Книга "Моя скрипачка": рецензия психолога

История героини книги Сони не нова. Таких рассказов в кабинете у психолога можно услышать много. Разнятся детали, но шаблон до боли общий. Травма поколения, если хотите. Девочки, рожденные в 70-х и 80-х, ковались в одной печи из брошенности, одиночества, жестокости, малоценности, невнимания к своим желаниям, необходимости удовлетворить родительские амбиций, метания из стороны в сторону, поиска любви там, где ее в принципе не существует.

Действие книги происходит в 1998 году, когда Соне 15 лет. Мои 15 лет пришлись на 1989 и проживались совсем в другом городе, в другой семье. Но читая книгу я постоянно ловила себя на мысли, что все это мне знакомо. Мама, которая использует истерику, как способ управления дочерью. Которая не замечает, как той  нужна помощь. Которая не ходит в больницу, потому что это не вписывается в ее планы.

Папа, которого нет. Или он есть в виде голоса из телефонной трубки. Но чаще в ней есть гудки.  Жестокость учителей, сигареты, дешевый портвейн или пиво, подвалы, чердаки, крутые парни из ПТУ, липкие взгляды взрослых мужчин, врачебный садизм. Какие-то детали в виде мобильных телефонов, торговых центров, шоппинга, как способа поднять настроение возвращали мне знание о том, что сюжет происходит на 10 лет позже. Но если бы не они- дежавю было бы практически полным.

Девочки 70-х и 80-х родились у инфантильных мам, при полном отсутствии пап. Или папа был, но он пил. Или как, например, Сонин, находился в бесконечно длительной командировке. В книге он упоминается, как некий символ, но в жизни дочери и жены участия не принимает. Его нет рядом ни когда, Соня поступает в новую музыкальную школу, ни когда она лежит в больнице в критическом состоянии, ни когда связывается с дурной компанией, ни когда у нее выпускной.

Мамы рядом тоже нет, она занята собой и своей работой. Если вспоминает о дочери, то, в основном, чтобы позаботиться о ней, так как она сама представляет заботу, а не так, как дочери это нужно. Или чтобы реализовать в ней свои несложившиеся мечты- она в музыкальную школу не поступила, значит будет «поступать» дочь.

В чем травма поколений спросите вы? Родители Сони родились в семьях людей, переживших войну, рано потерявших родных, знавших голод, холод, свист пуль и взрывы бомб. Они выживали, а для того, чтобы выжить, нужно было полностью исключить чувства. Что они могли дать своим детям? Все что угодно, кроме любви. Поэтому дети 50-60-х вышли в мир с огромным дефицитом. Своих детей они рожали не для того, чтобы их любить. А чтобы дети их долюбили. Отсюда все эти долги «я ради тебя ночей не спала, а ты не хочешь ради меня учиться игре на скрипке», «ты уже взрослая, тебе целых 7 лет, давай сама делай».

Это невнимание, даже катастрофическое непонимание, что родительство это некоторый постоянный процесс отдачи ресурса, усилий, неудобств, перемен собственных планов в угоду потребностей ребенка, а не только помучиться, когда ему 3 или 5. Именно поэтому Сонина мама сначала не обращает внимания, что всю зиму Соня ходит в коротенькой курточке и простужает почки. Потом она приходит к ней в больницу с мандаринами и копченой колбасой, когда почечному больному этого наотрез нельзя. Она купила те вкусняшки, которые любит сама и она нравится себе в этом визите, красивая и с хорошими продуктами. А что там дочь и как ей? Такие вопросы не приходят в голову инфантам.

Думаю, Сонин папа отсутствовал тоже поэтому, ведь мужской инфантилизм поколения 50-60-х выражался в избегании. Физическом. Или в алкоголь. «Я не знаю, что делать с проблемой, а еще я не могу переносить себя таким незнающим, а значит «плохим», поэтому лучше я исчезну от источника раздражения». Кроме дефицита любви, на них давил еще образ отца или деда-героев. Они же воевали, они всегда знали, как. А ты тут не можешь с женщинами разобраться.  Или простую проблему решить. Значит ты не мужик. От этого болезненного осознания они и убегали.

Отдельно, хочу сказать про образ Жени. Такие мужчины, к сожалению, всегда есть рядом с одинокими девочками. Взрослые. Семейные. Они же прекрасно понимают, что этой заблудшей девчонке всего 14, 15 или 16 лет. И что она бросается в их объятия, потому что отчаянно хочет любви, заботы, внимания. Она видит в них прекрасный образ сильного героя, принца, который придет и спасет царевну. А герой «спасает» ее у себя в кровати. А потом вышвыривает, во-первых, потому что женат, во-вторых часто это может быть еще и уголовно наказуемо. Сейчас такие мужчины действуют поприличней, за пользование молодой девчонкой могут заплатить, квартирой, машиной, тем, чем богаты.  Но суть явления к сожалению, не меняется.

Как и врачебный садизм. Или образовательное насилие. Если о насилии в школах, сейчас хотя бы стали открыто говорить, тем самым оно уменьшается, то медицинский садизм остается темой табуированной, а, значит, длиться бесконечно и отсутствует разве что в дорогих частных клиниках.

Я не знаю, почему так повелось, что если человек работает врачом или любым медицинским сотрудником, то быть человечным ему не нужно. Не надо уважать людей, а считать их только носителями заболевания. Иначе, почему в операционный блок все пациенты до сих пор попадают голыми? Мужчины и женщины, все в куче.  А сами эти оперблоки холодные до дрожи и в белом кафеле.  Как концлагерные душегубки.

Почему в гинекологическом кресле лежат в позе жабы при незапертых дверях, еще и ногами в незашторенное окно? Сколько бы не говорили врачи что голых людей легче реанимировать, обычная целюлоидная распашонка, теплая операционная, отдельный кабинет для приватных осмотров –это базовые принципы уважения к человеку, к его приватности, к его страху оказаться больным и не поправиться.

Но вернемся к книге, Соне в конце концов повезло. Выздороветь. Уйти из дурной компании. Найти в навязанной изначально скрипке свою настоящую любовь. Даже с мамой ей удалось сблизиться. Думаю, что дальше у нее все сложится хорошо. Хотя, опять же как психолог, скажу, что такой ранний опыт брошенности не проходит бесследно. Часто он выливается в страх близости, отсутствие доверия к людям, контр-зависимое поведение, которое и приводит,  в итоге уже 35-40 летних женщин в кабинет психолога.