ВОПРОСЫ САМОРАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА. Вып. 2 (1990) | Владимир Данченко ТРИ УРОВНЯ НАДЛИЧНОСТНОГО САМОСОЗНАНИЯ Из кн.:

Владимир Данченко

ТРИ УРОВНЯ НАДЛИЧНОСТНОГО САМОСОЗНАНИЯ

Из кн.: "Очерки эзотерической психологии эпохи развитого социализма". К.: Самиздат, 1986

Когда мы приступаем к изучению исторического наследия различных школ эзотерической психологии, в глаза бросается одна общая для всех них характерная черта: фактически, акцент здесь делается на развитии САМОСОЗНАНИЯ, а не на развитии ЛИЧНОСТИ, как это принято сегодня. Чтобы выяснить причины именно такого подхода к проблеме саморазвития человека, необходимо будет вкратце коснуться проблемы языка эзотерической психологии.

* * *

Эзотерическая психология представляет собой конструктивную, преобразовательную, а не объяснительную дисциплину. Объективность объяснения не входит в ее непосредственную задачу, поскольку в такой объективности здесь отсутствует практическая необходимость. Будда говорил об этом, что человек, раненный стрелой, не рассуждает из чего она сделана и как летела, но первым делом избавляется от нее. Задача его конструктивна: избавиться от стрелы. Впоследствии, если возникнет необходимость, стрелу можно исследовать, описать и объяснить. Будда говорил также, что познавший истину никогда не спорит о ней с миром: он черпает объяснительные аргументы из самого мира, из бытующих конкретно-исторических представлений о природе вещей, не навязывая миру ничего ему чуждого. "Что мудрые мира сего признали существующим, о том и я учу, как о существующем; а что мудрые мира сего объявили несуществующим, – о том и я учу, как о несуществующем" (Саньюта Никая).

Иными словами, вопросы теоретического толкования духовного опыта для эзотерической психологии не суть важны и подчинены главной ее задаче – задаче практического изменения человека. Поэтому понятия и концепции эзотерической психологии фиксируют психические явления в формах максимально приближенных к тем, с которыми человек сталкивается в своем "наивном" опыте непосредственного самовосприятия. Ибо это единственные формы, через посредство которых человек может действительно что-то в себе изменить.

Как бы мы не интерпретировали содержание понятие личности, но в непосредственном самовосприятии наша личность нам не дана. Понятие личности соотносится с нашей жизнью приблизительно так же, как понятие электромагнитного спектра с цветами радуги, и вызывает у нас не большую эмоциональную реакцию. Поэтому попытки вовлечь человека в работу над собой путем апелляции к его личности если не безнадежны, то, во всяком случае, не конструктивны.

В своей непосредственной практической жизнедеятельности человек сознает себя не "личностью", – он сознает себя "собой": я – это прежде всего "я", а "кто я" – это уже вопрос другой, и задается он отнюдь не часто. Наиболее адекватным термином для обозначения такого стихийного "осознания" себя СОБОЙ будет термин самосознание. Когда мы обращаемся к человеку, мы обращаемся фактически к его самосознанию как к таковому.

"Мое" самосознание – это умозрительная абстракция для которой нет места в опыте непосредственного самовосприятия. В своей действительной практической жизнедеятельности я дан себе в качестве самосознания. Для самого себя я есть то, чем/кем я себя сознаю. Я тождествен самосознанию.

Важно отметить, что речь идет не о теоретической редукции, сведении человека к самосознанию, а о фиксации тех психологических реалий, с которыми мы имеем дело в действительности повседневной жизни, и пренебрежение которыми как раз и сводит поиск практических решений проблемы саморазвития человека к построению самодостаточных теоретических конструкций.

Важно отметить также, что понятие самосознания в эзотерической традиции не используется. Во главу угла здесь ставится обращение непосредственно к слушателю или читателю, долженствующее вовлечь его в процесс духовного развития (фактически же, как будет показано далее, – развития самосознания). Вводя понятие самосознания, мы непосредственно преследуем именно объяснительную задачу: мы делаем это, чтобы объяснить такую донаучную преобразовательную дисциплину, как эзотерическая психология. Однако объяснение это, в свою очередь, призвано способствовать преобразовательной "сверхзадаче" – задаче развития современной психологии из объяснительной науки в преобразовательную, способную обращаться к самому человеку (а не к понятиям личности, самосознания и т.п.) и вовлекать его в процесс духовного развития.

В отличие от "личности", понятие "личностного самосознания" обозначает вполне конкретную психологическую реальность, в которой мы "и живем, и движемся, и существуем", – реальность, создаваемую расчленением целостности человека и мира на "мое" и "не мое". Мое личное, относящееся ко мне и представляющее меня, выступает здесь как "собственное", как моя собственность. Отождествляя себя со своей собственностью, я становлюсь ее рабом и нарекаю ее самим собою. Отныне она именуется "я" и правит балом моей жизни; а все, что этому "я" не принадлежит, оно называет "не-я". Личностное самосознание – это тот привычный нам уровень самосознания, на котором четко разграничены я и не-я, точнее, "мое" и "чужое".

Однако существуют и другие уровни самосознания, отличные от личностного. Объектом эзотерической психологии как раз и служит процесс трансперсонализации, то есть выхода за рамки личностного самосознания на некие надличностные уровни; предметом же ее становится совокупность представлений о принципах и методах осуществления данного процесса.

Определив процесс трансперсонализации самосознания объектом эзотерической психологии, мы можем по-новому взглянуть на причины сложившейся здесь языковой ситуации. Дело в том, что самосознание – очень сложный объект исследования. Так, приняв в качестве единицы сложности уровни иерархии обратных связей, Ю.Г.Марков выделяет три уровня функциональной сложности систем: к первому из них относятся физико-химические, ко второму – кибернетические, а к третьему – биосоциальные системы, включая человеческое мышление. Встав на ту точку зрения, что сложность или "уровень" теоретического анализа в целом соответствует уровню сложности своего объекта, указывает Ю.Г.Марков,

"мы сразу же сталкиваемся с фактом принципиального различия кибернетического и физико-химического подходов к явлениям, ибо они относятся к различным классам функциональной сложности. Таким образом нечего и пытаться прибегать к теоретическим схемам физики и химии для объяснения явлений, протекающих в кибернетических системах, или проектировать на этой основе ЭВМ и другие средства переработки информации.

По той же причине необходимо сразу же отказаться от попыток использовать современные кибернетические методы для раскрытия сущности явлений, протекающих в живых организмах и социальных системах, ибо здесь нужны принципиально иные средства, адекватные третьему классу функциональной сложности. Этот вывод уже не столь очевиден, тем более, что мы пока не знаем, что же это за средства. Остается лишь уповать на появление новых "сумасшедших" идей, которые коренным образом изменят русло современного потока научного знания" [1].

Самосознание, следуя данной классификации, относится к системам четвертого уровня функциональной сложности. Самосознание – самый сложный из возможных объектов; оно настолько сложно, что лишь частично поддается описанию. Именно поэтому язык эзотерической психологии – это преимущественно язык символов, метафор и парадоксов, а не строгих понятий.

* * *

(...) [2] И тем не менее, несмотря на многочисленные предварительные оговорки по поводу неописуемости, трансперсональный опыт описывался во все времена и во всех культурах, – описывался ярко, красочно и страстно. Причем в массиве традиционных описаний, ошеломляющих поначалу своим разнообразием, при более близком рассмотрении явственно выделяются два основные типа надличностного самосознания, называемые иногда трансцендентным и космическим [3]. Суть первого из них была наиболее ясно сформулирована в древнеиндийской философско-психологической системе Санкхья ("все это не мое", "меня нет"), а второго – в индийской же средневековой системе Адвайта Веданта ("все это мое", "я есмь"). Я – все или я – ничто? Все ли есть я, или ничто не есть я? Такова традиционная дилемма Веданты и Санкхьи, причем оппоненты приводили в защиту своих позиций весьма хитроумные логические аргументы.

Владимир Нечипорук – Насколько я понял, суть Санкхьи состоит в призыве ни с чем себя не отождествлять. Веданта же призывает к обратному – к отождествлению себя со всем происходящим. Иначе говоря, суть первого направления – противопоставление, разъединение, а суть второго – слияние, единение. Какое из этих направлений в большей степени соответствует требованиям и задачам современного этапа эволюции?

Итак, отождествляться или растождествляться? Эти по видимости ясные и простые формулировки обозначают очень сложные и тонкие психические перестройки; и если мы будем обсуждать эти возможности, не вдаваясь в психологическое содержание указанных формулировок, то придем к заведомо ложным выводам.

И в первом, и во втором случаях речь идет о выходе на надличностные уровни самосознания, то есть об изменении себя, а не о соединении наличного себя с чем-то или отсоединении наличного себя от чего-то. В случае так называемого "единения", в смысле космического самосознания, я не просто тем или иным образом соединяюсь со всем, – все становится мною. В случае же трансцендентного самосознания, фиксируемого Санкхьей, я вовсе не противопоставляю себя всему, – я исчезаю; здесь нечего противопоставлять, поскольку меня нет.

Поскольку же речь идет не просто о диковинно расставленных словах, а о неописуемых психологических фактах, вплетенных в ткань действительной жизни и вне ее не существующих, становится очевидным, что ни факты первого, ни факты второго рода самостоятельным существованием не обладают и обладать не могут. Во-первых, в жизни я вынужден быть (чем/кем быть – это уже другой вопрос); и если я хочу исчезнуть, я должен уйти из жизни – войти в транс на время или навсегда; но едва я возвращаюсь к жизни, я опять вынужден быть. С другой стороны, пока я есть, все не может стать мною; чтобы все стало мною, я должен освободить ему место, отказаться от себя. Как поют тантристы: "Откажись от Пуруши ("зрящего") в себе и стань Пракрити ("зримым") – тем самым ты обретешь единое тело и займешь место в вечности"; характерно, что Маркс также называл природу "неорганическим телом" человека. Так вот, чтобы освободить всему место, я должен исчезнуть, – поскольку нет другого места, в которое я мог бы переместиться. Иными словами, чтобы мое отождествление со всем было действительным, я предварительно должен стать ничем, то есть со всем растождествиться. И, опять же, я действительно могу исчезнуть лишь во всем.

Таким образом, несмотря на то, что определяя доктринальную цель духовного развития большинство школ эзотерической психологии склоняются к одному из упомянутых двух основных типов надличностного самосознания, оба они неявно предполагают друг друга. Без трансцендентного фундамента космическое самосознание не может быть избавлено от личностных рудиментов. Без космического "обеспечения" трансцендентное самосознание неизбежно оказывается эпизодичным: оно не выдерживает испытания "непосредственной очевидностью" динамики жизни, где человеку приходится решать достаточно сложные задачи в качестве действующего лица.

На конкретно-психологическом уровне, то есть в непосредственном опыте указанные два типа самосознания вполне могут сосуществовать; разумеется на уровне теоретического опосредования этот психологический факт может быть зафиксирован лишь в парадоксальной форме наподобие утверждения, гласящего, что "Нирвана – это Сансара". В действительности существует широкий спектр, континуум надличностных форм самосознания; неоднократно предпринимавшиеся на протяжении всей истории человечества попытки теоретической фиксации тех или иных форм (тяготеющих, тем не менее, к одной из двух основных) и создают "теоретическую многоаспектность" в представлениях о целях духовного развития человека, с которой мы сталкиваемся, обращаясь к массиву эзотерической литературы.

Устойчивое постижение надличностного "высшего Я" преображает постепенно и "низшую природу" человека. С основными типами надличностного самосознания связаны характерные психологические перестройки. Так, когда человек постигает, что его нет, он перестает бояться смерти, небытия; его уже нет и никогда не было, поэтому смерть не имеет к нему никакого отношения, – ведь то, что не рождалось, не может и умереть. Будучи растождествлен с любыми процессами и явлениями своего внутреннего мира, человек освобождается из-под их власти и обретает некий глубинный ПОКОЙ; он становится чистым бытием, тождественным чистому ничто, на нерушимом пребывании которого неспособны отразиться никакие события. В космическом самосознании "субъектный вакуум" ничто заполняется всем миром. Весь мир, вся тьма вещей встречается во мне, обретая самосознание и осознавая свое сущностное единство. Человек перестает бояться не только смерти, но и жизни: раз все есть я, чего бояться? И он обретает великую ЛЮБОВЬ, оказываясь способным "возлюбить этот мир как самого себя".

Некоторые авторы придают надличностным уровням самосознания, – в частности, космическому самосознанию (которое обычно не совсем точно называют "космическим сознанием"), – эволюционный смысл. Бёкк [4], например, утверждает, что сознание современного человека так отличается от сознания животного, как сознание будущего человека – космическое сознание – будет отличаться от сознания современного человека. Несмотря на сомнительность этой концепции, разработка теоретических перспектив дальнейшей эволюции сознания имеет первостепенную важность с идеологической точки зрения, то есть с точки зрения формирования мировоззрения, способного опредмечивать духовное устремление.

В.Н. – Но в самом начале ты говорил о видовой неизменности человека; признаться, я не совсем уловил, о неизменности чего шла речь, – физиологии или психологии?

Я говорил об относительной неизменности его психофизиологической структуры. Так, хотя функционирование человеческого организма и подвержено культурным влияниям, – например, у японцев функциональная асимметрия мозговых полушарий обратная европейской, – в принципе оно остается неизменным на протяжении всей истории существования человечества и общим для всех представителей данного биологического вида. То же можно сказать и о функционировании человеческой психики: несмотря на то, что она гораздо больше подвержена культурным влияниям, нежели физиология организма, принципиальная ее структура остается неизменной благодаря неизменности носителя данной структуры – человеческого тела. Исходя из этого факта я предполагаю, что психологический механизм духовного развития человека (то есть в конечном счете развития самосознания, интегрирующего всю систему психофизиологической саморегуляции) столь же независим от культурных влияний, как сама психофизиологическая структура человека: этот механизм остается в общем неизменным для всех времен и народов, хотя и подвержен культурным влияниям в каких-то частных деталях. Точнее, культурные влияния способствуют осознанию и теоретической фиксации различных элементов его конструкции и различных аспектов функционирования. Несмотря на неизменность механизма, наши представления о нем развиваются.

В.Н. – В связи с этим следующий вопрос. Известно, скажем, из тех же эзотерических источников, что существовала первая раса, вторая, третья и так далее, что нынешняя раса – шестая, и что ожидается седьмая, хотя представители ее были уже во времена третьей расы. Как это увязывается с тем, о чем ты говорил?

Подобные доктрины составляют идеологический аспект эзотерической психологии и осуществляют функцию опредмечивания духовного стремления. Они представляют неофиту мировоззренческое знание, знание о целях.

У непосвященного в такое знание, пусть даже прошедшего через отборочные испытания посвящения и признанного годным, отсутствует собственно духовное стремление: он еще не знает, к чему стремиться. Его стремление неопределенно, беспредметно – это стремление вырваться из мучительной неподлинности настоящего в неизвестную подлинность будущего. Если мы вспомним сами себя в те времена, когда мы еще не были знакомы с эзотерическими доктринами, то обнаружим, что основным гложущим нас вопросом был вопрос: "что делать мне в этом бессмысленном мире со своей бесцельной жизнью?" Этот вопрос отравлял наше существование; он попросту не давал нам жить. И именно на него мы нашли ответ в том или ином из учений, о которых не учат ни в школе, ни в институте. Эти учения объяснили причину нашего стремления и указали на возможный его результат.

Вместе с тем различные школы эзотерической психологии пользуются различными доктринами, различно интерпретирующими эволюционный процесс в целом и историю человечества в частности. Так, ты указываешь, что гипотеза о психологическом механизме духовного развития, общем для людей всех времен и народов, находится в противоречии с эзотерическими представлениями о последовательной смене рас, представители которых были существами, в значительной степени отличавшимися друг от друга. Идея такого рода рас представляет собой важный элемент теософской доктрины Блаватской. Но теософия с ее "тайной доктриной" – это лишь одна из школ эзотерической психологии. Существует множество других школ с другими доктринами, в которых ничего не говорится о расах. Правда, Блаватская утверждала, что ее доктрина самая истинная; но то же самое утверждают о своих доктринах и представители всех других школ.

Проверить истинность любой из таких доктрин нет никакой возможности – в нее можно только верить или не верить. Иногда в качестве доказательства истинности приводят факты ясновидческого и тому подобного экстраординарного опыта, но проверить, действительные ли это факты или воображаемые, мы не можем. С другой стороны разнообразие и противоречивость идеологических доктрин эзотерической психологии естественно заставляет нас усомниться в несомненной истинности лишь какой-то одной из них.

Александр Линюк – Очевидно, в случае идеологических доктрин эзотерической психологии речь идет попросту о служебных конструкциях, которые способствуют формированию блока стремления [5], и которые в разных культурах различны.

Совершенно верно. Эзотерическая психология с необходимостью включает в себя идеологический аспект, поскольку блок стремления может быть сформирован лишь при условии формирования соответствующего мировоззрения, системы ценностных ориентиров, определяющих стратегию жизнедеятельности, принципиальный маршрут жизненного пути человека. Никакие чисто психологические манипуляции с "образом себя" и мотивационной сферой психики неспособны вывести человека на путь духовного развития, указав ему цель и смысл последнего. Формирование мировоззрения составляет функцию идеологии, а не психологии. Основной вопрос мировоззрения – это вопрос "что делать?". И все эзотерические доктрины отвечают на него одинаково: "Развиваться".

Несмотря на внешнее разнообразие, все эзотерические доктрины объединены единым внутренним содержанием – идеей эволюции человека. Идеей того, что человек откуда-то пришел и куда-то идет. Что существует история развития человека, и что эта история еще не окончена. Что она обращена в будущее. Идея развития объединяет все "тайные доктрины" и отличает их от "внешних доктрин", делавших ударение на идее функционирования, неизменный от века данный порядок вещей и т.д. Разумеется, по форме все эзотерические доктрины различны, поскольку форма призвана соответствовать месту и времени действия данной доктрины. Форма должна быть жизнеспособной – она должна способствовать распространению и приумножению знаний о принципах и методах духовного развития в наличной культурной среде. Отжившие неэффективные доктрины освящаются и переходят в разряд почитаемых феноменов истории культуры, – подобно тому, как в свое время освящались формы вышедших из употребления образцов кухонной утвари, обретая статус ритуальных.

Так вот, если мы трезво и нелицеприятно, без ностальгических сантиментов взглянем на существующие формы эзотерических доктрин, мы вынуждены будем констатировать их нежизнеспособность в нашей культуре: будучи не в состоянии приспособиться к изменившимся социальным условиям, сделать их своей "питательной средой", они превратились в закрытые, "законсервированные" системы, утратили способность к конструктивному взаимодействию с действительной культурой.

Неслучайна поэтому активизация поисков новых идеологических форм, способных реанимировать традиционную духовную проблематику, привнеся ее в мир наличной культуры, – культуры развитого социалистического общества. Между тем искомое учение уже давно существует. Оно столь сокровенно по той простой причине, что доступно всеобщему обозрению. Речь идет о марксизме.

Наряду с перечисленными двумя существует и третий тип надличностного самосознания, теоретическое выражение которого развивалось в русле немецкой классической философии, а не эзотерической традиции как таковой, и получило свое наиболее развернутое выражение у Маркса, – прежде всего в "Экономическо-философских рукописях 1844 года" [6], где содержится описание подлинно ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО САМОСОЗНАНИЯ. Если в первом случае (трансцендентное самосознание) человек является персонификацией чистого бытия, тождественного чистому ничто, а во втором (космическое самосознание) – персонификацией явленного бытия, тождественного вселенской "тьме вещей", то в третьем случае он является персонификацией человечества. В своей человеческой определенности человек является не чистым бытием и не всем миром, но МИРОМ ЧЕЛОВЕКА.

Непосредственным предшественником Маркса был Фейербах, вполне традиционно для классической философии рассматривавший человека как персонификацию человеческого рода; но род рассматривался им как часть природы, как природный феномен. Многих исследователей сбивает с толку тот факт, что Маркс, указав в своих знаменитых "Тезисах о Фейербахе" (1845 г.) на качественную – общественную – особенность рода, не отказался при этом от понимания человека как природного существа, рефлексии природы. Действительно, Маркс не сводил отношения человека с миром к отношению индивид-общество. Ведь человек, будучи существом общественным, продолжает в то же время оставаться и природным существом, – другое дело, что в качестве чисто природного существа он лишается своей человеческой специфики, превращаясь в "дитя природы". Маркс синтезирует гегельянскую и фейербахианскую концепции человека, называя последнего "человеческим природным существом".

Постичь себя рефлексией природы, то есть обрести космический уровень самосознания, – довольно сложная практическая задача. И еще более сложная задача – постичь себя рефлексией общества, обрести человеческий уровень самосознания. Однако два этих уровня надличностного самосознания – космический и человеческий, – будучи психологическими реалиями, а не теоретическими моделями, вовсе не исключают друг друга.

По мысли Маркса, присущее каждому из нас личностное самосознание – это еще не человеческое самосознание. Маркс говорит, что человек в настоящем его состоянии – это еще не действительный человек, и что весь предшествующий период истории не был историей человечества – он был всего лишь его предысторией. ИСТОРИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ВООБЩЕ ЕЩЕ НЕ НАЧИНАЛАСЬ; смысл всей предысторической эпохи, в которой живем и мы с вами, состоит именно в создании предпосылок для становления действительного человека и человеческой действительности.

В.Н. – Возникает вопрос: сколько нужно людей, чтобы можно было говорить об истории человечества? Известно ведь, что просветление уже имело место, причем не у одного человека, а, по крайней мере, у нескольких. Упоминаются семь Будд, Христос и так далее, – это те, чьи имена нам известны. Поэтому будем ли мы объективны, говоря о нашем прошлом и настоящем как о предыстории, не зная, сколько должно быть человеческих особей, чтобы говорить об истории человечества?

Действительно, подобно тому, как каждый гражданин Соединенных Штатов может стать президентом, у каждого человека имеется принципиальная возможность достичь надличностных уровней самосознания в, казалось бы, самых неблагоприятных условиях, – более того, дать толчок мощным духовным движениям, которые захватят множество последующих поколений, подобно буддизму и христианству. Но когда история человечества противопоставляется его предыстории, имеется в виду не уровень сознания отдельных особей, а характер отношений, в которых пребывает абсолютное большинство этих особей, – иными словами, принцип организации общественной жизнедеятельности, с необходимостью определяющей условия существования таких конкретных индивидов, как мы с вами.

Маркс говорит о предыстории человечества, поскольку в формациях, предшествующих коммунистической, организация условий человеческого существования бесчеловечна. Она бесчеловечна (или недостаточно человечна, как на начальных фазах строительства коммунизма), поскольку человек вынужден проявлять себя в ней нечеловеческим (недочеловеческим) образом. Мы вынуждены проявлять себя как "частные лица", противостоящие другим "частным лицам" или "обществу" в целом, тогда как в сущности своей мы существа общественные, персонифицирующие общечеловеческий опыт отношений с миром. Короче говоря, мы еще не люди, поскольку наше существование не соответствует нашей человеческой сущности.

Вместе с тем Маркс не ограничивается констатацией этого факта. Он указывает на необходимость такого устроения мира человека, чтобы вступающие в жизнь поколения познавали и усваивали в нем истинно человеческое. "Философы лишь различным образом объясняли мир", – говорит он, – "но дело заключается в том, чтобы изменить его". Поскольку же человека и мир Маркс воспринимает целостно, определяя их как "мир человека", данное высказывание относится также и к человеку. Философы лишь различным образом объясняли человека, но дело заключается в том, чтобы изменить его. Не изменив мир, нельзя изменить человека, а не изменив человека, нельзя изменить мир. Фактически, тем самым Маркс указывает на необходимость дополнить индивидуальную Йогу, то есть революционную практику саморазвития человека, СОЦИАЛЬНОЙ ЙОГОЙ, – революционной практикой развития мира, единственно способной ликвидировать бесчеловечные условия человеческого существования.

Что касается Будды и Христа, то человеческий уровень самосознания в их учениях не зафиксирован [7]. И поэтому их учения не могли непосредственно способствовать превращению предыстории человечества в его историю; в них ничего не говорилось о действительном человеке и человеческой деятельности, – эти темы стали центральными лишь в учении Маркса.

Упомянутые три типа надличностного самосознания "возвещались миру" в качестве доктринальной цели духовного развития последовательно – сперва трансцендентный, затем космический и лишь затем человеческий. Интересно, что уже в Упанишадах имеются описания как первого, так и второго типа – зачатки последовательно возникавших затем развитых идеологических форм. Интересно также, что в последовательности их возникновения просматривается определенная логика – логика движения от абстрактного к конкретному и, соответственно, от конкретного к абстрактному.

Так, уровень трансцендентного самосознания, на котором человек постигает, что его нет, наиболее абстрактен, – о нем вообще ничего нельзя сказать. Это чистое бытие, тождественное чистому ничто, пустота содержания не имеющая формы. Выходя на космический уровень самосознания, постигнув себя тьмой вещей и явленной вселенной, человек обретает форму, но форму всеобщего – он становится всем, что есть. Постигнув же себя персонификацией человечества, он переходит на еще более конкретный уровень самосознания, постигая себя в своей человеческой сущности, постигая, чем мы являемся как люди – не как природные существа, персонифицирующие вселенную, а именно как специфический элемент этой вселенной...

Олег Бахтияров – Не будет ли тогда логичным продолжить этот ряд постижением себя в качестве персонификации этнической группы и т.д., вплоть до постижения себя в качестве данного конкретного человека, с чего, собственно говоря, все это и началось. То есть не является ли данный процесс, с точки зрения данной логики изложения, скорее процессом сужения сознания и сведения его в конечном итоге к постижению себя как набора автоматизмов?

Как я уже говорил, в рамках традиционной эзотерической психологии человеческий уровень надличностного самосознания остался не сформулированным, теоретически не зафиксированным. Роль космического и трансцендентного самосознания также долгое время оставалась неясной: издревле велись жаркие споры о том, который из них более высокий, более истинный и т.д. Теперь, однако, стало вполне очевидным, что хотя на уровне теоретических абстракций действительно очень сложно увязать одно с другим непротиворечивым образом, в непосредственном опыте это противоречие снимается: мы способны переживать себя одновременно и всем и ничем. Подобным же образом мы можем переживать себя и природным и общественным существом, – "человеческим природным существом", по словам Маркса.

Очевидно, логика развития человеческих представлений о целях духовного роста ведет не к сужению самосознания, а ко включению в него все новых, не фиксировавшихся ранее уровней. В частности, выделение третьего типа надличностного самосознания – человеческого – подкрепляет точку зрения тех эзотерических школ, которые считали первые два традиционных типа – трансцендентный и космический – взаимодополняющими. Три типа надличностного самосознания представляют собой не взаимоисключающие возможности, а различные моменты одного непрерывного ряда: исторические этапы развития самосознания, соответствующие уровням его структурной организации.

Игорь Калинаускас – Человек, постигший трансцендентный уровень самосознания, может быть назван "царем бытия", космический – "царем природы", а человеческий – "царем мира". Таким образом, они соответствуют трем искушениям Христа. Мне кажется, что следующий этап должен именно снимать эти три позиции, представляя их в интегрированном виде.

Действительно, в нашем непосредственном опыте перечисленные три уровня надличностного самосознания не суммируются, а интегрируются, так что целое оказывается большим суммы его частей. Более того, продолжив данную логическую линию конкретизации, мы должны будем включить в состав этого целого еще по крайней мере одну часть – личностное самосознание, получив тем самым непрерывный спектр самосознания, на одном конце которого мы остро переживаем свою индивидуальную самобытность и неповторимость, тогда как на другом конце нас вообще нет.

Таким образом, исходя из логики высочайших исторических взлетов человеческого духа, мы можем утверждать, что идеалом духовного развития в настоящее время является интегральное постижение человеком своей "ничтожности", естественности и человечности, сопряженное со становлением уникальной личной самобытности, – ВОССОЕДИНЕНИЕ СВЯЗИ между всеобщим (трансцендентным, космическим, человеческим) и индивидуальным (личностным) уровнями самосознания. Этот идеал ни в коем случае не "зауживает" духовных идеалов, обретенных к настоящему моменту человечеством: он включает в себя их.

Следует заметить, что во включении личностного самосознания в контекст духовного развития нет ничего нового. В эзотерической психологии во все времена существовали два больших методологических лагеря, назовем их условно лагерем персоналистов и имперсоналистов. Последние считают, что цель духовного развития состоит в растворении единичного во всеобщем, "слиянии капли с океаном"; иными словами, личностное самосознание противопоставляется здесь, как неподлинное, надличностному – космическому и/или трансцендентному. Напротив, позиция персоналистов может быть выражена христианской формулой "неслиянно-нераздельно": даже постигая свою нераздельность со всеобщим, индивидуальное существо не растворяется в нем, не покидает личностного уровня самосознания.

Неслиянность со всеобщим – бытием, вселенной, человечеством – может быть практически устранена лишь путем упразднения личностного самосознания, а это может быть достигнуто лишь путем погружения в транс, то есть угнетения всех функций "низшей природы". Поэтому все имперсоналистические школы вынуждены использовать трансовую методику стабилизации постижения. Однако человек не может жить в трансе: он вынужден либо уйти в транс раз и навсегда (= умереть), либо всякий раз из него возвращаться. Трансовая (имперсоналистическая) методология духовного развития принципиально неспособна разрешить проблему превосхождения личностного уровня самосознания в повседневной жизни. Эта жизнь отдается на откуп неведению, злу и пороку.

Вместе с тем, как уже указывалось, методы стабилизации постижения не исчерпываются трансовыми; существуют также трансмутационные методы, стабилизирующие постижение путем преображения "низшей природы", превращения ее в проводник надличностных уровней самосознания. Персоналистические школы пользуются именно трансмутационными методами – значительно менее "эффектными", нежели трансовые, и значительно более трудноосуществимыми.

Выявление третьего уровня надличностного самосознания позволяет уточнить содержание персоналистической методологии духовного развития. Духовное развитие при таком подходе оказывается не чем иным, как сознательным освоением уровней структурной организации самосознания. Действительно, ведь мы УЖЕ представляем собой – персонифицируем, олицетворяем – бытие, природу и человечество (мы УЖЕ есть; мы УЖЕ живые предметные существа; мы УЖЕ люди, воплотившие в себе исторический опыт отношений человека с миром), и именно этот факт составляет условие нашей самобытности в качестве неповторимо-индивидуальной личности, наделенной чувством личной самотождественности и личной ответственности за проявления своей свободной воли.

Личностное самосознание представляет собой лишь один из уровней самосознания; с другой стороны, надличностные уровни самосознания не отрицают личностного. Трансперсонализация – это не деперсонализация, это выход за пределы, очерченные личностным уровнем самосознания, а не упразднение последнего. Когда чувство НЕСЛИЯННОСТИ, – с бытием, природой и обществом, свойственное личностному уровню самосознания, дополняется чувством НЕРАЗДЕЛЬНОСТИ, – это и есть постижение. И именно в зависимости от характера этой нераздельности можно говорить либо о трансцендентном, космическом и человеческом самосознании как этапах трансперсонализации, либо об интегральном самосознании, в котором человек постигает себя КОНКРЕТНО-ВСЕОБЩИМ СУЩЕСТВОМ – личностью, воссоединившей психологическую связь со своими истоками: со своей бытийной, природной и общественной надличностной сущностью. Такое воссоединение путем восстановления утраченной связи со всеми звеньями процесса индивидуализации, со всей полнотой того, что есть, – это и есть Йога в полном смысле этого слова. Йога и Лайя, воссоединение со всеобщим и растворение во всеобщем – разные вещи.

А.Л. – Мне кажется, что этап перехода от эго или личностного самосознания к надличностному "высшему Я" представляет собой ступень отрицания. Затем, когда человек уже утвердился в надличностных уровнях самосознания, он вполне может интегрировать их с эго; при этом не будет нанесено ущерба его новому восприятию. На этом этапе, этапе отрицания отрицания, необходимое предварительное отрицание эго снимается. По-видимому, речь идет именно об этом – о последовательном расширении самосознания путем актуализации все новых его уровней с последующим включением последних в структуру повседневного личностного самосознания.

Совершенно верно. И с точки зрения практики расширения самосознания чрезвычайно важно выявить эту последовательность. Так, конкретно-психологический анализ показывает, что человек принципиально неспособен перейти из личностного самосознания непосредственно на уровень человеческого, постичь себя в качестве "совокупности общественных отношений" и соответствующим образом преобразовать свои действительные отношения с миром и другими людьми. Это невозможно, поскольку психологическая функция личностного самосознания как раз и состоит в противопоставлении человека его социальной среде – тому действительному "обществу", с которым он имеет дело в своей непосредственной жизнедеятельности.

Ведь что такое личность? Что мы фактически имеем в виду, используя это понятие в обыденном словоупотреблении? Понятие личности служит нам для указания на самобытность человека, и прежде всего на такие ее отличительные характеристики как самостоятельность и эффективность. Говоря о "сильной личности", например, мы подразумеваем, что данный человек эффективен в осуществлении своих целей, что его нелегко сбить с толку. А эффективным в осуществлении своих целей может быть лишь такой человек, который, с одной стороны, ясно выделил себя из социальной среды в качестве самостоятельного, самодеятельного существа, а с другой, впитал в себя законы этой среды и действует, соответственно, со знанием дела. Иными словами, эффективность человека в достижении своих целей определяется как его социальной компетентностью, присвоением некоторых общих свойств, связывающих его с обществом, так и его социальной обособленностью, выделенностью из общества в автономную функциональную единицу. Последнее и обеспечивается личностным уровнем самосознания, на котором "мое" отождествляется со "мной" ("я") и противопоставляется "не моему", полагаемому как "не-я".

Именно социальная обособленность составляет непосредственную психологическую реальность личностного уровня самосознания; истоки же социальной компетенции при этом остаются как бы за занавесом. Человек не сознает, что именно социализация составляет условие его индивидуализации (персонализации), что именно присвоение социального опыта предшествующих поколений составляет основу его обособления, выделения из социальной среды в качестве суверенной личности. Он сознает лишь свою способность к самостоятельным свободным действиям и факт противостоящего ему общества, "модулирующего" осуществление этой свободы бесчисленными нормами, ограничениями, предписаниями и т.д., и т.п. Короче говоря, человек НЕ ПЕРЕЖИВАЕТ своей родственности со взрастившим его обществом, он ПЕРЕЖИВАЕТ именно свое отчуждение от общества.

Итак, поскольку естественная психологическая функция личностного самосознания состоит в противопоставлении, обособлении человека от социальной среды, любая аргументация, утверждающая неестественность такого противостояния, представляется личностному самосознанию неестественной и неприемлемой: входя в явное противоречие с непосредственной очевидностью повседневного опыта, она расценивается как неловкая попытка надувательства. Иными словами от личностного самосознания к человеческому прямого пути нет. Следовательно, процесс расширения самосознания необходимо начинать с освоения других надличностных уровней, составляющих НЕОБХОДИМУЮ ПРЕДПОСЫЛКУ подлинно человеческого самосознания, постижения себя в качестве персонификации человечества. В противном случае мы неизбежно будем иметь дело лишь с "прославлением" предчеловеческого, личностного самосознания, разрывающего действительность на "мое" и "чужое".

Таким образом, действительное обретение подлинно человеческого самосознания, требующее предварительного освоения и интеграции его трансцендентного и космического уровней, представляет собой сложную духовно-практическую задачу, – задачу, которая не всякому йогу по плечу. В связи с этим возникает вопрос: как могло случиться, что первым о необходимости обретения человеком человеческого самосознания заговорил Маркс, который вовсе не был йогом? Действительно, Маркс не занимался целенаправленным психофизиологическим тренингом (Раджа Йога), но он был философом, а углубленное изучение философских текстов даже индуистской традицией рассматривается как один из возможных путей йогического развития (Джняна Йога). Прежде чем сказать свое слово, Маркс полностью вобрал в себя, "распредметил" и изнутри постиг систему Гегеля; о полноте постижения им этой системы можно судить с уверенностью, поскольку в дальнейшем он смог обращаться с ней творчески – творчески развивать ее, ясно различая ее сильные и слабые стороны, достоинства и недостатки. А в системе Гегеля, воплотившей лучшие достижения европейской философской мысли, неявно представлены все уровни надличностного самосознания: трансцендентный ("чистое бытие = чистому ничто"), космический ("бытие = мышлению") и человеческий ("индивид = роду"). Распредметив их, Маркс поставил затем во главу угла последний, не акцентировавшийся до него специально уровень самосознания – человеческий. Здесь уместно будет вспомнить слова Ленина о том, что невозможно стать коммунистом, не освоив той суммы знаний, следствием которых является сам коммунизм.

Я полагаю, что через йогический процесс в восстановлении связи между структурными уровнями самосознания прошли все духовные вожди человечества, – ведь будучи бесспорно "сильными личностями", социальная эффективность которых не вызывает сомнения, они действовали именно надличностным образом. Однако не все элементы этого процесса изменения самосознания интеллектуально ими фиксировались и теоретически описывались в рамках создававшихся учений. В настоящее время, основываясь на духовном опыте различных эпох и культур, мы можем описать его более полно, нежели это делалось ранее.

Отправным пунктом процесса духовного развития может быть лишь хорошо сформировавшееся личностное самосознание, остро переживающее свою самобытность и свое противостояние всему остальному, более того, – разуверившееся в ценности такого противостояния. Ценностный кризис, "ценностная прострация" как раз и свидетельствует о том, что личностное самосознание, функция которого состоит в выделении "я" из "не-я", достигло меры своего развития и готово к переходу в новое качество. Для того, чтобы этот переход стал возможным, личностному самосознанию необходимо предоставить соответствующие теоретические перспективы дальнейшего роста. Как мы уже выяснили, "человеческая перспектива" не годится в принципе; нам осталось рассмотреть еще две возможности – трансцендентную ("меня нет") и космическую ("я есть все").

Говорить человеку, остро переживающему свое существование, что его нет, бесполезно, – во всяком случае, неэффективно. Эта идея может нести для него лишь абстрактно-эстетический смысл, оставаясь не более чем "красивой идеей", – ведь для него более чем очевидно, что он есть. Разумеется, поместив человека в условия казарменной дисциплины и палочной муштры, и вынудив заниматься практикой интенсивной интроспекции, его довольно быстро можно заставить постичь, что его нет. Опыт подготовки камикадзе показывает, что это вполне осуществимая задача; однако такое принудительное "постижение поневоле" – это постижение без будущего. Оно неспособно развиваться, поскольку в человеке остался несформированным блок стремления и, соответственно, весь "усилительный контур" в целом.

У человека, остро переживающего, что он есть, обратные утверждения не вызовут глубокого эмоционального отклика, – они не имеют точек соприкосновения с его действительным опытом. Другое дело, если мы скажем ему, что он недостаточно есть – тут уж он наверняка взовьется: то есть как это "недостаточно"?! С таким человеком уже можно говорить.

Осознать себя частью природы, более того, – ее воплощением, ее "рецепторами и эффекторами" гораздо легче, чем постичь, что меня нет; чистое бытие – слишком тонкая вещь, чтобы сразу можно было уловить, о чем идет речь. Между тем явленное бытие очевидно. Важно и то, что функция личностного самосознания состоит в противопоставлении человека социальной, но не природной среде. Человек может не замечать природной среды или не воспринимать ее вообще (так, городская среда не воспринимается природной), однако он не противостоит ей. Идея единства с природой не только не вызывает у него никакого внутреннего сопротивления, – ее реализация представляется ему желанной, хотя и невозможной по объективно не зависящим от него причинам, то есть по причинам внешнего характера, связанным с социальной задействованностью, отсутствием свободного времени и т.д. За несколько месяцев целенаправленного интенсивного контакта с природной средой практически любой человек может получить первые проблески космического постижения, воспоминания о которых сохранятся на всю оставшуюся жизнь, будучи своеобразным психологическим катализатором последующих глубинных перестроек в фундаменте самоотношения человека к миру.

Постижение себя слитым с природой (то есть выход на космический уровень самосознания, сколь бы фрагментарным и эпизодичным этот выход ни был) знаменует собой прорыв блокады эго, личностного самосознания, жестко отграничивающего человека от мира человека. Дальнейшее развитие самосознания связано с освоением его трансцендентного уровня, на котором "меня" вообще нет. Человеку, пережившему свою слиянность с природой, и интеллектуально освоившему это переживание, идея отсутствия представляется лишь логическим завершением идеи слиянности; относительно же слиянности он по личному опыту убежден, что это не просто интересная идея, а психологическая реальность, в принципе доступная каждому из нас. Становясь всем, я, каким я себя знал ранее, исчезаю. Так что же это было за "я"? Начинается интроспективный поиск, в ходе которого оказывается, что меня действительно нет. Таким образом космическое и трансцендентное самосознание начинают взаимодействовать, подкрепляя и стабилизируя друг друга. Чем полнее мы растворяемся в чистом бытии, тождественном чистому ничто, тем полнее все становится нами.

Этот путь – единственный путь к преодолению личностного самосознания. И лишь после того, как личностное самосознание будет в значительной степени преодолено, у нас появляется возможность спокойно отнестись к идее того, что мы, как люди, представляем собой персонификацию человеческого общества, и прежде всего того общества, членами которого мы есть в настоящий момент. Именно спокойно отнестись к этой идее и не шарахаться, как это свойственно "сильным личностям", от Марксового определения сущности человека "совокупностью общественных отношений". Для личностного самосознания идея собственной социальной обусловленности органически не приемлема, поскольку его психологическая функция, как уже говорилось, носит прямо противоположную направленность и состоит именно в вычленении человека из социальной среды: для него я – это я, суверенная личность, – какая уж там "совокупность отношений", да еще общественных. Но для человека, постигшего традиционные надличностные уровни своего существа, человеческое самосознание представляется чем-то само собой разумеющимся: продолжением единого логического и психологического ряда, воссоединяющего абстрактно-всеобщее чистое бытие, тождественное всепорождающему чистому ничто, с вопиюще конкретным экзистенциальным бытием уникального и неповторимого человека, заброшенного в мир таких же уникальных и неповторимых существ, как он сам.

В.Н. – То есть речь идет о развитии способности выделять или сознавать себя в том или ином состоянии.

Нет, речь идет не о способностях и не о состояниях, в том-то и дело. Если воспользоваться индуистской триадой "зрящий"-"сила зрения"-"зримое", то можно сказать, что любые состояния, переживания и способности относятся исключительно к "зримому": это то, что мы можем воспринимать, и чем мы можем обладать. А "зрящий" – это мы сами, воспринимающие "зримое", обладающие "зримым" и т.д. Поскольку же изменение самосознания – это изменение самого "зрящего", оно не связано с изменением состояния ("зримого"), – хотя и может сопровождаться различными состояниями. Развитие самосознания никоим образом не связано с развитием способности входить в определенные состояния сознания – "измененные", "высшие" и т.д.

В.Н. – Я имел в виду только то, что сфера самосознания может быть развита до такой степени, что появляется возможность по необходимости управлять ею.

Кем же она будет управляться?

В.Н. – Сама собой.

Этот психологический парадокс был зафиксирован еще в Упанишадах. Кто увидит зрящего? Сам себя зрящий увидать не может. Сам для себя зрящий незрим – его может увидать только другой зрящий, внешний наблюдатель. Таковы факты непосредственного опыта. Теоретически-то мы можем сказать: самосознание – это осознание субъектом самого себя. Но на уровне непосредственного восприятия это неосуществимо. Когда мы действительно начинаем заниматься "осознанием самого себя", то входим в трансцендентное самосознание, где нас нет.

Та же история с управлением. Кто будет управлять управляющим? Ведь самосознание, управление которым предполагается возможным, – это не нечто отличное от меня, это я сам – "зрящий", "управляющий" и т.д. Теоретически мы, конечно, могли бы сказать, что управляющий может управлять собой сам, – подобно тому, как зрящий может созерцать самого себя. Но такая теоретическая постановка вопроса весьма непрактична: когда дело доходит до практики, она становится источником банальных самообольщений. Так, человеку может казаться, что он созерцает самого себя, тогда как в действительности он созерцает некий образ, созданный своим воображением. Человеку может казаться, что он развил в себе способность входить в различные "состояния самосознания", "управлять самосознанием" и т.д., тогда как в действительности он развил свое воображение и научился управлять им.

Чтобы не впадать на пути духовного развития в подобные самообольщения, очень важно усвоить следующее положение: духовное развитие связано с развитием самосознания, "зрящего"; а любые способности и состояния (переживания) относятся к "зримому", так что их развитие не составляет пути духовного развития. (...)

Примечания

Марков Ю.Г. Функциональный подход в современном научном познании. М.,1982, с.81.
Дальнейший текст представляет отрывок из доклада, читанного в Киеве 27.04.85. Печатается с магнитозаписи.
Осенью 1986 года Анатолий Чистяков (Владимирский) предложил заменить термин "трансцендентное" самосознание "виртуальным", и это предложение было принято. Такая замена избавит трансперсональную психологию от ассоциаций, связанных с "трансцендентальной философией", и привнесет в нее ассоциативный багаж, наработанный теоретическими построениями квантовой физики, где немаловажную роль играют сегодня так называемые "виртуальные частицы" – принципиально ненаблюдаемые "возможные" частицы, которые одновременно как бы существуют и не существуют. (В английском языке слово "виртуальный" означает не только "возможный", но и "действительный".) Согласно современным представлениям, частицы эти относятся к виртуальному уровню организации материи, законами которого, очевидно, определяется как содержательный аспект отражающей ее "логики вещей", так и процессуальный аспект отражающей ее "логики идей", человеческого мышления (см.: Цехмистро И.З. В поисках квантовой концепции физических оснований сознания. Харьков, 1981).
Что касается "космического" самосознания, то здесь терминологическая вакансия остается открытой. Мы можем говорить о нем, например, как о "тотальном", "универсальном" или "экологическом" самосознании; хотя я лично сомневаюсь в необходимости замены этого столь популярного ныне термина.
См.: Бёкк Р.М. Космическое сознание. Рига, 1936.
Имеется в виду один из блоков механизма духовного развития, описанного в предыдущей главе "Очерков". Всего имеется шесть блоков: стремления, постижения, преображения, практики и двух эффектов практики – энергетического и конструктивного. Блоки образуют два контура – усилительный и стабилизирующий.
См. Маркс К. Энгельс Ф. Соч., Т. 42, с. 41-174.
Следует заметить, что Христова заповедь "возлюбить ближнего как самого себя" представляет не что иное, как формулу человеческого самосознания; однако содержание этой формулы христианством раскрыто не было, – точнее, раскрыт был лишь ее этический аспект. "Вся наша задача может состоять только в том, чтобы... придать вопросам религии и философии форму, соответствующую человеку, осознавшему себя, – писал Маркс в 1843 году. – Таким образом, наш девиз должен гласить: реформа сознания не посредством догм, а посредством анализа мистического, самому себе не ясного сознания... При этом окажется, что мир уже давно грезит о предмете, которым можно действительно овладеть, только осознав его. Окажется, что речь идет не о том, чтобы мысленно провести большую разграничительную черту между прошедшим и будущим, а о том, чтобы осуществить мысли прошедшего. И, наконец, обнаружится, что человечество не начинает новой работы, а сознательно осуществляет свою старую работу" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 381).

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>