НАМЕРЕННОЕ СНОВИДЕНИЕ - Школа сновидений - Ал.Панов

Начиная сознательно практиковать сновидение, мы почти всегда от этого чего-то хотим. Пространства сновидений не склонны оправдывать возлагаемых на них надежд. Своими же­ланиями мы фиксируем внимание на некоторых аспектах этих

пространств, не замечая из-за этого больших шансов и других качеств радости пребывания в этих краях. Ожидание конкрет­ной информации или определенных состояний сознания зат­рудняет цельное припоминание пройденных сновиденческих дорог.

Распределение внимания к ткани снов, его равновесие -настоящее искусство.

Сознание не обязательно перемещается скачками ассоциа­тивных связей от одного плана мира к другому, поскольку боль­шую часть различных уровней возможно видеть как единство эманации Силы.

Здесь формулируется, может быть, основная загадка для сознания — извлечение себя из «условий» (образов, сюжетов, жизненных планов, идеалов) и видение своей необусловлен­ной отдельности.

Маскараду материальных рядов, в которые мы вовлекаем­ся, приходит на смену чувство причастности к миру и гармонии Силы, наполняющей жизнью эти ряды.

Для человека естественно стремление к свободе. Сновиде­ние — один из путей к ней. Минимальным шансом сновидения является пробуждение во сне.

Проснуться во сне можно в результате нескольких условий. Первая ситуация: причины независимы или только косвенно зависимы от вас, — сроки ваших заблуждений подходят к кон­цу, желание игр с иллюзией исчерпывается, восприятие стано­вится незанятым и ветер Силы, оживляющий и направляющий сновидцев, касается его.

Ситуация вторая: причины создаются вами — волевые уси­лия по припоминанию и движению снов, внимательность к ночным путешествиям и попытки увидеть их при свете пробужден­ного сознания, дают плоды.

Снам, которые я хочу описать, присуща некая общая сила. Ее признаки вы заметите сами, но для меня они едины не столько постоянством образов, сколько качеством  целостности  видения их простанств.

Они происходили в течение нескольких лет и поэтому я не могу достоверно вычленитъ первый из них и установить вре­менную последовательность, что в общем-то совершенно не важно.

«В эту ночь я спал во дворе деревенского дома, на раскла­душке, поставленной под виноградным кустом. Кажется, был коней июля. Я проснулся во сне на той же раскладушке, под теми же зелеными листьями.

Я чувствовал себя очень спокойным, радостным и напол­ненным жизненной силой. Она настолько переполняла меня, что в какой-то момент я понял, что поднимаюсь вверх, сквозь листву и выше.

Не исчезающее чувство чудесности происходящего и пони-мания, где я и что со мной, не рождало никаких мыслей по этому поводу.

Остановившись, я стал оглядывать себя, дом и даже холмы. По животу и ногам струился свет, похожий на лунный. Где-то из области пупка исходило, иссиня-серебрянная нить, скорее даже спица, палка, так как это была очень прочная субстанция.

Она уходила вниз сквозь листву и, видимо, связывала меня с лежащим там физическим телом, но как — я не видел.

Мне захотелось увидеть свое спящее тело и стать на землю.

Для этого я произвел какую-то неконтролируемую манипуля­цию серебрянной нитью-спицей.

В следующий момент—во время самого движения никаких сменяющихся образов не было — я стоял на асфальтирован­ной площадке перед домом. До места моего ночлега было не­сколько метров, но я почему-то пошел в противоположную сто­рону, в обход дома. Там меня тоже все интересовало, но не так интенсивно. Через несколько шагов я понял: «Я же хотел по­смотреть на себя. Надо вернуться».

Пройдя обратный путь, я подошел к постели. Она была пус­та».

«...осознал себя уже вылетевшим из дома, в котором спал. Используя необычайную легкость, которую чувствовал во всем, я поднимался выше и выше, что соответствовало моему дневно­му намерению именно таким способом выйти за пределы себя. Здесь это понималось как выйти в космос, за пределы атмосфе­ры. Движение шло с возрастающим напряжением.

Когда я вырвался в пустоту, передо мной оказалась пшенично-золотая плоскость. На мгновение я почти слился с ней, но уже в следующий момент рикошетом отлетел, будто был отвер­гнут какой-то силой и стал возвращаться к земле.

Это означало, что я не готов к дальнейшему и возвращаюсь на «доработку». Возвращение происходило гораздо быстрее, чем движение вверх. Объем сновидения уменьшился, исчезло чув­ство бесконечности.

В правом нижнем углу обозначилось облако образа. Этот информационный сгусток понимался как нерешенная пробле­ма. В нем виделись картины школы, в которой я учился и другие личные подробности. Я «впал» в это облако и начался «раз­ворачивающий» его сон».

«... вылетев из дома, я подумал, что интересно было-бы най­ти кого-то еще, реально присутствующего в пространствах сно­видения. Трудно полно передать это чувство — того, что ты реально есть. Поиск другого был одновременно и следствием потребности поделиться легкостью и радостью присутствия здесь, и притяжением реального к реальному, и отголоском какой-то глубокой тоски по самому себе.

Пролетев некоторое расстояние над местностью, которая  была идентична дневной, я почувствовал утомление и призем­лился. Снижаясь, я задел ногами за невысокую ограду и упал  навзничь. Удар дал мне возможность почувствовать свое тело — было похоже, что оно обтянуто тонкой, но прочной тканью. Ко мне пришло понимание того, что оно может быть разруше­но, и это накладывает на мой выбор определенные ограниче­ния...»

Уходя в сон или через сон, у каждого странника есть шанс оглянуться и увидеть, что он оставляет. Напряжения рациональ­ного сознания пронизывают нас от физического тела до нео­пределимых высот. Большинство этих напряжений имеет «про­екцию» на физическое тело. Любая фигура движения рацио­нального сознания — от мысли до личности — есть напряже­ние «перевода» Происходящего на созданный личностный язык. И одномоментные, и постоянные напряжения форм — это незаменимый до какого-то момента способ исследования мира и реакции на его загадки.

Все, создаваемое нашим сознанием, имеет ценность только

тогда: когда оно принимает свою вторичность относительно тайны мира и указывает на первичное.

Путь через сновидения — это естественная дематериализа­ция создаваемых нами «домов», ограниченных убеждений, на­дежд, привязанностей — напряжений, которые никому не ме­шают, пока не претендуют на изначальное и окончательное су­ществование созданной формы и полностью фиксируют созна­ние на себе.

Намеренные сновидения — это индуцирование собственной воли для того, кто остается, когда мы засыпаем, когда нас нет. С другой точки зрения, намеренное сновидение — это обраще­ние внутреннего слуха к воле того, кто остается после нас, и ее явление. Так или иначе, пока не происходит перемещения вни­мания с «периферии» нашего существа, на которой мы функци­онируем, к глубинам, из которых приходит к нам сила жизни, всякая активность, направленная к миру, — сновидения будут либо засыпать вместе с нами, либо мешать нам достаточно пол­но уснуть.

Как происходит этот скачок, смещение внимания, остается для сновидца загадкой, даже когда это случается.

Можно поставить в прямую зависимость внутреннюю искрен­ность и реальность сновиденческих бдений. Сила лжи в том, что она всегда мельче правды. Пусть ей не хватает глубины и свежести, но меньший объем видимого кажется чему-то в нас менее опасным.

Объем, глубина сновидений уменьшается всеми видами лжи - привычкой к ограниченности, снами желаний, уютным со­гласием на вовлеченность в частные течения Силы без памяти об истинных взаимоотношениях любого способа бытия и цело­го.

Не было бы никаких шансов выхода за границы уже освоен­ного, если бы не смутное (и не очень смутное) чувство суще­ствования чего-то большего.

У каждого сновидца в процессе практики нарабатывается свой способ преодоления-развоплощения преград, закрываю­щих пространства. Есть некоторые общие моменты этих спосо­бов:

а) одно изменение своей идеи относительно диапазона сновиденческих путешествий уже есть выход из потоков снов и умение бодрствовать в их присутствии, не вовлекаясь в них и не теряя полноты своего бытия;

б) борясь с собственной тенью, помните, что в конце концов цель не в том, чтобы не было тени, а чтобы был свет. Стены проламывают, обходят, подкапывают, сносят для того, чтобы увидеть то, что за ними. При другом отношении к стенам возни­кает соблазн возвращаться к ним снова и снова;

в) чтобы переместиться куда-либо, нет необходимости в ти­танических усилиях, достаточно не держаться за то место, в котором ты находишься, за то, кто ты уже есть.

Намерение сновидения может быть направлено как на впол­не определенную область жизни, интересующую /действитель­но интересующую!/ человека, так и на те неопределимые со­стояния сознания, присутствие которых только смутно угады­вается.

Здесь целесообразным и верным будет определять запасы собственной энергии и задавать себе посильные задачи.

Обычно между нашей активностью и реализацией сновиде­ний есть некоторая пауза, поэтому успех сновидца во многом зависит от его постоянства и мудрого упорства в преодолении инерционности сущностных изменений, происходящих в нем.

Намеренные сновидения — это игры, благодаря которым мы учимся быть по ту сторону дня и ночи. Если для бодрство­вания достаточно только того, что ты есть, и дышать неизвест­ностью безграничного мира — естественно, то другие, част­ные, стремления к чему-либо уже невозможно отделить от од­ного главного намерения — намерения быть живым.