Работа с матерью в детской психотерапии

К детским психологам и психотерапевтам приходят с проблемами детей и подростков, при этом часто  не подозревая, что корни проблемы находятся в семье. Ребенок не самостоятелен, он зависит от своей семьи, поэтому работа только с ребенком малоэффективна.  Более того, может исчезнуть один симптом и возникнуть другой. У ребенка не появляется  ничего из того, что не было бы востребовано его семьей.  А в  системной семейной терапии есть такое  понятие «ребенок как симптом», это когда у ребенка появляются проблемы, объединяющие родителей.

Хочу рассказать один случай из практики. Оле 14 лет, у нее сильные боли в коленях, она регулярно лежит в больнице, ездит на обследование в столицу, ей колют сильнейшие препараты, от которых ей еще тяжелее,  но судя по анализам, есть почти невидимые улучшения. Оля не ходит в школу, при этом вечером гуляет с одноклассниками. Она хороший манипулятор. Девочку ко мне прислал лечащий врач.   Внешне она совсем не напоминает больного человека. Стройная, с сильно подведенными глазами, гривой волнистых волос. Уверенная в себе. Полная семья, есть младший брат Сева. Контактная. Через несколько сессий сказала, что не хочет выздоравливать, иначе заболеет Сева. А в противном случае родители разведутся. Потом выяснилось, что девочка очень обижена на маму, которая ее оставляла у соседей, когда ей было 5 лет.  В том городе, где они живут, у них нет родных.  Ирина, Олина мама,  рассказала, что когда родилась Оля, она находилась в депрессии, потому что ухудшились отношения с мужем, к тому же ей никто не помогал с ребенком.  Она оставляла ее одну дома и часами бродила по улице, потому что не могла слышать ее постоянного плача. Когда дочери было три года, она нечаянно вылила на нее кастрюлю борща, с тех пор на груди Оли   рубцы от ожога. Ирина винит себя. Казалось бы, налицо синдром мертвой матери (не люблю это название, хотя оно очень меткое). Конечно же мать жива, но у нее столько много грусти, так мало интереса к ребенку, да и сердце к нему не лежит, она погружена в себя. Так было и у Ирины, но можно ли ее винить?  Мать  может дать детям только то, что есть у нее самой. Если она не получила любви и внимания  от родителей, то и дать этого в полной мере детям не может.

 У Ирины были безрадостные детство и юность, она ощущала полное равнодушие матери, отец ее оскорблял и лупил , а мама его не останавливала. Ирина хотела в 16 лет покончить с собой, но в последний момент одумалась. Она увидела свою скрипку.  Ирина закончила консерваторию, ее преподаватель брал в свой класс самых  талантливых, но она этого даже не заметила, она не верила в себя.

 У нее по- прежнему плохие отношения с матерью. Есть младший брат- любимец семьи. До сих пор от матери слышит только критику и претензии, хотя старается помогать ей чем может, пытается доказать , что тоже достойна любви.

  Когда дочери было пять лет, муж переживал очередной кризис, потерял бизнес , влез в долги. Ирина ушла из оркестра, стала работать бухгалтером, после работы давать частные уроки. В это время муж играл в компьютерные игры, а дочка была у соседей. Фактически мать одна содержала семью, отдавала долги мужа, но дочь об этом не знала. Девочка боготворит отца, при этом он в ее присутствии обесценивает жену словами: «Подумаешь, родила двоих детей, думает, подвиг совершила!» Сейчас у Ирины очень плохие отношения с мужем,  они на грани развода. Не разводятся, потому что Оля болеет. Последние года три Ирина не работала, занималась лечением дочери. Ее депрессия усилилась. При этом в столичной клинике лечащий врач девочки сказал, что за свою карьеру второй раз в жизни видит синдром Мюнхаузена by proxy. Так называют явление, когда внешне очень заботливая мать постоянно лечит ребенка, при этом настаивает на уколах, хотя можно дать таблетку. У таких мам есть вытесненная агрессия по отношению к детям, они ее маскируют излишней заботой, чтобы не чувствовать вины за свою неприязнь к ребенку.  Кстати, анализы Оли не соответствуют тяжести заболевания, т.е. болезни как бы нет, но как бы и есть со слов Оли и Ирины.
В этом случае терапия была нужна не столько Оле, сколько ее маме. Главные темы этой терапии коренились в собственной истории мамы, она не могла дать дочери необходимую поддержку, руководство , из-за собственного тяжелого жизненного опыта. От меня ей нужна была симпатия, внимание и поддержка. В терапии было и обесценивание моей работы, что тоже стало важным открытием- Ирина осознала, что точно так же она обесценивала дочь и мужа, в свою очередь ее обесценивали ее родители. Кроме личной терапии Ирина посещала терапевтическую группу. Сейчас ее трудно узнать. Она стала более уверенной, спокойной. Они с дочерью лучше стали понимать друг друга, у них теплые хорошие отношения.

С Олей тоже много работали, я для нее стала тем человеком, которому можно доверять, так называемым «хорошим другим».  Для нее открытием было то, что ее болезнь нужна семье, в этом ей помогла работа с образом болезни. На время терапии я стала ее доверенным лицом, она  звонила мне из больницы, когда ей было особенно тяжело, конечно же, я ей это разрешила. Я храню многие тайны девочки, я - надежный контейнер.

Я сознательно не описываю сессии, здесь для меня важно было показать как дефициты матери влияют на их отношения с дочерью. 

Предстоит еще много работы. Пока симптом нужен семье.