Близко к сердцу.

Это когда все близко, настолько, что нет видимой разницы, это когда не видно, когда стремишься восполнить потерю собой и наталкиваешься на пустоту в ответ. Вот эти черные буквочки на таком белом листике, они создают контраст, они делают разницу в моем восприятии, которое неспособно отделить близость от объекта. Текст выходит размытым, не видно букв, не понятен текст, невозможно прочитать и увидеть фон, есть только область близкая к сердцу, и она болит мной. Переживания себя уходят, приходят волнующие ощущения обволакивающей паутины состояний проживания несуществующих пространств внутри грудной клетки, как будто она может вместить в себя всё, что есть за ее пределами. Вдох рождает новый виток и несет тебя стремительно вверх, а там острое замирание, напряжение, попытка удержать в себе все вобранное и неминуемая расплата за жадность разрывом плотности существования на несуществующие в пространстве кусочки твоего дыхания. Задержка дыхания не спасает от потери чувств, они уйдут вместе с силами, удерживающими их. Близко к сердцу, слишком близко чтобы можно было рассмотреть, слишком далеко от дающего это, слишком для жизни и для мечты. 
Отменить положение влечения к драматическим переживаниям и увлечь их собой пресным, не засоренным острыми переживаниями, нет, не удастся. Как только, так и сразу, займите свои места в зрительном зале, мы начинаем персональную пьесу для ценителей. Близко, так близко что видно отражение звезд на сетчатке глаз другого, в этой вселенной не бороздят космические корабли, там нем гавани для уставших путников и поросли все тропы, порой, забавные истории проскальзывают мимо строгих смотрителей моральных бдений, но, все же так близко еще никто не смог рассмотреть себя. Воспринимать всё и всех, твоя природа распорядилась тобой как хотела, она дала тебе это восприятие в надежде на постижение внутренних просторов с микроскопической точностью, но близорукость не дает возможности смотреть дальше, чем так близко к сердцу. 
Так близко замирает биение от собственного шума, как будто внутри есть только общий шум и нет его частей, слитно и едино не делится на части, не проживается отдельный фрагмент, все подчинено общему течению и закономерности целого, неделимого счастья в переживании такого невидимого, но четко ощущаемого горя, растворения в пустоте. Пульсации ровные простыни, без складок, на них нет возможности лечь и нарушить эту идеальную картину расслабления, просто стоять и смотреть как гладко и ровно твое бессилие перед такой безмолвной красотой кажущегося спокойствия. Подпуская близко ускользает близость восприятия гонимая потерей пространственной возможностью совершать обмен, нет пространства – нет возможностей, когда заперт в своих объятиях руки заняты удержанием и не могут взять подношения. Так близко к сердцу, так близко к себе, и так далеко от всего остального. Поиск идеального объекта завершен, то, что наполняет тебя и есть ты, держать его близко внутри себя, быть гиперопекающей мамой для своих чувств – это принимать все близко к сердцу. И не важно уже что они могут задохнуться в твоих удушающих объятиях, так близко, как только можно прижаться к тебе можешь только ты сам, и не слыша своего собственного дыхания, задержав все входящие и выходящие, ты проживаешь эти бурные чувства от созерцания ровной простыни на кровати убаюкивающей саму себя.