А. Ф. Лосев. ОЧЕРКИ АНТИЧНОГО СИМВОЛИЗМА И МИФОЛОГИИ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

4. "МЕНОН" (УЧЕНИЕ О СВЯЗИ)

К сущности трансцедентального метода относится как противоположение и расчленение знания и ощущения, так и их синтезирование. На тему о синтезе знания и чувственности мы имеем в "Теэтете" только рассуждение о том, что часть не была бы частью целого, если бы "все" и "целое" не совпадали. Конечно, в таком виде учение о синтезе далеко от точности и трансцедентальной методики. Этот аргумент вполне способен получить и трансцедентальную и даже диалектическую силу. Но в "Теэтете" нет настоящего трансцедентального рассмотрения этой стороны дела. Насколько трансцедентально точно и четко проведено здесь отграничение знания от чувственности, настолько скромно и общо намечен синтез знания и чувственности. Собственно говоря, на тему трансцедентализма высказана только одна общая мысль, что реальное знание есть соединение рассудка и чувственности и что рассудок осмысливает и определяет чувственность. Этого, однако, мало. Расчлененные сферы должны быть объединены; и не только должно быть указано это объединение, но должен быть показан и самый метод и смысл этого объединения. Новую мысль в этом направлении я нахожу в "Меноне".

а) "Менон" – сложнее, чем та диалектическая ступень, на которой мы сейчас стоим, построяя трансцедентальную характеристику знания. Окончательное значение "Менона" выяснится для нас тогда, когда мы примем во внимание центральное для него учение о припоминании. Сейчас же это последнее как раз является для нас второстепенным, ибо вопрос поставлен пока относительно синтеза "знания" и чувственности вне плоскости учения о реальности (поскольку это возможно). В "Меноне" формально тема посвящена природе добродетели. Вполне в сократическом стиле отбрасываются тут сначала неправильные учения об этом предмете, излагать которые, конечно, совсем не входит в нашу задачу и которые достаточно только упомянуть ради получения контекста для интересующего нас места "Менона". Добродетель не есть для мужчины исполнять общественные обязанности и пр., для женщины – хорошо управлять хозяйством и т.д. Нужно определять не отдельные виды добродетели, но добродетель в ее существе, добродетель как род (70а – 73с). Добродетель не есть также уменье управлять людьми, так как иначе дети и рабы не могли бы быть добродетельными, и, кроме того, добродетель здесь была бы основана на справедливости, т.е. на одной из добродетелей (73с – 77а). Добродетель не есть и радость о хорошем и имение к нему способности, ибо можно радоваться хорошему в злой деятельности, можно радоваться правильно и неправильно, разумно и неразумно и т.д. (77а – 79с). В этой отрицательной части "Менона" мы встречаем – многое, что нужно отнести еще к предыдущей, феноменологической ступени платоновской философии. Но здесь было бы неинтересно говорить об этом подробно. Это – вполне "сократическая", т.е. феноменологическая, часть.

b) Итак, частичные, слишком связанные изолированными фактами определения добродетели отброшены. В чем же существо добродетели? Добродетель – некое общее понятие. Всякое общее понятие почерпается не из чувственного опыта, но из "припоминания", о природе которого мы будем говорить ниже. Но это не значит, рассуждает далее Платон, что добродетель есть обязательно знание. Знание – изучимо, добродетель же – неизучима (87 – 96d). "Как смешно утаилось от нас, что у человека под руководством не одного знания совершаются дела справедливые и добрые! Если же не допустим, что кроме знания для этой цели необходимо и другое кое-что, то, может быть, и не уразумеем, каким образом люди делаются добрыми" (96е). Хорошо, конечно, идти в Лариссу дорогою, которую хотя и не знаешь, но о которой имеешь правильное мнение (представление). "Значит, пока он [праведник] имеет правильное мнение о том предмете, о котором у другого есть знание, дотоле, обладая истинным мнением, а не разумностью, будет руководствовать не хуже, чем разумный... Следовательно, истинное мнение – для правильности дела есть руководитель не хуже разумности. Так вот, это-то пропустили мы при исследовании вопроса, какова добродетель. По нашим словам, одна разумность должна была руководствовать к правильной деятельности, а тут нужно и истинное мнение... Поэтому правильное мнение не менее полезно, как и знание. По крайней мере столько полезно... что обладающий знанием всегда может достигнуть цели, а имеющий правильное мнение иногда достигает ее, иногда нет" (97а-с).

с) Вопрос, возникающий тут сам собой, ставится и Платоном: "Когда это так, то я удивляюсь... почему знание ценится гораздо выше правильного мнения и чем одно из них выше другого?" (97d). Платон отвечает на это аналогией с Дедаловыми статуями. "Они, пока не связаны, бегут и убегают, а связанные стоят неподвижно", "Приобресть развязанное произведение Дедала немного значит, равно как и приобресть беглого человека, потому что он не остается на одном; напротив, связанное – дорого; такие произведения и прекрасны. На что же я мечу своими словами? На истинные мнения, ибо и истинные мнения – прекрасное дело и производят все доброе, пока бывают постоянны. Но они не хотят долго оставаться неизменяемыми. Они убегают из человеческой души и потому не ценны, пока кто-нибудь не свяжет их размышлением о причине. А это и есть... припоминание. Когда же истинные мнения бывают связаны, тогда они сперва становятся знаниями, а потом упрочиваются. От этого-то знание и ценнее правильного мнения. Узами-то и различается первое от последнего" (97d-98а). От этого "истинное мнение, управляя совершением каждого дела, управляет не хуже знания", и, "если оно не хуже знания, и в деятельности будет не менее полезно", и "человек, обладающий правильным мнением, не хуже того, который обладает знанием" (98b-с). Добродетель, основываясь на правильном мнении, таким образом, и не дается от природы (как знание), и не получается от обучения [как мнение]. "...Такие люди, каков Фемистокл и подобные ему... управляют городами не посредством какой-нибудь мудрости и не как мудрецы. Поэтому-то им и нельзя было сделать других такими, каковы были сами, так как они сделались такими не через знание... Если же не через знание, то остается доброе мнение, пользуясь которым политики правят городами и в отношении разумности ничем не отличаются от прорицателей и мужей боговдохновенных, потому что и последние говорят много истинного, а не знают того, что говорят... Поэтому не дóлжно ли... этих мужей называть божественными, когда они, делая и говоря что-нибудь независимо от ума, производят много великого? Конечно". Таким образом, "добродетель и не получается от природы, и не приобретается учением, но дается божественным порядком, независимо от ума" (98d – 100а).

d) На первый взгляд все это учение "Менона" о "правильном мнении" ничем не отличается от того же учения в "Теэтете". Там и здесь допускается правильное или истинное мнение в качестве закономерного явления сознания и познания. Однако более пристальное изучение "Менона" показывает, что его тезис диалектически сложнее и позже утверждений "Теэтета". Именно, в "Теэтете" (под) истинным мнением Платон понимал недифференцированную познавательную стихию, которая не могла обосновать себя саму, а нуждалась в особом, уже не "мнительном" акте знания, который бы приобщил ее вообще к познавательной стихии. В "Меноне" же истинное мнение есть закономерное объединение двух совершенно дифференцированных сфер – знания и чувственности, и притом указан метод и смысл этого объединения. Платон показывает, что чувственная образность неизменно течет и меняется, "убегает" и что "знание" "связывает" эту разбегающуюся алогическую множественность, закрепляет ее и делает постоянной. И связывает оно его "рассуждением о причине". Это значит, что рассудок оформляет чувственность причинно, или, говоря вообще, категориально. Под "причиной" не нужно понимать здесь категорию специально причинности. Причина здесь есть вообще оформляющий принцип, определяющая категория. Другими словами, здесь у Платона – учение о связывающих функциях рассудка, о категориальном синтезе рассудка. В "Теэтете" утверждена принципиальная чистота знания от чувственности и наличие наряду с знанием недифференцированной и мутной стихии "мнительных", т.е. в основе чувственных, актов. В "Меноне" 1) постулируются знание и чувственность в их принципиальной чистоте и самопротивоположении (так что не "истинное мнение" оказывается алогической массой, а само по себе "мнение", чистое "мнение") и 2) утверждается синтез этих двух четко противоположенных сфер (так что "истинное мнение" оказывается планомерной и методической конструкцией, синтезирующей эти две сферы), причем синтез происходит путем категориального связывания растекающейся и алогической чувственности.