3. ОБЕ ФИЛОСОФИИ В СРАВНЕНИИ - Философия техники - Митчем - Философия как наука

В первых двух главах рабочая метафора представляла философию техники в виде близнецов, проявляющих сильный, но вполне естественный в отношении между ними дух соперничества. Различные с момента своего возникновения технические и гуманитарные подходы к философии техники с неизбежностью вступают в противоречие друг с другом. Философия техники уделяет особое внимание анализу природы самой техники — ее концепций, методологических процедур, когнитивных структур и объективных явлений. Вследствие этого она приступает к объяснению мира преимущественно в технических терминах. И поэтому не без основания можно говорить о росте или расширении технического сознания.

Гуманитарный подход или то, что называют также и герменевтической философией техники, стремится, напротив, раскрыть значение техники — ее связи с транстехническим: с искусством и литературой, этикой и политикой, а также с религией. Таким образом, эти подходы стремятся сделать знание о нетехническом более прочным. Само слово ”герменевтика” появилось в этом контексте благодаря той главной роли, которую интерпретация, как не регулируемая правилами, интуитивная и словесно не выражаемая деятельность, играет во всех гуманитарных науках. Герменевтика может быть описана скорее как попытка достичь разумного понимания, а не стремление дать логическое объяснение: она, как таковая, направлена на исследование вопросов, к ней индифферентных или внешних, несущественных. На начальной стадии для герменевтической, или интерпретационной, деятельности характерно наличие перманентных коллективных и личностных элементов, являющихся исторически обусловленными и, следовательно, функционально присущими миру интерсубъективного взаимопонимания. Существование гуманитарной философии техники ограничено хрупкими рамками жизненного мира, что отличает ее от доминирующего присутствия, столь характерного для существования утилитарных артефактов и практики логических манипуляций.

Конечно, в некотором смысле, может показаться несправедливым применение термина ”гуманитарный” к этой технической философии техники. Несомненно, инженеры часто воспринимают себя как ”гуманистов” — хотя это не то, что имеется в виду при рассуждениях о тех, кто занимается гуманитарными науками, — и достаточно строго занимаются своей специальностью, полагая, что они гуманизируют то, с чем соприкасаются. Их деятельность с необходимостью основывается на некоторой концепции человека. Однако для инженеров это понимание представляется как естественное и поэтому в общем не воспринимается как связанное с необходимостью постановки и решения проблем. Они не задумываются над этими сюжетами и даже считают в вопросы, поднимаемые в этой связи другими людьми, отвлекающими и не относящимися к делу. И поэтому совершенно естественно, что в результате инженеры стараются перевести другие виды деятельности на свой язык для того, чтобы представить обширный мир человека в технических терминах.

В то же время гуманитарная философия техники подходит к человеку именно как к проблеме, причем наиболее фундаментальной, которая в принципе никогда не может быть решена. Поэтому, когда представители гуманитарных наук, которых можно назвать, “гуманистами“, поскольку они имею приоритет в решении данной проблемы, вступают в контакт с новыми языками или языками, отличающимися друг от друга и от их собственного, то они не стремятся перевести их на некоторый уже известный язык, а стараются изучить их, интерпретировать и понять. При переводе, даже самом совершенном, что-то остается непереведенным, не удается передавать и непереводимые значения. Часто человеческие аспекты и некоторые другие реальности затемняются и оказываются представленными значительно более узко.

Однако в настоящий момент все разговоры о гуманитарной или герменевтической философии техники, несомненно, вызывают иронию, и именно потому, что данный подход слишком часто отвергает изучение нового языка техники. Создается впечатление, что он просто игнорирует, не принимает во внимание этот аспект человеческого бытия. Но это, конечно, делается только в целях самозащиты. Техническая философия техники часто критикует гуманитарную философию техники за то, что она является слишком спекулятивной или что она имеет слишком узкую эмпирическую базу. Ее сторонники не понимают сами, о чем они говорят, — заявляет инженер. Мыслитель-гуманитарий, испытывая, несомненно, некоторые неудобства, отвечает, что общее знакомство с техникой на уровне здравого рассудка — достаточно солидный базис для понимания ее значения, а если начать вникать во все детали техники и в различные технические процессы, то изучение действительных связей техники с другими аспектами человеческого бытия окажется в тени, отойдет на второй план. Отрицание языки техники есть в основе акт самозащиты пред лицом языка, готово свести все другие диалекты к интересным лишь для него, не несущественным самим по себе “диалектам“.

Тем не менее, любая гуманитарная философия вынуждена признать, что общее понимание любого предмета обусловлено исторически. Сегодня даже средний человек более детально знаком с наукой и техникой, в том числе и с их принципами, чем очень немногие знатоки техники в эпохи, предшествовавшие современности. И потому есть основания не только ожи­дать углубления наших обыденных представлений о технике, а следовательно, и некоторого (пусть даже неявного и огра­ниченного) сближения соперничающих близнецов, но также и основание предполагать то, что даже непримиримые близнецы-соперники иногда станут сознательно сотрудничать. Можно привести сколько угодно характерных примеров подобного рода, показывающих, что, когда серьезное сотрудничество дей­ствительно имело место, в результате рождалось то, что Ханс Ленк и Гюнтер Рогаль (немецкие философы-инженеры), и Пол Дурбин (американский прагматист) назвали соответственно социальной философией техники и междисциплинарной прагматической философией техники. Перспективы этих совместных усилий, судя по всему, благоприятные, и свидетельства появле­ния подобных работ обнадеживают, особенно в таких областях, как искусственный интеллект, экологическая этика, биоэтика инженерная и компьютерная этика.

Занявшись рассмотрением перспектив такого сотрудничества, мы поневоле можем отложить, и к тому же на неопределенное время, более глубокий и в значительной мере сопряженный с эмоциями, к обсуждению которого мы приступили в начале первой части, — вопрос о том, какой же из близне­цов философии техники более обожаем, особенно теми, чье призвание — любовь к мудрости, — т.е. философия. Однако этот вопрос не следует обходить. Описание должно уступить место доводам и аргументам.

Один из таких аргументов состоит в том, то с самого своего зарождения философия ставила вопрос о техническом, и это вопрошание до сего времени остается одной из основных задач философии. Вспомним объяснение Сократом своего собственного сомнения, последовавшего в ответ на слова Дельфийского Оракула, говорившего, что нет никого мудрее его, Сократа. Сократ на это отвечал, что ему трудно представить, что он вообще что-либо знает. Поэтому он принял решение проверить или найти объяснение этим словам, обратившись к тем, кто, как ему представлялось, пусть даже вследствие их собственных уверений, обладал знанием. Узнав мнение как политиков, так и поэтов. Что было ему необходимо в этом деле, он сказал:

“Наконец пошел я к тем, кто занимается ручным трудом. Я сознавал, что сам, попросту говоря, ничего не умею, зато был уверен, что уж среди них найду таких, кто знает много хорошего. Тут я не ошибся: в самом деле, они умели делать то, чего я не умел, и в этом были мудрее меня. Но… мне казалось, что их промах был в том же, в чем и у поэтов; оттого что они были хорошими мастерами. Каждый из них считал себя самым мудрым также и во всем прочем, даже в самых важных вопросах, и это заблуждение заслоняло собой ту мудрость, какая у них была, так что, желая оправдать слова Оракула, я спрашивал себя, что бы я для себя предпочел: оставаться ли таким, как есть, и не быть ни мудрым их мудростью, ни невежественным. И я отвечаю самому себе и Оракулу, что лучше уж мне оставаться как есть.”

Сократ пришел к выводу, что его мудрость есть не более чем ученое невежество.

”А в сущности мудрым-то оказывается Бог, и своим изречением он [Оракул] желает сказать, что человеческая мудрость стоит немного или вовсе даже ничего, и, кажется, при этом он не имеет в виду именно Сократа, а пользуется моим именем ради примера, все равно как если бы он сказал: ”Из вас, люди, всего мудрее тот, кто, подобно Сократу, знает, что ничего поистине не стоит его мудрость”.

Как Сократ, мы должны допускать возможность того, что другие обладают мудростью. Таких людей необходимо найти и задать им вопросы, и возможно, что время от времени в беседах по необходимости будут затронуты и технические попраны. В результате синтеза широкого круга вопросов, поднимаемых как технической, так и гуманитарной философией техники, произойдет переход от обсуждения концептуальных различий между инструментами, машинами, изобретениями в области кибернетики, от методологических дискуссий по вопросам изобретении, проектирования и производства, от эпистемологического анализа технических наук (engineering sciences) к размышлениям об онтологическом статусе природных объектов (natural entities) в отличие от артефактов и произведений искусства, об этических проблемах, порожденных самыми разнообразными специальными технологиями, о различных политических последствиях технологических решений. Такой широкий, систематический или междисциплинарный анализ должен в конечном счете занять подчиненное положение по отношению к философии, которая будет и впредь ставить вопрос о началах технического (technological) даже тогда, когда оно, осуществляя рискованные предприятия от случая к случаю, пытается демонстрировать свои потенции.

Следует также признать и наличие консервативных сторон этого вопрошания. Сам Сократ признавал, что техническое знание может быть использовано для создания “ветров, воды, погоды и различных вещей”, но утверждал, что человек может занимается такого рода деятельностью лишь в том случае, если он уверен, что все сопряженные с этим политические и эстетические проблемы уже нашли свое решение. Часто этот упорный, сохраняющийся и доныне возврат к вопросам справедливости, добродетели, порядочности будет восприниматься просто как некое упрямство. Иногда он будет вырождаться в некое ритуальное, если не сказать механическое, действо. Но если философию техники рассматривать только как философское осмысление идейных установок техники, то философия не только окажется оторванной от богатейшего разнообразия действительности, но ей придется также отказаться от претензии быть философией. Вопрошание, т.е. задавание вопроса обо всем, или превращение в проблему всего, что с первого взгляда может казаться даже очевидным, есть древнейшее наследие и сама жизнь человеческого мышления.