Есть ли сознание у животных? Разговор с лошадью.

Есть ли сознание у животных? Разговор с лошадью.

Традиционно в учебниках психологии бытует мнение, что у животных сознания нет. Объясняется это тем, что у них нет речи, а без нее сознания никак не может быть. В этой статье я хочу поделиться своим опытом по наблюдению осознаннго действия лошади.

Немного истории.

В детстве, когда мне было 4-5 лет, я уговаривал родителей купить мне настоящую лошадь. Родители пытались мне объяснить, что держать нам ее негде и кормить нечем. Мы тогда жили в городе Славянске Донецкой области, у нас был частный дом с садом и по моим детским представлениям условий для лошади было вполне достаточно. Поэтому от родителей я не отставал. И ,в свою очередь, аргументировал, что в саду растет трава, а жить лошадь могла бы в одной из комнат  в доме. В конце концов мне купили игрушку в виде резиновой лошадиной головы на палке, на которой можно было имитировать езду верхом – скакать по двору вприпрыжку. Тем тогда дело и закончилось.

Однако, моя судьба повернулась так, что о своей детской мечте я вспомнил уже будучи взрослым.

В 1990 году я устроился на работу мастером леса в Дробышевское лесничество Краснолиманского лесхоза. Под охраной у меня был объезд площадью 3,5 тысячи гектар леса в пойме Северского Донца. Объезд состоял из пяти обходов. По устройству лесной охраны того времени, лесник охранял «обход» - территорию, которую он обходил пешком. А мастеру леса положен был транспорт для объезда. Но время было «мутное», поэтому никакого транспорта мне не дали. И тогда, в 1991, году я купил себе лошадь.

Знакомство с лошадью.

В колхозном табуне я выбрал молодую вороную кобылу. Она была очень красивая и сразу мне понравилась. Я ей тоже, наверно, понравился. Во всяком случае, из всего табуна, около полусотни лошадей, она ко мне сама подошла. Я посмотрел на нее, она посмотрела на меня, и подошла. Я угостил ее печеньем, которое специально для этого было у меня в кармане.

После этого я распросил у конюха, что это за лошадь. Конюх объяснил, что это кобыла, ей три года, зовут ее Мая и она совсем не объезжена.

Потом были  организационные разговоры, взвешивание, оплата, справка ветеринара, поиск транспорта для перевозки. Так Майка оказалась у меня дома.

Первый опыт общения. Как я уговорил Майку меня возить.

Нужно сказать, что никакого опыта общения с лошадьми раньше у меня не было. Катался когда-то несколько раз. Но общения там не было, и лошади там были объезженные. Поэтому, первые несколько дней я просто выпускал Майку из сарая и ходил с ней рядом пока она паслась. Разговаривал с ней, присматривался, наблюдал ее реакции. Она казалась очень самостоятельной и независимой, на меня внимания почти не обращала, кроме тех моментов, когда я доставал из кармана яблоко, сухари или печенье. В целом она вела себя дружелюбно и самоуверенно. Я подходил к ней, гладил, чесал спину.

Однажды я надел ей уздечку, погладил, объяснил, что хочу на нее залезть. Выражение ее лица оставалось невозмутимым, я бы сказал «философским», она продолжала жевать траву, как будто она что-то знала о жизни, чего не знал я. Взявшись за холку,  я осторожно запрыгнул ей на спину и сел верхом. Она стояла. Я продолжал с ней говорить. Не помню дословно, что я говорил, но что-то объяснял о лошадинной карме и смысле жизни. В результате Майка пошла, а я на ней поехал. Таким образом, объезжать мне ее не пришлось. Был просто период взаимного признания и организации общения.

Так у меня появиля служебный транспорт. В лесничестве мне выделили полтора гектара сенокоса, выдавали овес и кормовые буряки.

Побочные эффекты «договора» с лошадью.

Конечно, такой способ общения давал и свои побочные эффекты. Часто бывало такое, что Майка не хотела выполнять свою работу – не хотела ехать, упиралась, начинала пастись, если ей вдруг по дороге трава понравилась, или норовила идти в другую сторону. Гнать ее насильно не получалось - она просто меня сбрасывала. Падал я, таким образом, с нее много раз. Поэтому, приходилось ее убеждать и дальше,  в каждом конкретном случае бывали отдельные разговоры.

Бывало, когда во время паводков я ехал по лесу, а дорога оказывалась затопленой, Майка упиралась и не хотела ни за что лезть в холодную темную воду. Тогда я начинал ей рассказавать, что я на работе, что она тоже на работе, что мне для нее сенокос выделили и овес дают и т.п.. Постоит, послушает, подумает и пойдет. Ушами прядет, фыркает, вода холодная ей по брюхо, там еще коряги могут быть в воде, ямы – конечно, ей это все не нравится. Но проявляет сознательность и идет.

Да, я употребил слово «сознательность». Другого слова я здесь употребить не могу. Ведь не хочет идти, а я реально заставить ее не могу (просто сбросит), а  ведь идет...

Случай явного понимания лошадью человеческой речи.

Однако, был случай моего разговора с Майкой, который полностью перевернул мои представления об интеллекте и сознании животных.

Дробышевское лесничество представляло собой поселок из шести домов, цеха по распиловке древесины, гаражей для техники, складов и конторы. Все это в лесу на расстоянии около 4 км от поселка Дробышево. Жители лесничества свою скотину никогда не пасли и не привязывали, а просто выпускали уторм из сараев. Коровы ходили, где им вздумается и паслись.

Была поздняя осень 1992 года. Снега еще не было, однако, вся трава уже высохла и торчала рыжими бурьянами. Поэтому коровы  в поисках зелени стали ходить через лес (около 1 км) на поле совхоза «Коммунист» и есть озимую пшеницу. Тогда директор совхоза Вербицкий объявил, что чью корову на поле впоймают – или заберут в совхоз , или крупный штраф придется заплатить, или корова останется в совхозе. Я понимал, что и моей Майки это тоже касается.

Однажды утром я выпустил ее пастись, а через какое-то время обнаружил, что ее нигде не видно. Взял уздечку и пошел ее искать в сторону поля. Вышел на поле,  действительно – стоит Майка посреди поля и жрет озимую. Я подошел, одел уздечку, попытался ее увести. Но не тут то было – уперлась, с места не сдвинешь. Запрыгнул на нее, попробовал погнать верхом – сбросила. Я с маху влепил ей пощечину. Она в отместку наступила передним копытом мне на ногу. Я был в сапогах, но все равно было очень больно. А она стоит и улыбается, типа «гы-гы, и че ты сделаешь». Еле ее спихнул с ноги. За поводья держу, убежать она не может, но и я ничего не могу сделать.

Тогда я начал ей объяснять все прямым текстом. Мол, озимая эта совхоза «Коммунист», директор совхоза  Вербицкий сказал, чью корову впоймают на поле ... и к тебе это тоже относится,  а денег выкупить тебя у меня не хватит, а в совхозе кормят не лучше, чем тебя кормили в колхозе... После этих слов выражение лица у Маи поменялось. Из веселого и самоуверенного стало озадаченным и серьезным, видно было, что о чем-то думает. Подумала и пошла.

Но самое интересное случилось чуть позже. Через пару дней выпустил я ее пастись и пошел вместе с ней прогуляться. Пошла она в сторону поля. Дошла до поля и стала по краю поля пырей есть. Пырей ест, а на озимую не заходит. И так вдоль края поля и идет. Дальше была дорога, уходящая в поле, и Майка пошла по краю этой дороги есть пырей. Вышли мы с ней далеко в поле. Вижу – едет к нам сторож на велосипеде. Ему из далека не видно, кажется, что лошадь озимую ест. Подъехал он, видит – лошадь пырей ест. Он стоял минут двадцать молча, ждал, вдруг Майка на озимую пойдет. Он стоял молча, я стоял молча, Майка молча ела пырей. Потом сторож уехал.

После того разговора, Майка на озимую больше не ходила.

Если кто скажет, что сработали какие-то рефлексы и инстинкты или, что она не понимала слов, а понимала какую-то интонацию – буду считать такие заявления простой демагогией и попыткой отстоять сложившиеся стереотипы психологии в силу проявления корпоративной морали (в терминологии Лоренца Кольберга).

Проблемы определения сознания у животных.

Об этом случае с лошадью я рассказывал доктору пихологических наук Максименко Юрию Борисовичу. Я отстаивал точку зрения, что у животных сознание есть. Но он не согласился. Аргументировал это тем, что по определению, сознание связано с речью, а у живтных речи нет, значит – нет и сознания.

Однако, если абстрагироваться от условий связи сознания с речью, то сознание у животных можно признать. Я не считаю, что речь является обязательным условием и компонентом сознания. Обязательным условием сознания все же является целесообразная деятельность. Ведь речь при нарушениях сознания может сохраняться, но быть бессвязной или бессмысленной. Мы ведь определяем наличие здорового сознания у человека не по наличию речи вообще, а по наличию связной и осмысленной речи, как проявления целесообразной деятельности.

Так вот, у животных тоже может быть целесообразная деятельность, а могут быть нарушения целесообразной деятельности при психических травмах (например, при испуге). Соответственно, в таких случаях, нужно говорить о нарушении сознания животного. И наоборот, при наличии целесообразной деятельности, которая ведет к адекватному удовлетворению потребностей животного, исходя из сложившихся внешних условий - нужно говорить о наличии здорового сознания животного.

В описанном случае с лошадью наблюдается факт понимания речи. А понимание речи - это ведь тоже важный элемент осознанного владения речью.  Овладение речевыми двигательными навыками, без понимания смысла слов еще не является владением речью. Например, попугай может говорить многие слова, т.е. он вледеет двигательным речевым навыком, однако, не речью.

Кроме понимания речи, лошадь в описанном случае проявила осознанное произвольное целесообразное поведение.

Вывод.

Таким образом, отрицание сознания у животных является идеологическим шаблоном, который переписывается из учебника в учебник.