МОЗГ И ДВЕ СТРАТЕГИИ МЫШЛЕНИЯ: ПАРАДОКСЫ И ГИПОТЕЗЫ - Образ Я - Вадим Ротенберг

 Расщепление мозга, осуществленное Р. Сперри и его коллегами,  выявило

существенные  различия  деятельности двух полушарий.  Было  очевидно,  что

функции  распределены  между  полушариями, но оставался  нерешенным  самый

важный  вопрос:  есть  ли  в  этом распределении  какая-то  принципиальная

закономерность?  Можно  ли  предложить  концепцию,  которая  описывала  бы

различие  между полушариями не на уровне отдельных феноменов, а на  уровне

теоретических обобщений?

 Первые  объяснения, казалось, напрашивались сами собой и вытекали  из

экспериментальных  наблюдений.  Было  предположено,  что  левое  полушарие

ответственно  за  восприятие и продукцию речи, а  также  математических  и

абстрактных  символов.  Правому  полушарию приписывалась  обработка  любой

образной,  невербальной информации. Однако быстро  выяснилось,  что  такой

подход приводит к многочисленным противоречиям:

 1.  Правое полушарие действительно неспособно к речепродукции, однако

оно понимает обращенную к нему речь в довольно широких пределах. Оно плохо

справляется только с восприятием сложных грамматических конструкций.

 2. Левое полушарие способно к адекватной оценке музыкального ритма, а

ведь   музыка   классический  образец  невербальной  информации.   Правда,

распознавание мелодий остается недоступным левому полушарию.

 3.  Повреждение правого полушария (в результате инсульта, травмы  или

опухоли  мозга)  приводит  к утрате творческого  потенциала  не  только  у

музыкантов и артистов, но и у поэтов (оперирующих только словами) и даже у

математиков. Поэты не теряют способности к версификации (т.е.  к  имитации

стихосложения), но дух поэзии из этих стихов уходит. Математики не  теряют

способности  к решению тривиальных задач с четким алгоритмом  решения,  но

утрачивают  способность к решению задач нетривиальных, требующих  создания

нового алгоритма решения.

 4.   Сновидения  всегда  считались  типичным  проявлением  активности

образного  мышления. В этой связи были все основания  ожидать,  что  после

рассечения  связей  между правым и левым полушарием у  пациентов  исчезнут

отчеты  о  сновидениях. Ведь отчитываться способно только левое полушарие,

только  оно  владеет  речью,  а  вся образная информация  предположительно

развертывается в правом полушарии. .

 Оказалось,  однако, что лица с расщепленным мозгом могут отчитываться

о  сновидениях, хотя и реже, чем здоровые испытуемые. Это означает, что по

меньшей  мере  часть  сновидений  развертывается  в  пространстве   левого

полушария.  Правда,  сновидения  в этих случаях  несколько  отличаются  от

привычных. Образно говоря, отличие такое же, как отличие мультфильма  типа

"Ну,  погоди..." от фильмов Тарковского или Антониони, или  от  необычного

мультфильма  "Сказка сказок" Ю. Норштейна. Все эти фильмы,  в  отличие  от

типичных  мультфильмов, не исчерпываются сюжетом и не сводятся к нему.  Но

подробнее мы поговорим об этом чуть позже.

 5.  Язык глухонемых это язык не слов, а жестов. Известно, что  правое

полушарие  ответственно  за координацию движений  и  вообще  за  все,  что

получило название "языка тела". Поэтому было логично предположить,  что  и

язык  глухонемых  находится под контролем правого  полушария.  Выяснилось,

однако, что он страдает при повреждении не правого, а левого полушария.

 6. Наконец, полной прерогативой правого полушария считается опознание

сложных  образов,  таких  как  изображение  человеческого  лица.   И   это

справедливо,  за исключением, однако, тех случаев, когда изображение  лица

содержит  отдельные, чрезвычайно характерные и бросающиеся в глаза  черты,

например,  особая форма носа или асимметрия глазных щелей. В этих  случаях

опознание легче осуществляется левым полушарием несмотря на то, что  такое

изображение остается образом.

 Итак,   простое  противопоставление  слов  и  образов  не   объясняет

функциональной асимметрии полушарий. Требуется другой подход.

 Было  высказано  очень  продуктивное предположение,  что  дело  не  в

информации, которую обрабатывает мозг, а в способе обработки.

 Первая  гипотеза, выдвинутая в этом направлении, приписывала  правому

полушарию способность к одновременному синтетическому "схватыванию"  самой

различной  информации  ("симультанная  обработка"),  тогда  как  за  левым

полушарием   закреплялся  последовательный  переход  от  одного   элемента

информации  к  другому,  что способствует ее систематическому  анализу.  В

пользу  этой  гипотезы свидетельствует много фактов, но один  эксперимент,

поставленный  американским психологом Поличем, потребовал ее пересмотра  и

уточнения.  Полич  показал, что когда все элементы  информации  достаточно

однородны или отличаются лишь по вполне определенному признаку и их  можно

легко формализовать, то левое полушарие вполне способно обработать все эти

элементы одновременно, симультанно и даже быстрее, чем правое полушарие. А

вот   если  образ  достаточно  сложен  и  не  содержит  четких   и   легко

формализуемых отличительных признаков (как фотографии обычных человеческих

лиц,  не  искаженных  слишком  характерными  и  необычными  чертами),   то

преимущество в скорости и комплексности обработки действительно за  правым

полушарием.

 С учетом этого эксперимента я внес уточнение в концепцию, объясняющую

разную   стратегию  полушарий  в  обработке  информации.   Согласно   моей

концепции,  различие  между  полушариями  сводится  к  различным  способам

организации контекстуальной связи между предметами и явлениями.

 И  философы, и естествоиспытатели давно пришли к выводу, что ничто  в

этом  мире  не  существует само по себе, вне связи с другими предметами  и

явлениями.  Связи  эти  могут быть сильнее или  слабее,  более  или  менее

разнообразными,  но они всегда существуют и определяют динамичность  этого

мира:  и  физического мира, и мира человеческих отношений. В  естественных

условиях  эти связи достаточно богаты и нередко способны взаимно  отрицать

друг друга, создавая предпосылки для амбивалентных отношений (притяжение и

отталкивание,  любовь и ненависть и т.п.). Характер и  особенности  связей

нередко  имеют определяющее значение для понимания смысла того  или  иного

предмета  или  явления. Один и тот же предмет - яблоко - имеет  совершенно

различный  смысл  в зависимости от того, находится ли оно  перед  вами  на

блюде,  привлекательное и вызывающее аппетит, как на картине Сезанна  или

оно  помещено  на  голову сына Вильгельма Телля  и  он  должен  сбить  его

стрелой, не задев сына или это яблоко, которое Ева протягивает Адаму или

это яблоко, которое падает на голову Ньютона или, наконец, это яблоко  из

стихов  Вознесенского: "Но любовь это райское яблочко с бритвами - сколько

раз  я  надкусывал,  сколько давал". Различие определяется  не  свойствами

самого   яблока,   а   особенностями  его   взаимосвязей,   реальных   или

потенциальных, включая воображаемые, с другими предметами и явлениями. Для

человека,  существующего  в контексте определенной  культуры,  роль  таких

ассоциативных   связей   особенно  велика,  и  они  могут   сосуществовать

одновременно,  многократно пересекаясь и делая  картину  мира  чрезвычайно

богатой  и полиморфной. Вот почему в предложенной мной концепции  основное

внимание  уделяется  именно  взаимодействиям, связям  между  предметами  и

явлениями.

 Согласно  этой концепции, левое полушарие из всего обилия реальных  и

потенциальных  связей  выбирает  немногие внутренне  непротиворечивые,  не

исключающие  друг  друга,  и  на  основе  этих  немногих  связей   создает

однозначно  понимаемый  контекст.  Прекрасным  примером  такого  контекста

является  текст  хорошо  написанного учебника по  естественным  наукам.  В

основе   этого   контекста   лежит  установление   однозначных   причинно-

следственных   отношений   между   предметами   и   явлениями.   Благодаря

однозначному контексту достигается полное взаимопонимание между  людьми  в

процессе их деятельности, и потому формирование этого контекста так  тесно

связано  с  речью.  Однозначность  обеспечивает  также  логический  анализ

предметов   и  явлений,  последовательность  перехода  от  одного   уровня

рассмотрения к другому. При этом все остальные связи, способные  усложнить

и запутать картину, сделать ее менее определенной и, упаси боже, внутренне

противоречивой  все  эти  связи  безжалостно  усекаются.  Такая  аккуратно

подстриженная под машинку логического мышления картина мира  является  уже

не картиной в полном смысле этого слова, а моделью, однако моделью удобной

в  обращении.  Все  школьное образование в условиях  западной  цивилизации

направлено на скорейшее формирование у человека однозначного контекста, на

развитие левополушарного мышления,

 Правое   полушарие   занято   прямо  противоположной   задачей.   Оно

"схватывает"   реальность   во   всем   богатстве,   противоречивости    и

неоднозначности  связей  и  формирует  многозначный  контекст.  Прекрасным

примером  такого контекста являются сновидения здоровых людей  .  Я  люблю

этот  пример,  потому  что  он  адресуется  к  внутреннему  опыту  каждого

человека.  Всем  нам,  наверное,  знакомо  ощущение  беспомощности,  когда

проснувшись после яркого и личностно значимого сновидения, мы пытаемся его

пересказать,  чтобы  передать  свои  от  него  ощущения.  И  с  удивлением

обнаруживаем, что, хотя мы ясно помним его во всех деталях, при  пересказе

ускользает  что-то важное, причем не только от слушателей,  но  и  от  нас

самих. То, что мы способны выразить в словах, является лишь бледной тенью,

скелетом  того, что мы действительно видели. И дело не в том, что  нам  не

хватает  слов.  А  дело  в  том,  что не удается  передать  в  словах  тот

многозначный    контекст   сновидений,   который    формируется    обилием

пересекающихся  связей  между его отдельными  образами.  Речь,  во  всяком

случае, речь не поэтическая, принципиально не предназначена для передачи и

выражения  такого контекста, поскольку строится по законам левополушарного

мышления. Именно поэтому "мысль изреченная есть ложь".

 В  не  меньшей  степени  это  относится  и  к  описанию  произведений

искусства.   Попробуйте   передать  ваши  впечатления   от   действительно

взволновавшей  вас  картины или кинокартины. Что бы  вы  ни  сказали,  это

всегда  будет только слабым приближением к тому, что вы хотели бы сказать:

многозначный   контекст   искусства  адекватно   передается   лишь   через

многозначный контекст искусства же. Наконец, все то же самое  относится  к

попытке  описания чувств и межличностных отношений, которые у  нормальных,

психически здоровых людей всегда многозначны.

 Оба   полушария  выполняют  равно  важные  функции.  Левое  полушарие

упрощает  мир,  чтобы  можно  было его проанализировать  и  соответственно

повлиять на него. Правое полушарие схватывает мир таким, каков он есть,  и

тем  самым  преодолевает  ограничения, накладываемые  левым.  Без  правого

полушария  мы  превратились  бы  в высокоразвитые  компьютеры,  в  счетные

машины, тщетно пытающиеся приспособить многозначный и текучий мир к  своим

ограниченным  программам.  Все попытки создания искусственного  интеллекта

оказались  недостаточно успешными именно потому, что  авторы  представляли

мозг  только как одно левое полушарие и пытались моделировать только  его.

Отчасти это было связано с избыточной левополушарностью самих специалистов

по искусственному интеллекту. И в связи с этим я хочу закончить эту статью

поучительной историей, приключившейся много лет назад в Тбилиси на  первом

симпозиуме по искусственному интеллекту.

 Организаторы    симпозиума   были   увлечены   идеей   искусственного

воссоздания  человеческого  мозга,  и  им  казалось,  что  они  близки   к

реализации  своей мечты. Они пригласили на симпозиум одного  из  виднейших

физиологов  того времени, специалиста по естественному мозгу академика  И.

С.   Бериташвили,   и  развернули  перед  ним  захватывающую   перспективу

моделирования  мозга  и  вскрытия всех его тайн. Иван  Соломонович  слушал

молча  и  внимательно. В конце симпозиума энтузиасты-кибернетики  спросили

его,  что  он  думает  о предложенных перспективах. И  И.  С.  Бериташвили

ответил,  на мой взгляд, гениально. "Я старый человек, сказал  он,  и  моя

юность  пришлась еще на дореволюционный период. В это время  публиковалось

много порнографических романов. Их отличительной особенностью было то, что

писали их, в основном, старые девы, чья бурная фантазия не была ограничена

их личным опытом".