Мужчины в кризис тридцати

Мое поколение сейчас переживает то, что называют «кризисом тридцатилетия». У меня он растянулся на целых 5 лет, начавшись в 25. Я тогда внезапно для многих людей (и даже немного для себя) уволился из вуза, в котором был старшим преподавателем, и устроился работать... продавцом-консультантом бытовой техники. Проработал чуть больше года, занялся открытием магазина одежды — через себя, через настоящую ломку характера, страшное сопротивление. В ночь перед открытием магазина меня скрутило и рвало дома, причем это было не отравление, а чистого рода психосоматика... Потом и оттуда ушел, вернувшись спустя два года в вуз преподавать психологию, но обогащенный знанием техники и опытом действий в экстремальных ситуациях, часть из которых создавал сам по наивности, глупости и нерешительности. Вернулся, причем к тому, с чего начал: жизнь ученого-теоретика меня не привлекала, а психологические консультации были редкими и должного удовлетворения не приносили... Толчок к выходу из этого кризиса, начавшегося задолго до 30-ти, дала майская школа-интенсив по экзистенциальному консультированию, которую проводили Е.Калитеевская и Д.А.Леонтьев.

Разговаривая со сверстниками-мужчинами — друзьями, приятелями, клиентами, - я постоянно ловил себя на том, что в наших переживаниях и мыслях, помимо выраженного различия в отношении к жизни и к себе, есть три общие темы, которые красной нитью проходили через кризисные этапы в жизни.

Первая тема — это ощущение уходящего времени... Одного в день его тридцатилетия назвали «стариком», и его страшно задели эти слова. Другой с этим «старик» столкнулся в тот момент, когда узнал от младшей двоюродной сестры (с которой были хорошие отношения), что молоденькие девчонки-первокурсницы его уже «за парня» не считают, он для них «староват». Запереживал страшно...

Ощущение уходящего времени выражается не только в том, что 30 — это психологический возрастной рубеж, и что здоровье начинает уже напоминать, что тебе не 20 (а кому-то оно и вовсе надрывно об этом кричит, припоминая образ жизни за всю юность). Оглядываешься назад, смотришь на сверстников, и кажется — что ты отстал, безнадежно от них отстал. Упущенные возможности (возможность получить другое образование, сменить работу, выгодное предложение, шанс жениться на той, которая... - и множество других больших и малых шансов, подкидываемых периодически жизнью) уже стучатся в сознание в виде чувства сожаления и вины. И отмахнуться, как прежде, уже не получится — время ускоряется, оно сжимается, и «впереди вся жизнь» уже не работает. Охватывает страх опоздать, и при этом он сочетается... с пассивностью.

«Я сижу за компьютером, играю в очередную игрушку, и чувствую: ну все не так, все не так идет, как надо! Сижу, и ничего не делаю, в бешенстве на себя от этого ничегонеделания, даю себе слово начать завтра новую жизнь и... даю это слово себе на следующий день... При этом не покидает ощущение, что это ты тут один такой плетешься, а остальные — в особенности мужчины, конечно — уже давно ушли вперед, кто-то вон, в 26 глава какой-то компании или по крайней мере отдела».

Тут проявляется вторая тема. Для многих мужчин кризис 30-ти — это удар по мужской идентичности.

Оказывается, парнем ты можешь быть хоть всю жизнь, а мужчиной нужно становиться. И тут оглядываешься в поиске опоры — на что опереться, вокруг чего выстроить свое ощущение «я зрелый мужчина», а не «свойский парень». А общество, как назло, подкидывает один шаблон для того, чтобы тебя признали мужчиной: это финансовый и профессиональный успех, причем выраженный в автомобиле, собственной квартире, престижной и денежной работе, карьерном росте. Так как профессиональный успех учителя, например... Ну что вы, смешно (по крайней мере, так кажется многим). Если опираешься только на эту составляющую идентичности, то тот факт, что жена зарабатывает больше — удар, причем сильный. Сознание того, что ты, взрослый вроде, не можешь содержать семью (если уже женился и, особенно, завел детей), неотступно давит на сознание и подсознание, и на этот раз не отвертишься «я только начинаю, дай мне время». Тебе уже тридцать (или около, или «за»), а ты все еще... (с родителями, на съемной квартире..)... Где то, что ты можешь предъявить миру: вот оно, завоеванное мною, добытое в схватке? 30 лет — самый возраст для этого предъявления!... Сейчас я понимаю, что открытие магазина для меня и было формой предъявления этой добычи: вот мол, какого зверя добыл... Сам по себе он не был для меня ценен.

Идентичность по сути своей основана на поиске подобия во внешнем мире. Замечательный пример нашел у одного-автора мужчины, который описывает переживания относительно своего тела:

«... Я стал обращать внимание на тела других мужчин. Иногда я завидую их бицепсам. Я смотрю на вены у них на руках и сравниваю их со своими. Раньше мне было безразлично, видны ли мои кровеносные сосуды.

Или все-таки нет? Оглядываясь назад, я понимаю, что просто не признавался, насколько неуверенно чувствовал себя все эти годы из-за впалой груди. Я делал вид, что мне все равно. Делал вид, что я выше всего этого. Однако ненавидел переодеваться в общей раздевалке и редко снимал футболку даже на пляже» (Дж.Джейкобс).

Перед кем предъявляются трофеи? В первую очередь — перед другими мужчинами. В древности существовала целая практика инициации, посвящения в мужчины, когда юноши проходили ряд сложных испытаний, доказывая, что они достойны встать в один ряд со взрослыми. Современный мир этой инициации не знает. Армия, основанная на подавлении мужской инициативы и чувства собственного достоинства, с этой ролью не справляется и не справлялась никогда... Признание от других зрелых мужчин — вот что требуется, чтобы ощутить себя самого таковым. Никакой успех у женщин не восполнит отвержение среди значимых для тебя фигур (в первую очередь - отцовской).

В современной модели мужской идентичности («я-зрелый мужчина») «хороший муж и отец» не котируются. Мне кажется, что образ мужчины-отца в нашем обществе или дискредитирован, или вовсе отсутствует как одна из опор мужской идентичности. Тот факт, что ты отец своих дочерей и сыновей часто не служит основой для самоощущения своей состоятельности и мужественности. «Я — отец» - как-то не звучит для многих. То ли дело «я — управляющий такой-то компанией». При том, что, по моему личному ощущению, в «я — любимый отец своих детей, папа» - скрывается бездна чувства собственного достоинства, самоуважения и зрелой мужественности. Если это является личным мерилом мужественности и признается таковым в значимой среде.

Немало мужчин, не найдя выхода из кризисного тупика, начинают имитировать поведение «настоящих мужиков». Не наполняя образ мужчины реальным содержанием (профессиональным успехом, финансовым благополучием, ощущением себя опорой для своих детей и жены и т. д.), они начинают изображать мужчину, утверждая так называемую «негативную идентичность» - через подавление, в первую очередь женщин. По контрасту. Так как женщины — второй источник подтверждения мужской идентичности, после признания со стороны других мужчин.

Профессиональный и финансовый успех не гарантирует от кризиса. Так как могут быть наполеоновские планы. Вспомним переживания Юлия Цезаря, который сокрушался, что в 30 лет он ничего не достиг, тогда как Александр Македонский завоевал мир... А сам Александр, сгоревший в 33 года, на вершине власти и славы... Что произошло с ним?...

Третья тема — ощущение бессилия из-за того, что мир отказывается играть по твоим правилам. Юношеское «не стоит прогибаться под изменчивый мир» все чаще сталкивается с тем, что изменчивый мир вовсе не собирается «прогибаться под нас». Александр ощутил, как мне кажется, что не все подвластно его воле (даже его собственная армия взбунтовалась), и что мир, который он вознамерился завоевать, значительно больше, чем кажется. Где-то идешь на компромиссы с совестью, где-то уступаешь (иногда — презирая себя). В каких-то ситуациях боишься за семью, и ее наличие заставляет быть более осмотрительным. Приходится принимать то, что есть вещи, над которыми ты не властен.

«Я вдруг понял, что я в жизни не смогу реализовать все свои интересы, что углубляться нужно во что-то одно. Больше не могу метаться от одного к другому. Хочу расставлять приоритеты, а для меня это всегда было мучительно сложно, всегда пытался угнаться сразу за всеми зайцами. В результате — чего я достиг? Везде по чуть-чуть. А время уходит».

Выход из кризиса, как правило, лежит в двух направлениях.

Пересмотр и переоценка своих прежних ценностей и устремлений, и — возврат к ним, обратное присвоение. Только теперь — на основании свободного выбора, утверждая их как собственные ценности, а не как случайно выбранные или внушенные кем-то со стороны. Этот процесс прекрасно описал И.Ялом в его «Когда Ницше плакал», где И.Брейер проиграл в своем подсознании уход от опостылевшей семьи — и возврат к ней.

Поиск своего занятия, своего образа жизни. Но поиск — не пассивный, через лежание на диване и рассуждения о том, как оно все сложится, когда ты с дивана встанешь... Суть кризиса - когда вырос из прежних штанишек, а новые тебе никто, кроме тебя самого, не сошьет. И начинаешь учиться шить: мучительно долго пытаясь попасть ниткой в игольное ушко, потом многократно укалываешься, до крови... Но еще прежде, чем начать шить, нужно определиться — что именно ты хочешь сшить.

Сущность кризиса тридцатилетия — это первый масштабный обзор своей прошедшей жизни, попытка оценить то, чего достиг за прошедшие годы. К сожалению, мало кто, оглянувшись назад, с удовлетворением кивают головой и идут дальше в том же направлении, что и шли. Большая часть тех, кто оглянулся, сокрушенно качают головой.

Есть и третьи: те, кто вообще не оглядываются. Они когда-нибудь все-таки это сделают. Но будет ДЕЙСТВИТЕЛЬНО поздно. «Летать на работу в другой город, беспрестанно перезваниваться, вести деловые переговоры за рулем, сменить за жизнь несколько городов или стран — обычное дело. Но сумеешь ли под конец жизни сказать, что ты в ней сделал и сделал ли что-то вообще — это еще вопрос» (В.Каган).

В 30 — самый раз что-то менять.