А. Осборн. РАМАНА МАХАРШИ И ПУТЬ САМОПОЗНАНИЯ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Возможно, труднее отчетливо представить себе Божественного Человека в способе его каждодневной жизни, нежели среди чудес и преображений, и для этого описание установленного порядка жизни в последние годы будет полезным. Происшествия этих лет – не более достопримечательны, чем многие из случившихся ранее, так же как и почитатели, о которых идет речь, были не более выдающимися, чем множество оставшихся неупомянутыми.

Уже наступил 1947 год. Пятьдесят лет протекло в Тируваннамалае. Возраст и ухудшение здоровья навязали свои ограничения, и к Шри Бхагавану нельзя уже прийти частным образом и в любое время. Он спит на кушетке, где в течение дня дает даршан – блаженство своего Присутствия, но теперь уже за закрытыми дверями. В пять часов они открываются, и ранним утром преданные входят неслышно, простираются перед ним и садятся на пол из черного камня, гладкий и блестящий от постоянного на нем сидения, а многие из них – на маленькие циновки, принесенные с собой. Почему Шри Бхагаван, который был так скромен, который настаивал на равном обращении с беднейшим, позволял падать ниц перед ним? Хотя, как человек, он отказался от всех привилегий, но признавал, что обожествление внешне проявленного Гуру полезно для садханы, для духовного продвижения. Однако этих внешних форм подчинения было недостаточно. Он как-то сказал определенно: "Люди простираются предо мной, но я знаю, кто из них подчинился в сердце своем".

Небольшая группа брахманов, постоянных жителей Ашрама, сидит у изголовья его кушетки и распевает Веды; один или двое других, пришедших из города, что лежит в двух километрах отсюда, присоединяются к ним. В ногах кушетки зажжены палочки фимиама, распространяющие в воздухе свой тонкий аромат. В зимние месяцы рядом с кушеткой стоит жаровня с горящим древесным углем – трогающее душу напоминание о его слабеющей жизненной силе. Иногда он греет над пламенем свои болезненные руки и тонкие, суживающиеся к концам пальцы – те изысканно прекрасные руки – и втирает немного тепла в свои члены. Все сидят тихо, обычно с глазами закрытыми в медитации.

За несколько минут до шести пение Вед прекращается. Все поднимаются и стоят, в то время как Шри Бхагаван с усилием встает с кушетки, протягивает руку к посоху, который держит слуга, и медленными шагами идет к двери. Его пристальный взгляд направлен вниз, но не из-за слабости или боязни упасть – каждый чувствует, что это врожденная сдержанность. Он покидает Холл через северную дверь, со стороны Горы, и медленно движется, опираясь на посох и немного согнувшись, вдоль прохода между столовой и зданием конторы, затем мимо дома для приезжих к ванной, расположенной за коровником – самом дальнем из помещений с восточной стороны Ашрама. Двое служителей идут сзади, коренастые, невысокие, темнокожие, одетые в белые дхоти, спускающиеся до лодыжек, тогда как Шри Бхагаван высок, строен, золотистого оттенка и покрыт лишь белой набедренной повязкой. Только изредка он поднимает глаза, если подходит какой-то преданный, или чтобы улыбнуться какому-нибудь ребенку.

Сияние его улыбки описать невозможно. Человек, который мог показаться бесчувственным дельцом, оставит Тируваннамалай с веселой песенкой в сердце после такой улыбки. Одна простая женщина как-то сказала: "Я не разбираюсь в философии, но когда он улыбается мне, то чувствую себя в безопасности, словно ребенок в материнских руках". Я еще ни разу не видел его, когда получил письмо от своей старшей пятилетней дочери: "Ты полюбишь Бхагавана. Когда он улыбается, каждый должен быть таким счастливым".

Завтрак – в семь часов. После него Шри Бхагаван идет на короткую прогулку, а потом возвращается в Холл. За это время Холл подметают и чистят покрывала на кушетке, часть которых – подарки от почитателей – богато украшена вышивкой. Все безукоризненно чисто и очень старательно сложено, ибо служители знают, как наблюдателен Шри Бхагаван и что на каждую маленькую деталь обратит внимание, независимо от того, сделает замечание или нет.

К восьми часам Шри Бхагаван снова в Холле, и почитатели начинают прибывать. К девяти Холл полон. Если вы новоприбывший, то, возможно, почувствуете интимность Холла, свою близость к Учителю, ибо все пространство здесь 40 футов в длину и 15 в ширину⁶⁹. Холл тянется с востока на запад с дверью в каждой из длинных стен. Северная, обращенная к Горе, выходит на затененную деревьями площадь со столовой, расположенной вдоль ее восточной стороны, садом и бесплатной аптекой для бедняков – с западной. Южная дверь выходит к Храму, а за ним – дорога, со стороны которой прибывают почитатели. Кушетка Шри Бхагавана установлена в северо-восточной части Холла. Рядом с ней расположен вращающийся книжный шкаф, с книгами, которые требовались наиболее часто. На шкафу стоят часы, тогда как другие прикреплены к торцевой стене рядом с кушеткой, и все они ходят с большой точностью.

Если Шри Бхагавану для ссылки понадобилась какая-либо книга, то он точно знает, где она стоит, на какой полке, и, вероятно, саму страницу с нужным для обращения местом. Большие книжные шкафы с застекленными дверцами стоят вдоль южной стены.

Большинство преданных сидит в главной части Холла, глядя в лицо Шри Бхагавану, то есть повернувшись на восток: женщины – прямо перед ним, вдоль северной части Холла, а мужчины – с левой стороны. Лишь немногие из них сидят радом с кушеткой – обратившись спинами к южной стене и ближе к Шри Бхагавану, чем другие. Несколько лет назад некоторые женщины имели эту привилегию, но затем, по важной причине, расположение сидящих было изменено. Согласно индуистской традиции, мужчины и женщины сидят отдельно, и Шри Бхагаван одобряет это, поскольку магнетизм, возникающий между ними, может нарушить более великий магнетизм – духовный.

Снова горят палочки с фимиамом. Кто-то продолжает сидеть в медитации с закрытыми глазами, но остальные расслабились и просто любуются Шри Бхагаваном. Один из посетителей поет сочиненные им песни восхваления. Человек, откуда-то возвратившийся в Ашрам, предлагает подношение из фруктов, оставляя у его стоп, а потом находит себе место в ближайших рядах перед ним. Служитель отдает обратно часть предложенного как милость, или прасад, Шри Бхагавана; что-то может быть отдано детям, вошедшим в Холл, обезьянам, стоящим у окна рядом с кушеткой или показавшимся около двери, павлинам или корове Лакшми, если она наносит визит. Остальное позднее берется для столовой, где поровну делится между преданными.

Шри Бхагаван ничего не принимал для себя. В его взгляде – какая-то невыразимая заботливость. Это не только сострадание непосредственным тревогам своих почитателей, но и в целом громадной ноше сансары, человеческой жизни. И тем не менее, несмотря на эту заботливость, черты его лица могут демонстрировать неумолимость человека, который победил и никогда не идет на компромиссы. Этот аспект твердости обычно скрыт мягкой порослью седых волос, так как, по традиции, его голова и лицо бреются в день каждого полнолуния. Многие из преданных сожалеют – поросль седины на лице и голове так усиливает Милость и смягчает непреклонность. Но никто не осмеливается сказать ему это.

Лицо Шри Бхагавана подобно лицу воды, всегда переменчивому и в то же время всегда одинаковому. Поразительно, как быстро оно переходит от мягкости к скалоподобной жесткости, от смеха к слезам сострадания. Так полно живет каждый последующий аспект, что чувствуется не одно человеческое лицо, но лицо всего человечества. Формально он, может быть, и не красив, так как черты лица неправильны, но, тем не менее, самое прекрасное лицо выглядит банальным рядом с его лицом. В нем есть такая реальность, что ее отпечаток глубоко западает в память и живет, когда другие впечатления стираются. Даже те, кто видели Шри Бхагавана лишь короткое время или только на фотографии, вызывают его своим умственным взором более живо, чем хороших знакомых. Действительно, может быть, Любовь, Милость, Мудрость, глубокое понимание, невинность ребенка, что сияют с такого изображения, – более хорошая отправная точка для медитации, чем любые слова.

Вокруг кушетки, в полуметре от нее, установлены передвижные перила высотой около сорока пяти сантиметров. Сначала их введение вызвало небольшой спор. Администрация Ашрама заметила, как Шри Бхагаван обычно избегал прикосновения и отступал назад, если кто-либо собирался это сделать. Припомнив, кроме того, как некий, введенный в заблуждение почитатель однажды разбил кокосовый орех и захотел выразить ему почтение, разливая молоко над его головой, администраторы решили, что подобная изоляция будет лучшим выходом. С другой стороны, многие из преданных чувствовали, что установлен какой-то барьер между ними и Шри Бхагаваном. Обсуждения вопроса, одобрил ли он такое нововведение, продолжались прямо перед Махарши, но никто не осмелился спросить его об этом. Бхагаван сидел, оставаясь безучастным.

Какие-то почитатели, не вставая со своих мест, беседуют со Шри Бхагаваном о себе или своих друзьях, сообщают новости об отсутствующих преданных, задают вопросы, касающиеся его учения, чувствуется домашняя атмосфера, атмосфера огромной семьи. Возможно, кто-то имеет какое-то личное дело и идет к кушетке, чтобы поговорить со Шри Бхагаваном вполголоса или передать ему листок бумаги, на котором оно изложено. Может быть, нужно послушать ответ или достаточно просто проинформировать Шри Бхагавана, когда есть вера, что все будет хорошо.

Мать приносит грудного младенца, и Шри Бхагаван улыбается ребенку более сердечно, нежели она. Маленькая девочка приносит свою куклу, опускает ниц перед кушеткой, а затем показывает Шри Бхагавану, который берет ее и рассматривает. Молодая обезьянка проскользнула в дверь и пытается схватить банан. Служитель преследует ее, чтобы выгнать, но так случилось, что сейчас здесь только один служитель, поэтому обезьянка бежит мимо противоположного конца Холла к другой двери, а Шри Бхагаван настойчиво шепчет ей: "Поспеши! Поспеши! Он скоро вернется". Садху дикого вида, со спутанными волосами, в одеянии цвета охры, стоит перед кушеткой с поднятыми руками. Процветающий горожанин в европейском костюме благочестиво падает ниц и занимает одно из передних мест, а его компаньон, не уверенный полностью в своей преданности, не простирается совсем.

Группа пандитов сидит около кушетки, переводя какой-то санскритский текст, и время от времени передает его Шри Бхагавану для разъяснения какого-нибудь места. Малыш, которому еще не исполнилось и трех лет, начинает рассказывать о маленькой Бо Пип⁷⁰, и Шри Бхагаван принимает это тоже очень милостиво, с одинаковым интересом. Но книга затрепана, а поэтому он передает ее служителю переплести и вернуть ему завтра аккуратно отремонтированной.

Каждый служитель старателен. Иначе нельзя, потому что Шри Бхагаван сам очень наблюдателен, энергичен и не пропустит никакой неряшливой работы. Служители чувствуют, что они пользуются особой милостью Шри Бхагавана. Такое же восприятие и у пандитов. И у трехлетнего малыша. Человек постепенно ощущает, как глубокая непосредственность отклика заставляет преданных, чрезвычайно различающихся по уму и характеру, почувствовать особенную личную близость с Учителем.

Также постепенно воспринимается нечто из мастерства и тонкости руководства Шри Бхагавана или, скорее, человеческое обращение в его руководстве, поскольку само руководство невидимо. Каждый служит для него открытой книгой. Он бросает проникающий взгляд на этого ученика или другого, чтобы увидеть как совершенствуется его медитация, а подчас глаза Учителя полностью лежат на одном из учеников, передавая прямую силу его Милости. И тем не менее, все это делается как можно незаметнее: взгляд может даже быть боковым, чтобы не привлекать внимание; более пристальный взгляд может быть в промежутках чтения газеты или когда ученик сам сидит с закрытыми глазами и ничего не подозревает. По всей вероятности, это должно защитить от двоякой опасности – ревности других учеников и тщеславия того, кто оказался благословлен его взглядом.

Особое внимание часто выказывается новоприбывшему, и к этому почитатели уже были приучены. Возможно, улыбка будет приветствовать его всякий раз, когда он входит в Холл, и за его медитацией будет наблюдение, поддерживаемое дружественными замечаниями. Это может продолжаться несколько дней или недель, или месяцев, пока медитация не зажглась в его сердце или пока он не привязан любовью к Шри Бхагавану. Но человеческая природа такова, что эго также, вероятно, кормится этим вниманием, и новоприбывший начинает приписывать это внимание превосходству над другими преданными, которое воспринимает только он и Шри Бхагаван. И тогда на время он не будет замечаться, пока более глубокое понимание не вызовет более глубокий отклик. К несчастью, это не всегда происходит; иногда гордость от воображаемого превосходства контакта со Шри Бхагаваном остается.

Около восьми тридцати Шри Бхагавану приносят газеты, и если нет каких-либо вопросов, то он откроет некоторые и просмотрит, возможно, сделав замечание о какой-нибудь интересной теме, но так, чтобы оно не могло восприниматься как политическое мнение. Некоторые газеты присылаются непосредственно в Ашрам, а часть направляется лично тем или иным преданным и сначала поступает к Шри Бхагавану – именно ради удовольствия прочесть потом газету, которой он касался. Можно наблюдать, когда приходит такая посланная кем-то газета, потому что он бережно вынимает листы из упаковки и кладет обратно после прочтения – чтобы владелец получил газету в том же виде, в каком она поступила.

От без десяти десять до десяти минут одиннадцатого Шри Бхагаван обычно идет к Горе, но в течение этих последних нескольких лет его тело слишком немощно, и он просто прогуливается по Ашраму. Все встают, когда он покидает Холл, кроме тех, кто глубоко погружен в медитацию. В течение этого перерыва преданные собираются и беседуют в маленьких группах, мужчины и женщины вместе, ибо они разделены только в то время, когда сидят в Холле. Некоторые читают газеты, другие получают свою почту от Раджи – энергичного, услужливого маленького почтмейстера, который знает о каждом все.

Шри Бхагаван возвращается, и если кто-нибудь из сидящих в Холле пытается встать, он жестом показывает, чтобы оставались сидеть. "Если вы встаете, когда я вхожу, то должны подниматься и при входе каждого человека". Однажды, в период жарких месяцев⁷¹, около него на подоконнике установили электрический вентилятор. Шри Бхагаван приказал служителю выключить его, и, когда последний продолжал работать, сам подошел и выдернул штепсельную вилку: преданные были словно раскалены, почему тогда он один должен иметь вентилятор? Позднее на потолке были установлены вентиляторы, и все извлекали одинаковую пользу.

Теперь Шри Бхагавану принесли почту. Какое-то письмо адресовано просто: "Индия, Махарши". Пакет с цветочными семенами от почитателя из Америки для посадки в саду Ашрама. Письма от преданных со всего мира. Шри Бхагаван читает каждое очень внимательно, даже изучая обратный адрес и почтовую марку. Если оно содержит новости от какого-нибудь почитателя, имеющего друзей в Холле, то он расскажет им это. Сам он не отвечает на письма. В этом выражается точка зрения джняни (Просветленного), не имеющего ни связей, ни имени, чтобы подписаться. Ответы пишутся в конторе Ашрама и представляются ему на рассмотрение в полдень, когда он и укажет, если в них есть что-либо неподходящее. Если в ответе требуется что-то особое или персональное, то он может указать это, но в целом учение настолько ясное, что преданный легко научается повторять его буквально; учение Махарши – Милость позади слов, которую только он в состоянии дать.

После просмотра писем возможно, что все сидят в тишине, но в этом безмолвии нет никакого напряжения – оно вибрирует Покоем. Может быть, кто-то придет попрощаться, некоторые дамы с Запада со слезами на глазах от необходимости уезжать, и светящиеся глаза Бхагавана вселяют любовь и силу. Кто в состоянии описать эти глаза? Глядя в них, человек чувствует, что все мирские невзгоды, все прошлые усилия, все проблемы ума уходят, словно вредные испарения, от которых он поднимается в спокойную реальность внутреннего Покоя. Слова не нужны, его Милость волнует сердце, и таким образом внешний Гуру поворачивает человека вовнутрь, к познанию Гуру внутри себя.

В одиннадцать часов звучит обеденный ашрамский гонг. Все стоят до тех пор, пока Шри Бхагаван не выйдет из Холла. Если это обычный день, то преданные расходятся по своим домам, а если какой-то праздник или один из почитателей дает бхикшу, то есть предлагает пищу Бхагавану (выражая тем самым духовную признательность), то все приглашаются к обеду. Большой столовый зал полностью свободен от мебели. Сшитые банановые листы разложены по ширине зала как тарелки, двойными рядами, на покрытом красным кафелем полу, и преданные, скрестив ноги, сидят перед ними.

Три четверти зала по его длине отделены от остальной части перегородкой. С одной стороны сидят те брахманы, которые предпочитают сохранять свою ортодоксальность, приверженность традиции⁷², а по другую сторону – небрахманы: неиндуисты и брахманы, предпочитающие есть с другими почитателями. Таким образом, для ортодоксов созданы подобающие условия, однако Шри Бхагаван ничего не говорит брахманам, чтобы побудить их сохранять или отказаться от традиции, во всяком случае, не публично и не всем одинаково. Он сам сидит напротив восточной стены в поле зрения обеих групп преданных.

Служители и женщины-брахманки ходят вдоль рядов, подавая на листы рис, овощи, приправы. Все ждут, когда Шри Бхагаван начнет есть, а он ждет, пока все будут обслужены. Еда занимает все время полностью и не смешивается с разговорами, как на Западе. Одна американская дама, которой трудно приспособиться к индийскому обычаю есть руками, принесла ложку с собой. Один из разносчиков накладывает овощи на ее лист и говорит, что они специально приготовлены без острых специй, используемых в обычном приготовлении пищи, – Шри Бхагаван сам распорядился об этом. Все остальные деловито едят руками. Слуги проходят туда и сюда по рядам, подавая вторую порцию, воду, пахту, фрукты или сладости. Шри Бхагаван сердито подзывает слугу обратно к себе. Когда проявляется нерадивость во внешней технике жизни, он может выказать гнев. Слуга кладет четверть плода манго на каждый лист, а ему ошибочно дал половину. Бхагаван возвращает ее обратно и выбирает самый маленький кусочек.

Один за другим обедающие заканчивают есть, и когда каждый кончает, он поднимается и уходит, останавливаясь помыть руки под краном на улице, прежде чем идти домой.

До двух часов Шри Бхагаван отдыхает и Холл закрыт для преданных. Администраторы Ашрама решили, что из-за слабеющего здоровья такой полуденный отдых ему необходим, но как осуществить это? Если попросить принять какое-то более благоприятное для его здоровья изменение режима давания даршана, неудобное для почитателей, то он наверняка откажет. Чтобы не рисковать, они приняли решение о неофициальном изменении, частным образом предлагая почитателям не входить в Холл в это время. Несколько дней все шло хорошо, но потом один новоприбывший, не зная правила, вошел туда после обеда. Служитель Холла сделал ему знак уходить, но Шри Бхагаван позвал обратно, чтобы осведомиться, что случилось. На следующий день после обеда Шри Бхагавана уже видели сидящим на ступеньках вне Холла, и когда служитель спросил Махарши в чем дело, он ответил: "Кажется, никому не разрешают входить в Холл до двух часов". И только с большим трудом удалось убедить его принять эти часы отдыха.

После полудня в Холле могут быть новые лица, так как немногие из преданных сидят там целый день. Даже те, кто живет рядом с Ашрамом, имеют домашние и другие заботы, требующие внимания, и многие имеют свои определенные часы посещения.

Шри Бхагаван почти никогда сам специально не говорит о доктрине, лишь в ответах на вопрос. И когда отвечает на вопросы, то делает это не тоном тяжеловесной серьезности, а в разговорной манере, часто сопровождаемой остротами и смехом. Также и от вопрошающего не ожидается принятия чего-либо только потому, что Махарши говорит это; он свободен сомневаться, пока не убедится. Один теософ спрашивает, одобряет ли Шри Бхагаван поиск невидимых Учителей, и он парирует мягкой остротой: "Если они невидимы, то как вы можете видеть их?" – "В сознании", – отвечает теософ, и тогда приходит подлинный ответ: "Нет ничего внешнего в Сознании".

Кто-то из другого ашрама спрашивает: "Прав ли я, утверждая, что различие между нами в том, что мы приписываем реальность миру, а вы – нет?"

И Шри Бхагаван прибегает к юмору, чтобы предотвратить дискуссию: "Наоборот, так как мы говорим, что Бытие есть Единое, то приписываем полную реальность миру и более того – мы приписываем полную реальность Богу; но, утверждая существование троих⁷³, вы даете только одну треть реальности миру и оставляете лишь одну треть реальности Богу".

Каждый присоединяется к смеху, но несмотря на это, кто-то из преданных вступает в дискуссию с посетителем, и тогда Шри Бхагаван замечает: "В таких обсуждениях пользы немного".

Если вопросы задаются на английском языке, то он отвечает через переводчика. Хотя Махарши бегло не говорит по-английски, но все понимает и останавливает переводчика при малейшей неточности.

Будучи доктринально едины, ответы Шри Бхагавана направлялись конкретному человеку, ad hominem⁷⁴, значительно меняясь в зависимости от спрашивающего. Христианский миссионер спросил: "Бог – это личность?" И Шри Бхагаван, не ущемляя доктрину адвайты, пытается облегчить ему ответ: "Да, Он всегда Первое Лицо, Я, постоянно стоящее перед вами. Если вы отдаете предпочтение мирскому, то Бог кажется отступающим на задний план; если же вы все отбросите и будете искать только Его, то Он один останется как Я, Атман".

Кто-то интересуется, вспомнил ли миссионер, что "Я" – то имя, которое Бог провозгласил через Моисея⁷⁵. Шри Бхагаван иногда отмечал превосходство "Я ЕСМЬ" как Божественного Имени.

Обычно только вновь прибывшие задают вопросы и получают разъяснения. Ученики спрашивают редко, некоторые из них – никогда. Объяснения – не есть само обучение, а только указатели к нему.

Четверть пятого. Шри Бхагаван растирает свои негибкие колени и ноги и тянется к посоху. Иногда требуется две или три попытки, чтобы подняться с кушетки, но он никогда не примет помощи. В течение двадцати минут его отсутствия Холл заново чистится и на кушетку кладутся покрывала.

Где-то через десять или пятнадцать минут после его возвращения начинается пение Вед, а затем Упадеши Сарам, "Наставления в тридцати стихах" Шри Бхагавана. Это единственный пункт, в котором Шри Бхагаван отвергал ортодоксальную точку зрения, ибо, строго говоря, только брахманам разрешено слушать пение Вед. Здесь же все вели себя одинаково. На вопрос о пользе этого он ответил просто: "Звук пения помогает успокоить ум". Махарши тоже совершенно определенно говорил, что знать смысл нет необходимости. Здесь – практическая иллюстрация к уже сказанному о "медитации", которую он предписывал. Это не мысль, а обращение ума вовнутрь, к сознаванию по ту сторону мысли.

Пение продолжается около тридцати пяти минут. Пока оно длится, Шри Бхагаван часто сидит неподвижно, его лицо твердо, неподвижно, величественно, словно высечено в скале. После того как пение заканчивается, все еще сидят до шести тридцати – времени, когда женщины, как ожидается, покинут Ашрам. Некоторые из мужчин остаются еще на час, обычно в молчании, время от времени беседуя, напевая тамильские песни. После этого – ужин, и почитатели расходятся.

Вечерний сбор преданных особенно ценен, поскольку объединяет торжественность пения раннего утра с дружественностью вечерних часов. И все же для тех, кто схватывает торжественность, она всегда здесь, даже когда Шри Бхагаван внешне смеется и шутит.

Служитель приходит массировать ему ноги с какой-то жидкой мазью, но он отодвигает ее от себя. Администраторы слишком много суетятся с ним. Но Махарши обращает свой отказ в шутку: "Вы получили Милость взглядом и речью, а теперь хотите Милости прикосновением? Разрешите же и мне иметь немного Милости от прикосновения к себе".

Однако на бумаге можно представить только бледное отражение его юмора, ибо независимо от смысла и остроумия он был просто неподражаем. Когда он рассказывал какую-нибудь историю, то был совершенным актером, воспроизводящим ее так, словно жил ею. Он очаровывал всех наблюдателей, даже тех, кто не понимал языка. Действительная жизнь была играемой им ролью, и в этой жизни переходы могли быть совсем быстрыми, от юмора до глубокой симпатии.

Даже в ранние дни своего пребывания в Тируваннамалае, когда думали, что Свами все предал забвению, он имел острое чувство юмора и выдавал шутки, о которых рассказывал только годы спустя. Однажды, после того как мать и множество других людей посетили его в Павалаккунру, они, уходя в город за пищей, заперли дверь снаружи на засов, опасаясь, что Свами может ускользнуть. Он, однако, знал, что дверь снимается с петель и открывается даже запертая, а потому незаметно ушел во время их отсутствия, чтобы уклониться от толпы и беспокойства. При возвращении посетители обнаружили дверь закрытой на засов, но комнату пустой. Позже, когда вокруг никого не было, он вернулся тем же путем. Люди сидели перед ним и рассказывали один другому, как он исчез через закрытую дверь и затем появился снова с помощью сиддх (сверхобычных сил), а на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя годы спустя весь Холл сотрясался от смеха, когда он рассказывал присутствующим эту историю.

Следует коснуться также и больших ежегодных празднеств. Большинство почитателей были не в состоянии неизменно жить в Тируваннамалае и могли приходить только время от времени, так что на большие праздники в Ашраме всегда собирались толпы. Особенно это относится к четырем замечательным празднествам – Картикай, Дипавали, Махапуджа (годовщина смерти Матери) и Джаянти (день рождения Шри Бхагавана). Джаянти считается самым значительным и наиболее активно посещаемым из них. Сначала Шри Бхагаван вообще не хотел, чтобы этот день праздновали. По этому поводу он сочинил следующие строфы:

Вы, кто желает праздновать день рождения,
Отыщите сначала, откуда произошло ваше рождение.
Истинное рождение человека происходит тогда,
Когда он проникает в ТО, что превыше рождения и смерти –
Вечное бытие.
В свой день рождения следует, по крайней мере,
Только оплакивать вступление в этот мир (сансару).
Славить и праздновать этот день –
Все равно, что украшать труп и восторгаться им.
Искать Атман и погружаться в Атман:
Это – Мудрость.

Однако для почитателей день рождения Шри Бхагавана был поводом для празднования, и он был вынужден подчиниться; но и тогда и при любых обстоятельствах он отказывался разрешать выполнение пуджи (ритуального почитания) в свою честь. Толпа была громадной, и все преданные в этот день принимали пищу вместе со Шри Бхагаваном. Даже большой столовый зал оказывался недостаточно вместительным. Рядом с ним, над квадратным участком земли, сооружалась кровля из пальмовых листьев, на бамбуковых стойках, и все сидели под ней. Также кормили и бедных, иногда приходивших в две или три смены, в присутствии полиции и бойскаутов, которые охраняли входы в помещения и руководили толпами посетителей.

В любой такой день Шри Бхагаван сидел поодаль, царственный, и, тем не менее, с хорошо знакомым взглядом узнавания каждого из приходивших многолетних почитателей. Во время одного из празднеств Картикай, когда толпы посетителей заполнили всю территорию Ашрама и вокруг него были установлены перила, чтобы держать их на некотором отдалении, какой-то малыш переполз через препятствие и поднялся к нему, показать свою новую игрушку. Махарши, смеясь, повернулся к служителю: "Смотрите, как много пользы от ваших ограждений!"

В сентябре 1946 года состоялось большое торжество по случаю пятидесятилетней годовщины прибытия Шри Бхагавана в Тируваннамалай. Преданные собрались отовсюду. Статьи и стихотворения, написанные по этому случаю, составили книгу – "Сувенир золотого юбилея".

В последние годы Старый Холл начал становиться слишком тесным даже в обыкновенные дни, и более обычным стало сидеть снаружи, под кровлей из пальмовых листьев. В 1939 году началась работа по возведению Храма над могилой Матери, законченная в 1949 году вместе с Новым Холлом для Шри Бхагавана и почитателей. Храм и Новый Холл были двумя частями единого здания, сооруженного строителями традиционных храмов в соответствии с требованиями священных Писаний.

Здание простирается к югу от Старого Холла и конторы, между ними и дорогой. Его западная половина, южнее Старого Холла, составляет Храм, а восточная половина – большой, квадратный, хорошо вентилируемый зал, где Шри Бхагаван должен был сидеть со своими почитателями.

Кумбхабхишекам, или ритуал освящения Храма и Нового Холла, представлял собой настолько внушительную церемонию, что привлек множество преданных. Он увенчал годы усилий, работ и планирования. Шри Бхагаван, однако, не желал входить в Новый Холл. Он предпочитал простоту и не любил какой-либо пышности вокруг себя. Многие из почитателей также сопротивлялись – Старый Холл так вибрировал в его Присутствии, а Новый Холл казался сравнительно холодным и безжизненным. Когда Шри Бхагаван вошел в него, последняя болезнь уже сжимала его тело.