О риске быть несовершенным в процессе психотерапии: случай из практики

Г., женщина 47 лет, разведена, на психотерапию ее привели сложности в отношениях с детьми, которые «ведут асоциальный образ жизни». Г. очень нетерпимо относится к своим «отпрыскам», гневно критикуя их по каждому поводу. Справедливости ради стоит отметить, что и к себе Г. относилась очень критично, предъявляя непомерно высокие требования к своей жизни.

Неудивительно, что последние годы до обращения на психотерапию Г. страдала множественными заболеваниями, носящими психосоматический характер. Во время описываемой сессии, которая состоялась на начальных этапах терапии, Г. была многословна, предъявляла много жалоб, однако, почти не замечала того, что происходило в нашем контакте.

По ходу рассказа она была очень критична ко мне, отвергая любые предлагаемые мною эксперименты и предпринимаемые интервенции. Время от времени была довольно язвительна, отпуская ядовитые замечания в мой адрес. Описанная ситуация вызывала во мне гнев, с которым, учитывая большое сочувствие и жалость к Г., обратиться каким бы то ни было образом не представлялось в данный момент возможным. Таким образом, я оказался заложником остановленного мною же процесса переживания. В очередной ситуации сессии, насыщенной косвенной агрессией Г., я не выдержал и импульсивно, довольно резко сообщил Г. о своем гневе.

Интервенция моя была, признаться, не очень корректной по форме и не способствовала поддержанию контакта, а скорее была опасной в смысле провокации его разрушения. Однако Г. повела себя так, как будто ничего не произошло, и вспышки моего гнева не было вовсе. Очередная аннигиляция такой моей интенсивной реакции не могла не удивить. Г., и в рассказе о своей жизни, и в актуальном поведении демонстрировала отсутствие у нее способности к прямому и открытому обращению с агрессией. Сессия закончилась в фоне напряжения, контакт, по-прежнему, практически отсутствовал.

Следующая встреча началась с предъявления типичных для Г. реакций косвенной агрессии. Я напомнил ей о событиях прошлой сессии и предложил поговорить открыто о переживании, сопровождающем наш контакт. Г. стала предъявлять довольно неясно некоторые претензии относительно процесса терапии, ни разу не сославшись на события прошедшей встречи.

Когда я попросил ее посмотреть на меня (до сих пор взгляд ее был устремлен в пространство мимо меня) и прислушаться к своим чувствам, живущим в нашем контакте, она остановилась на минуту и после произнесла: «Я очень обижена на тебя и боюсь». Ч

то-то совершенно новое было в ее голосе, выражении лица, что-то очень трогало мое сердце. Ее слова произвели на меня сильное впечатление (впервые за время терапии) – комок подкатился к горлу, я испытал жалость и нежность к Г. Обратившись к ней, я сказал: «Прости меня, пожалуйста».

Ее реакцию трудно было предсказать – ее лицо исказилось в рыданиях, которые продолжались несколько минут. Все это время, однако, Г. сохраняла контакт со мной.

Немного успокоившись, она сказала, что никогда еще в своей жизни она не сталкивалась с ситуацией раскаяния и прощения. Этот опыт был просто незнаком ей. В ее модели мира не было места праву на ошибку, разрешению быть неправым и, следовательно, возможности извинения и прощения.

Всю свою жизнь, по словам Г., она пребывала в поле (которое, разумеется, сама и помогала создавать), непримиримом к любой возможности оступиться. Ни ее родители, ни ее мужчины, ни она сама не были способны просить прощение. Естественно, что критичность в такой ситуации выступала одной из самых доступных и, следовательно, популярных форм общения с окружающими людьми.

В завершении описываемой сессии Г. сказала, что очень благодарна мне за полученный ею важный опыт. В течение следующей недели Г. удалось открыто поговорить со своим старшим сыном и попросить у него прощения за то, что порой была непримирима к нему, а также за то, что недостаточно уделяла ему внимания. Отношения с детьми стали восстанавливаться.

Вместе с тем, Г. стала обнаруживать у себя новые, до этого неизвестные ей ресурсы, у нее появилось хобби, о котором она мечтала еще с детства, но боялась осуждения окружающих ввиду возможности оказаться неуспешной в нем. Качество ее контакта с людьми, равно как и удовлетворенность им, значительно повысились.