|
Философское в пространстве клиникиАвтор статьи: Трофимова Валерия Олеговна
Связь знания и страдания, рассказа (иными словами, нарратива) больного и общих объективных схем врача представляет собой традиционную проблему. Как это было взаимосвязано на самой заре клиницизма, и какой разрыв между миром пациентов и миром врачей виден сейчас – вопрос, достойный внимания. В 18 веке диалог врача и больного начинался с вопроса «Что с Вами?» [10, c.20]. Этот вопрос, кажется, касался не только определенного состояния организма в целом или фрагментарно, но и затрагивал экзистенциальные переживания больного, связанные с протекающими болезненными процессами. С рождением клиники вопрос изменился на «Где у Вас болит?» [10, там же]. То есть, клиника с самого начала ссылается на свой эмпиризм и задает строгие рамки, не касаясь субъективных переживаний больного. Чтобы установить истинный патологический факт, врач, по сути, должен абстрагироваться от больного, тем самым выбрав из его нарратива самое существенное – с точки зрения врача. Это существенное, в конечном итоге, будет подведено под значительно объективизированные общие схемы. Конечная цель помощи больному – это ликвидация симптомов и возврат к норме. Картина механистической медицины, вроде бы, ясна. Но как, к примеру, обстоит дело с хроническими больными, теми, у которых болезнь срастается с биографией? Кажется, что пропасть между миром врачей и миром пациентов все расширяется. Врачи забывают о том, что могут быть участниками облегчения страданий, а рассказ способен обрести целительный эффект. Именно поэтому междисциплинарные исследования представляют особую важность, и медицине как таковой обособляться не следует. Феноменологическое видение является хорошим подспорьем в процессе лечения. Есть объекты, которых нет в медицинском языке, поэтому приходится обращаться к философии. К примеру, экзистенцию нельзя описать медицинским языком – это заметил еще Ясперс, выходя за пределы психопатологии. В том числе, я ищу возможность применения философского языка и для описания клинических картин. Что потребуется от «нового» медицинского нарратива? Остановимся подробней на субъективных переживаниях пациента, высказываемых на приеме, а точнее, непосредственно, обратимся к нарративу больного. Нарратив о болезни, зачастую эмоционально окрашенный, оценочный, гиперболичный – это история пациента, связывающая отдаленные периоды «пребывания в норме», текущие метаморфозы и теперешнее состояние. Пациент предстает перед врачом как «текст», и врач погружается в его внутренний мир в ходе восприятия его нарративов. Жизнь хроника, к примеру – это жизнь-в-интерпретации своих состояний, постоянное вопрошание себя, круга близких и врачей, отслеживание любых качественных изменений [7]. Вопросы, как правило, носят пограничный характер. «Что значит это?», «Почему это вызывает то?», «Почему это происходит со мной?», «Как с этим жить дальше?» - вот примерный перечень задаваемых больным вопросов. Это отсылает непосредственно к пластам опыта пациента и затрагивает глубинные слои бытия. Зачастую эти слои не представляют ясности, а погружение в них вызывает большую тревогу у самого пациента. Не всегда человек может признаться в чем-либо самому себе, поэтому в нарратив о своей болезни может внести лишнее, неискреннее и несущественное, либо, напротив, упустить представляющее важность. Часто нарративы принимают чисто-оценочный характер. Оценочные нарративы с применением различных лексико-стилистических средств (лексических повторов, метафор, сравнений, иронии) отражают личностную значимость описываемых событий для пациента, а также являются важным средством конструирования собственной идентичности в ходе выражения собственной позиции и оценки происходящего [3]. Ясперс в «Общей психопатологии» заметил, что «индивида совершенно невозможно растворить в психологических понятиях, и, пытаясь свести личность к типичному и регулярному, мы больше убеждаемся в том, что в любой человеческой личности кроется нечто непознаваемое» [11, c. 5]. При попытках выявления психических взаимосвязей мы неизбежно наталкиваемся на границы, за которыми начинается то, что понять сложно, а может, невозможно. Наши знания о природе личности частичны, обрывочны, а поведение самой личности зачастую непредсказуемо. Экзистенцию невозможно предугадать из-за ее связи со свободой. Можно предсказать динамику человеческой психики, но человек ведь нечто большее, чем просто психика. Человек – не вещь среди других вещей, вещи детерминируют друг друга, а человек самоопределяется [9, c.34]. Иными словами, благодаря самотрансцеденции человек покидает плоскость чисто-биологического поля и попадает в ноологическое измерение. Может быть, новый медицинский нарратив должен вобрать в себя не только клиническое и психическое, а именно, ноологическое – отвечающее за важный, смысловой контакт с внешним миром. Ноологическое измерение – это измерение, в котором находятся специфические человеческие феномены [9, c.39]. Дух и разум как раз относятся к ноэтическим аспектам. При учете этого измерения образуется многоуровневый взгляд на пациента, не разрушающий целостности человека. Таким образом, типизация и сведение к общему упускают не только переживания пациента, его субъективный опыт, но и, по сути, его самого, целиком и полностью. Однако, зачастую какая-либо немедицинская терапия способна привести к самым медицинским результатам, а строго-медицинское лечение – напротив, к глубоким экзистенциальным изменениям. Стоит помнить, что человек не только «вещный», но и причастный вечности. Что касается нарратива психически больных, то их повествование, как правило, обрастает фантастическими формами, иным, значительно искаженным восприятием времени, пространства и окружающих вещей, а также перегружено метафизически. То есть, скажем, эпилептики и шизофреники свои приступы ощущают как «метафизические переживания», поскольку те носят явный «характер бесконечности». Телесному состоянию больного в такие моменты соответствуют инстинктивные действия, недоступные пониманию. Тело отдельно, мысли отдельно, мотивы отдельно – признаки психически нездорового человека. Поэтому целостность как таковая является показателем психического здоровья. Человек рассматривается как психосоматическое единство, поэтому подход к нему должен быть холистическим (клинико-экзистенциальным). Врачу необходима многомерность мышления, целостное видение общих закономерностей болезней, преломленных через призму как индивидуальных особенностей, так и субъективных переживаний больного. Активное взаимодействие биосоциальных наук и биомедицинских дисциплин породило качественно новые области знаний. Ядром таких исследований является интегративная антропология как комплекс наук о человеке. Охват проблем, определяемый понятием “интегративная антропология” необычайно широк – от изучения психосоматического единства человека до познания личностно-социо-культурной целостности, совмещающей рассмотрение особенностей личности с ее окружением в виде системы социальных и культурных влияний. [8]. Это является важной, необходимой теоретической основой, что может способствовать практическому переходу клицинистов на новый уровень понимания «человека» и «человеческого», в том числе и вытекающего из этих основ глубокого понимания нарратива больного. Физическое неизбежно воздействует на душу – взять, к примеру, яды, многочисленные мозговые поражения. В том числе, и психическое имеет явное воздействие на тело на уровне непроизвольных соматических феноменов – допустим, тахикардия, кровяное давление, метаболизм. Все это ставит под вопрос идеалы механистической медицины, господствующей много лет. К тому же, проблема глубоко затрагивает общественные потребности, ведь здоровое состояние – значительный показатель качества жизни. А медицинская наука отодвигает общественные потребности на второй план, если не дальше. Реальность духовного измерения как таковая способна раскрываться, выражаться и преломляться в земном человеческом бытии. Такого рода вопросы поднимались еще в середине 18 века, в Англии. На этот век приходится не только зарождение промышленного капитализма, но и рождение психиатрии в Великобритании. Видный представитель того времени, рассуждающий о методах самоизлечения, Д. Уэсли не случайно записал в своем дневнике: «Почему не все врачи задумываются о том, в какой значительной мере физические расстройства обусловлены разумом или возникают под его влиянием?» [2, c.69]. Таким образом, одной из задач врача, помимо поддержания физического здоровья, облегчения страданий пациента путем выслушивания и понимания, является и направление этого пациента на то, чтобы он был способен помочь себе сам с помощью правильного дискурса. Такого рода терапией (с греч. «забота») может являться философия, теология, а может, некий синтез. К тому же, пациенту следует стремиться «выслушать себя же», не просто интерпретировать свои состояния, но и активно рефлексировать над ними. Такое «совместное поле» врача и пациента носит характер личностной свободы каждого из них, при этом включая в себя как клиническое, так и экзистенциальное измерения. К примеру, через граничную ситуацию человек преобразовывает сам себя, раскрывается сам перед собой и утверждает свою истинную сущность перед лицом окружающего мира. При «пробуждении к экзистенции» могут открыться не только отклонения от здоровой нормы, но и истинные источники человеческих возможностей [11, c.288]. Таким образом, практическая философия, ведущая к избавлению от лжи, срывающая обыденные покровы и социальные маски, также сможет оказывать терапевтическое воздействие. Успех лечения может быть в том случае, если врач организовывает свое мышление вокруг своего пациента, а не вокруг каких-либо схем, определенных направлений и концептуальных построений [1]. В таком случае, опираясь на анамнез, врач старается увидеть больного из его прошлого, понять причины настоящей болезни и найти пути к его будущему здоровью. Врачу непросто «дотянуться» до пациента, и объединиться с ним против болезни. В наши дни, специалиста, прежде всего, интересует, какого рода заболевание имеет человек, но в идеале следовало бы задаваться вопросом «какого рода человек имеет заболевание» [6]. Тогда, ценой долгих усилий, кропотливых усмотрений образуется непротиворечивая картина. Тем не менее, не стоит быть слишком уверенным в том, что конечный итог всегда будет успешным. Философия, конечно, может помочь в самоизлечении, но, все же, в большинстве случаев ее склонны считать и виновницей некоторых психических расстройств. Новый медицинский нарратив должен учитывать многогранность философии, в особенности, при конкретных формах психических отклонений. Таким образом, эксклюзивный медицинский нарратив - это новый способ взаимодействия с пациентом, учитывающий пограничные состояния, охватывающий все уровни - от биомолекулярного до социокультурного, умело лавирующий между умозрительными конструктами и чувственно-воспринимаемыми вещами, между «вещностью» и вечностью, между клиническим и ноологическим измерением. Сделка медицины с философией должна быть выигрышной в плане методологии и холистического подхода, максимально полезной для всех сторон. И пусть «задумаются медики разных специальностей, не потеряли ли мы в нашей диагностике и инструментализме собственно человека?..» [4].
Список использованной литературы
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|