Сложный возраст. Психолог для подростка.

«…Большинство родителей подростков упорно не признают того, что их дети вырастают. Любящие родители боятся выпускать своих детей в мир, хотя и должны это сделать. Они не могут отвечать за успеваемость своих детей, за их друзей или планы на будущее, сопровождать их повсюду, чтобы быть уверенными в том, что их дети не вступят в сексуальные связи, не начнут курить марихуану, пить спиртное и т.п. Они могут только выражать своё отношение к этим вопросам. Они вправе ожидать от своих детей участия в домашних делах. Им следует в меру возможности договариваться с детьми о том, что все они считают важным. Родители должны быть способны любить и поддерживать своих детей. Но они также должны предоставлять известную свободу и видеть в своем сыне или своей дочери самостоятельное, наделенное собственными правами человеческое существо».

/В. Оклендер «Окна в мир ребенка» /

Очень редко подростки сами ищут психологической помощи, обычно к психологу их приводят или побуждают обратиться родители, обеспокоенные поведением, плохой успеваемостью, прогулами, негативизмом, истериками, или, наоборот, чрезмерной скованностью, тревожностью, замкнутостью, отсутствием друзей.

Кроме того, даже добравшись до психолога, подростку бывает довольно трудно сформулировать, что его привело, что он хотел бы обсудить и каких результатов достичь. Взрослый человек-психолог может казаться подростку таким же незаинтересованным, консервативным, осуждающим или критикующим, какими кажутся другие взрослые, поэтому говорить или слишком трудно, или не очень понятно, о чем. Тем не менее, даже в этой «незаинтересованности» и «немотивированности» есть свои смыслы. Например, узнать, что взрослый может быть открыт и не критичен, может помочь увидеть скрытое послание в поведении, найти подходяще слова для выражения чувств и состояний. Или можно использовать кабинет психолога как особое место, где можно побыть наедине со своими мыслями, чтобы потом, позже, уметь «оформлять» их в слова. «Об психолога» можно тренироваться быть самим собой в моменты гнева, недовольства, раздражения, обиды, печали или зависти.

Не каждый родитель или педагог, будем честны – редко какой, могут выдержать сильные чувства подростка, не впадая в морализаторство или оценивание. Это происходит от совершенно естественных родительских побуждений воспринимать подростка как часть себя, свое продолжение. А для педагога важно, насколько хорошо подросток усвоит определенные знания и навыки. Работа же психолога заключается в принципиально другом: помочь подростку найти то место в своей душе, где он – не продолжение родителей, не продукт образовательной среды, а человек со своим внутренним миром, сильными и сложными чувствами, огромным количеством противоречий и только формирующимися индивидуальными ценностями. Утрируя, можно сказать, что иногда психологическая работа представляет собой нечто, совершенное противоположное родительским и педагогическим целям. Однако это не значит, что психологическая работа непременно идет «против течения», как раз наоборот.

Чего вообще хочет подросток? Родители, а чего хотели вы в ваши 12-16 лет? Помните? Только я не об «светлых» целях добиться признания, стать образованным человеком, добиться успеха, «показать им всем, наконец», а о реальных и сильных чувствах, которые переполняют молодую душу. Подростки хотят, чтобы их «не трогали», но при этом продолжали интересоваться их жизнью. Чтобы дали больше свободы, но при этом продолжали заботиться. Чтобы «не учили жить», но делились своим честным опытом. Чтобы поддерживали, не впадая в критику. Чтобы признавали его право проживать собственную жизнь, не навязывая готовых моделей.

Это колоссально трудная задача для многих родителей, потому что возвращает маму или папу в их собственный подростковый возраст, «взбалтывает» сильные эмоции; заставляет думать о том, что хочется забыть и чувствовать то, что причиняет боль.

Мне очень нравится одна идея, и я часто вижу, как она воплощается в отношениях подросток-родители. Эта идея о том, что ваш собственный взрослеющий ребенок через своё «невыносимое» поведение транслирует вам именно то, что вы подавляете и не признаете, то, чтобы было травматично и невыносимо для вас в вашей юности. Задача родителя, который действительно хочет помочь своему ребенку, а не просто подавить его индивидуальность и «перекроить под себя» - осознать свои чувства и признать, что его опыт не был безоблачным. Фактически мы вынуждены проживать подростковость собственного ребенка вместе с ним.

Приведу несколько примеров. Детали и подробности историй изменены, но идентифицироваться с участниками событий не так уж трудно, так как ситуации с небольшими различиями повторяются во многих семьях.

Мама и девочка-подросток 15 лет. Мама занимает руководящую должность на фирме, работает очень-очень много, буквально сутками. Зарабатывает неплохо, но себе «лишнего не позволяет», да и трат у семьи много – нужно помогать бабушке, выплачивать кредит и т.д. Живут они вдвоем. Мама недовольна, что дочь «ничего не делает дома, даже не может ровно поставить обувь, разувается и бросает, где попало, в доме постоянно грязь и т.д.». С учебой тоже есть проблемы, мама считает, что дочь могла бы учиться лучше, но «ей лень». Маме хочется помощи, заботы, чтобы «хотя бы ужин приготовила», но ничего не меняется. Пока мама рассказывает, наблюдаю за девочкой: нервничает и явно злится, ну а кто останется спокойным, когда тебя распекают в присутствии постороннего? Живой взгляд, подвижная мимика – на некоторые мамины слова закатывает глаза, трясёт головой, чтобы челка упала на глаза. Не очень похоже на стыд, которого так хочет мама («и ей даже не стыдно!»), больше на раздражение и протест. Спрашиваю девочку, согласна ли она с тем, что говорит мама и, вообще, как она видит всю эту историю. Типичный ответ подростка: «Всё нормально. Я всё делаю, что нужно, а она всегда недовольна!». То есть мама требует, дочь сопротивляется давлению. И мама не может сделать ничего, только бессильно злится или кричать. Говорим с мамой, девочку попросила посидеть 10 мин в коридоре. Мамина подростковая история типична и печальна: старшая дочь, кроме нее в семье было еще 2-е детей; в её 13-ть лет родители развелись, и отец уехал «не знаю куда, но я его больше никогда не видела, мама была раздавлена и даже слегла, я ужасно боялась, что и с ней что-нибудь случится. Взяла все заботы по дому на себя, и убирала, и готовила, занималась с младшей сестрой, а брата взяла к себе бабушка. Учиться старалась, чтобы маму не вызывали в школу. Так и жили несколько лет. Мама потихоньку выправилась, снова вышла на работу. Замуж больше не вышла. Мне ужасно было её жаль, я всё готова была для неё сделать, только бы ей было хорошо. Про отца никогда не говорили, я даже не знаю, жив ли он и где его носит, да и знать не хочу. Замуж рано выскочила, достало всё, а муж тоже оказался не подарок, тянула семью на себе, да мы давно в разводе.»

Что мы видим в этой истории, как мамин подростковый возраст преломляется в её конфликтах с собственной дочерью-подростком? Первое и самое важное, что маме пришлось вырасти «внезапно» и резко повзрослеть, фактически приняв на себя материнскую роль. Повзрослеть с незакрытой травмой, оставшись в неведении, почему отец ушел и оставил их. К дочери у мамы претензии, которые касаются темы опеки, ухода, «материнской заботы». Это не о том, что подросток не должен помогать по дому и быть изолирован от любой бытовой нагрузки, нет, я говорю о накале эмоций, которые обуревают маму, о силе аффекта, который накрывает её с головой, когда она обнаруживает дома недомытые тарелки или не вынесенный мусор. Как если бы она ждала от дочери, что теперь она станет ей «матерью», возьмет на себя бОльшую часть домашней нагрузки, будет ждать её поздно вечером с приготовленным ужином и выглаженным бельем, «переиграет» её подростковый возраст, где ей пришлось обо всём заботиться самой. И тогда маме станет спокойнее. Полезно ли это для развития дочери, стать такой «мамой» собственной маме? Очевидно, нет, так как у подросткового возраста свои задачи – стать «иным», «другим», нежели ждут от тебя родители, нащупать и развить собственную идентичность, «не быть похожим» на родителей. Пока девочка справляется с этим весьма успешно, игнорируя и саботируя мамины требования, имея шанс вовремя сепарироваться. Шанс, которого её мама была лишена….

Мама и мальчик-младший подросток 12-ти лет. Проблема: истерики до тошноты по дороге в школу, невозможность из-за этого посещать занятия. Мама всегда должна быть рядом. Мама и была – до сих пор: водила на все кружки и секции, брала с собой в гости, даже спали в одной комнате, на одной широкой кровати. Теперь парень без мамы – никуда. Когда начинает крутить и тошнить, учительница или сын звонят маме – она прибегает забрать его из школы, благо работает неподалеку. Сейчас раздумывает, не уйти ли с работы, если такое дело…Очевидно, что дальше так продолжаться не может, ибо мальчик уже ростом с маму. Правда, поведение выдает, что психологически он «застрял» где-то в районе 5-6 лет: громко возмущается, кричит, хлопает маму по руке, когда с чем-то не согласен, кривляется, тянет маму за руку («пойдем уже отсюда, уста-а-а-а-аал!»). Расспрашиваю про семейную ситуацию. Папа есть, но присутствует в жизни семьи формально – родители почти не общаются, папа много работает, обеспечивает семью. Брак счастливым не назовешь: поженились «вынужденно», случился бурный роман на работе, папа был женат, но ушел из семьи, когда узнал, что возлюбленная ждет сына. Ребенок родился, мама с головой ушла в материнство, партнер стал «не очень нужен», так как было много счастливых родственников (бабушка, дедушка, тетя), готовых помочь матери с новорожденным. Отец то уходил, то возвращался, пока, наконец, не остался совсем, но занял отстраненную позицию. С сыном они общаются мало, потому что мальчику не интересны папины увлечения рыбалкой и автомобилем, но он с охотой «тусит» с мамой, они ездят в музеи, по гостям, всегда и везде вместе. Мама гордится сыном, особенно тем, какой он «не грубый», «чувствительный», они понимают друг друга с полуслова. С ровесниками особо не общается, хотя есть один друг. Правда, он недавно переехал в другой район, так что и с ним общения стало очень мало. И всё бы ничего, если бы не эти ужасные утренние истерики и пропуски уроков. А что, собственно, происходит? Похоже, что происходит мучительное и болезненное сверх меры отделение от матери. И не с кем идентифицироваться, потому что контакт с папой – сложный, его и нет почти. «Они могут неделями не разговаривать, да и о чем им разговаривать?», - слова мамы. Никто не помогает парню, нет мужской, так порицаемой мамой, «грубой» поддержки, нет никого, кто скажет: «Давай, ты сможешь!». Но совершенно точно мама придет на помощь, если случится истерика, слезы, или болезнь. Придет – и никуда от себя не отпустит, потому что любит больше всего на свете. И мама, скорее всего, не будет стремиться к контакту с мужем, не станет возвращать его с супружескую постель, да и место всё равно уже занято…

Что тут может произойти? Либо мальчик навсегда «останется» с мамой, и любые его попытки построить свои собственные отношения будут обречены на провал, либо резко и болезненно сепарируется, и, если рядом не окажется отца, реального или символического (тренер, учитель, старший коллега и пр.), последствия могут оказаться печальными.

Папа и сын-подросток 16 лет. Претензии папы – грубит, огрызается, запирается в комнате на целые сутки, учится еле-еле и никуда не собирается поступать. Вообще ничего делать не собирается, кроме как «тупить в компьютер». Папа – вполне состоялся и успешен, у него свой бизнес. Мама не работает и занимается младшими детьми-близнецами, которые учатся в начальной школе. Мальчик выглядит измученным и подавленным, «потому что не спит ночами, сидя в компьютере», считает папа. Слушает перечень требований с безучастным видом, очевидно, что он слышал это уже сто раз. Спрашиваю папу о его подростковом возрасте. Папа нервничает, злится, «не понимаю, а я тут при чём?!?», но с трудом выдавливает из себя, что был очень буйным, из дома убегал, с плохой компанией связывался, прошел огонь, воду и медные трубы – и вот, в итоге, стал тем, кем стал. Как реагировали его родители? Да никак, отец пил, мать работала и возилась с сестренкой, он был предоставлен сам себе. И вот, ничего, выправился. Но своему сыну он такой судьбы не желает, поэтому в его распоряжении отдельная комната, прекрасная школа и каникулы за границей. Живи – не хочу. А он вот как раз ничего и не хочет. Спрашиваю папу, как вы думаете, а почему? Папа смотрит враждебно и молчит. «Мне приходилось преодолевать трудности, искать, где подзаработать, на школу я тоже забил, потому что – ну что могла мне дать школа? Уже потом заочно закончил ВУЗ, потому что нужно было, а не из любви к учебе…». А его подросток никаких трудностей не преодолевает, он даже не подозревает о том, что эти трудности существуют. Поэтому необходимо буквально «создать» их, через собственное поведение, собственное отрицание «отцовских ценностей». Делать всё то, чего от тебя не ждут, а чего ждут – ни в коем случае не делать, иначе как еще стать отдельной личностью? Пока папа с трудом говорил с себе-подростке, лицо парня оживлялось, в конце он даже пошутил: «Ну пап, ты и раздолбаем был!». Отец усмехнулся: «Обычно это я его так…называю».

Конечно, это истории – не о чудесном исцелении и не о волшебном способе избежать подросткового кризиса. Они, скорее всего, о потенциальных возможностях, которые мы, родители, можем найти и использовать. Но без соприкосновения с подростком внутри себя не обойтись.