Человек, женатый на доме.

-А давай ко мне, там и договорим о возможностях переселения по эпохам.

- Упорно гнешь свою линию? Заклинило тебя на эпохах, видимо, какую-то свою корысть преследуешь, сознавайся, - рассмеялся ему в лицо Генрих.

Не дожидаясь согласия, Юрий свернул на перекрестке и остановил машину возле небольшого, но хорошо сложённого дома.

- Возможно, но пока не знаю какую,  - с хитрой улыбкой отпарировал  Юрий. И почему-то в этот момент у него возникло видение о нежной тургеневской барышне, сидящей на скамейке под цветущей вишней, которое тут же вытеснилось амазонкой, летящей на породистом скакуне. Но лицо амазонки было отчего-то лицом предыдущей барышни.  

-Когнитивный диссонанс, иронично отметил он про себя, приложив руку к сканеру на двери в дом. Сканер по-доброму отозвался на тепло руки:

- Привет, Юра, - и дверь отворилась. 

- Привет, Генрих.

Несколько секунд мужчины, не прекращая свой диалог,  задержались на обувном коврике, чтобы сменить обувь. 

- Зачем тебе эта старомодина? Я давно уже ионизатор поставил. Пришел, очистил башмаки и все остальное от уличных взвесей и вошел в дом. Быстро, удобно, современно. 

- Нет. Не хочу. Моя бабушка слишком много сил потратила, когда я до школы у неё жил, чтобы научить меня ходить по дому в тапочках. Так я и к тапкам привык, и бабулю уважить хочу. Поэтому и держу у двери коврик имени любимой Бабушки. Тоже, знаешь ли, не сложно постоять пару секунд пока на тебе обувь поменяется. Зато дома ходишь как в детстве -  в тапочках. Особое ощущение, понимаешь ли. Да и дому приятно, что для него есть своя личная обувь. Старею, брат, сам замечаю, что все чаще стал попадать в лапы ностальгии. 

-Ну, дело хозяйское. Моя жена, например, любит поразвлечься мытьём полов мокрой тряпкой. Странность конечно. Я ей завёл самосвертывающееся половое покрытие, так она им пользуется исключительно, чтобы меня порадовать, но не часто радует, - нарочито надув губы, поделился Генрих.

-Никак не могу примириться с этим её капризом -  ползать по полу с мокрой тряпкой. Тоже, видимо, ностальгия по детству. У неё отец был военный, строг к домашним, порядок в доме любил. 

Пока они переговаривались и переобувались, на табло, вмонтированном аккурат на уровне глаз,  появились биопоказатели их состояния – кровь, кислород, градус утомления, эмоциональный баланс, количество социальных контактов.  

Генрих отметил, что уже вторую неделю его баланс выглядит слишком хорошо. И это повод задуматься о показателях. Ровно значит никак. Для продуктивной работы не годится. Он уже давно заметил, что сам себе интересен, да и работа спорится,  как раз когда есть дисбаланс, но не переходящий критических  отметок. Нужно себя вздуть, но как?

- Генрих, ты давно женат? – невзначай поинтересовался друг.

- Лет пять или около того. Я женился почти сразу, как перешел на службу в КЛИН.

-КЛИН?

-Тогда наша контора называлась Комитет по ликвидации избытков населения  -  КЛИН. Потом решили, что «ликвидация избытков населения» звучит неудачно, портит нам репутацию и его заменили на  Комитет великого переселения народов – КВПН. Может, конечно, так благозвучней, но суть не поменялась, а избыток не уменьшился.

-И как тебе живется? 

-Отлично, я очень доволен своим выбором. Я чувствую себя  нужным, к тому же это довольно интересное и полезное занятие. По крайней мере, компания переселения на Альпину решила многие проблемы. Двенадцать процентов из городов-миллионников уже там. Трудно было поднять людей с насиженных мест. В основном молодежь улетала. Это тоже, кстати, проблема. Молодежь подвижна, авантюрна, они хоть на Медею двинуться, если интересно. Но с кем останемся? Надо думать. Много надо думать, все рассчитывать и взвешивать, -  с жаром и удовольствием размышлял Генрих.

- Да я собственно не об этом спрашивал, - поморщился Юрий.

-О чем же?

-О женитьбе, ну да ладно. Пошли, примем еды что ли?

Они прошли в светлое пространство столовой, где на прозрачном столе уже были разложены разного размера и цвета коробочки, пакеты и приборы. Если бы не разнообразие горшков с цветами, стоящих на подоконниках и развешенных по стенам, то можно было принять эту столовую,  за комнату для приема пищи в конторе, так просто и функционально она была организована.

Захрустев салатными листьями и прочей снедью, они продолжили свой профессиональный разговор о переселении народов. Ни для кого не было секретом, что меры надо предпринимать решительные и безотлагательные. Теснота и дефицитарность ресурсов ощущались с каждым годом всё больше. Уже все романтики, чудаки и исследователи давно переселились в забытые Богом места, где жили одни аборигены. Все любители эко-жизни покинули города и мирно взращивают эко-продукты и эко-детей. Сыроеды, солнцееды, фруктоеды и прочие экзоты дружно осели на мелиорированных участках Сахары.

-Мне, Генрих, знаешь что непонятно? Почему старики, не соглашаются с возвращением в младенчество. Начать всё сначала это ведь так здорово! И к тому же перемещение в возрастном диапазоне, нам дало бы передышку и оставило больший запас времени. Детям требуется меньше еды, воды и места.

 - Ну, знаешь, это тебе здорово, потому что у тебя была бабушка, тапочки и «руки мой перед едой». Ты ведь до сих пор кран с водой  и старинную раковину держишь, бешенные налоги за воду платишь, верно? Тоже ностальгия, небось?! Поэтому тебе в детство не страшно вернуться, а интересно. У тебя нет ржавых воспоминаний. А я не готов. Я лучше на Альпину или даже в века так себе, средние,- грустно засмеялся Генрих. Большому дяде там будет куда лучше, чем маленькому мальчику у всех под ногами шавкой болтаться и пинки получать. 

-Мне вот другое важно,- Генрих закручивал разговор в интересующую его сторону. В эпохальном переселении не понятны критерии. Допустим с каменным веком более или менее ясно – это время выживания сильнейших. Все сурово, надо много агрессии, физических сил, никаких сантиментов и томящихся от любви трубадуров. Туда отправляем физически здоровых, дезадаптивных, асоциальных типусов. Хорошо. Тюрьмы разгрузили, больным больше места и пищи. 

-Как дальше то? - запальчиво продолжил свои размышления Генрих,- Античность, средневековье, новое время. По желанию будем переселять или все же выберем некие критерии дифференциации?

-Безусловно,  разумно иметь четкие критерии отбора, но я полагаю, что гуманно по желанию, -  удивленно взглянув на друга, ответил Юрий.

Они доели, даже, не обратив внимание, на то, что было в коробочках и что в себя помещали.  Автоматически вставили освобождавшиеся от еды коробочки одна в другую, как детские пирамидки из цветных пластмассовых стаканчиков. Сложили их в специальный пакет, который сразу же сплющился до малюсенького комочка. Юрий автоматическим движением растер в пальцах этот сероватый шарик над коробкой с мусорной пылью и вернулся за стол. 

Они налили себе по стакану родниковой воды и перешли в просторную, но довольно уютную  гостиную,  с удовольствием пороняв свои ещё крепкие, но уже пожившие тела, в мягкие, пушистые кресла. 

-Никак не могу привыкнуть пить воду без стакана, это очередная моя не цивилизованность, - сыронизировал Юрий. 

-А мы уже давно только водяные шарики используем. Жена предпочитает оранжевые, тропические, а я всегда выбираю светло-зеленые, средне-поясные. Наверное, зов предков. У меня прадед  на Смоленщине родился, я его не застал, но дед рассказывал, что в тех местах родники и ключи были отменные, вкусные, чистые. Жене они, впрочем,  кажутся пресными и скучными.

-Опять он про жену, несколько раздражённо отметил про себя Юрий, -  Может с ним посоветоваться? Тут жена, там жена. Нравится, не нравится.

-Генрих, а зачем тебе жена? - Внезапно для себя и тем более для Генриха тихо, но твердо спросил Юрий друга, складывая руки на груди. 

-Жена мне? Зачем? Работали вместе. Много времени вместе проводили. Путешествовали, читали. Решили, что целесообразней объединиться. Так веселее жить и быстрее все дела решать. Да и удобно с ней в доме. Она девушка техническая, все мои новшества -  кнопки, пульты, датчики -  освоила быстро. Ну, за исключением пола, - ухмыльнулся Генрих. Секс опять же дома - все понятно, время экономится.  

-А дом?

После небольшой паузы, Генрих, поёрзав в кресле, как будто хотел ещё глубже в него зарыться, вздохнул и продолжил, рассматривая отведя взгляд от приятеля:

-Дом пришлось сменить. Жаль, мы с ним очень дружили. Я по нему тоскую, -  совсем тихо, смущенно, буравя взглядом дырку в потолке, проговорил друг. Ты знаешь, он встрепенулся и повеселел, -  дом  меня звал Геха, а я его Барбос. Это из-за того,  что когда я подходил к двери, он на меня лаял, будто не узнавал. А как только я рукой проводил по сканеру, он урчал и открывал двери. Причем он любил, чтобы рукой я сканировался  справа на лево. Сверху вниз, как это делаешь ты, он не признавал и дверь мне не открывал, - представляешь? – совсем по-мальчишески тряхнул головой  Генрих. 

-Новый дом тоже хороший, - как бы примирительно продолжил он свою мысль, - но другой, он наш с Кларой. А тот был мой. Я, прежде чем его сдать в банк домовладений, всё перекодировал. Все звуки, запахи, функции, сервисы. Всё абсолютно. По сути, там сейчас совершенно другой дом с другой ментальной и сервисной  картой. Это лишило меня преференций в выборе нового дома, но я не жалею. Я уверен, что поступил правильно.

-Ты его убил, Генрих. Убил, как убивают ненужный файл. 

- Нет, ты всё абсолютно невёрно истолковал. Я его сохранил. Для себя сохранил. Он мой друг был и есть. И больше ничей.  А почему ты об этом спрашиваешь?

-Да так, просто любопытствую, как у тебя жена и дом сосуществуют. 

Генрих, зная своего приятеля, понял, что не ради праздного любопытства он заговорил о жене и доме, но вопросы задавать больше не стал. 

Кресла, плавно приняв форму их тел, обнимали удобно и приятно. Мужчины, попивая родниковую воду, сидели и молчали каждый о своём. 

В унисон их мелодраматичному настроению негромко зазвучала музыка  и нос уловил приятный запах ветивера. Ветивер, в этом исполнении, звучал по-мужски, с нотками, согретых южным полуденным солнцем кипарисов, и бархатных, тяжелых персиков. Дом, чутко уловив время и состояние Юрия и Генриха, включил восстановительную программу эмоционального баланса. 

По прошествии некоторого времени, кресла раскрылись, отпустив тела на волю, и коллеги продолжили свою дискуссию. Юрий стал развивать прерванную релаксом мысль:

-Я всё же думаю, что надо отдавать предпочтение личному выбору, не исключая и другие факторы.  Если человека интересует какой-то конкретный исторический период, или он ему просто симпатичен, почему нам отказывать? Это несправедливо и не правильно. Чем он сам будет более заинтересован в выборе эпохи, тем легче пройдет адаптация и значит, тем скорее он сможет принимать других переселенцев,  вводя их  в курс дела и помогая строить отношения с  тамошними гражданами. 

- Это конечно правильно, думаю в целях ускорения периода адаптации нужно действительно сохранить возможность индивидуального выбора. Но как быть с теми, кто не захочет покидать Землю или свои регионы? 

-Нуу, - разводя в стороны руки, протянул Юрий,-  здесь проще всего. Это же как раз те граждане, кто на своей территории будет всё сохранять лучше других. Они вообще по сути своей не переселенцы – они далёкие потомки оседлых народов. Эти-то как раз будут идеальными хранителями Земли. 

А вот другие, кто не знает своих желаний или кому все равно где жить и с кем быть, для нас самое проблемное население. Им везде будет плохо и сложно.  И именно они будут  создавать ненужные эмоциональные турбулентности, что осложнит вживление и принятие новых людей эпохальными аборигенами. 

Неожиданно из всех четырех углов гостиной, тихо, но настырно, как бы протискиваясь, зазвучала музыка, наполняя атмосферу комнаты звуками пятой симфонии Бетховена, а в воздухе заструилась нота жасмина. Не того выхолощенного, приторно-нежного, что используют для отдушек в служебных помещениях, а натурального жасмина, пахнущего неоднозначно, даже скорее дурно.

-Чья судьба стучится в дверь? – игриво поинтересовался Генрих.

-Ладно тебе, знаток великой музыки. Действительно пора расходиться, что-то заболтались мы сегодня, - вставая с кресла, отшутился Юрий.

Тем не менее, про себя он отметил, что перефраз темы судьбы, Генрих подметил точно. Что это, хваленая  интуиция друга или он, Юрий, сам себя выдал вопросами о жене, о доме? И уже было он стал уноситься мыслями в рассуждения, как скрипучий и холодный голос дома поприветствовал:

-Здравствуй, Зоя.

-Я пошел, до понедельника. Про критерии переселения по эпохам еще подумай, наша лаборатория должна предложить лучший и наиболее обоснованный вариант критериального отбора.

-Непременно, - серьезно в тон другу, но с легкой укоризненной усмешкой поддержал Юрий, чтобы тот все же вспомнил, что начались выходные, а это законное личное время и работу на дом он брать не намерен, хоть начальник был его друг.

Дверь открылась, одновременно пропуская и выпуская людей – Генриха и Зою. То ли Генрих, сильнее чем надо, направил дверь от себя, то ли Зоя медлила на входе, но  получила лёгкий, но неприятный  шлепок дверью по попе.

Юрий этого не заметил, но у Зои настроение пошатнулось, как пламя свечи начинает колебаться он неожиданного сквозняка.

Переодевшись в тапочки, как было заведено в доме у Юрия, Зоя пошла в столовую, на ходу поправляя спадающую с пятки тапку.

-Что-то обувной коврик стал барахлить, поменял бы?

-Да? Не замечал. Ты еду будешь?

-Только фрукты или воду, спасибо, я сама. Что нового у вас в Комитете?

- Все тоже, махнул рукой Юрий, - проблемы с переселенцами. Время неумолимо, ресурсы  ограничены. Решений однозначных нет. А у тебя?

-А у меня кризис идей. Вам антропокосмологам всё же проще. Можно на Альпину народ закинуть, можно в Сахару. А нам в Комитете остаточных знаний вообще невдомёк как с ними поступать.

-Вот, например, ваша идея об эпохальном переселении, - заводясь, начала рассуждать Зоя, параллельно наливая себе в стакан воды, - допустим, часть народов уйдет в прошлые эпохи. Как быть с теми знаниями, которые у них в головах? Оставлять или вычищать? Оставлять проще, гуманней, но какие могут быть последствия, это же страшно себе представить? Допустим, в древнем мире человек с интернетом в голове будет неуместен и суровость его жизни всё ненужное из мозга вышибет. А предположим Новое время или Средневековье. С ума ему может сойти от недоверия к его знаниям или информационного дефицита, а того хуже,  переселенца сожгут как еретика или посадят на цепь как сумасшедшего?

Хрясь! Стакан выпал из Зоиной руки и на полу образовалась лужа, веселящаяся мелкими осколками стекла. Зоя, не придала этому значения, её лицо даже краешком брови не отреагировало на эту досадную неприятность, хотя она знала, что стеклянные стаканы это раритет и найти их было непросто. Пару лет назад, она вместе с Юрием радовалась трём стеклянным стаканам, с огромным трудом, выторгованным у ветхого деда в дальнем конце их территориального округа. Зоя отмотала мусорную плёнку и накрыла ею остатки стакана и воды. Всё моментально собралось в маленький комочек, который Зоя подняла и понесла растереть над мусорной коробкой.

-За переселенцев страшно, - продолжила Зоя, растирая шарик, который никак не растирался в пыль,  а клеем размазывался по её тонким и красивым пальцам.

-Тьфу, что за пакет попался, вся перепачкалась!

-Иди в ванную, смой водой.

Пока Зоя под старинным краном мыла руки с водой, Юрий вдруг со всей очевидностью увидел несложную, но неприятную цепь событий. Египетский дурнопахнущий жасмин, дверью по попе, тапка с ноги, любимый стакан из рук, мусор залипший на пальцах. Неужели она не замечает, как он над ней насмехается?! Даже наш любимый стакан не пожалел!

Зоя вернулась и спросила:

-Юра, а когда мы поженимся, мы будем жить в твоём или в моём доме?

У него чуть было не сорвалось:

- С чего ты взяла, что мы поженимся?! - Но он сдержал своё недоумение и промолчал.

По выражению лица Юрия, которое он не смог контролировать, поскольку усиленно контролировал свои слова, Зоя поняла, что напрасно она задала этот вопрос. И быстро перевела тему:

-Что-то я замёрзла, согреешь?

-Замёрзла? - Юрий пристрастно поглядел на Зою.

Нежно-розовый, рельефно облегавший свитерок с длинным рукавом, удивительно подходил к её изящной, женственной фигуре и делал её лицо еще свежее и нежнее. На ней были джинсы, выглядевшие как настоящие джинсы, которые носили их пращуры, но из другой ткани, тонкой, легкой, не истирающейся и отлично устраняющей все мелкие огрехи бёдер и ног.

-Да, немного замерзла, а ты возражаешь? – ласково улыбаясь, удивилась Зоя.

Он понял её желания, приобнял Зою за плечи и повёл в спальню.

Зоя никогда еще не оставалась дома у Юрия на ночь. Сама не настаивала, да и он не предлагал. Так они привыкли встречаться по вечерам, ели, иногда гуляли, обсуждали свои дела, путешествовали по временам и новым планетам, занимались любовью, слушали музыку, а потом он её провожал и возвращался к себе.

И каждый раз он не мог понять правильно ли это. Ему с Зоей было хорошо. Но Юрий часто ловил себя на мысли, что когда он один в доме, ему тоже хорошо. О Зое он вспоминал на работе, в машине, в перелётах, но дома он по ней почему-то не скучал. Дома вообще было не скучно и устроено  всё так, как ему нравилось, как ему было удобно, приятно. Он любил свой дом, и дом любил его.

У них с домом не было таких отношений, о которых рассказывал Генрих. Их связь была иной природы, более деликатная что ли. Дом очень тонко чувствовал его настроение и знал, как быть рядом, не мешая, но и не отчуждаясь.

Дом нежил его любимыми запахами, звуками и энерготеплом. Спокойно позволял вбуривать в себя водопровод, ввинчивать в свои красивые стены железные палочки для тяжелых квадратов и прямоугольников, привезенных Юрием из каких-то далеких мест. Юрию  нравилось пользоваться водой или смотреть часами на эти огромные в деревянных скобах куски старого  мира и дом этому не противился, он уважал Юрины чудачества и привязанности.

Утро дом наполнялся запахом кофе и ванили, не очень понимая, почему именно  такие тональности запаха выбраны, но если его друг так запрограммировал утренний воздух, то значит это ему нужно. Юрий же делал дому уступку в выборе аромата франжипана и лемонграсса, оставляя за собой ветивер, арбуз  и скошенную траву.  Кроме того, он позволял дому менять цвета и даже при желании украшать стены рисунками, как ему заблагорассудится.

Они как то быстро пришли к понимаю, что для кого важно и приятно, стараясь, порой опередить друг друга в ненавязчивой заботе.

Дом был гостеприимен к друзьям и коллегам Юрия, но вот только над Зоей вечно подтрунивал и чудил с ней по-всякому.

До сегодняшнего вечера Юрий не придавал этому значения, но рассказ Генриха о перекодировке своего бывшего дома, испугал его. Он сам от себя не ожидал, что это произведет такое сильное впечатление.

Юрий поэтому очень хорошо понимал тех, кто отказывался учитывать  сложившуюся на Земле ситуацию, не хотел ничего слышать о катастрофе перенаселенности и не желал никуда переселяться. А если учесть, что после обнародования факта концептуального долголетия, люди теперь могут сами определять продолжительность своей жизни, то еще больше сочувствия  вызывали у него те, кто хотел оставаться на своей Земле, в своем доме.

Хотя Генрих считал иначе. Его мысль о том, что жизнь это творческий эксперимент и надо не бояться, а стоит всё пробовать и изучать, тоже интересна и продуктивна. Но некоторым людям, даже не меняя своего времени, места и возраста можно многое пробовать, осваивать и творчески  развиваться.

Додумывая этот диалог с самим собой, уже лежа в еле колышущейся как колыбель кровати, Юрий с благодарностью уловил еле слышный запах свежескошенной травы и нежно плавящееся под телом тепло простыней, передающих ему негу и нежность. Его последние в этот день мысли были о красивой, умной, чувственной, но далёкой Зое и убитом доме Генриха.

Юрий окончательно ушел в сон и уже не смог слышать удовлетворённого смешка и дробного постукивания острых, но подбитых войлоком каблучков.

 Раз-два-три. Раз-два-три. Раз-два-три.

Соль диез - до диез - ми. Соль диез - до диез - ми.

Луна и Лунная наполняли дом серебряным светом и уверенностью, что от добра добра не ищут.