Кому нужны чужие дети?

       Его привела на консультацию его опекун. Ему восемь лет. Чистенький, домашний, но очень худенький и сутулый. Голова втянута в плечи. Его опекун- тетя , жена двоюродного дяди отца, седьмая вода на киселе. Она в отчаянии, мальчик неуправляем, агрессивен, не может учиться во втором классе- не усваивает программу. Год назад от рака умерла его мама, через полгода умер отец. Эта тетя- единственный человек, который решился забрать ребенка к себе. Ни родная бабушка, ни родная тетя не захотели взваливать на себя ответственность за ребенка, его должны были забрать в приют. Она не допустила этого, пожалела мальчика. А теперь жалеет об этом импульсивном поступке. Он учится в той же школе, где работает она. Не нашелся ни один учитель, который поддержал бы ее, каждый день она выслушивает жалобы учительницы на мальчика, даже директор, уважаемый в их городе человек, крутит у виска пальцем, мол, с ума сошла, взяла ребенка. Ее не поддерживает ее семья- ни муж, ни взрослые дети. Все в один голос твердят: «Зачем тебе он нужен, отдай его!» Он никого не объедает- достаток в семье далеко выше среднего. Боятся плохих генов, отец мальчика от горя начал пить, от суррогатной водки умер, боятся агрессии, боятся жалоб родителей одноклассников. Весной заканчивается срок опеки, мальчик попадает в детдом. Он об этом знает, с ним честны. Все то время, что его тетя рассказывала мне о своих перипетиях, мальчик сидел к нам спиной. Тетя отказалась говорить без него. Зачем? С ним честны, он знает, что скоро он покинет их красивый большой дом. Казалось, что у него уши вибрировали от напряжения. Я предложила ему построить все, что он захочет, в песочнице. Благо, у меня есть все необходимое для песочной терапии. Он недолго выбирал нужные фигуры, расставил их и позвал меня. Я присела рядом. Песочное поле выглядело как поле боя. Руины, два скелета, перевернутая лодка , погребенные под песком фигурки монстров, жив только маленький воин. Монстры периодически оживают, воин стреляет по ним из пушки. Один против всех. Маленький, никому не нужный мальчик, которому очень страшно… Я задаю какие-то вопросы, он отвечает сначала неохотно, потом все более заинтересованно. Показываем тете картину в песочнице. Ей все понятно, на глазах слезы. Говорю, что его можно отогреть, у него слишком велика тревога, он тоскует по родителям, боится за будущее… Его можно отогреть, ему можно помочь. Но решение уже принято, хотя мальчика на терапию водить будет, а значит остается надежда. Что же такое происходит с нами?           Вспоминаю землетрясение в Спитаке. Тогда тысячи детей остались без родителей, без родных и близких. Ни один ребенок не попал в детдом. Всех разобрали по домам, и не всегда это были родственники, иногда люди, живущие на соседней улице. Армяне, евреи не бросают своих детей, может, потому что их народы подвергались гонениям, геноциду? У них нет чужих детей. А у нас? Тетя устала, она не думает или не может думать о том, что будет с мальчиком дальше, в детдоме. Она и так много для него сделала, к тому же вся семья против, школа против. А мальчик вдруг заметил мои рисунки на стене кабинета, остановился и начал рассказывать мне о своем папе, каким он был замечательным человеком, во что играли, какие картины они вместе с ним рисовали… Он говорил и говорил об отце, как оказалось, впервые за то время, что его не стало, взял мою руку, прижался к ней щекой и говорил, говорил… Ему можно помочь, его можно отогреть. Никто не знает, что будет завтра. Вдруг ему повезет?