Делдон Маккинли. Архетипический подход.

Меня попросили показать, как можно применить архетипический подход. Рискуя впасть в сверхупрощение, я бы все же выделил три определенных признака этого подхода, как они проявляются в моей клинической работе. Один из них состоит в том, что я считаю отношения пациента с архетипическим материалом, выбранным его душой, более важными по сравнению с соображениями переноса. Я не собираюсь принижать существенную ценность близких отношений как имеющих решающее значение для трансформации, хочу лишь признать, что терапевтические отношения являются только одной областью из нескольких, в которых можно встретиться с архетипами лицом к лицу. Занят ли мой клиент симптомом, борьбой, социальным функционированием, снами и т. п., я склонен видеть себя в роли товарища-исследователя или свидетеля до тех пор, пока роль представителя какой-либо сильной фигуры не станет явно на меня проецироваться. Во-вторых, спектр поведения, который я считаю скорее «человеческим» и исходящим из души, чем патологическим, шире соответствующего спектра, принятого у моих коллег, работающих в неархетипическом подходе. И когда патология очевидна, мое первое побуждение — исследовать и понять значение данной патологии для индивидуации данного пациента. Меня приводят в уныние наблюдения за тем, как быстро в сегодняшней психологической среде предписываются медикаменты, госпитализации и директивы, и приводит в ужас давление, которое даже я чувствую отовсюду: принуждение сделать что-нибудь, чтобы исправить ситуацию, пообещать избавление, разрешить конфликт, найти выход из тупика, снять боль с помощью какого-либо героического вторжения в естественный процесс, как будто не существует внутренних ресурсов, которые можно поощрять и вдохновлять к жизни в пациенте. Я делаю ставку на мудрость души и веру в то, что внимание к архетипическим процессам в состоянии дистресса поможет душе прийти в равновесие без вооруженной интервенции. Я поощряю концентрацию скорее на поиске души, нежели на улучшении состояния. В-третьих, фокусирование на архетипических темах при помощи воображения ведет аналитический процесс сквозь гамму возможностей от интенсивных психологических импульсов до наиболее эфирных психических переживаний, без какого-либо заранее определенного порядка или ожидаемых стадий, в соответствии с потоком и направлением, исходящими из души пациента. Теоретически, на пути к зрелости мы проходим определенные стадии развития, но редко мы как терапевты, находясь так близко к миру пациента, видим сквозь стадии роста и интеграции прямо направленную прогрессию; только оглядываясь назад, мы может увидеть, как очевидно несовпадающие и несущественные переживания образуют более широкую картину. Архетипы проявляются в инстинктивной жизни тела, его отвращениях, тупиковых переживаниях и влечениях, а также в идеях и духовных наклонностях. Мне не хочется от себя накладывать на душу пациента какие-либо возможности и долженствования. Архетипическая психология говорит о «психике» и «душе» с уважением к таинственности человеческой природы, которую невозможно свести к простым детерминантам. В глубине души скрыты ассоциации, связанные с жизнью и смертью, ведущие за пределы личных историй и соединяющие нас с интенсивностью не какого-то отдаленного трансперсонального, а того, что присутствует всегда, — другой стороны всего обыденного. Я представляю, что в аналитическом путешествии нас сопровождает Меркурий, которого Юнг (CW]3, para. 284) обозначил как «архетип индивидуации»; кроме того, я воображаю присутствие богини очага, Гестии, как принципа центрации и заземления, поддерживающего фокус процесса и создающего баланс герметической энергии. Заканчивая абстрактные рассуждения1, давайте поговорим о коагуляции теории в терминах истории Джоан. До некоторой степени факт, что у меня на руках есть кусочек истории Джоан, лишает меня своего рода первотолчка, начального влияния, которого я всегда ожидаю от нового пациента. Ради молодых терапевтов, которые, возможно, читают эту работу, я хочу признать, что это ожидание не является вполне комфортным, поскольку я всегда переживаю состояние тревоги перед встречей с новым пациентом. Тревога может длиться несколько минут или недель до того момента, пока не произойдет что-то в отношениях между нами. Изначально чувства дискомфорта по поводу другого человека не означают, что терапия не получиться, но лишь то, что задействован глубокий личностный материал. Несмотря на беспокойство, я ожидаю первой встречи как исключительного события. Первые впечатления, тщательно собираемые с помощью первичного животного чутья, дают существенную информацию, которая уже вскоре исчезнет за словами и сознательными намерениями. Позднее эти первые впечатления можно будет сравнить с более поздними данными с целью отследить бессознательную динамику отношений и мои теневые проекции — то, что этот другой человек дает мне возможность узнать о моих собственных отброшенных частях. Тот факт, что у нас как читателей есть эта история о Джоан, имеет также определенные преимущества, хотя и отбирает у меня первоначальный феномен целостного впечатления о Джоан, окрашивая встречу предварительной информацией. Только когда я встречу Джоан, я сопоставлю эти впечатления, уже отмеченные другими, с ее физиогномическими особенностями и моим откликом на ее голос, жесты, позы, глазной контакт, запахи, одежду и украшения т. д., и только когда она. наконец, раскроется, я смогу увидеть, являются ли данные исторические факты существенными и аутентичными. Разница между первой встречей с пациенткой без предварительной информации и встречей с нею в контексте ее истории является важной, это одна из особенностей, отличающих опыт частной практики от работы в большинстве агентств. Мне лично нравится работать с неоднозначностью и, по возможности, максимальной спонтанностью и не собирать никакой истории на или до первой встречи со взрослыми пациентами. Обычно я даю истории возможность медленно разворачиваться, веря в то, что факты менее важны, чем то, что было сделано с ними внутренним рассказчиком пациента. Мнения аналитиков расходятся по этому вопросу, и здесь каждый должен найти для себя собственную зону комфорта. Еще одна особенность первой встречи: человек, направивший ко мне пациента, играет важную эмоциональную роль. Пациент переносит свои представления о терапевтическом приеме на первый профессиональный контакт. В зависимости от того, виделся ли ему тот первый человек, к которому он обратился, спасителем, исповедником, судьей, целителем, родителем или слугой, наложение реальной встречи и образа терапии у пациента сильно окрашивает начало работы. Иногда возникает настолько сильная привязанность пациента к профессионалу, встретившемуся ему первым, что страх и горе, вызванные расставанием, вынуждают заняться этими чувствами в первую очередь, прежде чем можно будет иметь дело с чем-либо еще. Все это имеет отношение к Джоан. Каковы были представления о терапии у врача, направившего Джоан ко мне, и какова ее привязанность к этому врачу? Каков ее образ психотерапии и что она ожидает от меня и от себя? Буду ли я работать с ней во время ее госпитализации и смогу ли я продолжать видеться с ней после выписки, или тогда ей придется найти другого терапевта? Для Джоан выписка из больницы с внутриутробным содержанием там 24 часа в сутки может повлечь за собой период горя и тревоги по поводу разделения, к которому добавится опыт потери первого терапевта. Существуют такие непродуманные правила лечения, когда патронаж после лечения в клинике является достаточно беглым и не учитывает подобную динамику. Пациенты тогда переживают чувство покинутости. В любом случае, я бы рекомендовал интенсивную работу с Джоан после выписки, включая долгосрочную терапию, даже если лечение в клинике будет успешным. Прежде чем давать рекомендации, однако, позвольте мне поделиться своими первоначальными реакциями на вербальный портрет Джоан. Мое первое впечатление таково, что Джоан обладает таким твердым духом и надеждой, что я чувствую себя полностью на ее стороне, желая ей лучшего. После длительных переживаний боли и неудач она актуализирует свою надежду вместе с новой попыткой излечения, новым браком, новой карьерой. Я уважаю устойчивую направленность Джоан к жизни, к Эросу, которую она проявляет, беря на себя инициативу в создании группы самопомощи, желая заботиться о других, продолжая надеяться на лучшее, хотя и переживая временами чувство безнадежности и суицидальные желания. Я ожидаю встретить сильную, земную женщину, полную витальности. Большая часть этой энергии, вероятно, находится за границами осознавания и может сильно отличаться от ее самовосприятия. Если она способна избрать долгосрочную терапию, мой позитивный отклик внесет свой вклад в нашу работу. Однако, будучи контрпереносным отношением, это позитивное чувство должно быть объективировано. Я не могу позволить своему уважению и восхищению окрашивать нашу работу целиком, ибо это может дать ей фальшивое чувство безопасности и впечатление моей манипулятивности и снисходительности. Кроме того, я не хочу создавать у нее ненужную зависимость от меня или ожидать от нее слишком многого слишком скоро, или скрытым образом пообещать ей слишком много, или оказаться слепым к ее более темным аспектам.