H. Б. Мечковская. ЯЗЫК И РЕЛИГИЯ | ОГЛАВЛЕHИЕ ЭВОЛЮЦИЯ КОММУНИКАТИВНО-ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ЗАГАДКИ 41. Древнейшие загадки

ЭВОЛЮЦИЯ
КОММУНИКАТИВНО-ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ
ВОЗМОЖНОСТЕЙ ЗАГАДКИ

41. Древнейшие загадки как мифологический катехизис *

Самые древние загадки не были отдыхом, игрой, забавой, развлечением, необязательным балагурством, шуткой или насмешкой. Как показали культурологические разыскания В.Н. Топорова, Вяч. Вс. Иванова, Т.Я. Елизаренковой (в свою очередь связанные с идеями А.Н. Веселовского, О.М. Фрейденберг), древнейшие загадки составляли словесную партитуру особой магии и ритуала. В ведической традиции (XV-XI вв. до н.э.) этот ритуал, включавший диалог в виде о б м е н а з а г а д к а м и, совершали жрецы в предновогоднюю ночь. Неделя самых длинных ночей в году переживалась как к р и т и ч е с к а я точка годового цикла, когда жизненные силы мироздания как бы истончаются, "срабатываются", Хаос побеждает Космос и неизвестно, возродится ли свет, "и только особый ритуал перехода может заново воссоздать Космос со всеми этапами его становления" (Елизаренкова, Топоров, 1984, 30).

* Катехизис (греч. katechesis – устное наставление) – 1) книга, содержащая краткое изложение христианского вероучения в форме вопросов и ответов; 2) изложение основ какого-либо учения по вопросам и ответам.

В ведийском ритуале встречи нового года, в жреческих загадках и отгадках воспроизводились космогонические* представления древних индийцев. Согласно мифологии, творение мира происходило по воле (слову) Бога-демиурга** Брахмы: отделяются земля и небо, первоначально слитые в мировом яйце; мир создается из огромного тела первочеловека и первожертвы Пуруши*** с множеством глаз, голов, рук, ног. Части тела Пуруши становятся основными элементами мироздания: его дух стал луной, глаз – солнцем, дыхание – ветром, пуп – воздушным пространством, голова – небом, ноги – землей, уста – священной рекой Индрой и огнем (по одной из версий – также богом огня Агни) и т.д. Из частей тела Пуруши был сформирован также социальный организм: его рот стал брахманами (жрецами), руки – воинами, бедра – земледельцами, ноги – самым низшим сословием (см. статью В.Н. Топорова "Пуруша" в МНМ, II).

* Космогония (от греч. kôsmos – порядок, мир, Вселенная; gone, gônos – порождение) – происхождение мира.

** Демиург (греч. demiurgos – буквально 'творящий для народа') – в Древней Греции свободный ремесленник, мастер. В исследованиях по мифологии – персонаж, созидающий Вселенную и людей, а также объекты культуры путем изготовления, т.е. подобно ремесленнику. В философии – созидающее начало, творец.

*** На ведийском языке слово Пуруша означало 'человек' и было образовано от глагола со значением 'наполнять'. Пуруша выступает как материальный "заполнитель" Вселенной (по В.Н. Топорову).

Вот эти мифопоэтические отождествления элементов мира и элементов тела первочеловека и были содержанием древнейших индоевропейских загадок и отгадок. Так в сознании участников обряда и, шире, всего народа устанавливалась и воспроизводилась сакральная иерархия главных сущностей ведического Космоса. При этом отгадки отнюдь не были "рациональным" или интуитивным р е ш е н и е м задачи, действительным отгадыванием. Отгадки существовали как данность, в качестве части сакрального знания о мире. Цепь загадок – другая половина этого знания; и все вместе в урочный час звучит у алтаря, дабы продлился миропорядок, отображенный в ритуальных формулах.

Ритуальный обмен загадками назывался brahmodya – собственно 'рассуждения о Брахмане' (Брахман – высшая суть, абсолют, творческое начало; верховный Бог, творец, проявление абсолюта), буквально – 'брахманоговорение' (Елизаренкова, Топоров, 1984, 18).

Корпус ритуальных загадок включал несколько жанровых разновидностей вопросно-ответных последовательностей, в соответствии с разными фазами ритуала. Совокупность ведийских загадок brahmodya в целом содержала жреческое учение о сотворении мира, его главных ценностях и должном порядке поклонения и служения Брахману. Ниже приводится фрагмент ведийских ритуальных загадок и отгадок по работе: Елизаренкова, Топоров, 1984, 19-20 (в переводе авторов исследования)*.

* Ср. также фрагмент из текста "Обмен загадками" (современное исследовательское название), который, по-видимому, служил руководством для жрецов (см.: Поэзия, 1973, 423-424 (пер. П. Гринцера).

"Что есть великий посев?" – спрашивает брахман ['жрец справа от алтаря'].
"Этот мир – вот, поистине, великий посев".
И приносящий жертву утверждается в этом мире.
<........................................................>
"Я спрашиваю тебя, что есть высшее небо Слова?" – говорит брахман.
"Брахман – вот, поистине, высшее небо Слова", – отвечает хотар ['жрец слева от алтаря'].
И приносящий жертву овладевает благочестием.

Кто это движется одиноким? И кто снова рождается?
Что лекарство от холода ? и что великий посев ?

Солнце движется одиноким.
Луна снова рождается.
Огонь – лекарство от холода.
Земля – великий посев.

Какое светило подобно солнцу? Какое озеро подобно океану?
Что шире земли? Чему не найти меры?

Брахман – светило, подобное солнцу.
Небо – озеро, подобное океану.
Индра шире земли.
Корове не найти меры.

В кого вошел Пуруша? Кто обосновался в Пуруше?
Это, о брахман, мы тебе загадываем. Что ты нам тут ответишь?

В пятерых вошел Пуруша.
Они обосновались в Пуруше.
Вот что я тебе возражу. Ты не превосходишь меня изобретательностью.

Что было первой мыслью? Что было великой птицей?
Кто был тучным? Кто был темным?

Небо было первой мыслью.
Конь был великой птицей.
Овца была тучной.
Ночь была темной.

Вопросно-ответное развертывание мифологической космогонии засвидетельствовано также для ряда других культурных традиций: иранской, исландской ("Старшая Эдда"), африканских (западносуданской, малийской), удмуртской (Иванов, 1976, 50-51; Елизаренкова, Топоров, 1984, 44-45). В ряде культур (как и в древнеиндийской) обмен загадками и отгадками встречается не только в космогонической мифологии, но и в мифах на исторические темы – о возникновении народов и царств. По-видимому, диалогическое вопросно-ответное построение характерно для текстов о п е р в о и с т о к а х (мира или племени). Именно такими текстами обычно открываются мифологические традиции народов.

42. О дидактической ценности вопросно-ответного изложения

В дальнейшем развитии языковой коммуникации и речевого мышления выдающуюся роль сыграли две черты катехизических мифов творения: во-первых, сама вопросно-ответная структура таких текстов и, во-вторых, то образное видение мира, которое и составляет суть загадки: ведь загадка, как известно, по-новому показывает знакомое – всегда неожиданно, иногда парадоксально. Поэтому загадки удивляют и радуют.

Что касается "загадывательно-разгадывательной" структуры мифов творения, то такой способ развертывания содержания оказался оптимальной формой для п е р в и ч н о г о изложения интеллектуально насыщенной информации. Вопросно-ответная форма текста расчленяет его содержание на небольшие "порции" смысла и в каждой такой порции выделяет самый главный смысл: вначале в загадке – подготавливая его появление вопросительным словом, а затем в отгадке – потому что ее смысловой центр сосредоточен в позиции, предсказанной вопросительным словом. Не случайно по вопросам и ответам издавна составлялись учебные тексты, в том числе конфессиональная дидактическая литература (в христианской традиции – катехизисы*).

* Отчего сама форма вопросно-ответного изложения получила название катехизической.

43. Азбука образного мышления

В Словаре Даля есть загадка про загадку, схватывающая смысловую двуплановость загадки: Без лица в личине*, и приговорка о смысловой емкости загадки: Загадка, разгадка да семь верст правды (в ней) (Даль, I, 566). Так определены структурная и содержательная сущность загадки народным словом – в ф о л ь к л о р е. "Ученое" слово (в фольклористике) по отношению к этим народным максимам предстает как их изъяснение, более или менее подробный комментарий.

** В древнерусском языке слово личина означало 'маска' (у Даля сказано: Личина – накладная рожа, харя, маска).

Природа загадки связана с одним из фундаментальных свойств человеческого мышления – со способностью или умением человека видеть сходство и несходство разных предметов (явлений, событий) и на этой основе понимать связи предметов, их роды и виды, различать в окружающем мире общее, частное и особенное. Наиболее ранние проявления этой способности человеческого сознания запечатлены, во-первых, в языке – именно в развитии переносных (вторичных) значений слов* – и, во-вторых, в фольклоре – в древнейших загадках.

* Возможность употребить слово п е р е н о с н о, на основании сходства во внешнем виде или функциях обозначаемых реалий, их близости или смежности, обусловливает то, что в любом языке есть множество слов, у которых не одно, а несколько значений. Например, слово нос, первоначально обозначавшее только 'часть лица', со временем, по сходству в "местоположении" и отчасти в форме, стало использоваться для обозначения передней части лодки. Такое употребление привело к развитию устойчивого в т о р и ч н о г о (переносного) значения в слове нос: 'передняя часть судна, самолета и т.п.'. Когда какое-то слово в п е р в ы е употребляется переносно, то это всегда маленькое открытие: ведь человек, впервые употребивший слово в переносном значении, увидел связь двух предметов (что и было основанием для переноса). Позже новизна стирается и уже не удивляет; чья-то художественная находка становится привычным фактом словоупотребления: ножка (ребенка, гриба, стула), лист (дерева и книги), язык (во рту, язык пламени, колокола), журавль (птица и колодец), номер (цирковой, в гостинице, июльский номер журнала). и т. д.

Мифологическая картина творения представляла собой цепь уподоблений: элементы макрокосмоса (небо, земля, вода, ветер, солнце, горы, реки...) осознавались как элементы микрокосмоса – тела мифологического существа ("первожертвы"), из частей которого и был создан мир. Метафорический строй мифа о начале мира надолго закреплял и делал более частым, продуктивным господствующий в древности способ осознания действительности человеком: на основе образного видения предметов и естественной свободы переносно-образного употребления языка. Образность, закрепленная в загадках и отгадках космогонической мифологии, обусловила почти универсальную по языкам мира серию метафор: названия частей человеческого тела развили способность обозначать части рельефа*.

* В иллюстрации ограничимся примерами из русского языка: горный хребет, устье и рукав реки, подошва горы, перешеек, губа (название морских далеко вдающихся в сушу заливов и бухт на севере, напр., Обская губа, Онежская губа), бровка (край канавы, кювета или обочины дороги), жерло вулкана, обочина (от бок), нос (обозначение мыса в географических названиях на севере Евразии, например, Канин нос); ср. также в географических названиях: Лысая Гора, Морское Око (польск. Morskie Oko, озеро в Татрах).

С течением веков загадки утрачивали сакральную ценность, но еще долго сохраняли познавательное значение – в качестве части вполне серьезного, "взрослого" знания о мире. Иными словами, свод (корпус) загадок и отгадок был компонентом картины мира фольклорного коллектива.

Загадывание загадок становились своего рода уроками образного мышления, азбукой, которая учила распознавать аналогии, связи, "вторые планы" вещей и явлений. Загадки упражняли в понимании переносных смыслов, иносказательных выражений, перифраз, намеков, непрямых описаний. Они учили видеть разные стороны, грани, аспекты явлений. В итоге росла зоркость человека при взгляде на мир. Важен не только конкретный свод загадок, циркулирующих в данном коллективе, но и "грамматика" загадок, т.е. своеобразные неписаные "правила"*, по которым строятся новые загадки, а также сама установка на загадывание, на порождение новых загадок.

* Впоследствии эти "правила" были выявлены (эксплицированы) и записаны фольклористами (что и составляет поэтику загадок как фольклорного жанра). См., например, Кёнгэс-Маранда Э. Логика загадок // Паремиологический сборник (Структура, смысл, текст). М.: Наука, 1978; Г?лев?ч H.С. Паэтыка беларуск?х загадак. М?нск: Вышэйшая школа, 1976.

В загадках, по мере ослабления или утраты ими утилитарно-магического значения, укреплялись познавательные, игровые, эстетические, развлекательные функции. Росло количество загадок, расширялся круг явлений, отраженных в загадках. Изменялся эмоциональный контекст, в котором они загадывались: появляются загадки-шутки, загадки-розыгрыши, неприличные загадки. Не менее важно и то, что шире стал использоваться сам семантический принцип загадки – тот присущий загадке двойной взгляд на вещь, невозможный без умения распознать, как сказано в загадке, "лицо под личиной", а с другой стороны, предполагающий и встречное умение подобрать замысловатую, вызывающую удивление "личину" для знакомого лица и тем открыть в знакомом облике новые черты.

44. "Диалогические" картины мира в апокрифах и духовных стихах

Первоначально "обмен загадками" перешел из мифов творения в произведения, вполне сопоставимые с "первомифами" по мировоззренческой фундаментальности и широте отображения мира, – в сочинения о космогонии, о начале мира и народа. Однако, поскольку в иудейско-христианской традиции сведения "о первоистоках" оказались представлены не в вопросно-ответном изложении, но в эпической (повествовательной) форме (библейская Книга Бытия и, шире, Пятикнижие Моисеево), то жанр загадок (вопросов-ответов) был использован в сочинениях, которые дополняли и варьировали библейские сведения о первоистоках. В восточно-христианской культуре это некоторые произведения, пограничные между ортодоксией и религиозным вольнодумством, между письменностью и фольклором, – отдельные апокрифы* и духовные стихи.

* Апокрифы (греч. apôkryphos – сокровенный, тайный) – первоначально так называли раннехристианские сочинения, не включенные церковью в религиозный канон; в славянской православной традиции в этом же значении использовался термин отреченные книги; расширительно слово апокриф обозначает 'литературное произведение, отступающее от общепринятых или официальных норм, предписаний, канонов'. Подробно о каноне и апокрифах см. §55, 61-62.

Среди апокрифов, лостроенных в форме вопросов и ответов или же содержащих эпизоды состязания в загадках, есть такие значительные произведения, как "Беседа трех святителей", "Вопросы Иоанна Богослова Господу на Фаворской Горе", "Сказание о Соломоне и Китоврасе" и др.

Особенно широко читался на Руси апокриф "Беседа трех святителей". Переведенный с греческого на церковнославянский не позднее XI в., памятник известен в ряде редакций и множестве списков, он оказал значительное воздействие на устную народную поэзию и еще в XIX в. находил своих читателей.

"Беседу" ведут "три святителя" – знаменитые византийские проповедники IV в. Иоанн Златоуст, Василий Великий (Вас. Кесарийский) и Григорий Богослов (Григорий Назианзин) – святые отцы церкви, а значит, непререкаемые христианские авторитеты. Содержание "Беседы" составляет христианская космогония, в которую, однако, вплетаются мифопоэтические дохристианские представления или иные неортодоксальные мотивы. Ср. некоторые фрагменты "Беседы" в русском переводе (цит. по изд.: Памятники литературы Древней Руси: XII век. М.: Худ. л-ра, 1980. После цитаты в скобках указана страница):

Василий спросил: "Что есть высота небесная, широта земная, глубина морская?"
Иоанн ответил: "Отец, Сын и Святой Дух".
Василий спросил: "Из чего созданы ангелы?"
Григорий ответил: "Из верхнего плаща Господня".
Григорий спросил: "Из чего сделана луна ?"
Ответил: "Из аера и из воздуха, и из престола Господня".
Иоанн спросил: "Из чего сделаны гром и молния?"
Василий ответил: Голос Господен утвержден в огненной колеснице, и приставлены ангелы грома" (с. 137).

Образность таких вопросов-загадок – отнюдь не развлечение, не балагурство, но высокая поэзия и "серьезное" знание о мире. Вместе с тем "Беседа" не только дидактична: она удивляла, волновала и, наверное, радовала неожиданной и яркой образностью, за которой угадывались тайны огромного мира.

Григорий спросил: Какая мать сосет своих детей?
Иоанн ответил: Море – реки (с. 139).
–Что есть мера от востока до запада?
– Солнце, луна и звезды (с. 142).
– Что значит: четыре орла снесли одно яйцо?
– Четыре евангелиста написали святое Евангелие (с. 145).

Возможно, в некоторых случаях главная ценность вопроса и ответа и для авторов, и для читателей состояла в новом взгляде на давно известное событие. Ср.: Иоанн спросил: "Что значит блуждающий гроб, а в нем поющий мертвец?" Василий ответил: "Кит плавал по морю, а Иона в его чреве пел песнь Богу" (с. 141) (здесь метафорически обновленно представлена история ветхозаветного Ионы, который три дня пробыл в чреве рыбы, проглотившей его за грехи).

Иногда такое новое видение было отображением двоеверия: к христианскому тезису добавлялась дохристианская параллель или событие священной истории представлялось как языческий миф: Что есть: вол корову родил? – Господь землю сотворил*.

При всей серьезности "Беседы", в ней есть вопросы, которые, по-видимому, вызывали улыбку: Кто раньше Адама родился с бородой? – Козел (с. 145). Есть загадки, которые воспитывали вкус к парадоксам и контрастам: Что значит: птица ростом с воробья, а мяса в ней как в телке? [Отгадка:] В азбуке слов [т.е. букв] немного, а написанных книг великое множество (с. 145). Так из диалога, заданного ритуалом, загадка постепенно превращалась в свободный поиск образов и аналогий.

* Редакция "Беседы", цитируемая Буслаевым (см.: Буслаев, 1990, 45).

По характеру использования мифологических загадок к апокрифам близок такой фольклорный жанр, как духовные стихи (религиозные эпические песни на библейские и житийные сюжеты). В одном из самых знаменитых и загадочных произведений такого рода – "Голубиной книге"* – в вопросах и ответах предстает по сути та же космогония, которую утверждали ритуальные загадки Древней Индии – мир творится из тела Бога-человека:

* С "Голубиной книгой" связаны также "Повесть о Волоте Волотовиче" и "Стих о Голубиной книге" (рассматриваемые иногда в качестве вариации "Голубиной книги").

Ой ты еси, премудрый царь, Давыд Евсеевич!
Скажи ты нам, проповедуй жа:
Отчаво зачался у нас белый свет,
Отчаво зачалось со<л>нца красныя,
Отчаво зачался млад-светел месиц <...> ?

[Ответ:]

У нас белый свет от свята духа,
Самаво Христа, царя небесныва
Сонца красныя от лица божъива <...>
Млад-светел месяц от грудей божиих <...>
Ночь темная от волос божиих <...>
Зори утрени от риз божиих <...>
Звезды частыя от очей божиих <...>
Буен ветер от дыхания божьего <...>
Дробен дожжик из слёз божиих <...>

(Собрание народных песен П.В. Киреевского / Записи П.И. Якушкина.
Л.: Наука, 1986. Т. 2. С. 11-12).

В течение тысячелетий в памяти народов – в качестве актуального, вполне "серьезного" знания о мире – сохранялись образное содержание и сама вопросно-ответная форма древнейших космогонических загадок. Ф.И. Буслаев, относя апокрифическую "Беседу трех святителей" и духовные стихи к многочисленным в народной культуре явлениям "двоеверия и полуязычества", указывал, что "еще и теперь [т.е. в 1859 г. – H. M.] кое-где в захолустьях обширной Руси можно встретить грамотного мужичка", который именно из "Беседы" и духовных стихов учится "понимать мир и историю человечества, символически объяснять себе влияние природы и всемирные события, толковать изображения на иконах..." (Буслаев, 1990, 50, 59).

45. Состязания умов: загадки вместо палиц

Если в апокрифах и духовных стихах вопросы и ответы, восходящие к ритуальным загадкам, были формой передачи мифолого-религиозного содержания, то в сказках сакральный смысл загадок забывается. У загадок в сказках есть своя эволюция: это движение от "загадок всерьез" – загадок испытаний и состязаний – до загадок-шуток. Параллельно снижению загадок шло их проникновение в более поздние и простые виды сказок: из древнейших, прежде всего волшебных сказок, загадки перешли в бытовые сказки и народные анекдоты.

В волшебных сказках обмен загадками иногда предваряет, иногда заменяет поединок героев, иногда загадки – это свадебное испытание. Иногда от умения разгадать загадку зависит жизнь. Если в волшебных и вообще "серьезных" сказках загадки – лишь один из элементов сюжета, то поздние и шутливые сказки нередко полностью сводимы к сюжетному развертыванию серии из трех загадок.

В сказках, переходных между волшебными и бытовыми, происходит некоторое снижение загадок, что обычно связано с элементами шутки и розыгрыша. Ср., например, загадки из сказки "Мудрые ответы" – о том, как отставной солдат отгадал царские загадки, а потом научил этим загадкам купцов, взяв с каждого по тысяче рублей (№ 326 в собрании А.Н. Афанасьева, см.: Афанасьев, 1936-1940).

– Высоко ль небо от земли? – Столь высоко, что там стукнет, а здесь не слышно.
– А широка ли земля? – Вон там солнце всходит, а там заходит – столь широка.
– А глубока ли земля ? – Да был у меня дед, умер тому назад с девяносто лет, зарыли в землю, с тех пор домой не бывал.

В глобальности царских вопросов слышны отзвуки космогонического масштаба. Однако в солдатских отгадках всеобщее и вечное измеряется земными и человеческими мерками. Ответы мнимо безыскусны и подчеркнуто личны, это ответы народного балагура и насмешника – в них больше остроумия и игры словом, чем "серьезного" знания. Контраст загадок и отгадок привносит в состязание снижающую и шутливую интонацию. Несомненно, такие вопросы и ответы – это предвестники не только будущих диалогов ученого умника и здравомыслящего хитроватого мужичка в батлейках и вертепах, но и будущих загадок-шуток, народного балагурства в форме загадок.

О дальнейшем снижении загадок в сказках говорит то, что отгадчиками выступают дети: например, в "Мудрой деве" (Афанасьев, № 328) царские загадки отгадывает семилетняя дочь мужика.

46. Загадки-насмешки

Дальнейшее снижение загадки происходит в бытовых сказках, в сказках о животных, народных анекдотах.

Глумливые загадки-шутки при надувательстве – то ли Лисы, то ли солдата на коротком постое – составляют сюжет и само содержание таких сказок.

В сказке "Лиса-повитуха" (Афанасьев, № 9) Лиса тайком съедает мед приютившего ее Волка и при этом свои отлучки на чердак (где припасен мед) объясняет тем, что ее на повой зовут (принимать роды). Каждый раз, когда Лиса возвращается в избу, Волк спрашивает, Что Бог дал? Лиса в первый раз отвечает: Початочек, во второй – Середышек, в последний – Поскребышек.

В сказках, известных под заглавием "Солдатская загадка" (Афанасьев, № 392-394), хозяйка, думая, что солдат не знает про ее гуся в горшке, загадывает ему загадку: А что, служивой, не бывал ли ты в городе Горшанске, не знавал ли там Гагатея Гагатеевича? Солдат, уже успевший тайком подменить гуся лаптем, отвечает: Как не знать! только теперь его там нету: Гагатей Гагатеевич вышел оттудова в город Кошелянск, в село Заплечанское, а на его место в город Горшанск приехал Плетухан Плетуханович, сын Ковырялкин.

Обычно один из персонажей таких сказок не чувствует второго (переносного) плана вопросов и ответов, т.е. не видит самой ситуации загадки. В его диалогах с лукавым персонажем, который не только видит, но и создает оба плана, обычно заключено основное эстетическое и игровое удовольствие таких сказок.

В предельном случае, в качестве полного отрицания былых сакральных функций загадок, появляются непристойные загадки.

Таким образом, основной процесс в истории загадки – это ее десакрализация и затем дальнейшее жанрово-стилистическое "снижение", сопровождавшее распространение загадок "вширь". Росло тематическое разнообразие загадок, менялась их эмоционально-стилистическая окраска: торжественный ритуальный диалог о первоначалах мира превращался в забаву и балагурство, состязание в складности и лихости языка, в красном словце. В конце концов то, что некогда было диалогом жрецов, стало жанром детского фольклора. Однако характерно, что, например, в культуре индоевропейских народов еще долго сохранялась приуроченность загадывания загадок к дням зимнего солнцеворота (к колядам, новому году) – как подспудная память о ритуальном диалоге, призванном возвратить уходящее солнце*.

* Исследователи отмечают также связь между ритуальным обменом загадками и ритуальным же обменом дарами, который также приурочивается к началу года (Елизаренкова, Топоров, 1984, 39); ср. следы этой традиции в обычае рождественских подарков.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>