КУЛЬТУРОЛОГИЯ. XX ВЕК.  ЭНЦИКЛОПЕДИЯ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Э

ЭЛЛЮЛЬ (Ellul) Жак (р. 1912) – франц. социолог и культуролог, юрист по образованию, участвовал в движении Сопротивления во Франции, в последнее десятилетие проф. ун-та г. Бордо. У Э. нет спец. работ, посвященных теории культуры. Сфера его интересов – философия культуры, философия техники, философия политики.

В 60-е гг., анализируя вопросы техники и гос. власти, выступил как социальный критик индустриального об-ва. В книге "Техника", 1962 (в США издана под названием "Технологическое общество"), опираясь на идеи Хайдеггера, рассматривает технику как особый феномен. Э. придает термину "техника" широкий мировоззренч. смысл, подразумевая по ним не только механизмы и машины, но и рациональность опр. типа, толкуемую им как судьба европ. культуры. Он стремится проследить связь техники с рационализмом, абстр. мышлением, совр. знанием.

В ряде последующих работ, напр. "Аутопсии революции", ставит под сомнение прогрессивно-поступат. характер обществ, развития, обличает прогресс во всех его наличных формах. Феномен техники оценивается как самая опасная форма детерминизма. Раскрыв в ряде трудов ("Пропаганда", "Полит, иллюзия") механизм идеол. манипулирования, ввел в теорию культурных процессов понятие "социол. пропаганда", под к-рой подразумевается воздействие на сознание людей через культурный контекст, образ жизни, символику и реальный мир социального окружения.

Привлекая обширный истор. материал, Э. стремится проследить закономерности и особенности массовых движений современности. Он полагает, что все социальные революции, независимо от их характера, пагубны для человечества, приводят к краху иллюзий. Гл. рез-том революции Э. считает укрепление гос-ва и дальнейшее порабощение человека. Он проводит различие между революцией, к-рая связана с идеей прогресса и имеет программу, и бунтом, к-рый лишен истор. перспективы и нередко ставит целью возврат прошлого. Э. полагает, что нужна идея преобразования культуры, сопряженная с революцией, к-рая изменит не социальные, полит, и экон. структуры, а судьбы человека. Однако в совр. об-ве уже невозможны полит. революции. Он провозглашает наступление эпохи бунтов.

Детальное изучение массовых движений 60-х гг. приводит Э. к критике утопии как формы массового сознания. В условиях совр. зап. об-ва произошел распад системы ценностей, поэтому необходимо объявить "крестовый поход" за возрождение утраченных идеалов, за воскрешение ценностей раннебурж. эпохи. Т.о., культурный идеал Э. включает в себя возрождение утраченных форм социального устроения, при к-рых окажется возможным богатое человеч. творчество. История представляет собой набор альтернатив. Ни постулат. развитие человечества, ни всесилие техники сами по себе не могут свидетельствовать о том, что ход истории заведомо однонаправлен, законосообразен. В последних работах Э. вновь возвращается к технике, обосновывает появление "информ. об-ва", эры компьютеризации. Истор. роль буржуазии состоит в том, что она ввела в действие механизм индустриализации. Освобождение пролетариата и достижение "подлинного социализма" возможно без революции, ибо капитализм перестал быть гл. фактором отчуждения человека. Такими факторами в наст. время является централизованное бюрократ. гос-во, превратившееся в автономную и независимую силу и существующую как средство реализации власти и угнетения техн. систему. Контроля над техн. прогрессом можно достичь путем автоматизации производств. процессов и развития информ. систем. Именно в информатике заключена возможность выработки цивилизации, альтернативной по отношению к индустриальной.

Э. – один из видных представителей совр. "христ. гуманизма". Он, как и сторонники филос. персонализма, провозглашает в качестве ведущей идеи мысль о достоинстве и ценности человеч. личности. По мнению Э., христианство постепенно превратилось в чисто спиритуалистич. течение, игнорирующее материальную сторону бытия. Христиане не "живут" своей верой, они ее "ощущают". Хорошо известна разница между т.н. "воскресным христианином" и христианином будней. Но такой образ жизни является одновременно отрицанием и Ветхого Завета, и воплощения в Иисусе Христе божеств. и человеч. начал. Христианство, полагает Э., полностью отреклось от осн. содержания божеств, откровения, извратило его, превратив в религ. спиритуализм и низведя действия христиан до уровня индивидуального обращения в веру.

Соч.: The Technological Society. L., 1965; L'illusion politique. P., 1965; L'ideologie Marxiste chretienne. P., 1979; Changer de revolution. P., 1982.

Лит.: Troude-Chastenet P. Lire Ellul. Bordeaux, 1992.

П. С. Гуревич

ЭНТЕЛЕХИЯ (от греч. – направление, "цель" и "имею", обретаю, т.е. букв. "обретение (себя) через самовоплощение внутри заложенной цели"); законченная (полная) действительность; осуществленность бытия. Одно из самых глубоких филос. прозрений в единую сущность бытия и познания, постепенно приобретающее также первостепенное значение для теории и истории культуры. Э. происходит везде, где материя, физическая или духовная, принимает облик и форму, где потенция становится воплощенной реальностью, а общее обретает индивидуальность, где происходит осуществление или явление идеи, принципа, общего свойства. Э. общих свойств материи выступает там, где они воплощаются конкретно, как, напр., в архитектурном ордере, где сила тяжести и сопротивление ей из заложенных в свойствах материи потенций стали формой; мы воочию постигаем воплощенную в камне силу человеческой воли, поставившей препятствие природному закону тяжести и застывшей в напряжении борьбы с ним, причем постигаем это не только в единичности происходящего, но и как реализованный пластически сам принцип воплощения возможности.

Учение об Э. возникло у Аристотеля, и в истории философии наиболее ярко было развито у Лейбница и Гуссерля. Преодолевая характерное для своего учителя Платона ценностное разделение сущего на идеальные прообразы и несовершенные воплощения, Аристотель рассматривал все реально сущее только как воплотившееся бытие, как обретшее форму и, тем самым, пережившее Э. Э., другими словами, происходит в силу внутренней энергии, заложенной в бытии и понуждающей его к обретению формы ("Метафизика", IX, 2), а, тем самым, – к реализации своей сущности и смысла. В отличие от Аристотеля Лейбниц четко разделяет "душу" и "Э.": последняя для него есть не столько состояние бытия, обретенное в результате воплощения бесформенного (или до-форменного) начала, сколько самостоятельно существующая дискретная реальность (Монадология, 18-19). Последняя по времени интерпретация понятия Э. в рамках значит, филос. системы содержится в корпусе поздних сочинений Гуссерля. Вся история европ. культуры, по Гуссерлю, представляет собой разворачивающуюся во времени Э. открытых в Греции идей и принципов: в духовном смысле Европа есть Э. идеи философии как науки, причем под "Э." Гуссерль понимает бесконечно разворачивающуюся энергию воплощения этой идеи. Э., т.о., есть не только свойство бытия, но и опр. видение бытия, отношение к нему,основанное на интуиции формы как залога осуществленное&trade; бытия и тем самым как ценности. Поэтому с Э. обычно связана некая неполная проясненность, ускользание отлогич. ясности и четкой однозначности, ставящие восприятие этого феномена на грань аналитич. познания и внутр. переживания.

Роль описанного явления в теории и истории культуры, или – Э. культуры, выступает наиболее значительно в двух областях: 1) в том, как преломляются в каждую данную эпоху, в духовном обиходе в целом и в худож. творчестве, в частности, архитектуры коллективного бессознательного; 2) в рецепциях материалов высоких письменных культур в позднейшем истор. развитии, в наследовании инокультурного опыта, вообще и в первую очередь античной классич. традиции в культуре Европы. Исходные положения Э. культуры, приложимые к обоим указанным случаям, обнаруживаются в к. 19 в. в исследованиях А.Н. Веселовского и А.А. Потебни. Конечный вывод их состоял в том, что любой инокультурный опыт усваивается и сохраняется данной культурной средой, только если в силу ее внутр. развития в ней вызрела потребность в усвоении и сохранении именно этого опыта и заложенного в нем содержания: последнее, т.о., становится органич. составной частью усваивающей культуры, конкретизуется в ней и принимает форму, ею обусловленную, т.е. переживает в ней Э. (сам термин учеными 19 в. не употреблялся; Веселовский называл внутр. предрасположенность данной культуры к усвоению инокультурного опыта и к приданию ему соответствующей формы "встречным течением").

Э. архетипов и адаптация их к тому полю культуры, в к-рое они вошли, – один из осн. путей развития, углубления и обогащения культуры, осуществления в ней диалектики стихийного и рац., нац. и мирового. Основы истолкования Э. культуры в данной сфере были заложены в сер. 20 в. Юнгом и Элиаде. Как им удалось выяснить, смутные образы-представления, сложившиеся в архаич. пору в коллективном бессознательном, выходят в культуру, в ней проясняются и рационализуются, в то же время не порывая плодотворной связи с породившей их стихийно-бессознат. сферой. Так, в очень многих мифологиях мира представлен архетип воды как стихийного начала мироздания – то как плодоносящей потенции всякого рождения, возникновения, жизни ("живая вода"), то как губит, хаоса, противостоящего мироустрояющей силе созидания и порядка, к-рая обычно проявляется в деятельности "культурного героя", космократора. В своей двойственности или в одном из указанных обликов архетип воды переживает свою Э. в самых разных культурных системах от темной бездны вод, к-рой открывается творение в Ветхом Завете, до мифологии Петербурга, к-рому постоянно грозит наводнение и гибель в пучине вод (Лермонтов, М.А. Дмитриев, B.C. Печерин), и Медного всадника, чей конь вечно преодолевает крутизну скалы, имеющей силуэт волны, и коварство порождения вод – Змея.

Исходная схема классификации рецепций и характеристика той особой их формы, к-рой является Э., дана Флоренским в его статье "Троице-Сергиева Лавра и Россия" (1921). Различаются три типа рецепций: "поверхностно-случайное подражание", "истор. взаимодействие" и "переклики в самых сокровенных недрах культуры". В этих последних Флоренский и видит "осуществление или явление" гл. идеи той культуры, к-рая наследует истор. инокультурный опыт – ее, как пишет автор, "Э., скажем с Аристотелем". Говоря конкретно о Троице-Сергиевой Лавре, Флоренский описывает Э. сл. образом: "Вжившийся в это сердце России, единственной законной наследницы Византии, а через посредство ее, но также – и непосредственно, – Др. Эллады, вжившийся в это сердце, говорю, здесь, в Лавре, неутомимо пронизывается мыслью о перекликах, в самых сокровенных недрах культуры, того, что он видит перед собой, с эллинской античностью. Не о внешнем, а потому поверхностно-случайном подражании античности идет .речь, даже не об истор. воздействиях, впрочем, бесспорных и многочисленных, а о самом духе культуры".

Кроме способности занимать опр. место в градации форм культурного взаимодействия, Э. культуры присущи еще по крайней мере три свойства.

Первое состоит в том, что культурный импульс, поступающий извне в духовную субстанцию времени и обретающий в ней конкретно-истор. форму, не имеет точно выявленного источника – в отличие от подражания и истор. воздействия, где такой источник есть. Так, неоклассицизм, образующий тонкую субстанцию русского архитектурного, муз. или лит. модерна в первый период его существования, может быть связан, если речь идет о музыке – с опр. тенденциями, выявившимися в рамках романтизма у Франка и постромантизма у Дебюсси, если речь идет о поэзии – с франц. Парнасом. Но вполне очевидно, что существо возникающего явления такого рода генетикой удовлетворительно объяснено быть не может и что оно укоренено несравненно глубже в культуре России и Зап. Европы. Здесь приходится иметь дело, скорее, с "чувством античности", к-рое жило в недрах европ. культуры в течение многих веков и к-рое, сгустившись в умонастроение времени, обретя в нем конкретно-истор. форму, пережило свою очередную Э.

Вторая отличит, черта культурных феноменов, возникающих из Э. более широких и длит. культурных состояний, заключается в том, что они характеризуют мироощущение культурной эпохи в целом, скорее чем данного ограниченного круга или социума. Новое открытие екатеринински-александровско-пушкинского антично-классич. Петербурга в статьях А. Бенуа и книгах Г. Лукомского – и мемуары Е.К. Герцык "Мой Рим"; "Камень" О. Мандельштама – и стилизованно "античные" усадебные постройки И. Фомина; оживление старинной контроверзы "классич. Петербург – православная Москва" и античные ассоциации у сергиево-посадских авторов от Эрна до Флоренского, глубоко различны по типу людей, сферам их общения, происхождению, ориентациям, по принципам формо- и стилеобразования. Тем не менее все перечисленные явления соотнесены с единым настроением в рус. культуре данной эпохи – с реминисцентно-элегической Э. антично-классич. и классицистич. наследия культуры к. 18-нач. 19 в.

Третья особенность, к-рая отличает феномены культуры, возникшие из Э. более широких и как бы разреженных культурных состояний, заключается в том, что эти феномены существуют как Э. лишь в той мере, в какой они, в отличие от "поверхностно-случайных подражаний" и "истор. взаимодействий", полностью усваиваются нац. традицией и становятся ее органич. составной частью. В системе раннего модерна, с его романтизацией былых эпох, элегич. переживанием утонченной и духовно аристократич. рус. старины, с его протестом против бурж. прозаизации жизни, античные мотивы переживают свою Э., получая живой, ясный, актуальный историко-культурный смысл. Так воспринимаются, в частности, хрестоматийные произведения "антикизируюшего модерна" в Москве: особняках Миндовского на углу Мертвого и Староконюшенного переулков, городской усадьбе Второвых за Спасопесковским сквером и мн. др. В худож. и филос. атмосфере, распространившейся во время Первой мир. войны и в годы, непосредственно ей предшествовавшие, когда на первый план вышли такие ценности как рац. ясность, энергия, воля, индустриальная миропреобразующая деятельность, античные реминисценции утрачивают былой смысл и свое качество реальной Э. и становятся "поверхностно-случайным подражанием", приемом и модой. Примером может служить фасад здания Азовско-Донского банка на Б. Морской улице в Петербурге – подлинный каталог приемов античной и антикизирующей архитектуры, не связанный, однако, с каким бы то ни было восприятием античности как актуально переживаемого культурно-истор. содержания.

Э. культуры есть реальное преодоление коренных противоречий, культуре имманентных – между коллективно-бессознат. началом и индивидуальным разумом, мировым и национальным, между истор. традицией и современностью. Противоречия эти в Э., разумеется, не упраздняются, но сталкивающиеся в них силы, нераздельные и неслиянные, предстают в том виде, к-рый соответствует сущности культуры – в рац. и, следовательно, познаваемой форме.

Лит.: Гуссерль Э. Кризис европейского человечества и философия // ВФ. 1986. №3; Якобсон Р. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон Р. Работы по поэтике. М., 1987; Ревзин Г.И. Неоклассицизм в рус. архитектуре нач. XX века. М., 1992; Кнабе Г. С. Понятие энтелехии и история культуры // ВФ. 1993. №5.

Г. С. Кнабе

ЭНТРОПИЯ СОЦИАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ – процесс понижения уровня системно-иерархич. структурированности, сложности и полифункциональности культурного комплекса к.-л. сообщества в целом или отдельных подсистем этого комплекса, т.е. полная или частичная деградация данной локальной культуры как системы. Хотя всякая локальная культура включает в себя и опр. пласт внесистемных явлений ("маргинальных полей" и др. феноменов), ее социально интегрирующее ядро представляет собой сравнительно жестко структурированную и иерархизированную систему ценностных ориентации, форм и норм социальной организации и регуляции, языков и каналов социокультурной коммуникации, комплексов культурных институтов, стратифицированных образов жизни, идеологии, морали и нравственности, церемониальных и ритуальных форм поведения, механизмов социализации и инкультурации личности, нормативных параметров ее социальной и культурной адекватности сооб-ву, приемлемых форм инновативной и творч. деятельности и т.п. Часть элементов этого комплекса складывается конвенционально, на основе практич. опыта социальной жизни людей и передается от поколения к поколению посредством традиций, другая часть – формируется и регулируется с помощью разл. социокультурных ин-тов; однако работают они как единая, весьма сложная, полифункциональная и полисемантич. система.

Э.с.-к. представляет собой нарушение (постепенное "размывание") функциональной целостности и сбалансированности этой системы, ее в опр. смысле дисфункцию, ведущую к понижению возможности эффективного регулирования социальной жизни людей. Наблюдаемые признаки начавшейся Э.с.-к. связаны прежде всего с нарастающими процессами маргинализации населения, выхода все большего числа людей из зоны эффективной регуляции их сознания и поведения средствами доминантной в данном сооб-ве культурной системы и прежде всего – со стороны комплекса ее культурных ин-тов; падением эффективности процедур социализации и инкультурации личности членов сооб-ва средствами воспитания, образования, Церкви, гос. идеологии и пропаганды; деградации подсистемы ценностных ориентаций, традиц. морали, нравственности и т.п.; падением престижности легитимных форм достижения желаемого социального статуса и доступа к социальным благам при одновременном возрастании популярности противозаконных и криминальных методов решения этих задач и пр. Т.о., зона действия исторически сложившихся и закрепленных в культурной традиции и институциональных нормативах социально приемлемых паттернов сознания и поведения людей постепенно сокращается, равно как и процент населения, контролируемый и регулируемый со стороны действующей культурной системы, и одновременно расширяется зона влияния "маргинальных полей" культуры, где управление формами жизнедеятельности людей осуществляется со стороны локальных и столь же маргинальных квазисистем (типа "воровского закона", "хипповой тусовки", ритуалов эзотерич. сект и т.п.). Собственно это и есть Э.с.-к. в ее наиболее "зримом" воплощении.

Причины возникновения процессов Э.с.-к., как правило, связаны либо с резким изменением природных или истор. условий существования сооб-ва (наиболее типичные примеры: вспышки мародерства и бандитизма в зонах стихийных бедствий или военного разорения, возрастание криминальной активности, а также проявлений социальной и нац. нетерпимости среди населения воюющих гос-в), либо с социальными кризисами во внутр. развитии сооб-в (революции, смуты, бунты, резкие изменения в общем строе социальной организации, нормах социального потребления и распределения, деградация существующих и своевременно не модернизированных ин-тов социального управления и т.п.; примеры: кризис Рим. империи 3-5 вв., в России – Смутное время нач. 17 в., революция и гражд. война 1917-20 гг., "перестройка" и "постперестройка" к. 20 в.). Истор. последствия Э.с.-к. могут быть различны: от фактич. дезинтеграции социума, утратившего целостность консолидирующей и мобилизующей его культурной системы (гибель Зап. Рим. империи в 5 в.) до постепенного восстановления регулятивной эффективности прежней системы в ее более или менее традиц. формах (возрождение Руси после татаро-монгольского нашествия в 13-14 вв. или после Смуты нач. 17 в.) или формирование новой системы, основанной на новых консолидирующих ценностях (восстановление Вост. Рим. – Визант. империи на христ. идеол. и феод. социально-экон. основании или восстановление России (СССР) после революции и гражд. войны на основе коммунистич. идеологии и социалистич. форм хоз. практики и социальной регуляции).

Тем не менее Э.с.-к. во всех случаях является серьезнейшим испытанием сооб-ва на прочность и устойчивость его социокультурной системы как универсального механизма социальной интеграции и регуляции.

Лит.: Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры: (Синергетика истор. процесса). М., 1996.

А. Я. Флиер

ЭРИКСОН (Erikson) Эрик Гомбургер (1902-1994) – амер. психолог и психотерапевт, автор одной из первых психол. теорий жизненного цикла, создатель психоистор. модели социального познания. В 30-е гг. посещал в Вене семинары Анны Фрейд, специализировался в области детского психоанализа. С 1933 – член Венского психоаналитич. об-ва и Междунар. психоаналитич. ассоциации. В годы нацизма эмигрировал в США, где работал в качестве консультанта в ряде мед. центров страны, участвовал в полевых исследованиях культурантропологов, преподавал в Беркли, Пеле и Гарварде. В нарушение строгих правил Амер. психол. ассоциации, был принят в ее ряды, не имея формального мед. или психол. образования; многие годы был почетным проф. психологии Гарвард, ун-та.

Психоистор. модель Э. базируется на взаимосвязанных принципах обусловленности бытия человека истор. контекстом, с одной стороны, и действенности психологии личности и психологии эпохи как факторов социальной истории – с др. В основе прочтения Э. теории Фрейда лежит общая для неофрейдизма тенденция к социокультурному переосмыслению классич. психоанализа, смягчению исходной концепции исключительно конфликтного, биологически детерминированного развития личности и стремление предварить кли-нико-терапевтич. работу осмыслением проблемы человека в социальном мире. Под влиянием идей эго-пси-хологии (Г. Гартман), акцентировавшей адаптивные функции психики, и сравнит, культурантропологии (М. Мид), демонстрировавшей культурную специфику и разнообразие биологически заданных форм поведения человека, а также своей клинич. практики в США, где он столкнулся с иным типом пациентов и неврозов, чем в довоенной Европе, Э. приходит к выводу о необходимости включить в теорию Фрейда понятия "социальное окружение" и "истор. момент". Корректированная т.о. теория психоанализа, по мнению Э., может быть использована в качестве междисциплинарного средства социального познания.

Замысел психоистории состоял в исследовании социокультурных параметров истор. эпохи, прежде всего – характерных особенностей ее духовной атмосферы, для понимания феноменов социального и мировоззренч. творчества в форме психобиографий выдающихся деятелей мировой культуры и политики. Психоистория не должна брать на себя функции классич. истор. анализа, ее задача – стать вспомогат. средством социального познания, инструментом, вскрывающим иррационально-психол. подтекст событий прошлого. В отличие от авторов сенсационно-скандальных психоаналитич. биографий, написанных последователями Фрейда в 20-30-е гг., Э. отказался от однозначной редукции фактов мировой истории и культуры к иррациональным импульсам психики гения и особенностям его детского сексуального опыта. Внутриличностные конфликты творч. индивидов – Лютера, Джефферсона, Ганди, Б. Шоу, Горького – рассматриваются в его работах как субъективное выражение социально-психол. проблем их времени и культуры; "травматич. патография" заменяется психол. биографией, где "истор. момент" из внешнего атрибута жизни героя превращается в существ. момент его творчества. Гл. методол. установкой психоистории становится принцип психосоциального соотношения интимно-личностных и социально-истор. коллизий, сферой взаимопроникновения к-рых выступает психол. климат "истор. момента", или психология эпохи.

Э. рассматривает жизненный цикл личности как совокупность восьми сменяющих друг друга стадий роста, из к-рых первые четыре соответствуют классич. фазам становления детской сексуальности по Фрейду. Однако, в отличие от ортодоксального психоанализа, флуктуации либидо играют здесь второстепенную роль. Определяющим фактором развития индивида, наряду с его психосоматич. задатками, выступает общение со "значимыми другими", круг к-рых, расширяясь по мере взросления ребенка, направляет формирование его личности в социально заданное русло. Положив в основу своей психол. концепции биол. принцип эпигенеза (т.е. противостоящее преформизму толкование эмбрионального развития как последовательности новообразований, детерминированных не только биохимич., но и внешними организму факторами), Э. описывает становление личности как поэтапное преодоление нормативных психосоциальных кризисов. Разрешение каждого из них означает приобретение одной из двух противоположных базовых личностных характеристик: доверия/недоверия к миру, свободного волеизъявления/безинициативности, работоспособности/стагнации и т.д., с последующим переосмыслением общей жизненной перспективы. Интериоризация социально одобренных качеств способствует формированию психосоциального тождества личности (ее идентичности) как основы психич. здоровья и признака успешной социальной адаптации. Под идентичностью Э. понимает чувство реальности самости человека внутри социальной реальности, возникающее в рез-те двуединого процесса рефлексии и наблюдения; это – ощущение самотождественности Я в момент восприятия им окружающего мира, представление о своей непрерывности во времени и пространстве (психол. аспект), а также чувство включенности этого Я в нек-рую человеч. общность, тождественность собств. образа мира с присущими этой общности системой ценностей и типом мировосприятия (социальный аспект). В терминах психоистории психосоциальная идентичность конкретизируется как чувство принадлежности эпохе, как гармонич. единство свойственных индивиду представлений, идей и поступков с доминирующим социально-психол. образом человека.

Следуя принципу взаимообусловленности индивидуально-психол. и культурно-истор. параметров бытия, Э. рассматривает духовное содержание социальной эволюции в терминах метаболизма поколений. Процесс истор. развития предстает как "обмен энергией" между накопленной социальной традицией и духовным потенциалом молодежи, обладающей чувством истор. перспективы. С этой т.зр., история предстает как "континуум индивидуальных жизненных циклов", где гл. силой социального обновления выступает психоистор. потенциал молодежи.

Переломные истор. эпохи, когда сужается привычный горизонт бытия и превалируют настроения подавленности, разочарования и страха, Э. называет периодами вакуума идентичности. Душевный вакуум оказывается инобытием духовного вакуума эпохи. Задача психобиографа состоит в том, чтобы соотнести психосоциальные потребности идентичности личности с нуждами идентичности ее истор. времени. Секрет харизмы выдающейся личности состоит в созвучии выдвинутых ею идей социально-психол. потребностям эпохи, к-рые конденсируются в новой идеол. парадигме. Творч. личность оказывается, т.о., связанной со своей эпохой не только на уровне сознания, но и через иррац. структуры духовной жизни об-ва, а ее социальное новаторство, питаясь интеллектуальной традицией, является в то же время оформлением смутных умонастроений эпохи.

Принципы психоистории Э. получили широкое применение в зап. обществоведении 70-80-х гг.

Соч.: Childhood and Society. N.Y., 1950; Gandhi's Truth on the Origins of Militant Nonviolence. N.Y., 1969; Life History and the Historical Moment. N.Y., 1975; Идентичность: юность и кризис. М., 1996; Молодой Лютер. М., 1996; Детство и общество. СПб., 1996.

Е. В. Якимова