Потеря контакта с подростком. Почему так происходит и что делать? (часть 1)

За консультацией обратилась мама 15-летней Юли. Проблемы распространенные: отсутствие интереса и мотивации к учебе, как следствие — прогулы, желание бросить школу. Я начала задавать вопросы, чтобы прояснить ситуацию в семье, сопутствующие обстоятельства. Мама охотно описывала подробности семейной жизни, поведение дочки; рассказывала, на какие кружки она ходила раньше, как проводит время сейчас...

Я обратила внимание, что во всех ее рассказах присутствуют только описания внешних событий: “собиралась в школу”, “пошла к врачу”, “ушла гулять с парнем”. На мои вопросы “А что она сама говорит о своем отношении к школе, о своих планах на будущее, желаниях?” мама неуверенно пожимала плечами и высказывала свои предположения: “наверное, она думает…”, “мне кажется, она хочет…” На вопрос “В курсе ли дочка, что вы пошли к психологу по поводу нее?” мама отрицательно покачала головой: “Я не знаю, как ей объяснить причину. Может быть, вы поможете придумать какой-нибудь повод, как ее к вам заманить, чтобы она не отказалась?”

Здесь наступил ключевой (для меня, как психолога) момент: я спросила маму, пробовала ли она задавать прямые вопросы дочери, говорить ей, что ее поведение и проблемы с учебой вызывают у нее беспокойство, интересоваться, какие у нее планы, идеи, представления о ближайшем будущем. Мама грустно взглянула на меня и сказала, что в последние пару лет общаться с дочкой стало “почти невозможно”. “Вот раньше она мне все рассказывала, а а теперь запирает дверь и я ее не вижу целыми днями… Это все с тех пор, как у нее своя комната появилась!”

Взрослая женщина передо мной выглядела обиженной, испуганной, беспомощной, уязвленной. Было похоже, что она боится собственного ребенка: ее отвержения, резкого тона, боится “спугнуть” и сделать что-то не так, боится конфликта, непонимания… Но поскольку волнение за судьбу дочери было сильнее, мать стала выбирать “обходные пути”: наблюдение за жизнью Юли тайком, намеки и избегание прямых вопросов, догадки и предположения, которые нередко стали превращаться в неоправданные опасения…

Очень часто родители подростков, опасаясь острых реакций, постепенно ограничивают количество и качество контактов с ребенком. В результате к 13-14 годам диалоги с сыном или дочерью сводятся к “необходимому минимуму”: вопросам дел и поручений (“выброси мусор”, “погуляй с собакой”) и неприятных для всех конфликтов на почве плохой успеваемости в школе, невыполнения домашних обязанностей, опоздания с вечерних прогулок и так далее. Родители сами не замечают, как оказываются в позиции вечного надзирателя, при том что им самим такая роль чаще всего не по душе.

“Но как с ним говорить на другие темы, он мне ничего не рассказывает! А я и стараюсь не лезть” — огорчается мама 13-летнего Сережи. — “Его отец с нами не живет, и мне кажется, ему нужно именно мужское общение, а мое общество ему уже совсем неинтересно…”

Увеличение дистанции между родителями и ребенком в подростковом возрасте — нормальное естественное явление, что не означает легкости и безболезненности этого процесса. Именно по причине обоюдной ранимости зачастую первым делом в контакте “отсекается” эмоциональная сфера. Родители боятся задавать подростку вопросы о его/ее чувствах (“это слишком личное, тут наверняка закроется и все равно не ответит, скажет что я лезу не в свое дело”) и не сообщают ничего о своих чувствах и переживаниях (“ему/ей абсолютно все равно, каково мне, иначе бы он/а так себя не вел/а”). Подросток же огрызается, раздражается, демонстративно вздыхает и закатывает глаза, требует “оставить его в покое”...

На самом деле, как ни парадоксально, при этом эмоциональное общение — самая значимая сфера для подросткового возраста. Абсолютно все отношения воспринимаются через эмоциональный “фильтр”, причем в преувеличенном, доведенном до крайности виде: “этот учитель меня ненавидит”, “мой дедушка меня терпеть не может”, “моим друзьям плевать на меня”, “мне так плохо и одиноко, что я хочу покончить с собой, пусть потом пожалеют!” Точно так же преувеличивается значение влюбленности, дружбы — и это неудивительно, ведь в этот период многое происходит впервые, все чувства переживаются остро, тем более что детский эгоцентризм еще никуда не делся и подросток ощущает себя “центром всеобщего внимания”. Если учитель сделал строгое замечание (точно таким же тоном, как пяти другим одноклассникам до этого), значит — точно ненавидит именно меня. Если подруга несколько часов не выходит онлайн — это явно мне назло или избегает меня.

Родители в этот период оказываются в эпицентре эмоциональных землетрясений. Порой у озадаченных мам и пап складывается впечатление, что бы они ни сделали, все будет “не так”.

“Мы и так уже оставили тебя в покое!” — чуть не со слезами на глазах кричат родители в моем кабинете, а напротив них сидит, вжавшись в кресло, скованный чувством вины и собственной неправильности 15-летний Егор. — “Компьютер тебе купили!” — “Ага, который ни одну игру нормально не тянет…” — “Комната у тебя своя, мы туда даже не заходим!” — “Ну конечно, кроме тех случаев каждый день со словами “ну и бардак тут у тебя, дай уберусь!” — “Да ты начни сначала учиться нормально и делай что положено, а потом уже права качай!” — не выдерживает отец. — “Да пошли вы со своим образованием, нафига мне учиться, чтоб как вы потом стать? Что вы дергаетесь, вам же на меня плевать!” — в сердцах бросает подросток, и в кабинете повисает тяжелое молчание…

Как и когда это произошло? В какой момент контакт между детьми и родителями был разорван, и семейные диалоги превратились в перепалки? А главное, как теперь восстановить взаимопонимание и доверие?

Продолжение (вторая часть)...