Страница 8 - Феномен философской мысли - Ильина Светлана - Философия как наука

Судя по тому, сколько всего понаписано нынче о Ф.Ницше, желание сказать несколько слов о нем может показаться банальным и ненужным. И тем не менее об это герое истории западной философии мы не можем не упомянуть, тем более, что данная работа имеет несколько отличное от большинства современных исследований, мнение по этому поводу.

Самое главное, что хотелось бы сразу подчеркнуть, и на что я всегда пыталась направить внимание – это видение, наконец, того, что существует некое вовлечение нас самих в пространство и время бытия, а не «интерпретация (как недавно говорилось в современной философии) интерпретаций» бытия нами. Мы интерпретируем бытие так или иначе, лишь постольку, поскольку бытие так или иначе интерпретирует нас. Не Декарт и прочие выдумали себе некое представление о бытии, а Бытие представило себя в тот момент именно так, как его изобразил Декарт; не Кант «заглянул», а Ницше захотел отправиться в путешествие по ту сторону представления (покончить с мифом об Онане), а само Бытие приоткрыло завесу, приглашая к новому действу... «Спектакль» продолжается..., и Ницше оказался неподражаемым актером в этом спектакле, он осознал себя как актера, увидел, что все его действия – это определенная роль. Попытки Ницше преступить это чье-то нелепое представление, оказались лишь представлением нового представления. Ницше – актер. который играет роль самого себя. Бесконечная смена масок (Заратустра, Дионис, Распятый, Сверхчеловек), также как бесконечная воля к обладанию ролью, вместо подчинения ей, приводит Ницше к Вечному Возвращению. И Ж.Делез, подобно малому дитю, от души радуется всем этим бесконечным «бумажным змеям, фейерверкам, утешительным безделушкам, вроде Науки, Метода, Культуры». Мы можем согласиться с Ж.Делезом по поводу следующего высказывания о некой способности Ницше «...без опосредования превратить самое движение в произведение; заменить опосредующее представление непосредственными знаками; изобрести вибрации, вращения, кружения, тяготения, танцы, и прыжки, достигающие рассудок непосредственно», но, мы также не можем не согласиться со словами Гадамера: «Возня с непосредственностью – будь то непосредственность телесной природы или непосредственность другого «Ты» с его притязаниями... - постоянно опровергает самое себя, поскольку она сама является не непосредственным отношением, но деянием рефлексии».

Автор данного исследования не может освободиться от комично-трагичного образа маленького человека, называющего себя сверхчеловеком, который «бежит» за временем и пространством и «кричит» им вслед об их несуществовании, на что «коварное время» и «бледная рожа» пространства показывают ему «язык», а само Бытие, в которое этот маленький человек пытается войти (с каждым разом все более остервенело) нагло «хохочет» словно ведьма-потаскуха, оказываясь всегда не на том месте, где казалось бы ты его уже познал.

Наше познание бытия – его до-оппозиционности по отношению к мысли, ни чуть не приближает к нам само Бытие. И даже обожатели и продолжатели дела Ницше, это понимают и постоянно оговариваются: «...если это и придет», «если это есть...», то «...я бесконечно рад». Вот, например, одна из цитат того же Ж.Делеза: «Вслед за Ницше мы открываем вневременное, как более глубокое, чем время и вечность, - философия не есть философия истории, или личности, она вне времени, то есть против этого времени, в пользу времени, которое, я надеюсь, придет».

Ницше показывает нам яркий пример того, как философия пытается выйти за границы человеческого, но самое смешное то, что за этими границами нет самой философии, также как нет человека: «...философское объяснение восприятия должно быть иным по природе, если только возможно говорить здесь об объяснении».

Таким образом, эпоха Ницше – это, с одной стороны, расширение пространства, обнимающего само время, «пространство, в котором разыгрывается божественное», где «в бездне возможностей, бросаясь все дальше и дальше, устремляясь к тому пункту, где возможное есть само невозможное, экстазируя, задыхаясь – именно так опыт с каждым разом все больше расширяет горизонт Бога (рану)», но, с другой стороны, новые объятья «оказываются лишь одним из несчетных знаков того, что наш путь – это дорога обратно» - «с каждым днем мы все больше становимся греками. Но эта обратная дорога совсем не обещает нам исконной земли, изначальной почвы, где рождаются, то есть, для нас разрешаются все противоречия».

Говоря, более честно и грубо, мы можем заключить, что Вечное Возвращение Ницше – это есть оргия иллюзии удовлетворения познания Абсолютного места человека.