Аннотация:

Статья раскрывает некоторые аспекты использования арт-терапевтических техник на первоначальном этапе работы с клиентами. Высказывается гипотеза, что привлечение элементов художественного творчества в процесс психотерапии позволяет заменить диаду «терапевт – клиент» на триаду «терапевт – произведение искусства – клиент». Показано, что возникающая триадичность позволяет клиенту диссоциироваться от проблемы, а метафоричность языка рисунка дает клиенту ощущение безопасности и создает поле для более глубокого самораскрытия.

Ключевые слова: творчество, арт-терапевт, клиент, психотерапевт, контрперенос, перенос, адаптация, тревога, эмпатия, психотерапия.

Новейшая история арт-терапии насчитывает всего около полувека – сам термин «арт-терапия» для обозначения совокупности видов искусства, используемых при психокоррекции, введен американским психиатром Адрианом Хиллом в 30-х годах XX века. Однако попытки «лечить человека искусством», в том числе вовлекая его в различные виды сакрального, магического творчества, имеют столь древнюю историю, что, можно сказать, арт-терапия существует столько же, сколько изобразительная и обрядовая сторона человеческой жизни. Первые американские арт-терапевты опирались на идею Фрейда о том, что внутреннее "Я" человека проявляется в визуальной форме всякий раз, когда он спонтанно рисует и лепит, а также на мысли Юнга о персональных и универсальных символах. Таким образом, корни многих современных арт-терапевтических подходов можно вывести из психоанализа. Наравне с этим, источники арт-терапии легко можно найти и в традиционных духовно-религиозных практиках.

Отсюда – множество определений арт-терапии. Одни исследователи делают акцент на использовании средств искусства для передачи чувств и иных содержаний психики, другие – на исцелении посредством творческой деятельности.

По мнению многих исследователей, способность к творчеству является универсальной характеристикой человека, и каждый человек от природы способен творить. Среди современных исследователей преобладает представление о том, что эстетическое переживание самоценно, и в процессе работы над рисунком человек учится непосредственным образом воспринимать красоту мира или другого человека (Kramer, 2001).

Анализируя потенциал арт-терапии и художественной деятельности, можно сформулировать следующие возможности данного направления:

• Творческое самовыражение
• Невербальная, символическая коммуникация
• Выражение неосознаваемых, внутренних переживаний
• Творческое взаимодействие в группе
• Эстетические переживания, инсайт, катарсис
• Получение нового социального и эмоционального опыта.

Субъекты арт-терапевтического процесса – клиент и арт-терапевт – взаимодействуют между собой вербально и посредством невербальной, визуальной коммуникации (через создаваемые рисунки). Таким образом, безопасность терапевтической среды увеличивается, а клиентская тревога по поводу работы с психологом снижается за счет введения «третьего» – художественного произведения.

Некоторые исследователи пишут о таком исключительном преимуществе арт-терапии перед прочими психотерапевтическими направлениями, как триадичность. Арт-терапия позволяет заменить привычную диаду «терапевт – клиент» на триаду «терапевт – произведение искусства – клиент», то есть сделать психотерапевтический альянс психотерапевтическим треугольником. Триадичность позволяет соблюсти принцип диссоциированности клиента с проблемой: когда нечто находится вне меня, это уже не совсем я, и я, очевидно, могу с этим что-то сделать (Колошина, Тимошенко, 2001).

Метафоричность языка рисунка дает человеку чувство защищенности. Важно отметить, что безопасная атмосфера, уверенность в безоценочном принятии, которое сможет обеспечить терапевт, является важнейшей составляющей терапевтической среды в арт-терапии и одним из самых важных аспектов в формировании терапевтического альянса. Необходимо соблюдать право клиента на свободу выбора подходящих материалов, видов, содержания творческой деятельности, а также возможность работать в собственном темпе, соответствующем его индивидуальности (Лебедева, 2006). Очень важный момент, по нашему опыту – право клиента на отказ от создания произведения или же на то, чтобы прервать работу на любом этапе.

Арт-терапия способна существенно облегчить и ускорить формирование психотерапевтических отношений в индивидуальной работе, в связи с чем может эффективно использоваться на первоначальном этапе работы с клиентом.

О., молодой мужчина 32 лет, гомосексуалист, журналист по профессии, обратился к психологу с жалобой на то, что хочет, но никак не может похудеть, при этом его очень беспокоит, как он выглядит и как его воспринимают другие люди. В ходе обсуждения его ожиданий от работы с психологом О. признал, что очень боится работы с психологом, потому что «откуда я знаю, может, вы видите меня насквозь». Тревога клиента была связана с тем, что психолог может узнать о нем, и с тем, насколько уязвимым он при этом окажется – и насколько отвратителен он будет психотерапевту.

Тема первого же рисунка была сформулирована как «Я и мое тело». Олег сообщил, что у него перед глазами сразу возник абстрактный образ, «похожий на уродливый помидор». И затем по мере рисования центральный объект (красно-черный) несколько раз изменился в границах, и в конце концов приобрел черную дыру в центре и очертания, похожие на сердце с пенисами.

Долгое время абстрактный объект существовал на рисунке практически в безвоздушном пространстве. Затем, уже в конце работы над рисунком, в правом верхнем углу появляется желтое пятно, похожее на солнце, а фон заполняется хаотичными голубыми змейками – такой вид штриховки может также говорить о высоком уровне тревоги клиента.

О. так рассказывает о рисунке: «Это – красно-черное – мое тело, а вот это – солнышко в верхнем углу, или светофор, сам не понимаю – это я сам. Черные червоточинки, острые линии на красном – то, что вылезает у меня изнутри, такое, что не замаскируешь. Они у меня вызывают злобу, и вообще вся картина, пока я ее рисовал, вызывала злость. Хочется сказать: «Какого черта!»

Я обращаю его внимание на то, что он так кардинально разделяет себя и свое тело, как будто наблюдает за ним со стороны, а когда ты за чем-то наблюдаешь, да еще и злишься, ощущения и сигналы от тела становятся практически недоступны. О. задумывается и говорит, что ему хочется чем-то заполнить черную дыру в центре, но он пока не знает, чем. После этого спонтанно начинает рассказывать о своих родителях и детстве в деревне, о нынешних, довольно напряженных, отношениях с матерью, в которых ему никак не удается отстоять свою автономию (отчасти проблема состоит еще и в том, что он не рискует признаться матери, что он – гомосексуалист). В конце сессии я спросила, какие чувства вызывает у него рисунок теперь. Олег ответил, что сейчас он испытывает обиду и злость, и у него чувство, что внутри себя он ведет настоящую войну, в том числе и с матерью. Войну на поражение, которая оставляет глубокие дыры.

Некоторые подходы к интерпретациям

В продукте творчества отражаются все виды подсознательных процессов (внутренние конфликты, вытесненные воспоминания, переживания и др.). Причем наиболее важные конфликты и переживания легче передаются в виде образов, чем вербально. Невербальные формы коммуникации могут с большей вероятностью избежать сознательной цензуры (Гринсон, 2010).

Как справедливо утверждают многие специалисты, арт-терапевту, стремящемуся разобраться в содержании рисунков клиента, надо строго ориентироваться на ассоциации самого автора рисунка, а не на собственные идеи и не на готовые шаблоны.

Спонтанные рисунки выполняются по собственной инициативе автора, а не в соответствии с инструкцией или просьбой. К числу таких рисунков относят так называемые «почеркушки», когда человек, занятый какой-либо деятельностью или мыслями, машинально выполняет на листе бумаги те или иные изображения, даже не замечая, что рисует (также данный тип рисунков называют «непроизвольными рисунками»).

Рисуя линии, люди не задумываются об их свойствах или содержании, выражая свои эмоции и чувства. Вместе с тем линия может символизировать жизненный путь или его определенный этап (Кэмерон, 2005). Приоритетными составляющими изображения принято считать линию, ее форму и цвет, а также особенности композиции рисунка, перспективы, пропорций, штриха, освещения (Кох, Вагнер, 2000).

Предметом анализа для специалиста могут стать такие характеристики и признаки, как гамма красок, общий колорит рисунка, сравнительная насыщенность в изображении различных объектов, расположение объектов на листе и т. д.

Существует общепринятое, пришедшее из проективных методик, представление о том, что левая часть листа чаще соответствует событиям, произошедшим в прошлом, а правая — устремлениям в будущее; верхняя часть рисунка (неважно, вертикально или горизонтально расположен лист) отражает то, что осознается, нижняя может нести сигналы неосознаваемых импульсов, желаний, конфликтов.

На некоторых рисунках фигуры или объекты изображены вдоль границы листа так, как будто они выходят за пределы листа и помещаются на рисунок лишь частично. Край листа можно расценивать как своего рода границу. Это способ, дающий возможность автору не отдаваться целиком сильным чувствам или болезненным переживаниям, которые, как правило, символизирует изображаемая фигура, а вовлекаться лишь частично. Кроме того, коммуникация с клиентом по поводу деталей изображения может позволить отделить индивидуальное содержание от изобразительных шаблонов, усвоенных с детства, и стереотипов.

При интерпретации рисунков полезным правилом будет попытка выяснить, почему некоторые объекты нарисованы необычно и выглядят странно – например, человек до пояса или собака с пятью ногами. Представление объекта в таком необычном виде часто указывает на наличие специфической проблемной области, о существовании которой человек может знать или не знать (Венгер, 2005).

И., молодая женщина 29 лет, политолог, в рамках арт-терапевтической работы создала шесть рисунков. Это шестой, тема которого сформулирована как «Опора внутри меня». И. располагает лист бумаги вертикально, и, таким образом, ее внутренняя опора производит впечатление динамичной и при этом устойчивой. Постепенно на рисунке Инны возникает психоделическое синее растение, похожее на водоросль, сквозь которое прорастают тонкие коричневые веточки.

И. рассказывает: «Я представила свою опору как цветок с глубокими корнями – корни не видно, они в земле, на лугу, где одуванчики, а ветви тянутся к небу. А вот эти разноцветные шарики, звездочки, которые висят на ветках – это мои идеалы, принципы, ценности. Так я их представляю, и на них я тоже могу опереться».

Я замечаю, что верх синего цветка-водоросли тоже похож на корневую систему, только уходящую не в землю, а вверх, в пространство. Клиентка, задумавшись, соглашается, что из окружающего пространства тоже можно черпать силы. Она говорит, что ей очень важны одуванчики, которые она изобразила, что она хотела нарисовать их с самого утра, и они означают для нее легкость, которой не хватает в жизни.

Я вспоминаю о том, что разные интерпретаторы связывают синий цвет с интуитивными способностями, а коричневый – с плодородием почвы, телесной чувствительностью. Так что цветок, в котором сплетаются синий и коричневый – это слияние земного, основательного, и интуитивного, духовного начала.

Это последний рисунок И. в ходе нашей работы, и можно говорить, что к этому моменту достигнуты некие промежуточные и очень важные результаты. Исчезла острая тревога, которую вызывал сам факт работы с психологом. Уже после третьей сессии клиентка смогла больше и легче говорить о своих чувствах, а после шестой встречи задумалась о том, чтобы в дальнейшем работать с психологом другого направления, без использования художественных техник. По ее словам, художественное творчество вдохновляет ее само по себе, как возможность погрузиться в состояние детской непосредственности, и у нее много креативных идей.

Снижение уровня тревожности оказало влияние и на другие сферы жизни И. – она стала меньше контролировать мужа, больше доверяя его самостоятельности, и, по ее словам, ей стало легче доверять посторонним людям, то есть «вступать в общение с ними без защитной маски».

На встрече через несколько месяцев И. рассказала, что занялась, как и планировала, творчеством, причем сразу несколькими его видами — декупажем, росписью по шелку и изготовлением фигурного мыла. Все это доставляет ей огромное удовольствие.

В ряде случаев сам процесс создания рисунка для клиента имеет большее значение, чем конечный результат. Наблюдение за процессом создания рисунка, анализ выбора материалов может быть очень информативным для психолога, при условии, что клиент имеет свободу выбора художественных средств.

Очень часто оказывается, что клиент, попавший на арт-терапевтическую сессию, долгие годы (часто с детства) не рисовал и не брал в руки красок и кисточек. В этом случае может иметь место очень быстрый регресс клиента – оживает «память тела», меняется жестикуляция, манеры клиента, даже тембр голоса и речевые обороты становятся более детскими.

Пластические материалы, такие, как глина, тесто для лепки, пластилин дают клиенту, во-первых, опыт работы с формами и объемами, во-вторых, позволяют выразить сильные и часто не до конца осознанные чувства, связанные с гневом, агрессией, болью. Человек получает опыт передачи эмоций через физическую активность – тесто и в особенности глина требуют применения мышечной силы, и, таким образом, затрагивают психофизиологические процессы. Поэтому при работе с ними нередко может иметь место положительный эффект при психосоматических нарушениях и соматовегетативных проявлениях невротических состояний (Крюкова, Бедненко, 2009).

Некоторые исследователи рекомендуют, работая с эмоциональными, легко возбудимыми клиентами, использовать «заземляющие» материалы, требующие концентрации усилий для получения изображения – карандаши, маркеры, пластилин, глина. Это позволяет снизить уровень возбуждения и тревоги.

В психологический центр «Православная Семья» обратился мужчина 47 лет по поводу проблем во взаимоотношениях с женой и пасынком 10 лет. Он выражал на первой сессии желание, чтобы психотерапевт «вразумил» его жену, как воспитывать мальчика. Было решено работать с мальчиком отдельно от родителей, с использованием элементов арт-терапии. Использовался пластилин – причем с каждым разом мальчик все более охотно работал с пластическим материалом.

На первой сессии мальчик вел себя скованно, разговаривал тихо, смотрел на терапевта с недоверием. Ни лепить, ни рисовать не хотел, предпочитая разговаривать. Но разговор тоже не клеился, и сама возможность работы оказалась под вопросом. Переломным стал момент, когда клиент взял коробку пластилина и начал лепить в виде разноцветных шариков неодинакового размера всех членов семьи – маму и отчима, родного отца, бабушку и дедушку. Затем с помощью психотерапевта стал объединять шарики таким образом, каким строятся отношения в семье — более плотное соприкосновение у тех, между кем установлены более тесные отношения, и менее плотное у тех, кто находится во враждебных или дистантных отношениях (например, бабушка и отчим, дедушка и отчим, мама и папа мальчика). Таким образом, клиент сам увидел, что у каждого в семье (в том числе и у него) есть собственное уникальное место, свои функции и свои способы общения, и все в этой системе оказывают влияние друг на друга (сдвинуть и «перелепить» один шарик невозможно без того, чтобы не сдвинулись все остальные).

Случаи, когда пластические материалы позволяют клиенту хоть как-то включиться в работу, особенно часты с детьми и подростками:

А. 16 лет, его записала на консультацию вторая жена его отца. У него есть медицинские диагнозы: органическое повреждение головного мозга с умеренными когнитивными нарушениями; парциальная эпилепсия в ремиссии (4 года); гиперкинетический синдром с гиперкинезами, чрезмерная возбудимость.

Психиатр не против того, чтобы А. работал с психологом.

А. производит впечатление заметной неадекватности. Очень худой и высокий подросток, очень напряженный, с судорожными движениями-подергиваниями. Он как будто все время был сведен судорогой, и как будто не может контролировать свои движения. Когда я прямо обращаюсь к нему или задаю вопрос, судорога становится сильнее, его шея буквально выворачивается неестественным образом, и он физически не может смотреть на меня. Руки начинают крупно дрожать. Он не выпускает из рук мобильник, и я не настаиваю – у меня есть ощущение, что это его оплот безопасности, и без него он просто не сможет оставаться в кабинете. Никак.

Однако А. сам хочет попробовать работать со мной, и только поэтому мы продолжаем.

На последующих сессиях А. садится ко мне спиной, редко оборачиваясь. Я предлагаю ему пластилин, рассказываю, что, когда разминаешь что-то в руках, это позволяет меньше волноваться и более спокойно себя чувствовать. Он с большим интересом эту информацию воспринимает, и даже задает несколько уточняющих вопросов.

Практически все время А. мнет кусок пластилина. Это позволяет ему успокоиться, он больше не берет в руки мобильник. Он почти никогда не откликается на предложение слепить что-то конкретное или рассказать, что именно он лепит. Но, если на первых сессиях это были хаотичные и лихорадочные движения, похожие на размазывание пластилина по рукам, то к 9-10 сессии у него иногда появляются геометрические фигуры. Возникает ощущение, что структурирование терапевтического пространства идет параллельно с тем, о чем рассказывает А., и как будто находится вне поля слов.

Уточнение запроса

Арт-терапевтическая работа с клиентом гораздо чаще, чем работа в рамках других психотерапевтических направлений, начинается без конкретного сформулированного запроса. Во многом это связано со спецификой художественной изобразительной деятельности, которая трудно поддается рационализации и конкретизации. Кроме того, арт-терапевтические приемы активизируют творческий потенциал личности, что таит в себе богатые возможности для ее трансформации. Слишком конкретно сформулированный запрос может искусственно сузить и ограничить поле работы, а следовательно, и возможных эффектов.

В индивидуальной работе клиент может начать с формулирования проблемы-запроса, решение которой вряд ли находится в сфере компетенции психолога (например «Хочу выйти замуж», «У меня проблема с ребенком» и прочие неконструктивные запросы). В этом случае изобразительная работа может , тем не менее, начинаться с первой сессии и быть посвящена уточнению запроса – например, тому, как психолог может помочь в данной проблеме, или тому, как клиент представляет себе решение этой проблемы. По замечаниям ряда исследователей и нашим наблюдениям, в течение одной-двух сессий, убедившись в безопасности арт-терапевтического пространства, клиент сам формулирует более реалистичный и конструктивный запрос.

Некоторые исследователи художественного творчества, например, Х. Хартманн, говоря о помощи художественного творчества в адаптации к реальности в противовес простому «фантазированию», в качестве наиболее важного отличия между ними говорят о том, что процесс художественного творчества является прототипом синтетического решения, в котором всегда присутствует тенденция к «порядку». Такая тенденция к «порядку» неотъемлемо присутствует в каждом произведении искусства, даже когда его содержание или намерение представляет «беспорядок».

Специфика терапевтического альянса, возникающего при работе с арт-терапевтическими методами, состоит в том, что его формирование в большей степени опирается на невербальные коммуникации между клиентом и психологом. В ходе работы над рисунком вербальное общение клиента и терапевта сведено к минимуму, однако невербальными средствами терапевт может демонстрировать как минимум эмпатию. Безусловное положительное отношение терапевта подразумевает безоценочное принятие жизненного опыта клиента, а также проявление теплоты и заботы (Ягнюк, 2009).

Необходимо отметить в качестве одного из преимуществ арт-терапевтических техник, что при минимизации вербального компонента работы психологу бывает легче войти в эмоциональный резонанс (настроиться на одну волну) с переживанием и личностными смыслами клиента, которые активизируются в его сознании. Резонирование можно определить как обращение терапевта внутрь себя, то есть к чувствам, образам, воспоминаниям, смыслам, которые возникают в ответ на то, что он видит, слышит, чувствует вместе с клиентом.

Мы полагаем, что в арт-терапевтической работе творческий процесс неизбежно увлекает обоих участников (то есть клиента и психолога), уменьшая дистанцию между ними, существующую в вербальной, аналитической работе, а преимущественно невербальные коммуникации приводят к тому, что общение может происходить «на уровне бессознательного психолога и бессознательного клиента». Таким образом, переносные и контрпереносные реакции практически неизбежны и разворачиваются быстро, уже в течение первых сессий. А в том случае, если они не отслеживаются психологом, это могут быть сильные и длительные переживания, которые отыгрываются вовне и часто бывают деструктивны.

Отсутствие вербальной коммуникации не уменьшает, а порой и увеличивает силу проекций и реакций переноса и контрпереноса. Например, психолога начинают беспокоить формальности и установление границ, и он может стать слишком требовательным и ригидным. В этом случае вербальное общение на сессиях начинает занимать больше времени, а метафоры и смыслы рисунка могут ускользать из сферы внимания психолога.

В других случаях разворачивание реакций переноса и контрпереноса приводит к трудностям с формулированием темы у клиента, рассеянности внимания, невозможности сосредоточиться и довести рисунок до конца.

Слова дают способ организации нашего опыта, но многие воспоминания, которые оживляются арт-терапией, не закодированы в слова, а являются скорее телесными воспоминаниями. В этом случае реакции тела психолога становятся гораздо важнее, чем мысли и фантазии, которые могут увести в сторону от чрезвычайно важных событий, происходящих на сессии.

Annotation

The article reveals some aspects of the application of art-therapy techniques in the initial phase of work with clients. According to the author engaging elements of artistic creativity in the process of therapy can replace the dyad "therapist - client" on triad "therapist - act of creation - client." It allows the client to dissociate themselves from the problem, and the metaphorical language of the drawing gives the client a sense of security and creates a field for deeper self-disclosure.

Key words: psychotherapy, creativity, аrt-therapist, transference, contertransference, adaptation, anxiety, empathy. 

Литература

1. Бедненко Г.Б., Владимирова-Крюкова М.Ю. Психотерапевтическая работа с глиной // Доступно в сети Интернет по адресу: http://flogiston.ru/articles/therapy/glina
2. Венгер А.Л. Психологические рисуночные тесты. М.: Владос-Пресс, 2005.
3. Гринсон Р. Техника и практика психоанализа. М.: Когито-Центр, 2003.
4. Колошина Т.Ю., Тимошенко Г.В. Марионетки в психотерапии. Издательство Института Психотерапии, 2001.
5. Кох Э., Вагнер Г. Индивидуальность цвета. Путь упражнений по живописи и переживанию цвета. М.: Антропософия, 2000.
6. Кэмерон Д. Путь художника. Ваша творческая мастерская. Издательство Гаятри, 2005.
7. Лебедева Л.Д. Теоретические основы арт-терапии // Доступно в сети Интернет по адресу: http://psy.1september.ru/articlef.php?ID=200600305
8. Ягнюк К.В. Невербальные аспекты взаимодействия психотерапевта и пациента Журнал практической психологии и психоанализа, № 3, 2009.
9. Kramer E. Art as therapy. Collected papers. London: Jessica Kingsley Publishers, 2000.