Травля и ответственность: кто виноват и что делать?

Современному автору писать на тему травли занятие одновременно прибыльное и рискованное. Прибыльное – потому что сегодня борьба с травлей не просто актуальна, но, можно сказать, в моде. В некоторых западных странах она развернулась на государственном уровне с соответствующим финансированием всевозможных исследований и профилактических мер. Практически в любом книжном магазине с отделом психологической литературы найдется множество книг на эту тему. Большинство иностранных школ, университетов и корпораций имеют жесткую политику и специальные отделы по профилактике насилия на рабочем месте. В России также количество публикаций, посвященных проблеме травли неизменно растет.

И все-таки, обращаясь к феномену травли, автор рискует не меньше чем психолог, внедряющий программу профилактики или, скажем, руководитель, желающий создать безопасную и комфортную рабочую среду. Рискует потому, что достичь нейтральной объективности в этом вопросе крайне трудно. Необходимо занять определенную позицию, явно или скрыто, придерживаясь точки зрения о причинах возникновения травли. От этого будет зависеть и угол зрения под которым проблема отобразиться в общественном сознании и реакция, которая последует за этим. Неизбежна и ответственность: за выбор позиции, сделанные выводы и последующую реакцию ответственность ложится на каждого, кого касается рассматриваемый здесь вопрос.

Несовершенные языковые средства почти всегда недостаточны для точного отражения сложного социального явления. И когда речь идет о травле, с ее многогранностью и оттенками, варьирующейся от откровенного физического насилия до взаимодействий, болезненных и травмирующих, но практически неуловимых для постороннего наблюдателя, язык может сыграть дурную шутку, вообще уводя от сути явления и перемещая акценты, так что ситуация переворачивается с ног на голову.

Трудности возникают уже на этапе определения: что считать травлей и как, скажем, отличить ее от критики, нейтральных отношений, нежелания общаться, дружеского розыгрыша, шутки или недопонимания, без которых человеческое сообщество превратилось бы в единство роботоподобных индивидов. Западные авторы, определяя проблему, ввели в оборот целый набор концептов: буллинг (от англ. bully - забияка) – применение угроз, силы, насилия, власти, как правило, повторяющееся и привычное при условии перевеса физической силы или социального статуса на стороне агрессора; моббинг (от англ. mob - толпа) – это буллинг, совершаемый социальной группой (на работе, в сообществе, в классе, в семье итд); газлайтинг (от названия фильма «Газовый свет» (англ. Gaslight – газовый свет)) – форма психологического насилия, главная цель которого дискредитировать человека, выставив его «ненормальным», «дефективным», заставить его сомневаться в объективности своего восприятия реальности и в самой реальности; харассмент (от англ. harassment – притеснение, домогательство) – это поведение оскорбительное, причиняющее вред или беспокойство, нарушающее неприкосновенность частной жизни, при явном сопротивлении другой стороны, например, прямые или косвенные словесные угрозы, недоброжелательные замечание, грубые шутки, намеки, нежелательные письма или звонки, показ оскорбительных фотографий, нежелательные прикосновения, похлопывания, пощипывания итд; сталкинг (от англ. stalking - преследование) – форма харассмента, заключающаяся в нежелательном навязчивом внимании к одному человеку со стороны другого человека или группы людей, выражается в преследовании жертвы, слежении за ней.

Не всегда возможно четко отделить один вид насилия от другого. Более того существует риск злоупотреблять концептами, придумывая травлю, там где ее нет. Практика разбрасываться ложными обвинениями может обесценивать проблему. Например, до сих пор даже от весьма известных коллег-психологов можно услышать ошибочное мнение о том, что «харассмент – это когда студентка обижается на преподавателя, от того, что он ей не поставил пятерку, и обвиняет его в сексуальных домогательствах».

Тем не менее, не вызывает сомнений, что классическая травля, то, что передается понятиями буллинг и моббинг, является серьезной социальной проблемой, ущерб от которой выражается не только в снижении экономических показателей, но и разрушенном психическом здоровье участников. Затраты на судебные издержки или выплаты компенсаций потерпевшим, недополученная прибыль вследствие растраты энергии на внутренние конфликты, потеря репутации, разложение морального духа коллектива и психотравмы, для реабилитации после которых может понадобится длительная и дорогостоящая психотерапия – это далеко не полный список последствий травли в коллективе.

Именно поэтому так много внимания уделяется исследованиям механизмов травли, то есть тех движущих сил, за счет которых она и происходит. Почему она возникает? Кто виноват и должен нести ответственность? Как прекратить травлю? И можно ли сделать так, чтобы она вообще не возникала?

Даже если Вы никогда не были непосредственной жертвой, возможно Вы становились свидетелем травли. Например, она могла коснуться Вашего близкого, как это произошло у Ролана Быкова, снявшего известный фильм «Чучело». Скандальный фильм 1983 года, стал откровением своего времени, подняв тему насилия среди советских школьников. Травля в нем реалистично показана на примере шестиклассников, подвергнувших новую ученицу Лену Бессольцеву насмешкам и остракизму. Переехав из другого города, она с самого начала оказывается в роли белой вороны, непринятой коллективом. Лена пытается подружиться с детьми, в то время как они дразнят ее «Чучелом» за внешний вид и издеваются над чудаковатостью ее дедушки. Ситуация принимает драматический оборот, когда Лена, защищая единственного «друга», берет на себя чужую вину: класс устраивает ей бойкот, ее несколько раз избивают, сжигают ее одежду.

Через 10 лет западный режиссер Ларс фон Триер в фильме «Догвилль» расскажет другую историю про насилие в сообществе. На этот раз, речь идет про взаимоотношения жителей маленького городка, которые приютили молодую женщину, скрывающуюся от гангстеров. Благодарная за оказанную ей поддержку, Грейс помогает догвилльцам по хозяйству, работая на благо города и получая за это заработную плату. Постепенно эти отношения, начавшиеся вполне благопристойно и добровольно, перерастают в насилие над главной героиней, фактически попадающей в рабство. В итоге жители Догвилля все-таки решают выдать беглянку гангстерам, не ожидая, что главарь, оказавшийся ее отцом, убедит дочь наказать обидчиков, уничтожив городок вместе с его обитателями.

В основе обеих сюжетных линий лежит травля, как агрессия социальной группы против одного из ее членов. И Быков и фон Триер очень точно показывают механизмы этого процесса: специфическую ситуацию и дисбаланс сил, при котором будущая жертва оказывается уязвимой, социальную систему, поддерживающую насилие, особенности характеров действующих лиц, виктимность и ориентацию на разрушение, как доминирующие установки жертвы и агрессора, зло бездействия свидетелей. Именно эти механизмы необходимо исследовать, чтобы ответить на вопросы «кто виноват?» и «что делать?» в случае травли.

Ответы на эти вопросы сложны, так как уводят нас на зыбкую почву, где мы рискуем погрязнуть в языковых дебрях и утопнуть в расхожих предрассудках. Одной из наиболее рискованных в этом смысле является область ответственности, та самая территория, скрытая в тумане нечетких смыслов, границы которой обозначают вклад каждого участника в создание травли. Заблудиться на ней легко, как показывает, например, широко обсуждаемый феномен виктимблейминга (от англ. victim –жертва и blame - обвинять), когда ответственность за насилие перекладывают на саму жертву, дескать сама провоцировала и заслужила. И хотя такая позиция резко критикуется и осуждается и психологами и, например, юристами, представляющими интересы потерпевшей стороны, в судах с многомиллионными исками, существует целая дисциплина виктимология, в центре которой которой как раз и находится изучение жертвы, вместе с ее реакциями и поведением, провоцирующими насилие над ней. Не запутаться в этой двойственности крайне трудно, но необходимо, для того, чтобы и разобраться в механизмах травли и прекратить ее. Для этого, мы подробнее рассмотрим, что представляет собой травля как социальное явление, обращаясь в качестве наглядных примеров, к сюжетам упомянутых выше фильмов.

Травля как социальный феномен

Прежде всего, травля является социальным процессом. Начавшись с какого-то эпизода, она продолжается во времени, вовлекая в свой процесс все больше людей, которые поддерживают ее за счет собственных ресурсов: внимания, сил, времени и т.д. Возможность такого энергетически емкого процесса связана с системой отношений, имеющейся в группе. Эта система может поддерживать насилие, не препятствуя ему и даже обеспечивая необходимые ресурсы.

Власть, как инстанция, управляющая социальными отношениями, играет в вопросах организации первоочередную роль. Например, официальная власть может фактически отсутствовать, как в Догвилле, расположенном на отшибе США или в коллективе шестиклассников, где классная руководительница, поглощенная заботами о предстоящей свадьбе, не замечает нарастающего напряжения среди учеников. В итоге межличностными отношениями управляют местные лидеры, инициирующие процесс травли. Ими движет стремлениями самоутвердиться, доказать собственную значимость. Другие характерные мотивы и желания, управляющие поведением в этих социальных группах: азартные игры, обогащение, получение удовольствия, плотские утехи.

Межличностные отношения здесь принимают характер жестокости и неуважения. По отношению друг к другу, родным, пожилым людям и даже животным, и догвилльцы и школьники, демонстрируют это в полной мере. Если в Догвилле отец семейства, считающий что пес должен быть злым и голодным, с бранью накидывается на сына, покормившего собаку, то шестиклассник и вовсе сдает собак на живодерню, желая немного подзаработать. Доверие здесь будет предано и высмеяно: «Машет нам наша наседка, — противно хохотнул Валька. — Хорошо бы ей плюнуть на голову… Она стоит — ей шмяк по макушке!» - именно такой реакции следует ожидать от людей человека, желающего построить с ними искренние «человеческие» отношения.

Неудивительно, что эмоциональный климат среди местных жителей наполнен оттенками страха, тревоги, недоверия к окружающим, обиды, злости, зависти и ненависти – то есть теми переживаниями, которые только и могут возникнуть в группе людей, где ради достижения цели «все средства хороши», а любовь, в смысле «агапе» или заботы о ближнем практически не встречается.

Еще одна характеристика, связанная с предыдущими, касается большого количества свободной энергии, имеющейся у местных обитателей за счет специфических форм деятельности, а именно безделья. В здоровых коллективах энергия тратится на конструктивные цели: производство, творчество, развитие, кооперация, построение собственной жизни, дружеских отношений и так далее. Гораздо хуже дело обстоит в полузакрытых группах, цель существования которых в поддержании собственного гомеостаза или утверждении власти руководства, а обитатели которых изнывают от скуки и злобы. Типичные занятия догвилльцев: придумывать себе болезни, протирать или перекрашивать стаканы, становящиеся при этом хрупкими, критиковать окружающих, в то время как город, дома которого покосились и превратились от времени в ветхие лачуги нуждается в благоустройстве. Символом бессмысленности, ресурсозатратности и фальшивости жизнедеятельности служит ослепший Джек Мак-Кей, который пытается убедить мающихся от безделья окружающих в своем прекрасном зрении. Скука от безделья и уверенность в безнаказанности располагают к жестоким развлечениям и насилию. Энергия жителей нуждается в выходе, и травля организует их вокруг себя без ущерба для производства, в отсутствии такового.

Процесс травли, начинается, как правило, с конкретной ситуации уязвимости, в которой оказывается будущая жертва. В отличие от конфликта, где силы участников примерно равны, в случае травли имеет место неравенство: жертва находится в более незащищенном положении за счет разницы в статусе (материальном или социальном), силовом или численном превосходстве нападающих и т.д. Например, Лена, которой приходится противостоять почти целому классу, одна в новом городе, с дедушкой который долго не замечает проблем у своей внучки. Аналогично, Грейс, спасающаяся от гангстеров, не обладает ни статусом ни опытом, которые могли бы ее защитить. Полагаясь на милость и доброту местных жителей, она постепенно попадает к ним в рабство.

Ситуации уязвимости как следствие естественных взлетов и падений жизни неизбежны. В то же время особенности социальной системы могут привести к эксплуатации уязвимости и даже намеренному созданию ситуаций, стимулирующих развитие насилия. Речь идет о так называемых ситуационных факторах, которые исследует, например, Филипп Зимбардо, в связи со своим печально известным Стэндфордским тюремным экспериментом, а также злоупотреблениях в армии США, о которых мы поговорим ниже. Примером намеренного создания ситуации уязвимости может быть распространение слухов, порочащих репутацию человека и отрезающих, таким образом, его социальные и профессиональные связи.

Особо следует отметить роль жертвы, которая своим поведением может формировать ситуации собственной уязвимости. В этом случае говорят о виктимности, как свойстве личности. Эта тема подробно разобрана в отдельном разделе.

Процесс травли влияет на динамику в группе, организуя вокруг себя подсистему (буллинг-структуру) социальных ролей агрессора, жертвы, наблюдателей, помощников. Исследованию личностных особенностей людей, играющих эти роли посвящено множество социальных и психологических исследований. Эта обширная тема остается за пределами данной статьи, ограниченной известными рамками. Упомянем только, что роли жертвы и агрессора в некотором смысле взаимодополнительны: они не только необходимы для развития травли, но и могут меняться местами. Не говоря уже о примере фильма «Догвиль», когда главная героиня жестоко мстит обидчикам, хорошо известно, что жертва, загнанная в угол, может становиться отчаянным агрессором. Не менее известно и то, что любой агрессор рано или поздно превращается в жертву: дело не в том даст ли ему отпор конкретная жертва, доведенная им до предела, а в способе построения отношений с окружающими, основанными на неуважении и силе. Каким бы сильным человек не казался, все равно найдется кто-нибудь сильнее, и бывший агрессор окажется снизу.

Переход между позициями жертвы и агрессора – элемент более общей структуры, известной как треугольник Карпмана, вершины которого соответствуют ролям жертвы, агрессора и спасателя. Эта известная социальная и психологическая модель взаимодействия между людьми, описанная трансактным аналитиком Стивеном Карпманом в 1968 году, часто используется в психологии и психотерапии, в том числе, и для анализа поведения в ситуации насилия. Интересное и важное на практике наблюдение состоит в том, что все элементы этого треугольника могут меняться местами. Например, спасатель легко превращается в жертву или агрессора. Первый сценарий, реализуется, например, после обвинений в том, что он неправильно спасал. Второй в фильме «Догвилль» иллюстрирует Том, который помогая Грейс, непосредственно организовывает взаимодействие между ней и местными жителями так, что она подвергается эксплуатации и насилию. Впрочем, в итоге пав жертвой гнева героини, он проходит по всем вершинам треугольника, замыкая этот драматичный цикл.

Итак, особенности системы социальных отношений имеют большое значение, когда речь идет о риске возникновения травли. Система может стимулировать процесс насилия, эксплуатируя для этого имеющееся уязвимое положение человека или прямо создавая ситуации, располагающие к насилию. С другой стороны, система – это не безличное формирование. Она существует и поддерживается за счет индивидуальных действий и реакций конкретных людей данной социальной группы. Каждый человек здесь обладает определенной возможностью повлиять на ход событий, занимая позицию и выражая отношение к процессу травли. А значит, каждый оказывается участником, разделяя общую ответственность за травлю, которая состоится или не состоится благодаря общим усилиям группы отдельных индивида.

Чтобы подробнее пояснить как каждый вносит свой вклад в процесс травли и пояснить разделение ответственности, уместно провести аналогию с пожаром. Очевидно, что для возникновения которого нужен первоначальный источник возгорания и материал, поддерживающий начавшееся пламя. Большую роль играет и система организации. Пространства, продуманные с учетом техники безопасности, снаряженные огнетушителями с квалифицированным персоналом, обученным действовать, чтобы предотвратить угрозу, не допуская полномасштабного возгорания, оказываются более устойчивы, к пожару, чем, скажем, среды наполненные сухим деревом, бумагой, красками и пластиком, готовыми вспыхнуть от любой искры.

Поведение персонала, внимательное с соблюдением техники безопасности и учетом реальных особенностей окружающего пространства, или, напротив, игры с огнем, стремление поджечь что-нибудь, пока никто не видит, плеснуть бензинчика, чтобы лучше горело также будет важным фактором в оценке риска возгорания…Но даже не расплескивая разжигательную смесь вокруг, а просто спокойно (или радостно) наблюдая как это делает сосед/коллега/приятель, индивид своими действиями или бездействием очень даже может повлиять на то, произойдет в итоге пожар или нет, каковы будут его масштабы и сколько людей пострадает. Сообщит ли он руководству и окружающим, что его сосед постоянно пытается поджечь занавеску на рабочем месте или смачивает бензином предметы, которые должны быть огнеупорными для безопасности окружающих? Вырвет ли он из рук злоумышленника спички? Будет ли он тушить угольки или пламя, которые только-только стали разгораться, или решит, что это вообще не его дело, а у него есть занятия поважнее. Может быть, он, напротив, захочет понаблюдать как занимательно и ярко горит огонь, перекидываясь с одного предмета на другой.

Влияние на исход событий имеет и инстанция, представляющая легитимную власть в этой организации и обладающая соответствующим административным ресурсом для управления в данной социальной системе. Как отреагирует руководство, узнав, что один из сотрудников постоянно пытается поджечь общественную мебель? Мерами по обеспечению безопасности, обучающими тренингами, реорганизацией разлагающегося коллектива? Или оно накажет гонца, принесшего дурные вести, дискредитируя его, скажем с помощью газлайтинга?

Да и окружающие могут внести свой вклад, например, покрывая своего коллегу-приятеля и доказывая всем вокруг, что открытое пламя это вообще безопасно, и ни в одном нормальном коллективе не обходится без своего костерка. Будут ли они подбадривать человека, предлагая ему поджечь что-нибудь, что точно легко горит – бумагу, сигареты или остановят его, напомнив, что в этом пространстве, такое поведение не просто недопустимо, но и опасно для всех окружающих?

А с другой стороны, если члены коллектива только и думают, что бы поджечь, стоит ли человеку, желающему заниматься, скажем творчеством в спокойной безопасной атмосфере, тратить свою жизнь и силы на пребывание в таком месте. И каким образом он вообще там оказался и можно ли как-то изменить ситуацию?

Оба процесса и пожар и травля являются коллективным творческим продуктом всего сообщества: руководства, задающего нормы и правила социального поведения в общем пространстве; обывателей, на глазах которых происходят общественно опасные действия; и, конечно, тех лиц, на которых при разборе последствий крупных инцидентов, внимание падает в первую очередь – активных поджигателей – агрессоров. Конечно же, не последнюю роль здесь играют и жертвы. Жертва по определению просто необходима, чтобы травля состоялась. И роль жертвы, таким образом, оказывается очень двусмысленной, уводя нас в сумеречную зону, один из полюсов увешан лозунгами типа «не будь жертвой!» и «сама виновата, заслужила, провоцировала!», а на втором полюсе сообщества хищно всматриваются в пространство, внутреннее и внешнее, выискивая человека для превращения его в жертву. И где-то вообще, вне этого находится человек, испуганный и одинокий, страдающий от насилия, регулярно совершающегося над ним, переполненный чувствами беспомощности и несправедливости, но не способный вырваться из этого самостоятельно. Он может дымиться от ярости и гнева или холодеть от ненависти, проклиная обидчиков, ожидать помощи или возмездия или изнывать от чувства собственной вины, задавая себе вопрос, что он сделал не так в своей жизни, чем заслужил подобное обращение, такой болезненный опыт.

Таким образом, и разговор о причинах травли и об ответственности участников, никак не предполагает быть ни кратким ни простым. В этом коллективном социальном продукте, каждый участник от инстанций власти и наблюдателей до агрессора и жертвы играет свою партию, создавая сообщество с механизмами, поддерживающими насилие.

Ответственность

Ответственность является тем «проклятым» объектом, от которого участники травли, пойманные с поличным или внезапно ужаснувшиеся собственным действиям пытаются избавиться. Оправдать себя и обвинить другого, переложить ответственность – это та стратегия психологической войны, которая, как правило, используется участниками событий, перемещающими ее на абстрактные фигуры типа «структура коллектива», «культура», «руководство» или даже «бесы». Еще чаще в этом случае имеет место уже упомянутый нами виктимблейминг, когда жертву обвиняют в том, что она сама виновата в насилии над ней, так как спровоцировала его своим поведением. Классика жанра: когда в качестве причины сексуального насилия называют вызывающее поведение жертвы, привлекательный или откровенный наряд, ситуацию уязвимости («о чем ты думала, когда одна пошла по темному переулку») и так далее. В критическом социальном дискурсе даже возникла концепция культуры изнасилования (англ. rape culture), где подробно анализируются такие объяснительные и оправдательные схемы.

Интересно сравнить ситуацию с кражей еды, скажем, в супермаркете. Голодный человек, оказавшийся в гастрономическом отделе, переполненном вкусно пахнущими и привлекательными на вид деликатесами, контролирует свое поведение, не набрасываясь на все то, что вызывает его аппетит и возбуждение, не только в силу внутренних ограничений (понимая, что эти продукты кому-то принадлежат, были произведены и получить их можно на определенных условиях), но и оценивая последствия от антисоциального поведения: под камерами наблюдения, в зале с снующими повсюду охранниками, поведение против чужой собственности может стоить дорого: в зависимости от страны от штрафа до весьма солидного тюремного заключения, со всеми вытекающими последствиями для дальнейшей жизни человека. Но почему-то когда речь заходит не про кражу, скажем сыра, а про издевательство над жизнью и здоровьем другого человека, такие аргументы могут не действовать: безнаказанность и трудная доказуемость - это те факторы, которые играют огромную роль для механизмов насилия вообще, а травли в частности. «Шутка», «недопонимание», «ты просто слишком чувствительный и обидчивый», «сам заслужил» - это далеко не полный набор отговорок, используемых для самооправдания в случае травли. Редкий агрессор возьмет на себя ответственность за собственные действия: «Я видел, что этот человек слабее меня или находится в уязвимом положении, и сделал ему больно/неприятно, чтобы почувствовать себя значимым за его счет, почувствовать свою власть и превосходство, доставить себе удовольствие.» Скорее агрессор переведет стрелки на пострадавшего: «он бесил меня, и у меня не было выбора, кроме как применить силу» или «мы просто решили пошутить над ним, а он оказался слишком обидчивым». Иначе говоря, во всем, виноват он сам, человек, ставший жертвой.

Такого же мнения придерживаются и некоторые руководители. «Дети просто играли, они делали вид, что рыгают в тарелки с супом к соседу. Всем рыгают, и только один Вася обижается», - такой могла бы, например, быть речь, классного руководителя, задающего норму поведения в классе, при которой рыгать в тарелку с супом к соседу рассматривается как нечто естественное и приемлемое. При таком угле зрения, реакция возмущения, обиды, отвращения и злости человека, в тарелку которого рыгнули оказывается аномальной. Действительно, всего лишь рыгнули в тарелку, не убили же и не изнасиловали. Но собственно говоря, именно по аналогичным механизмам и происходит нормализация физического насилия в обществе. Полицейский, укоряющий женщину, пострадавшую от сексуального насилия: «О чем ты думала, когда в короткой юбке шла по улице в два часа ночи» на самом деле также оказывается официальной инстанцией, представляющей власть. Своими словами он нормализует режим функционирования местной социальной системы, в которой нельзя ходить ночью в короткой юбке, а нарушение этого правила достаточно, чтобы подвергнуться насилию.

С другой стороны, женщина могла вызвать такси, попросить проводить ее, остаться ночевать в гостях, иначе говоря, предпринять целый спектр действий, чтобы не оказаться в уязвимом положении в котором она стала жертвой. Получается, что ее действия также повлияли на событие насилия, которое произошло. Точно также и Вася, которому систематически рыгают в тарелку, мог дать сдачи, добиться перевода в другой класс или школу, сесть за стол к детям, которые ведут себя культурно и доброжелательны к окружающим, не ходить обедать в столовую, а съесть вместо этого бутерброд, принесенный из дома. То есть, он участвовал в построении своего будущего, выбирая вариант поведения из спектра возможных и доступных ему на данный момент. Получается, он также несет ответственность за то, что произошло.

И здесь мы прямиком попадаем на очень скользкую территорию ответственности, оказываясь вблизи точки, в которой в едино сливаются виктимология, социология, психология, юриспруденция, менеджмент и политика, то есть те дисциплины, в центре которых и социальные нормы, принятые в обществе и управление коллективом, и индивидуальная жизнь человека. Для того, чтобы продолжить исследование вопросов, как травля стала возможной, кто ее допустил и кто в ответе за происходящее, необходимо провести грань между между вопросами о том, что каждый из участников мог сделать иначе, для предотвращения травли, и вопросами о поиске виноватого и соответствующем наказании. Это приводит нас к различению двух типов ответственности – экзистенциальной и нормативной.

В случае экзистенциальной ответственности речь идет о понимании причинно-следственных связей и принятии ответственности и последствий за сделанные жизненные выборы и способы поведения. На самом деле, не только агрессор, инициирующий насилие, но и допускающие его в своем коллективе свидетели, наблюдающие и не пытающиеся жестко препятствовать, несут ответственность за происходящее. Хотя иногда достаточно рассказать о факте насилия, чтобы прекратить его, это может потребовать большого мужества, как например, у сержанта Джо Дарби, который передал руководству фотоснимки, изображающие злоупотребления в тюрьме Абу-Грейб. Мужественным поступком можно назвать и поступок ассистента и возлюбленной американского исследователя, остановившей его жестокий социальный эксперимент. В отличие от Джо Дарби, ей не пришлось после своего поступка вместе с семьей скрываться в программе защиты свидетелей, но она оказалась единственной среди целой группы психологов и социологов, кому хватило решительности и человеческих качеств, чтобы не только не стать участником этого эксперимента, но и потребовать его немедленного завершения.

Нормативная ответственность, напротив, устанавливает принятые нормы взаимоотношений в данной культуре и данном обществе. Собственно говоря, ни незащищенность человека, ни особенности внешности, манеры одеваться или убеждения и ценности не являются основанием для совершения насилия, если в данном обществе нормой являются отношения, основанные на соблюдении прав человека, уважении к его достоинству и неприкосновенности. Аналогично, виктимность, как характеристика личности, связанная, например, с неопытностью в построении социальных отношений, низким социальным статусом, неумением отражать агрессию в межличностных отношениях или другими личными особенностями, не является причиной для насилия или травли и не оправдывает ее с точки зрения установленных норм поведения. Причина находится внутри человека, который использует перечисленные выше факторы как повод для реализации своей агрессии. Но, как показывает опыт всемирной история, в том числе и недавний, человечеству еще очень далеко до общества миролюбивых просвященных существ, искренне заботящихся о благополучии друг друга.

Иногда жертву ошибочно обвиняют в том, что она виновата в нападении, так как спровоцировала травлю в свой адрес. На самом деле, здесь происходит попытка переложить ответственность за действия агрессора на жертву, то есть имеет место виктимблейминг. За исключением «профессиональных жертв» - агрессоров-манипуляторов, прячущихся за маской жертвы, речь идет не об ответственности жертв на насилие над ними, а, напротив, про уязвимость к насилию и возможность управлять своей жизнью так, чтобы не попадать в проблематичные ситуации.

Предельно упрощая, дилемма состоит в расхождении между принятой нормой и реальностью, в которой практически невозможно ее достичь. Если в качестве нормы принять систему отношений, основанную на взаимном уважении и соблюдении прав друг друга, то каждый из нас имеет право учиться или работать в коллективе, где ему не говорят: «ты дурак», не унижают и не оскорбляют его. Это желаемый идеал нормы, который, впрочем, практически невозможно гарантировать, так как, в любом коллективе, как правило, оказывается агрессор-забияка, «пробующий на зуб» того, кто кажется ему слабым или безобидным, интуитивно выбирая болезненную для человека область и стремясь добиться от него острого эмоционального реагирования. И правильным с точки зрения этой нормы, является осуждение агрессора и принятие дисциплинарных мер по отношению к нему. Именно такая реакция утверждает норму, принятую в данном сообществе.

Но если обратиться к жизни человека, подвергающегося нападкам, остро реагирующего на оскорбление, мы попадем в совершенно другую область – в жизненный мир этого конкретного человека. В принципе, в соответствии с идеальными нормами, он вовсе не обязан уметь отражать агрессию. В идеальной ситуации, от него лишь требуется самому не нарушать эти нормы, по отношению к окружающим, в данном примере, не обзываться. В соответствии с установленными нормами, он может пожаловаться руководству – инстанции власти, привлечь защитников прав, имеющиеся социальные связи для борьбы против нарушителя. И формально, он безусловно будет прав. Но с точки зрения его жизни, его жизненных выборов, для него может быть предпочтительней освоить навыки построения социальных отношений, в том числе и навыки защиты того, что в психотерапии называют личными границами. Здесь речь идет про экзистенциальную ответственность, ответственность за свою жизнь и свои выборы: хочу ли я каждый раз оказываться в роли жертвы и, затем добиваться или не добиваться справедливости за счет собственных ресурсов, или я готов разобраться в механизмах, благодаря которым я оказываюсь в этой роли, и использовать их, чтобы заниматься тем, что мне гораздо интереснее социальных склок и дрязг. Это уже личный выбор человека, за который он и несет экзистенциальную ответственность. Именно про эту ответственность идет речь, когда мы говорим о виктимности как свойстве личности.

Виктимность

Хотя жертвой травли при определенных условиях может стать практически любой человек, наблюдение, что некоторые люди чаще чем другие подвергаются насилию, привело к появлению целой дисциплины виктимологии, изучающей соответствующие особенности поведения, то что называется термином виктимность (от англ. victim - жертва).

Здесь для примера мы рассмотрим лишь 2 распространенные черты виктимного поведения: неумение защищать собственные границы и отрицание собственной силы.

Границы личности ограничивают личное пространство человека, куда, помимо его физического тела или материального имущества, относится и психический мир: чувства, желания, воля, ценности, убеждения и установки, потребности. Сюда же можно отнести и базовые права: право на жизнь, право на безопасность, право на любовь и уважение, право на удовольствие, право защищать себя и свои границы. Межличностное общение – это взаимодействие пространств личностей, с пересечением границ и взаимным влиянием. Вторжение на физическую территорию, тело или одежду, в случае физического насилия является частным случаем нападения на личностное пространство человека. Если в случае физических воздействий, происходит разрушение телесных структур или имущества, ограничение физической свободы человека, то более обще, атака на пространство личности нацелена на его ценности, желания, возможности, права и т.д.

Лена, с первых дней оказывается под прицелом насмешек одноклассников, высмеивающих и ее внешность и образ жизни ее дедушки. Это нарушает границы Лены, посягая на ее права на уважение, любовь и ценности. Принимая издевки за шутки, она не отражает нападения, тем самым усугубляя ситуацию, и на своем опыте узнавая принцип психологической войны неотраженная атака усиливается. Став жертвой травли, она переосмыслит свое отношение: «Вот дура какая, — сказала она. — Только сейчас поняла, что они надо мной смеялись. — Ленка вся вытянулась, тоненькая, узенькая. — Мне надо было тогда тебя защитить… дедушка». Она рассказывает о произошедшем дедушке, горько раскаиваясь в своей ошибке. «— Ну, а я-то об этом не знала, — продолжала Ленка. — И вообще про твое прозвище ничего не знала… Ну, не была готова… «Мой дедушка, — говорю, — Заплаточник?.. За что вы его так прозвали?..»«А чего плохого? — ответил Лохматый. — Меня, например, зовут Лохматый. Рыжего — Рыжий. А твоего деда — Заплаточник. Звучно?» «Звучно», — согласилась я. Я подумала, что они веселые и любят пошутить.»

Отличить искреннюю шутку от атаки может быть не так просто: полагая, что окружающие настроены доброжелательно, Грейс, как и Лена, шла на уступки, за счет собственных интересов, пуская врага на свою территорию, а в конечном итоге, прогибаясь под него все больше, теряя уважение и снижая и без того свой низкий статус в социальной группе. В ситуации травли попытки заслужить любовь равно как и игнорирование совершающегося насилия являются опасными стратегиями. Это касается и юмора. Здоровый юмор не обиден ни для кого из присутствующих. Если же шутки используются как способ «уколоть», «задеть», «напасть», то важно обозначить свою позицию, переведя стрелки на агрессора. Здесь нужно не смеяться над обидной для Вас шутки, а высмеивать агрессора, себе эти шутки позволяющего.

Защита собственных границ может потребовать применения собственной силы, необходимой для конфронтации с агрессором. Одним из характеристических признаков виктимного поведения является непринятие собственной силы и нежелание ей воспользоваться. Грейс, дочь жестокого гангстера, не желая иметь ничего общего с насилием, убегает и отказывается от своей силы и права защищать себя и свои границы, до тех пор, пока отец, не упрекает ее в гордыне. Эта интересная тема связана с вторичными выгодами отказа от собственной силы, которая, в силу ограничений объема статьи, оказывается за ее рамками.

Мироощущение и способы реагирования жертв травли метафорически ближе к бельчатам, мышатам, зайчатам, котятам, столкнувшимися с волками, шакалами, крысами, которых напоминают им агрессоры. Это ярко иллюстрирует воспринимаемое неравенство силовых отношений, лежащих в основе травли. По крайне мере, в моей практике не было ни одного «льва» или даже «львенка», который стал жертвой травли. Образы зверей не являются «голой» метафорой, оторванной от мира человеческих отношений. Безобидность, неготовность воспользоваться своей силой транслируется окружающим с помощью мимики и языка телодвижения. Реакции человека, ассоциирующего себя с белочкой, радикально отличаются от человека, чувствующего себя львом или носорогом. Сутулые, виноватые плечи, поза покорности или испуга, заискивающий взгляд или взгляд, ищущий одобрения и поддержки, слабые руки, прижатые в животу или груди и неустойчивые ноги, дрожащие в коленях. Восприятие и что не менее важно самовосприятие человека в этой позе будет совершенно отличаться от отношения к человеку, расправившему грудь и плечи, уверенно стоящему на ногах, с сильными руками, в расслабленной готовности постоять за себя. Агрессор, если только речь не идет про психологическую войну, организованную кем-то осознанно ради устранения соперника, «считывает» беззащитность потенциальной жертвы. Интуитивно понимая, что не надо совать пальцы в рот льву, он тычет этими пальцами котенка или чешет висок «за ушком» у белочки.

И что же теперь делать?

            В этой статье мы увидели, что травля – это сложное явление, риск возникновения которого связан и с системой отношений, принятых в данной социальной группе, и индивидуальными действиями конкретных людей. Наверно, было бы чересчур оптимистично завершить наше исследование лозунгами в духе: «сделаем мир лучше вместе!» или «будущее зависит от каждого из нас». Но именно так на наш взгляд и обстоит положение дел: будущее на самом деле конструируется каждым из нас, и каждый неизбежно отвечает за сделанный им вклад. Дело не только в моральном или юридическом аспекте ответственности, но и, как говорилось выше, в понимании элементарных причинно-следственных связей.

            Возможно, именно осознание и принятие личной ответственности поможет в деле профилактики травли. Именно это мы будем рекомендовать как ответ на вопрос, сформулированный в подзаголовке: начните с принятия ответственности за собственные действия и бездействие. Экзистенциальной ответственности и нормативной. Принятие экзистенциальной ответственности за формирование нормы, принятой в данном сообществе. Принятие ответственности за собственную виктимность или неадекватное использование агрессии. За желания и цели. За формы поведения. За управление отношениями с людьми. За выборы, которые Вы совершаете каждый момент, и которые, в конечном итоге, формируют будущее – Ваше будущее и будущее Вашего окружения.