявит в реальности. Трагедия многих индивидов заключена в неспособности заявить себя миру в соответствии со своим предназначением, которое есть ничто иное, как сумма его врожденных характерологических качеств. Многие из тех, кого считают бездарными и посредственными, на самом деле, таковыми не являются – по всей видимости, природа не может себе позволить такой роскоши. Скорее, их следует назвать неуместными, то есть такими которые просто оказались не на своем месте. Оттого, даже если они и добиваются каких-то формальных успехов, то затрачивают на это огромное количество жизненных сил и, приобретя вожделенный результат, оказываются истощенными и начинают понимать, что этот результат – вовсе не то, чего они ожидали, и что он не принес им ни радости, ни удовлетворения. Это вполне закономерно, ибо ни один результат не способен доставить радости, если сам процесс его достижения был безрадостным и вымученным. Причем не следует, подобную вымученность принимать за те моменты восторженного поединка с Неведомым, которые называют «муками творчества», способствующими рождению истинных шедевров нашей жизни.

В иерархии человеческих потребностей ключевое место занимает, пожалуй, потребность в определении своего предназначения. И это не риторическая фраза, не громкий лозунг «царя природы», возжелавшего исполнить гимн своему величию. Такая потребность записана уже на пренатальном (дородовом) уровне и при появлении индивида в этом мире прорывается вопрошанием «кто я»?

Психиатрам и психотерапевтам хорошо известна та драма, которая называется кризисом идентичности. Они сталкиваются с ней каждодневно, когда встречаются со своими пациентами – узниками собственного Эго, страдальцами, погнавшимися за миражами иллюзорной личности, и в погоне этой утерявшими собственную душу. А боль души – это ее доска, плач ее по утерянному, утраченному «я», по зарытым талантам, без которых человек становится просто унылым исполнителем чьих-то предписаний.

Обретение здоровья и счастья обретается вместе с познанием своего предназначения. И последнее есть ничто иное, как определение своей идентичности.

Вместе с тем, когда речь заходит о характерологической типологии, некотрые ревнители «неповторимости и индивидуальной уникальности человека» красиво возмущаются – «да как же можно все это таинственное разнообразие узоров человеческих проявлений в тиснуть в какую-то искуственную типологическую схему»? Отвечать приходится так: во-первых, никто никого никуда втискивать не собирается. Во-вторых, типологическая схема вовсе не искуственна. Она столь же натуральна, как, например, типология групп крови, в действенной целесообразности которой, кажется, никто уже из разумных существ не сомневается. И, в-третьих, мы не делим людей на определенные типы. Их поделила уже сама жизнь. Таков Промысел. И, вероятно, Промыслу угодно, чтобы сапоги все-таки тачал сапожник, а пироги пек пирожник, и никак не наоборот.

Когда человек на своем месте, все происходящее с ним спонтанно становится уместным. Исходя из сказанного, можно, наконец-то, и счастью дать конкретное определение: счастье – это уместность.

При этом следует отметить для себя важный акцент – не бывает характеров лучше других или хуже других. Каждый характер имеет свои сильные стороны, иными словами – дары, и слабые точки – зоны уязвимости, или ловушки. Где мы окажемся, зависит от нашего выбора. Важно помнить и осознавать, что усиление силы автоматически приводит к ославбению слабости.

Ниже читателю предлагаются для практического использования две эффективных типологических модели, сообразуясь с которыми, он легко может определить свое место в мире и стать уместным в своем собственном существовании.