Жила-была девочка.

Жила-была девочка. Родилась она раньше положенного срока, и поэтому первые три месяца прожила не дома, а в больнице. Мамы рядом с ней не было, а был лишь прозрачный купол домика-кювеза, множество тонких трубок и огромный, блестящий на солнце серебристым металлом, аппарат. Он как живой иногда подмигивал ей цветными огоньками и показывал все время бегущую куда-то картинку, которую ей никак не удавалось хорошенько рассмотреть.

Ещё были люди в белом. Они часто подходили к ней, смотрели, о чем-то переговаривались между собой, словно решая, что же с ней делать. Иногда ее брали на руки и что-то действительно делали.

Это ее пугало. Она не знала их, они странно пахли, их было много и иногда они причиняли ей боль. К боли она привыкла, приняла ее как часть своей жизни и перестала с ней бороться. Тем более, что сейчас ей уже было гораздо легче, чем тогда, когда она только-только родилась.

Она уже не помнила, но какая-то крошечная часть внутри нее навсегда осталась хранителем событий тех дней, о которых не знал больше никто.

Тогда у нее еще была мама. Мама, запах которой она чувствовала все время, что была внутри. Она знала ее голос, ей нравилось слушать как она поет и как разговаривает с другими, незнакомыми ей голосами. Но больше всего, конечно, она любила, когда мама разговаривала с ней: пела песни, рассказывала о том, какая красивая комната ее ждет, мечтала о будущем или просто гладила по спинке. От мамы она знала, но пока еще совсем не представляла огромный мир там, снаружи. Мир был совсем не важен для нее сейчас. Точнее, всем миром для нее была мама – такая близкая, знакомая и родная.

А потом она осталась одна. Она даже не поняла, что произошло, и как случилось так, что мамы не стало. Вокруг было много людей, они что-то делали с ней, куда-то носили, потом возвращали обратно - она не понимала ничего, да и не могла понять.

Она отчаянно звала маму. Кричала, плакала, иногда так долго, что обессилев проваливалась в глубокий сон, получая пусть временную, но передышку. Потом просыпалась и снова начинала кричать и плакать. 

Мама не приходила.

Весь мир внезапно исчез, оставив ее одну, беспомощную и до смерти напуганную. Она звала на помощь долго, ей казалось – целую вечность, и все никак не могла поверить в то, что мамы нет. Пока однажды не сдалась.

Тогда и появилась эта крошечная девочка, которая взяла невыносимое: ужас, отчаяние, беспомощность, бессилие и ту боль, с которой ей в одиночку невозможно было справиться. Завязала их в узелок и спрятала далеко-далеко. Она сказала, что мамы больше не будет, и теперь она должна жить сама, надеясь только на себя и не полагаясь ни на кого.

- А для этого нужно многое уметь, - сказала девочка. Но не волнуйся, я тебе помогу, я буду охранять твой ужас, чтобы ты смогла выжить, стать взрослой и больше никогда ни от кого не зависеть. Я буду твоим стражником, чтобы больше никогда тебе не было так отчаянно страшно и так невыносимо больно.

Это было похоже на сделку, но конечно, на самом деле никакой такой сделки не было. А был природный механизм защиты.

Девочка выросла. У нее были мама и папа, она закончила институт и пошла работать. Потом она вышла замуж, родила дочку и с ней что-то случилось. Она больше не владела собой. Она плакала, кричала, она боялась оставаться одна, не подходила к ребенку – ей казалось, что она сходит с ума. Врач сказал, что это послеродовая депрессия, назначил лечение и отправил к психотерапевту.

Или, например, так. Девочка выросла, у нее были мама и папа, она закончила институт, потом еще один, потом аспирантуру, но работать так и не пошла – при мысли о том, что она теперь взрослая и должна сама о себе заботиться, у нее начинались панические атаки.

Или вот так. Девочка выросла, у нее были мама и папа, она прожила с ними всю жизнь, пока они не умерли один за другим в течении года. Потом с ней что-то случилось.

Это сказка. А на самом деле младенец ощущает реальность гораздо трагичней. Английский психоаналитик Д. Винникот в своей книге «Маленькие дети и их матери» описывает потерю контакта с матерью следующим образом:

«Маленькие дети подвержены чувству тревоги, которую нам трудно вообразить. Оставленные надолго (речь идет не только о часах, но и о минутах) без привычного человеческого окружения, они переживают опыт, который можно выразить вот такими словами:

• распад на куски
• бесконечное падение
• умирание... умирание... умирание
• утрата всякой надежды на возобновление контакта».

В последние годы все больше и больше говорят о роли привязанности в формировании личности. Есть уже достаточное количество исследований, подтверждающих ее роль в физическом выживании ребенка, а также в том значении, которое оказывает привязанность на всю последующую жизнь.

Ее роль огромна. По сути, она служит фундаментом, необходимой базой для успешной социальной адаптации в будущем. Приведенный выше пример, лишь один из вариантов «когда что-то пошло не так».

Это вовсе не означает, что у этого ребенка будут проблемы с привязанностью на всю жизнь. Она может восстанавливаться, если есть близкий человек, который заботится, проявляет чуткость, он надежный, принимающий и устойчивый. Это не обязательно мама. Им может стать папа, бабушка, тетя, приемные родители, няня, любой персональный взрослый, который будет постоянно заботится о ребенке.

Но если такого взрослого нет, или он заботится неадекватно: не замечает потребностей, игнорирует их, не оказывает поддержку, наказывает за проявление эмоций и т.д., то эта первичная модель близких отношений станет калькой для любых других отношений, которые будут возникать в будущем у подросшего ребенка, а потом и взрослого.

Как показывает мой опыт и опыт моих коллег, причиной большинства проблем связанных с социальной адаптацией, отсутствием близких отношений, постоянными неудачами в этой области, – часто бывает нарушенный механизм привязанности.

Именно поэтому важнейшим аспектом психотерапевтической работы является работа по восстановлению привязанности – той не приобретенной или утраченной возможности создавать близкие отношения, так необходимые каждому для счастливой, наполненной и успешной жизни.

Терапевт постепенно становится той самой постоянной, стабильной, безопасной и устойчивой фигурой для клиента. И тогда появляется возможность получить тот самый отсутствующий опыт безопасных отношений, прожить заново, и таким образом изменить свою детскую защитную модель избегания привязанности, а вместе с ней и близости в отношениях.