XLIX. Лондон, 27 сентября ст. ст. 1749 г. - Письма к сыну

Милый мой мальчик,

Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью вульгарности и заурядности, то это означает, что он дурно воспитан и привык бывать в дурном обществе. Вульгарность эту молодые люди приносят из школы или перенимают от слуг, с которыми слишком много общаются. Когда они попадают в хорошее общество, им приходится быть до чрезвычайности внимательными и осмотрительными, если только они окончательно не освободятся от прежних привычек. В противном случае хорошее общество захочет освободиться от них само. Существует необычайно много разных видов вульгарности, я не могу их все перечислить, но приведу несколько примеров, которые позволят тебе самому догадаться обо всем остальном.

Человек вульгарный придирчив и ревнив, он выходит из себя по пустякам, которым придает слишком много значения. Ему кажется, что его третируют, о чем бы люди ни разговаривали, он убежден, что разговор идет непременно о нем; если присутствующие над чем-то смеются, он уверен, что они смеются над ним; он сердится, негодует, дерзит и попадает в неловкое положение, выказывая то, что в его глазах является истинной решительностью, и утверждая собственное достоинство. Человек светский никогда не станет думать, что он — единственный или главный предмет внимания окружающих, что все только и делают, что думают и говорят о нем; ему никогда не придет в голову, что им пренебрегают или смеются над ним, если он не сознает, что этого заслужил. Если же (что, впрочем, случается очень редко) присутствующие настолько глупы или невоспитанны, что могут учинить то или другое, он не обращает на это ни малейшего внимания, если только оскорбление не настолько грубо и явно, что требует удовлетворения другого рода. Будучи выше всех мелочей, он никогда не принимает их близко к сердцу и не приходит из-за них в ярость, если же где-нибудь и сталкивается с ними, то готов скорее уступить, чем из-за них пререкаться. Разговор человека вульгарного всегда отзывается дурным воспитанием и дурным обществом. Больше всего он любит говорить о своих домашних делах, о слугах, о том, какой у него заведен дома порядок, и рассказывать всякие анекдоты о соседях, причем привык обо всем этом говорить с пафосом, как о чем-то необычайно важном. Это кумушка, только мужского пола.

Еще один характерный признак дурного общества и дурного воспитания — вульгарность речи. Человек светский всеми силами старается ее избежать. Пословицы и всякого рода избитые выражения — вот цветы красноречия человека вульгарного. Сказав, что у людей различные вкусы, он захочет подтвердить и украсить свое мнение какой-нибудь хорошей старинной пословицей, как он почтительно это называет, как например "На вкус и цвет товарища нет". Если кто-нибудь, как ему кажется, "задевает" его, он непременно отплатит этому человеку "зуб за зуб". У него всегда есть какое-то одно облюбованное словечко, которое он употребляет на каждом шагу и которым поэтому злоупотребляет. Он говорит, например: ужасно сердитый, ужасно добрый, ужасно красивый и ужасно безобразный. Но даже и самые обыкновенные слова он произносит особенно грубо…

Иногда он старается вставить в разговор какое-нибудь заимствованное словечко, дабы украсить свою речь, и всякий раз непременно его калечит, как претендующая на ученость женщина. Человек светский никогда не прибегает к пословицам и вульгарным изречениям, у него нет ни излюбленных словечек, ни особого пристрастия к иностранным словам; он всемерно старается говорить очень чисто и грамматически правильно и каждое слово произносит так, как положено, иначе говоря так, как его произносят в самом лучшем обществе.

Неловкое обращение, неумение вести себя в обществе и известная нескладность выдают с головой человека плохо воспитанного и не привыкшего бывать в свете; ибо невозможно представить себе, чтобы, бывая в нем, он не изменил хотя бы своей наружности и не перенял принятых там манер. В полку новобранца всегда выдает его неуклюжесть, но он будет непроходимым тупицей, если через месяц-другой не сможет выполнять хотя бы самых простых приемов с ружьем и видом своим походить на солдата. Сама одежда, принятая в светском обществе, тяжела и затруднительна для человека вульгарного. Сняв шляпу, он совершенно не знает, что с ней делать; трость его — если, на его несчастье, у него вообще есть трость — постоянно вступает в единоборство с каждой чашкой чая и кофе, которые он собирается выпить: она сначала выбивает эту чашку у него из рук, а потом и сама падает вслед за нею. Шпага его страшна только для его собственных ног; он, пожалуй, мог бы достаточно быстро удрать от любой другой шпаги, но только не от этой. Платье настолько плохо сидит на нем и так стесняет его движения, что он больше похож на пленника его, нежели на владельца. В .обществе он выглядит как преступник на скамье подсудимых; самый вид его говорит о том, что он виновен, и ни один светский человек ни за что не захочет иметь дело с таким увальнем, точно так же, как ни один порядочный человек не захочет знаться с преступником. Отвергнутый хорошим обществом, он скатывается в дурное, которое его и затягивает. Это пучина, и после известного возраста человеку из нее никогда уже не выбраться.

Les manierès nobles et aisées, la tournure d'un homme de condition, le ton de la bonne compagnie, les grâces, le je ne sais quoi, qui plaît,a необходимы, чтобы украсить присущие тебе достоинства и знания так же, как алмаз необходимо шлифовать для того, чтобы все грани его засверкали, ибо без этого, как бы драгоценен он ни был, носить его все равно никто не станет. Не думай, пожалуйста, что хорошие манеры, о которых я говорю, нужны только в женском обществе, в мужском они намного важнее. Насколько же в каком-нибудь публичном сборище выигрывает оратор, который приятен слушателям, у которого красивая фигура, изящные движения и непринужденные манеры, перед другим, не менее умным, но всего этого лишенным! Как важна для успеха дела обходительность, как губительно ее отсутствие! Я знал людей, которые умели отказать в какой-нибудь просьбе настолько вежливо, что просящий нисколько не обижался, тогда как другие, несмотря на то, что обращенную к ним просьбу удовлетворяли, грубостью своей давали повод к обиде. Обходительность эта приносит безмерную пользу как в придворной жизни, так и при всякого рода деловых переговорах. Ты овладеваешь сердцами, а вслед за тем и тайнами девяти из десяти человек, с которыми тебе приходится иметь дело; даже если это люди осторожные, все равно в девяти случаях из десяти они будут обмануты сердцем и чувствами. Рассуди по справедливости, . как все это важно, — и тебе сразу же захочется этого добиваться.

Ты путешествуешь по стране, некогда настолько знаменитой своим искусством и оружием, что, хоть сейчас она и пришла в упадок, она все же заслуживает, чтобы ты внимательно к ней отнесся и вдумался во все, что увидишь. Поэтому изучи все основательно, сравни ее прошлое положение с настоящим и проследи причины ее возвышения и упадка. Рассмотри эту страну с классической и политической точки зрения и не пробегай по ней подобно многим нашим молодым соотечественникам, увлеченный музыкой и разными побрякушками, безделицами и мелочами. Умоляю тебя, никакой игры ни на флейте, ни на скрипке; ни одного дня, потраченного на разглядывание инталий 1 и камей: они до того мелки, что рассмотреть их почти невозможно. И не увлекайся никакой галантереей. Выработай в себе, пожалуйста, вкус к живописи, скульптуре, архитектуре, а для этого хорошенько рассмотри произведения лучших мастеров, как древних, так и новых. Это свободные искусства, а человеку светскому пристало иметь настоящее знание их и хороший вкус. Есть, однако, известные пределы, и если перейти их, -ю хороший вкус кончается и начинается легковесное дилетантство.

Твой друг Мандес, добрый самаритянин, обедал со мной вчера. Он не столько одарен, сколько добр и великодушен. Во всяком случае, я окажу ему все то внимание, которое он так заслужил своим хорошим отношением к тебе. Он сказал, что ростом ты стал выше меня, чему я до чрезвычайности рад. Хочу только, чтобы ты превзошел меня и во всем остальном. Меня это нисколько не огорчит, напротив, я буду радоваться твоему превосходству. Он очень хвалит твоего друга м-ра Стивенса, а так как я слышал много хорошего о нем также и от других, я очень радуюсь твоему знакомству с ним. Впоследствии оно может тебе очень пригодиться. Когда ты за границей встречаешь таких вот англичан, которые то ли в силу достоинств своих, то ли благодаря своему положению могут что-то представлять собой у себя на родине, мой совет тебе — поддерживай знакомство с ними и постарайся, чтобы они дали о тебе благоприятный отзыв; это особенно важно в отношении тех, кто возвращается в Англию раньше тебя. Сэр Чарлз Уильямс очень здесь раздул, как говорят в простонародье, твои успехи. Если до твоего возвращения еще человека три-четыре воздадут тебе такие же похвалы, в Лондоне тебя очень хорошо встретят. Многие ведь принимают иные вещи на веру, и правильно поступают; примеру их следует немало других, которым нужды нет это делать, и только очень немногие дерзают заявить о своем несогласии с установившимся мнением. Прощай.

XLIX. Лондон, 27 сентября ст. ст. 1749 г. - Письма к сыну - Филип Стенхоп Честерфилд