Обед у Вероники. Возможности сочетания рациональных и символ-ориентированных методов психотерапии.

Всё нужно было есть с хлебом, особенно суп. И стараться не перечить отцу. Если ты что-то делала не так, например, ела без хлеба или пыталась спорить, тебя ждало наказание. Чаще всего это был толчок в грудь – сильный, презрительный и отвергающий. Первый раз Вероника получила его в пять лет, и потом эти толчки продолжались и продолжались все десять лет до того момента, когда она узнала, что отец ей даже не родной, и в момент очередной стычки не выпалила: «А ты вообще мне не отец!».

С хлебом же и вовсе получилось отвратительно. Веронике было двенадцать, они обедали на кухне, и отец опять что-то раздраженно ей выговаривал, а она пыталась ему возражать. И тогда он использовал совсем крайний «довод» – подскочил к ней и окунул её лицом в тарелку с супом...

В двадцать четыре года Вероника появилась у меня на приеме: выраженная депрессия (средней тяжести), периодические алкогольные эскапады в веселой компании, полная неудовлетворенность собой и отсутствие значимых целей и ценностей.

Стратегия когнитивно-поведенческой терапии начала приносить результаты почти сразу. Разобрали под орех множество ситуаций «некомпетентности», «нерешительности», «собственной посредственности», «неорганизованности» и пр. Вытащили на свет божий искажающие убеждения, поймали за хвосты коварные мысли-автоматы, разглядели через лупу эмоциональные и поведенческие реакции. Ужаснулись. Порадовались. Поставили цели, начали двигаться...  

И что-то все время оставалось... Неугаданное, неувиденное, нерассказанное, непереработанное...  Мешающее и тревожащее.

Фигура неотца все время маячила, притягивала к себе мысли, чувства и эмоции. Его саркастичный тон, насмешливые замечания, холодность и равнодушие Веронику не отпускали. Неотец как будто продолжал награждать тычками и угрожать окунуть в суп. Лицом. Мешая сосредоточиться на жизни, не давая дышать ровно.

Алехандро Ходоровски в своей «психомагии» использует, по сути, поведенческую терапевтическую стратегию. Давая определенные задания, обращаясь «непосредственно к бессознательному на его собственном языке, не важно, с помощью слов, предметов или действий», он активирует новую сборку нейронных связей, что формирует альтернативные когниции относительно травмы. Я предложил Веронике провести такой ритуал. Что вышло, рассказывает она сама:

«Смысл ритуала заключался в том, чтобы воссоздать ситуацию из прошлого и по-новому её пережить. Ситуация была связана с моим отцом. В детстве, когда мы обедали, мой отец окунул меня головой в суп. Я не помню, в чём заключалась причина сего действия. Может быть, я ела без хлеба или вначале съела мясо. Мне удалось наиболее точно воссоздать ту обстановку из прошлого, так как мы проживаем в той же квартире, и наша кухня с тех времен почти не изменилась. Ритуал проводился в то же время суток, за окном было светло. Я так же расставила мебель и приготовила в точности такой же суп. На месте, где тогда сидел мой отец, я поставила его цветную фотографию, почти в натуральный размер. Налив две тарелки супа и поставив на стол хлеб, я села за стол. Мне необходимо было выстроить диалог с отцом, а в конце разговора окунуть его фотографию в суп.

Вначале я не могла сказать ни слова. Было нелегко психологически. Затем я поздоровалась с ним, и начала спрашивать о его отношении ко мне, о причинах такого поведения в прошлом и отсутствии желания общаться со мной в настоящем. Пыталась выстраивать в голове его ответы, и в какой-то момент мне стало очень тяжело и невыносимо. Обида захлестнула меня, диалог превратился в монолог, я начала плакать и вместо вопросов посыпались обвинения. Было несколько порывов протянуть руку и окунуть фотографию в суп, но я не смогла. Несмотря на обиду, я не чувствовала в душе злобы и в слезах вышла из-за стола.

Я решила взять паузу и ушла курить на балкон. И там, немного успокоившись, я спросила себя – «хочу ли я вести с ним диалог с позиции маленького плачущего ребёнка? Хочу ли я оставаться жертвой в этой ситуации? Нет. Я взрослый человек, и мне нужно выстраивать диалог с позиции взрослого зрелого человека, более объективно и с достоинством». После этого я вернулась на кухню и снова села за стол. Я снова поздоровалась, в этот раз без колебаний и твёрдым уверенным голосом. Выпрямила спину и начала спрашивать. Вопросы оставались те же, и ответы отца, которые возникали в моей голове, не изменились с первой попытки. Но я уже не чувствовала ни горечи, ни обиды, ни волнения. Мне удалось довести диалог до логического конца. В ходе разговора я нашла необходимые аргументы, и более ясно и объективно взглянула на происходящую ситуацию. К концу разговора я ощущала себя сильным и уверенным человеком с чувством собственного достоинства, и, протянув руку, я окунула фотографию в суп с фразой «Папа, я на тебя зла не держу, но на моём месте ты себя всё-таки почувствуй!». Я повторила это действие ещё два раза, затем вдобавок кинула к нему в тарелку хлеб, и снова окунула фотографию. Потом я порвала фотографию и, вместе с супом, вылила в унитаз.

После ритуала внутри появилось чувство гордости, чувство собственного достоинства. Я как будто восстановила те личные границы, которые были нарушены тогда, в детстве».  

Неотец словно отпустил, ослабил хватку, и отпустил. Но неувиденное все равно остается, куда ж без него.

«Как дела?», - спрашиваю. «Хорошо!», - отвечает с улыбкой. «А там? А с тем? А с этими?». «Хорошо... Правда, была тут маленькая проблемка на работе. Так, ерунда. Поздно сказала заказчикам о стоимости изделия, они немножко возмущались». «Как думаешь, в чем причина?» «Да у меня сложности вот с этим – с оглашением и предложением цены, условий, дополнительных опций». «А с чем ещё?», - спрашиваю, уже понимая, что неугаданное, кажется, начинает проявляться. Задумалась. «А ещё с предложением кому-либо, даже другу, прочитать понравившуюся мне книгу, послушать оцененную мной музыку, посмотреть хороший, на мой взгляд. фильм, сходить куда-то в конкретное место...». «В общем, с любым предложением себя?». Задумалась. «Да, пожалуй».

«Метафора знает», говорят в символическом моделировании. Знает-то она знает, но прежде, чем её «расспросить», сначала её нужно найти – именно ту, только твою, встроенную только в твое символическое пространство, имеющую отношение к твоей конкретной травме, к твоей ноющей ране.

Спрашиваю, - «Что это за чувство, когда тебе трудно что-либо кому-либо предложить?». «Дискомфорт, неуютность», отвечает, поежившись. «Где эти дискомфорт и неуютность?» «Здесь», показывает на область плеч и груди. «Как это выглядит?» Молчит, потом немного ошарашенно, - «Как отпечаток ладони». Многократный опыт отвержения, бесконечные толчки в грудь впечатали пятерню неотца в грудь и в мозг, создали глубоко засевшее представление о своей неприемлемости, необязательности и второсортности. «Что бы ты хотела, чтобы произошло?» «Чтобы этого чувства не было». «И когда этого чувства нет, что происходит тогда?» «Я могу свободно общаться с людьми, могу предлагать им все, что сама посчитаю нужным». «И что тогда ты чувствуешь?». «Радость!». «Эта радость, она какая, она как что?» «Она светлая, она как белый свет». «И где она?». «Вокруг меня, я сама – источник этого света!». «И когда ты сама – источник этого света, этой радости, что происходит с отпечатком?» «Его нет, он исчез...!»

Вероника обязательно запомнит эту ресурсную метафору и связанное с ней переживание, и когда потребуется, сможет без особого труда к ней обратиться. За помощью, за нужными чувствами и нужным состоянием. А результат будет опять вербализован в диалоге, совместно описан и проанализирован в рациональной системе, скорее сплетенной с системой символической, нежели отделенной от нее.

_______________

Имя, возраст героини и некоторые детали изменены. На публикацию случая получено одобрение клиента.