<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

И вопреки сказанному вот теперь, впереди для поддержания и уравновешивания напора сознаний появился психический центр всеобщего течения (derive), трансцендентный времени и пространству и, значит, в сущности экстрапланетарный. Ноогенез, необратимо поднимающийся к Омеге сквозь строго ограниченный цикл геогенеза...

В определенный момент будущего, под каким-либо влиянием придерживаясь той или иной кривой или обоих одновременно, два ответвления фатально разделятся. Сколь бы она ни была конвергентной, эволюция может завершиться на Земле, лишь проходя через точку разъединения.

Так естественно входит и стремится обрести конкретный облик в нашем представлении о будущем фантастическое и неизбежное событие, которое приближается с каждым днем, – конец всякой жизни на нашем земном шаре, смерть планеты – заключительная фаза феномена человека.

Каким бы ни был незаметным невероятный потенциал неожиданного, уже накопленный духом Земли, никто не осмелится представить себе окончательный внешний вид ноосферы. Конец света невообразим. Но мы можем, используя ранее построенные линии подхода, в определенной степени предвидеть значение и очертить формы события, которое наш рассудок бессилен описать.

Каким не может быть завершающий этап Земли в универсуме с сознательной тканью, каким образом вырисовывается этот этап, какие у него шансы на существование? Вот что хладнокровно и логически, без Апокалипсиса я хотел бы подсказать, не столько что-либо утверждая, сколько побуждая поразмыслить.


1. ПРОГНОЗЫ, КОТОРЫЕ СЛЕДУЕТ ОТСТРАНИТЬ

Когда идет речь о конце света, то на ум тотчас же всегда приходит идея несчастья.

Чаще всего космический катаклизм. Сколько небесных светил движется и соприкасается с нами... Эти миры, которые вспыхивают на горизонте... Не придет ли вследствие неумолимой игры случая наша очередь быть задетыми и уничтоженными?

В лучшем же случае – медленная смерть в нашей тюрьме. Она кажется неизбежной. С тех пор как физика открыла, что всякая энергия деградирует, мы как будто чувствуем понижение теплоты в мире вокруг нас. Другое открытие – открытие радиоактивности, к счастью, компенсирует действие и отодвигает неминуемое наступление этого охлаждения, на которое мы осуждены. Астрономы теперь нам сулят, если все пойдет нормально, мы вне опасности еще добрых много сотен миллионов лет. Мы вздохнули. Тем не менее, хотя срок и отодвинут, призрак продолжает надвигаться.

И затем, будем ли мы еще здесь, чтобы видеть наступление вечера?.. Не говоря уже о подстерегающих нас космических неудачах, что произойдет к тому времени в живом слое Земли? По мере роста и усложнения в лоне биосферы и ноосферы умножаются внутренние угрозы. Нашествия микробов. Органические контрэволюции. Стерильность. Войны. Революции. Сколько возможных способов покончить, которые в конце концов, может быть, предпочтительней долгой дряхлости.

Мы хорошо знаем эти разнообразные возможности. Мы о них думали. Мы читали их описания в фантастических романах братьев Гонкур, Бенсона, Уэллса или в научных трудах, на которых стоят прославленные имена. Каждое из них совершенно правдоподобно. В каждый момент мы можем быть раздавлены огромным болидом. Это верно. Завтра Земля может задрожать и уйти из-под наших ног. И это верно. Каждая человеческая воля, взятая отдельно, может отказаться от задачи идти все дальше по пути единения. Я это также допускаю. И, однако, в той мере, в какой они включают в себя идею преждевременной катастрофы или упадка, я считаю возможным утверждать, опираясь на все то, чему нас учит прошлое эволюции, что нам нечего бояться ни одного из этих многочисленных бедствий. Как бы они ни были теоретически возможными, мы с полным основанием можем быть уверены, что они не случатся.

И вот почему.

Космическая катастрофа, биологический распад, или попросту приостановка роста, или постарение – все эти пессимистические картины последних дней Земли имеют то общее, что их создатели без поправок переносят на всю жизнь особенности и условия умирания отдельных индивидуумов, как ее элементов. Разбитость, болезни и дряхлость. Такова смерть человека, такова и смерть человечества.

Но имеем ли мы право столь просто обобщать? Когда исчезает один индивид, пусть даже преждевременно, на смену ему всегда приходит другой индивид. Потеря индивида для продолжения жизни не невосполнима. А если речь идет о всем человечестве?.. В одной из своих книг известный палеонтолог Мэттью[30] высказал предположение о том, что, если бы ответвление человека исчезло, его не замедлила бы заменить другая мыслящая ветвь. Но он не говорит, и ему, несомненно, было трудно сказать, где на древе жизни в том виде, каким мы его знаем, могла бы появиться эта таинственная почка.

Рассматривая историю в целом, биологически ситуация мне представляется совсем иной.

Однажды, и только однажды, в ходе своего существования как планеты. Земля могла покрыться оболочкой жизни. Подобно тому однажды, и только однажды, жизнь была в состоянии подняться на ступень мышления.

Один сезон для мысли, как один сезон для жизни. Не забудем, что вершину древа с этого момента составляет человек. В нем как таковом, исключая все остальное, отныне сосредоточены надежды на будущность ноогенеза, то есть биогенеза, то есть в конечном счете космогенеза. Каким же образом тогда он может исчезнуть до времени, остановиться в своем развитии или прийти в упадок, если только одновременно с ним, а это мы признали абсурдным, не потерпит неудачу универсум?

Мир в его нынешнем состоянии нельзя было бы уразуметь, наличие в нем мыслительности (du reflechi) было бы необъяснимо, если бы мы не предположили тайного соучастия бесконечно громадного и бесконечно малого в согреве, питании, поддержке до конца путем использования, с одной стороны, случая и обстоятельств, с другой стороны, свободы появившегося между ними сознания. Нам надо исходить из этого соучастия. Человек незаменим. Значит, сколь бы невероятной ни была перспектива, он должен достигнуть конечной цели, несомненно, не по необходимости, но неминуемо.

Не приостановка, какой бы ни была ее форма, а последний прогресс, наступающий в свой биологический час. Созревание и высшая ступень. Все дальше в невероятное, из которого мы вышли. Именно в этом направлении, если мы хотим предвидеть конец света, следует экстраполировать человека и гоминизацию.

Не выходя за рамки научной вероятности, мы можем сказать, что жизнь для своего развития еще располагает долгими геологическими периодами. Впрочем наблюдаемая в своей мыслящей форме, она еще обнаруживает все признаки энергии, находящейся в состоянии полной экспансии. В самом деле, с одной стороны, при сравнении человечества с предшествующими зоологическими покровами, средняя продолжительность жизни которых по меньшей мере порядка 80 миллионов лет, оно столь молодо, что его можно назвать едва возникшим. С другой стороны, при наблюдении за быстрым развитием мысли на протяжении незначительного интервала в несколько десятков столетий эта молодость заключает в себе признаки и посулы совершенно нового биологического цикла. Значит, между заключительным этапом существования Земли и нашим нынешним этапом, вероятно, простирается огромная длительность, отмечаемая не замедлением, а ускорением и окончательным раскрытием сил эволюции, вершиной которой является человек.

Исходя из единственно приемлемой гипотезы успеха, в какой форме и вдоль каких линий можем мы представить себе развитие прогресса в этот период?

В коллективной и духовной форме прежде всего. С момента появления человека мы могли отметить некоторое замедление пассивных и соматических трансформаций организма в пользу сознательных и активных метаморфоз индивида, взятого в обществе. Искусственное сменяет естественное. Устная или письменная передача дополняет связанные с генами (или хромосомами) формы наследственности. Не отрицая возможности, даже вероятности продолжения в наших членах и в особенности в нашей нервной системе прошлых процессов ортогенеза *), я был бы склонен думать, что их влияние, практически неощутимое со времени появления Homo Sapiens, будет все более и более ослабевать. Можно предположить, что распределением сил жизни управляет своего рода закон квантования, они не могут охватить какой-либо район или принять новую форму, не понижаясь до соответствующего уровня. Со времени появления человека эволюционный напор, по-видимому, упал во всех нечеловеческих ответвлениях древа жизни. И теперь, когда перед повзрослевшим человеком открылось поле мыслительных и социальных трансформаций, тело дальше заметно не изменяется и не будет изменяться дальше в человеческом ответвлении, а если еще и изменяется, то под нашим искусным контролем. Не исключено, что по своим индивидуальным способностям и проницательности наш мозг достиг своих органических пределов. Но развитие отнюдь не останавливается. От Запада до Востока эволюция отныне занята в другом месте, в более богатой и более сложной области – вместе со всеми сознаниями она создает дух. Вне наций и рас неизбежно происходит образование единого человечества.

*) Вновь взятых и продолженных сознательно искусственно – кто знает? – биологией.

Установив это, можно спросить: судя по нынешнему состоянию ноосферы, по каким линиям, выделяющимся из числа других, мы, по-видимому, будем развиваться, начиная с планетарной ступени психической тотализации и эволюционного подъема, к которому мы уже подошли. Я различаю три главные линии, где вновь выступают прогнозы, к которым нас уже привел анализ идей науки и человечества, – организация научных исследований, сосредоточение их на человеке, соединение науки и религии. Три естественных члена одной и той же прогрессии.

А. Организация научных исследований

Мы хвастаемся тем, что живем в век науки. И если речь идет только о заре в сравнении с предшествующей ей ночью, то мы до некоторой степени правы. С нашими открытиями и с нашими методами исследования в универсуме появилось что-то громадное. Что-то такое, я в этом убежден, что теперь уже не остановится. Но с какой же скаредностью ума и средств и в каком беспорядке мы сегодня ведем исследования, хотя и прославляем науку и пользуемся ее благами!

Думали ли мы когда-нибудь серьезно об этой ситуации нищеты?

Как искусство и в какой-то мере как мысль, наука возникла под внешней видимостью излишества, фантазии. Избыток внутренней активности над материальными потребностями жизни. Любопытство мечтателей и праздных. Мало-помалу значение и действенность науки дали ей право гражданства. Живя в мире, о котором справедливо можно сказать, что он революционизирован наукой, мы согласились с общественной ролью, даже с культом науки. И, однако, она еще развивается по воле случая, почти без заботы о ней, как те дикие растения, плоды которых собирают в лесу первобытные народы. Все для производства. Все для вооружений. Но для ученого и лаборатории, которые удесятеряют наши силы, еще ничего или почти ничего. Как будто бы открытия должны периодически падать с неба в совершенно готовом виде, как солнце или дождь, и как будто для человека нет лучшего занятия на Земле, как убивать друг друга или есть! Попробуем установить пропорцию человеческой энергии, затраченной hic et nunc на поиски истины. В еще более материальном выражении установим в процентах сумму, предназначенную в бюджетах государств на исследование ясно поставленных проблем, решение которых жизненно важно для мира. И мы придем в ужас. На исследования во всем мире в течение года выделяется меньше денег, чем на строительство одного крейсера! Не окажутся ли правы наши правнуки, когда посчитают нас варварами?

Истина в том, что, проживая в переходную эпоху, мы еще не полностью осознали наличие новых высвободившихся сил и не полностью ими управляем. Приверженные к старым навыкам, мы по-прежнему видим в науке лишь новый способ более легко получить те же самые старые вещи – землю и хлеб. Мы запрягаем Пегаса в плуг. И Пегас хиреет, если только, закусив удила, не понесется вместе с плугом. Наступит момент – он необходимо должен наступить, – когда человек, понуждаемый очевидным несоответствием упряжи, признает, что наука для него не побочное занятие, а существенная форма деятельности, фактически естественный выход, открытый для избытка сил, постоянно высвобождаемых машиной.

Земля, где все более возрастающий "досуг" и все более широкие интересы найдут свой жизненный выход в деятельном стремлении все углубить, все испытать, все продолжить. Земля, где гигантские телескопы и циклотроны поглотят больше золота и вызовут больше стихийного восхищения, чем все бомбы и все пушки. Земля, где не только для объединенной и находящейся на содержании армии исследователей, но и для человека с улицы животрепещущей проблемой будет отвоевание еще одного секрета и еще одного свойства у частиц, у звезд или у организованной материи. Земля, где, как это уже случается, люди посвятят свою жизнь скорее увеличению знания, чем увеличению имущества.

Вот то, что, взвешивая наличные силы, *) неизбежно подготавливается вокруг нас.

*) Внешние силы планетарного сжатия, понуждающие человечество стать одним органическим целым, и приведенные в действие или возбужденные технико-социальной тотализацией внутренние (поднимающие вверх и движущие вперед) силы одухотворения.

Таким образом, так же, как у низших организмов, у которых сетчатка как бы распространилась по всему телу, человеческое видение, перемешанное с промышленными и военными работами, осуществляется смутно. Биологически оно требует выделения в независимую функцию со своими отчетливыми органами. Но еще немного, и ноосфера найдет свои глаза.

Б. Открытие человека как предмета познания

В один прекрасный день человечество признает, что его первая функция – это проникать, интеллектуально объединять, улавливать, чтобы еще больше понять и покорить окружающие его силы, и тогда для него минует опасность столкнуться с внешним пределом своего развития. Торговый рынок может быть переполнен. Когда-нибудь мы опустошим наши рудники и исчерпаем наши нефтяные источники, заменив их чем-нибудь другим. Но ничто на Земле не может, по-видимому, ни насытить нашу жажду знаний, ни исчерпать нашу способность изобретения. Ибо как об одной, так и о другой можно сказать: crescit eundo. Это. однако, не означает, что паука должна безразлично развиваться во всех направлениях одновременно, как расходится волна в однородной среде. Чем больше смотришь, тем больше видишь. Но также лучше понимаешь, куда надо смотреть. Жизнь смогла продвинуться вперед потому, что, производя пробные нащупывания. последовательно находила места наименьшего сопротивления, где реальность уступала под ее напором.

Подобно этому, если научное исследование будет завтра прогрессировать, то это осуществится в значительной степени путем локализации центральных, чувствительных, жизненных зон. завоевание которых без усилия обеспечит господство над всем остальным.

С этой точки зрения можно предсказать, что если мы идем к человеческой эре науки, то эта эра будет в высшей степени эрой науки о человеке – познающий человек заметит, наконец, что человек как "предмет познания" – это ключ ко всей науке о природе.

Человек – это незнакомец, сказал Каррель[31]. И следует добавить – в человеке резюмируется все. что мы познаем...

До сих пор из предрассудка или из-за боязни наука постоянно ходила вокруг человека – предмета познания, не осмеливаясь подступиться к нему. Материально наше тело кажется столь ничтожным, столь случайным, столь преходящим, столь хрупким... Зачем им заниматься? Психологически наша душа столь невероятно субтильна и сложна. Каким образом согласовать ее с миром законов и формул?..

Но чем больше мы делаем усилий, чтобы уйти от человека в наших теориях, тем больше суживаются круги, описываемые нами вокруг него, как будто мы втянуты в его круговорот. В конечных результатах своих исследований, я напоминал об этом в предисловии, физика хорошенько не знает, имеет ли она дело с чистой энергией или. напротив, с мыслью. В своих конечных выводах биология, если только она следует логике своих открытий, вынуждена признать в совокупности мыслящих существ нынешнюю конечную форму построений эволюции. Человек внизу: человек вверху и в особенности человек в центре – тот самый, который живет, распространяется, так ужасно борется в нас и вокруг нас. В конце концов надо им заняться.

Если я здесь не ошибся, человек как предмет познания имеет для науки уникальное значение по двум причинам: 1) он представляет собой, индивидуально и социально, наиболее синтетическое состояние, в котором нам доступна ткань универсума и 2) соответственно в настоящее время мы находим здесь наиболее подвижную точку этой ткани, находящейся в ходе преобразования.

В силу этих причин расшифровать человека, значит, в сущности, попытаться узнать, как образовался мир и как он должен продолжать образовываться. Наука о человеке – теоретическая и практическая наука о гоминизации. Углубление в прошлое и в начала. Но еще больше – продолжение конструктивного экспериментирования с постоянно обновляющимся объектом.

Огромная программа, и никакой другой цели, кроме будущности.

Забота о человеческом теле и его совершенстве прежде всего. Крепость и здоровье организма. Пока продолжается ее фаза погружения в "тангенциальное", мысль может возвыситься лишь на этих материальных основах. Но в сумятице идей, сопровождающей пробуждение духа, не начинаем ли мы физически вырождаться? Говорят, мы должны краснеть, сравнивая наше человечество, столь изобилующее уродами, с этими животными сообществами, где среди сотен тысяч индивидов нет ни одного, у которого отсутствовал хотя бы один членик хотя бы на одном усике... Само по себе это геометрическое совершенство находится вне линии нашей эволюции, целиком направленной на развитие гибкости и свободы. Однако при подчинении должным образом другим ценностям не служит ли оно указанием и уроком! Мы, безусловно, до сих пор толкали нашу расу на авантюру и недостаточно думали о проблеме, какими медицинскими и моральными факторами нужно заменить грубые силы естественного отбора, если мы их устраним. В ближайшие столетия необходимо основать и развить сообразно нашим личностным качествам благородную человеческую форму евгенизма.

Евгенизм индивидов и, следовательно, также евгенизм общества. До сих пор мы считали более удобным и даже более верным предоставлять возможность самостоятельно определяться контурам этого большого тела, составленного из наших тел, то есть путем автоматического действия индивидуальных фантазий и усилий. Не вмешиваться в действие сил мира!.. Всегда мираж инстинкта и мнимой непогрешимости природы. Но не сам ли мир, пришедший к мысли, ожидает, что мы переосмыслим инстинктивные действия природы, чтобы усовершенствовать их? Мыслящей субстанции – разумную организацию. Если у человечества есть будущее, то оно может быть представлено лишь в виде какого-то гармонического примирения свободы с планированием и объединением в целостность. Распределение ресурсов земного шара. Регулирование устремления к свободным пространствам. Оптимальное использование сил, высвобожденных машиной. Физиология наций и рас. Геоэкономика, геополитика, геодемография. Организация научных исследований, перерастающая в рациональную организацию Земли. Хотим мы этого или нет, все признаки и все наши потребности конвергируют в одном и том же направлении – нам нужна и мы начинаем неукоснительно ее создавать с помощью и за пределами всякой физики, всякой биологии и всякой психологии – человеческая энергетика.

И в ходе этого уже негласно начатого построения наша наука, сосредоточившись на человеке, будет все больше находиться лицом к лицу с религией.

В. Соединение науки и религии

По видимости, современный мир возник из антирелигиозного движения. Человеку достаточно самого себя. Разум взамен религиозного верования. Наше поколение и два предшествующих только и слышали, что о конфликте между религиозной верой и наукой. До такой степени, что однажды казалось – вторая должна решительно заменить первую.

Но по мере продолжения напряженности становится очевидным, что конфликт должен разрешиться в совершенно иной форме равновесия – не путем устранения, не путем сохранения двойственности, а путем синтеза. После почти двухвековой страстной борьбы ни наука, ни вера не сумели ослабить одна другую. Но совсем даже напротив становится очевидным, что они не могут развиваться нормально одна без другой по той простой причине, что обе одушевлены одной и той же жизнью. В самом деле, ни в своем порыве, ни в своих истолкованиях наука не может выйти за пределы самой себя, не окрашиваясь мистикой и не заряжаясь верой.

В своем порыве прежде всего. Мы касались этого момента, рассматривая проблему действия. Человек сможет трудиться и продолжать исследования лишь в том случае, если он сохранит к этому страстную склонность. Но эта склонность всецело связана с убеждением, совершенно недоказуемым для науки, что универсум имеет смысл и что он может, и даже должен, если мы останемся верны, прийти к какому-то необратимому совершенству. Вера в прогресс.

В своих истолкованиях затем мы можем научно рассматривать почти бесконечное усовершенствование человеческого организма и человеческого общества. Но как только речь заходит о практической материализации наших мечтаний, мы констатируем, что проблема остается нерешенной или даже неразрешима, если только не допустим частично путем сверхрациональной интуиции конвергентности мира, к которому мы принадлежим. Вера в единство.

Больше того. Если под давлением фактов мы выскажемся в оптимистическом духе в пользу объединения, то для движения вперед нам нужен не только порыв и специфическая цель, фиксирующая это движение, но возникает техническая необходимость открыть связующее вещество или специальный цемент, который внутренне объединит наши жизни, не искажая и не приуменьшая их. Вера в безмерно притягательный центр личности.

В общем как только выходя за пределы низшей и предварительной стадии аналитических исследований наука переходит к синтезу, – синтезу, который, естественно, завершается реализацией какого-то высшего состояния человека, тотчас же она вынуждена предвосхищать будущее и целое и делать ставку на них и тем самым, выходя за пределы самой себя, она начинает делать выбор и заниматься поклонением.

Значит, Ренан и мыслители XIX века не ошибались, когда говорили о религии науки. Их ошибка состояла в том, что они, создавая культ человечества, включили в этот культ в обновленной форме те же самые духовные силы, от которых, как они считали, им удалось избавиться.

Когда мы рассматриваем, как в развивающемся универсуме, который мы только что начали постигать, временные и пространственные ряды расходятся и развертываются вокруг и позади нас, подобно поверхности конуса, то, может быть, это чистая наука, Но когда мы поворачиваемся к вершине, к целостности и к будущности, то это уже поневоле религия.

Религия и наука – две неразрывно связанные стороны, или фазы, одного и того же полного акта познания, который только один смог бы охватить прошлое и будущее эволюции, чтобы их рассмотреть, измерить и завершить.

Во взаимном усилении этих двух все еще антагонистических сил, в соединении разума и мистики человеческому духу самой природой его развития предназначено найти высшую степень своей проницательности вместе с максимумом своей жизненной силы.

Продвигаясь по-прежнему в трех только что указанных направлениях и имея огромный запас времени, которое ему остается прожить, человечество располагает громадными возможностями. До человека жизнь быстро приостанавливалась, чтобы действовать, она была вынуждена дробиться и специализироваться, она фиксировалась и рассеивалась при каждом скачке вперед. Начиная со ступени мышления, благодаря удивительным возможностям "искусственного", которое, отделяя орудие от органа, позволяет одному и тому же существу усиливать и бесконечно разнообразить формы своего действия, ничего не теряя в своей свободе, благодаря вместе с тем чудесной способности мысли сближать и комбинировать в одном и том же сознательном усилии все человеческие частицы мы вступили в совершенно новую область эволюции. В самом деле, если изучение прошлого и позволяет нам сделать некоторую оценку ресурсов, которыми обладает организованная материя в рассеянном состоянии, то мы еще не имеем никакого понятия о возможной величине "ноосферной" мощности. Резонанс человеческих колебаний в миллионы раз! Целый покров сознания, одновременно давящий на будущность! Коллективный и суммированный продукт миллионов лет мышления!.. Пытались ли мы когда-либо представить, что представляют собой эти величины? *)

*) Кроме интеллектуального значения отдельных человеческих единиц, необходимо принять во внимание коллективное возбуждение (путем поддержки или резонанса) этих надлежаще организованных единиц. Трудно сказать, имеются ли еще на Земле Аристотели, Платоны и Августины (каким образом это доказать? А, впрочем, почему бы и нет?..). Но ясно, что, опираясь одна на другую (будучи сведены в одно место или собраны в фокусе зеркала), наши современные души видят и чувствуют ныне мир, который (по его размерам, связям и возможностям) ускользал от всех великих людей прошлого. И осмелятся ли возразить, что этому прогрессу в сознании не соответствует никакое продвижение вперед в глубокой структуре бытия?

В этом направлении самым неожиданным может быть то, что больше всего ожидается.

Можно прежде всего серьезно спросить себя: не сумеет ли однажды жизнь при возрастающем напряжении духа на поверхности земного шара искусно преодолеть стены своей земной тюрьмы или, найдя способ, захватить другие необитаемые небесные тела, или – еще более головокружительное событие – установив сквозь пространство психическую связь с другими очагами сознания. Встреча и взаимное обогащение двух ноосфер... Это предположение на первый взгляд может показаться безумным, но оно в конце концов лишь распространяет на психику масштаб величин, правомерность которого для материи никто более и не помышляет оспаривать. Сознание, создающее себя в конечном счете путем синтеза планетарных единиц. А почему бы и нет, в таком универсуме, где астральная единица – галактика?

Ничуть не желая огорчать сторонников этих гипотез, справедливость которых, заметим, неимоверно расширила бы размеры ноосферы, но нисколько не изменила бы ни ее конвергентность, ни, следовательно, ее конечную длительность, я, однако, считаю их вероятность слишком слабой, чтобы стоило их принимать в расчет.

Человеческий организм настолько сложен и чувствителен, так приспособлен к земным условиям, что трудно представить себе, каким образом он смог бы акклиматизироваться на другом небесном теле, даже если он способен преодолеть межпланетные пространства. Необъятность космических пространств так велика, что не ясно, каким образом в двух различных областях неба две мысли могли бы сосуществовать и совпадать сравнимыми фазами своего развития.

По этим двум причинам, не упоминая других, я предполагаю, что нашей ноосфере предназначено обособленно замкнуться в себе и что не в пространственном, а в психическом направлении она найдет, не покидая Земли и не выходя за ее пределы, линию своего бегства.

И здесь совершенно естественно вновь выступает понятие изменения состояния.

В нас и через нас ноогенез постоянно поднимается ввысь. Мы выявили основные моменты этого подъема – сближение крупинок мысли; синтез индивидов и синтез наций и рас; необходимость существования автономного и верховного личного очага для объединения элементарных личностей без искажения и в атмосфере активной симпатии. Все это, отметим еще раз, под совместным воздействием сферической кривизны Земли и космической конвергентности духа существует в соответствии с законом сложности и сознания.

Ну так вот, когда в результате скопления достаточного множества элементов это существенно конвергентное развитие достигает такой интенсивности и такого качества, что для дальнейшего своего объединения человечество, взятое в целом, должно, как это случилось с индивидуальными силами инстинкта, в свою очередь, "пунктуально" осознать само себя *) (то есть в данном случае покинуть свою органо-планетарную опору и эксцентрироваться к трансцендентному центру своей возрастающей концентрации), тогда-то и наступит для Духа Земли финал и увенчание.

*) Это означает, что человеческая история развивается между двумя критическими точками мышления (одной – низшей и индивидуальной, другой – высшей и коллективной).

Конец света – внутренний возврат к себе целиком всей ноосферы, достигшей одновременно крайней степени своей сложности и своей сосредоточенности.

Конец света – переворот равновесия, отделение сознания, в конце концов достигшего совершенства, от своей материальной матрицы, чтобы отныне иметь возможность всей своей силой покоиться в боге-омеге.

Конец света – критическая точка одновременного возникновения и обнаружения, созревания и ускользания.

О физическом и психическом состоянии, в котором будет находиться наша планета при приближении к точке своего созревания, мы можем сделать два почти противоположных предположения.

Согласно первой гипотезе, выражающей надежды, к которым во всяком случае следует ориентировать наши усилия, как и идеалу, зло на завершающем этапе Земли находится в минимуме. Нам не нужно будет более бороться против острых форм голода и болезней – они побеждены наукой. Под действием все более горячих лучей Омеги прекратятся ненависть и междоусобная борьба, побежденные чувством Земли и чувством человека. Во всей ноосфере будет царить какое-то единодушие. Завершающая конвергенция произойдет мирно. *) Разумеется, подобный выход наиболее гармонически соответствовал бы теории.

*) И, однако, в то же самое время при крайней напряженности, поскольку речь идет о приближении к критической точке. Нет ничего общего между этими перспективами и старыми мечтаниями сектантов о райском периоде на Земле перед концом света.

Но также может быть, что по закону, которого в прошлом еще ничто не избежало, зло тоже в своей специфически новой форме, возрастая одновременно с добром, достигнет к финалу своей высшей ступени.

Нет вершин без пропастей.

Громадными будут силы, высвобожденные в человечестве внутренним действием его сплочения. Но не исключено, что завтра так же, как вчера и сегодня, эта энергия будет действовать несогласно. Механическое совместное действие под нажимом грубой силы? Или совместное действие в симпатии? Будет ли человек стремиться завершить себя коллективно или индивидуально в ком-то большем, чем он сам? Отказ от Омеги или принятие его?.. Может возникнуть конфликт. В этом случае вследствие природы процесса, который ее объединяет, и в ходе этого процесса ноосфера, достигшая определенной точки объединения, снова разъединится на две зоны, соответственно притягиваемые двумя антагонистическими полюсами поклонения. На зону мысли, которая никогда не была полностью единой. И на зону всеобъемлющей любви, оживляющую и в конечном счете выделяющую, чтобы ее завершить, лишь одну часть ноосферы – ту, которая решится "сделать шаг" за пределы себя, в другое. Последний раз, еще одно разветвление.

По этой последней гипотезе, более соответствующей традиционным апокалипсисам, вокруг нас, быть может, одновременно поднимаются в будущность три кривые: неизбежное убавление органических возможностей Земли; внутренний раскол сознания, все более разделяющегося к двум противоположным идеалам эволюции; положительное привлечение центром центров тех сердец, которые обратятся к нему. И кончина Земли произойдет в тройной точке, в которой путем совпадения, вполне сообразного приемам жизни, эти три кривые встретятся и достигнут строго одновременно своего максимума[32].

Смерть материально исчерпавшей себя планеты; разрыв ноосферы, разделившейся по вопросу о форме, в которую необходимо облечь свое единство, и одновременно, придавая событию все его значение и всю его важность, освобождение того процента универсума, который сумеет сквозь время, пространство и зло тщательно синтезироваться до конца.

Не бесконечный прогресс – этой гипотезе противоречит существенная конвергентность ноогенеза, а экстаз вне размеров и рамок видимого универсума.

Экстаз в согласии или раздоре, но как в том, так и в другом случае при внутреннем избытке напряженности.

Это единственный биологический выход, подходящий и мыслимый для феномена человека.

...Многие из тех, кто попытается прочитать эту книгу до конца, закроют ее неудовлетворенными, в задумчивости спрашивая себя, что я здесь преподнес – факты, метафизические теории или мечтания.

Но те, кто будет колебаться подобным образом, хорошо ли они уяснили спасительно строгие условия, которые ставит нашему разуму ныне всеми допускаемая цельность универсума? На кинопленке появляется пятно. Внезапно разряжается электроскоп. Этого достаточно, чтобы физика была вынуждена признать наличие в атоме фантастических сил. Подобно этому человек, если попытаться поставить его полностью, душой и телом в рамки экспериментального понуждает нас подогнать целиком по своей мерке сферы времени и пространства. Чтобы дать мысли место в мире, мне было необходимо интерьеризировать материю, вообразить энергетику духа; представить себе в противовес энтропии восходящий ноогенез; придать эволюции направление, вершину и критические точки и в конечном счете сомкнуть все в некоем.

В этой переоценке ценностей я мог во многом ошибиться. Пусть другие сделают лучше. Я хотел бы лишь дать почувствовать вместе с реальностью, трудностью и срочностью проблемы соответствующий порядок величин и форму решения. Существует лишь необратимо персонализирующий универсум, способный вместить в себя человеческую личность.

Пекин, июнь 1938 – июль 1940.