С. Чаттерджи, Д. Датта. ВВЕДЕНИЕ В ИНДИЙСКУЮ ФИЛОСОФИЮ | ОГЛАВЛЕHИЕ Часть Пятая ФИЛОСОФИЯ НЬЯЯ I. ВВЕДЕНИЕ Основы

Часть Пятая

ФИЛОСОФИЯ НЬЯЯ

I. ВВЕДЕНИЕ

Основы философии ньяя были заложены великим мудрецом Готамой, который также известен как Гаутама и Акшапада. Поэтому ньяя называется также системой Акшапады. Эта философия рассматривает главным образом условия правильного мышления и средства познания реальности. Так как ее изучение весьма полезно для развития способностей логического и критического мышления, философия ньяя известна также под названием "Ньяявидья", "Таркашастра" (то есть наука о мышлении) и "Анвикшики" (то есть наука о критическом изучении).

Но логические проблемы – проблемы методов и условий истинного познания, или канонов логической критики, – это не единственная и конечная цель философии ньяя. Как и другие системы индийской философии, конечной целью человеческой жизни она считает освобождение, которое означает абсолютное прекращение всяких мук и страданий. Именно для достижения этой конечной цели мы и нуждаемся в философии – для познания реальности, в логике – для определения условий и методов истинного познания. Поэтому можно сказать, что ньяя, как и другие системы индийской философии, – это философия жизни, хотя она и посвящена главным образом проблемам логики и теории познания.

Первое произведение философии ньяя – это "Ньяя-сутра" Готамы. Она подразделяется на пять книг, по две главы каждая. "Ньяя-бхашья" Ватсьяяны, "Ньяя-варттика" Уддьйотакары, "Ньяя-варттика-татпарья-тика" Вачаспати, "Ньяя-варттика-татпарья-паришудди" и "Кусуманджали" Удаяны, "Ньяя-манджари" Джаянты и другие работы философов системы ньяя объясняют и развивают идеи, содержащиеся в сутрах "Ньяя-сутры", а также защищают их против нападок со стороны враждебных критиков. Таким образом, древняя философская школа ньяя (прачина-ньяя) является развитием философских сутр Готамы в процессе нападок, контрнападок и защиты своих идей наяйиками от их суровых критиков.

Современная философская школа ньяя (навья-ньяя) ведет свое начало от составившей эпоху работы Гангеши*³² "Таттва-чинтамани". Возникнув в Митхиле*³³, это направление школы ньяя стало впоследствии гордостью Бенгалии и ее центра Навадвины, где изучалась и преподавалась эта философия. Основное внимание она уделяет логическим сторонам философии ньяя и развивает ее теорию познания как формальную логику отношений между понятиями, терминами и суждениями. С появлением современной школы ньяя древняя ее школа в известной мере утратила свою популярность. Позднее, в результате сочетания, синтеза систем ньяя и вайшешика, появляется синкретическая школа ньяя-вайшешика.

Для удобства изучения философию ньяя можно разделить на четыре части: теория познания, теория физического мира, теория индивидуального я и его освобождения и теология. Однако следует отметить, что сама по себе система ньяя представляет разработку следующих шестнадцати философских проблем (падартха)¹: прамана, прамея, саншая, прайоджана, дриштанта, сиддханта, аваява, тарка, нирная, вада, джалпа, витанда, хетвабхаса, чхала, джати, ниграхастхана. Здесь нужно дать следующее объяснение этих проблем:

Прамана есть путь всякого истинного познания. Этот путь дает нам истинное и только истинное знание. Таким образом, прамана включает в себя все источники и методы познания. Из всех философских проблем прамана является самой важной, и поэтому в следующем разделе она будет рассмотрена нами более полно.

Прамея буквально означает нечто познаваемое, или объект правильного познания, то есть реальность. Объектами такого познания, согласно ньяйе, являются: я (агама); тело (шарира), в котором происходит органическая деятельность, имеются ощущения и чувства удовольствия и боли; ощущения (индрия) – обоняние, вкус, зрение, осязание и слух; их объекты (артха), то есть ощущаемые качества запаха, вкуса, цвета, осязаемости и звука; познавательная способность (буддхи), тождественная познанию (джняна) и пониманию (упалабдхи); ум (манас), являющийся внутренним чувством, состоящим из внутренних восприятий удовольствия, боли и т.п. и ограничивающий нашу познавательную способность некоторой единицей в каждый данный момент времени, – ум, подобный атому, единый в каждом теле; деятельность (правритти), которая может быть хорошей или плохой, бывает трех родов – разговорной, умственной и телесной; умственные недостатки (доша), как, например, привязанность (рага), ненависть (двеша) и безумное пристрастие (моха) к кому-либо или чему-либо, являющиеся основой наших хороших или дурных действий; повторное рождение после смерти (претья-бхава), вызываемое нашими хорошими или плохими поступками; переживания удовольствия и боли (пхала) как результат действий, вытекающих из умственных недостатков; страдание (духкха), которое, как тяжелое и болезненное переживание, известно каждому; освобождение, или свобода от страданий (апаварга), означающее абсолютное прекращение всех страданий без какой бы то ни было возможности их повторения².

Этот перечень объектов правильного познания не исчерпывает, конечно, всей реальности. В нем упомянуты, как указывает Ватсьяяна³, только те объекты, познание которых имеет значение для освобождения.

Саншая (сомнение) – состояние неопределенности. Это колебания ума между различными противоречащими друг другу взглядами на один и тот же объект. Сомнение возникает тогда, когда один и тот же объект рассматривается с различных, взаимоисключающих точек зрения и нет никакого определенно осознанного, отличительного признака, чтобы решить, какая из них правильна. Сомнение может возникнуть при виде какой-нибудь фигуры на большом расстоянии. В таком случае спрашивают: "Это статуя или столб?" Но, не имея возможности различить характерный признак ни того, ни другого, не могут определенно решить, чем в действительности является эта фигура. Сомнение не является ни определенным знанием, ни просто отсутствием знания, ни ошибкой. Сомнение есть положительное состояние сознания взаимоисключающих признаков одной и той же вещи в одно и то же время⁴.

Прайоджана (цель, которая имеется в виду) есть цель, ради которой или чтобы избежать которую совершается действие. Свои действия мы направляем либо на достижение желаемых, либо на устранение нежелательных нам целей. Оба эти вида целей составляют направление наших действий и поэтому включаются в состав прайоджаны.

Дриштанта (пример) означает бесспорный факт, иллюстрирующий общее правило. Он является весьма полезным и необходимым элементом любого спора и размышления и должен быть таким, чтобы обе спорящие стороны могли принять его без возражений и расхождений во мнении. Так, если кто-либо доказывает, что в определенном месте должен быть огонь, потому что там появляется дым, то в качестве примера (дриштанта) может быть указан кухонный очаг, ибо мы все согласимся, что появление в очаге дыма обязательно связано с наличием там огня.

Сиддханта (догма) – это то, что мыслится и признается истиной в философской системе, или школе. Если мысль, что какая-то вещь существует и что она есть именно такая-то вещь, признается истинной в данной системе, то такая мысль будет догмой этой системы, например догма ньяйи о том, что душа есть субстанция, сознание которой является отделимым атрибутом.

Аваява (член силлогизма) есть любое из пяти требующихся для силлогистического вывода суждений, необходимых для доказательства или обоснования некой догмы. Такое суждение может быть одной из посылок силлогизма или его выводом, но не может стать предложением, которое не являлось бы частью какого-либо силлогизма. Аваявы, или составные части силлогизма, полнее будут объяснены в этой же части, в разделе "Вывод".

Тарка (гипотетический аргумент) есть косвенный способ обоснования какого-нибудь заключения посредством обнаружения абсурдности в противоположном ему заключении. Тарка – это форма предположения (уха), помогающего достичь достоверного познания. Более полное объяснение тарки будет дано ниже.

Нирная – это определенное знание о чем-либо, достижимое средствами любого плодотворного метода познания. Познание обычно начинается с сомнения и требует рассматривать все аргументы за и против того или иного взгляда или доктрины. Но познание не всегда бывает обусловлено сомнением исследователя, который хочет удостовериться в истинности чего-либо. Так что можно сказать, что нирная – это утверждение истины о чем-либо посредством любого признанного метода или источника познания.

Вада – это дискуссия, ведущаяся по всем правилам логики и ставящая своей целью исключительно отыскание истины в рассматриваемом вопросе. В этой дискуссии как сторонник (вади) данного положения, так и его противник (пративади) стремятся отстоять свою точку зрения и опровергнуть точку зрения оппонента, но оба стремятся прийти к истине. Это очень хорошо иллюстрируется философской дискуссией учителя с учеником, когда и тот и другой являются искренними сторонниками истины.

Джалпа – это такой спор, в котором каждая сторона прилагает все усилия для своей победы, но не делает честных попыток прийти к истине. Здесь мы увидим все остальные свойства дискуссии, но только не стремление к истине. В таком споре стороны ставят своей задачей победить противника во что бы то ни стало и поэтому совершенно сознательно используют даже недостоверные доводы и аргументы. Подобными приемами пользуются иногда адвокаты.

Витанда – такой спор, в котором оппонент, сам ничего положительного не утверждая, пытается опровергнуть выдвинутые положения. Если в споре джалпа каждая сторона так или иначе утверждает свою точку зрения и отвергает другую, пытаясь одержать победу над ней, то в витанде каждая из сторон пытается выиграть спор, просто отвергая доводы другой стороны. Иными словами, обе стороны находятся в равных условиях. Так что витанда является, так сказать, некоторой разновидностью софистики, характеризующейся тем, что оппонент занимается только разрушительной критикой выдвинутых взглядов. Это бывает тогда, когда ругают адвоката истца за то, что в его защите нет доказательств по существу дела.

Хетвабхаса – буквально означает хету, то есть причину, которая кажется, но в действительности не является достоверной причиной. Так называют обычно ошибки в логическом выводе. Подробнее они будут рассмотрены нами ниже в связи с теорией вывода.

Чхала – является своего рода нечестным ответом, которым пытаются опровергнуть утверждение, придав ему не тот смысл, какой подразумевался. Это сомнительное изобретение для преодоления трудностей с помощью софистики. Таким образом, когда оппонент не в состоянии честно и правильно опровергнуть аргумент своего противника, он может вложить в его доводы совершенно другой смысл и объявить их ложными. Например, один человек говорит: "У мальчика есть новое одеяло" (нава-камбала), а другой нечестно возражает ему: "У него нет девяти одеял" (нава-камбала)⁵ В данном случае используется чхала.

Джати употребляется здесь в техническом смысле, означающем уклончивый и изворотливый ответ на какой-либо довод. Джати – это обоснование бессодержательного аргумента посредством указания на то или иное сходство или различие двух вещей для опровержения правильного аргумента. Так, если выдвигается положение: "Звук не вечен, потому что он, подобно горшку, чем-то порожден", и на него следует возражение: "Звук должен быть вечным, потому что он, как и небо, бестелесный", – то возражение такого рода и есть джати, то есть пустой аргумент, ибо здесь нет необходимой, общей связи бестелесного с вечным. Отсутствие такой связи наблюдается и во многих других случаях, со многими другими объектами, как, например, не связаны удовольствие и боль.

Ниграхастхана буквально означает почву, основу поражения в споре. Существуют две первоосновы поражения в споре: недоразумение (неправильное понимание) и недостаточное понимание. Если одна из спорящих сторон неправильно или недостаточно понимает свое собственное утверждение или утверждение другой стороны и то, что ими подразумевается, то она вынуждена признать свое поражение. Следовательно, одна из спорящих сторон терпит поражение в том случае, когда она подменяет первоначальное значение, или основание аргумента, и прибегает к ошибочному аргументу или еще к чему-нибудь в этом же роде.

Философия ньяя представляет собой систему логического реализма. В философии реализм означает теорию (доктрину), согласно которой существование вещей, объектов внешнего мира не зависит от всякого познания, от отношения к уму. Существование идей и образов, удовольствия и боли зависит от некоторого ума. Эти чувства не могут существовать без испытывающего их ума. Но существование столов и стульев, растений и животных не зависит от наших умов. Они существуют и будут существовать независимо от того, знаем мы их или нет.

Реализм есть философская теория, согласно которой существование всех вещей, объектов мира совершенно независимо от всяких умов смертных и бессмертных, человеческих или божественных. Идеализм же, наоборот, утверждает, что вещи, объекты могут существовать лишь постольку, поскольку они связаны с некоторым умом. Идеалисты считают, что, подобно тому как чувства и сознание существуют лишь постольку, поскольку они имеются в некотором уме, так и объекты мира существуют лишь постольку, поскольку они действительно воспринимаются или, по крайней мере, мыслятся нами или богом. Отсюда можно видеть, что ньяя представляет собой реалистическую философию, так как она утверждает, что объекты внешнего мира существуют независимо, помимо всякого познания или опыта.

В философии ньяя этот реалистический взгляд на мир основывается не на вере или религиозных чувствах, интуиции Или свидетельстве священного писания, а на логике и критическом мышлении. В соответствии с этим наяйики считают, что наивысшая цель жизни, то есть освобождение, может быть достигнута только через правильное познание реальности. Но истинное познание реальности предполагает понимание того, что такое познание, каковы его источники, чем отличается истинное познание от ложного и т.д. Иными словами, теория реальности, метафизика, предполагает теорию познания. Следовательно, реализм философии ньяя опирается на теорию познания, являющуюся логической основой всякой философии.

II. ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ НЬЯЙИ

Реализм ньяйи опирается на теорию познания, согласно которой имеется четыре различных самостоятельных источника истинного познания: пратьякша – восприятие, анумана – вывод, упамана – сравнение и шабда – свидетельство. Ниже мы объясним каждый из них в отдельности. Но прежде чем перейти к источникам действительного познания (праманам), необходимо уточнить, что такое познание вообще, какие существуют виды познания и чем истинное познание отличается от ложного.

1. Определение и классификация познания⁶

Познание, или познавательная способность (джняна, или буддхи), – это обнаружение объектов. Подобно тому как лампа освещает, делает видимыми физические вещи, познание обнаруживает объекты, находящиеся перед ним. Познание бывает двух видов: достоверное познание (прама, или прамити), которое подразделяется на восприятие, вывод, сравнение и свидетельство; и недостоверное познание (апрама), которое включает память (смрити), сомнение (саншая), ошибку (брахма, или випарьяя) и гипотетический аргумент (тарка).

Истинное, достоверное познание есть определенное, то есть несомненное (асандигдха), и верное, то есть безошибочное (ятхартха), представление (анубхава) объекта. Мое зрительное восприятие стоящего передо мной стола есть истинное знание, потому что в этом случае стол представляется мне именно таким, каков он есть в действительности, и я уверен в истинности моего познания.

Память же не является достоверным источником познания, потому что вспоминаемый объект, поскольку он взят из прошлого, непосредственно не присутствует в ней, а только представляется или вспоминается умом⁷. Сомнительное знание не может считаться достоверным, потому что это неопределенное познание. Ошибка – действительно несомненное знание, и к тому же мы можем ее представить, но она не истинна по отношению к природе своего объекта. Иногда в сумерках мы принимаем веревку за змею, и в тот момент мы не сомневаемся в реальности того, что видим. Тем не менее данное восприятие ошибочно, потому, что оно не дает истинного знания объекта (ятхартха-анубхава). Тарка не может считаться прамой, достоверным познанием, поскольку оно не дает нам знания объектов. Тарка представляет следующий тип суждения: смотря в окно своей комнаты, вы замечаете клубы дыма, подымающегося из отдаленного дома, и говорите, что дом горит. Ваш друг возражает вам и утверждает, что там нет огня. Тогда вы говорите: если в доме нет огня, то там не может быть и дыма. Этот аргумент, начинающийся с "если" и раскрывающий абсурдность позиций вашего друга, а тем самым косвенно оправдывающий вашу собственную позицию, и есть тарка. Это не есть прама, то есть не является достоверным познанием, потому что подобного рода рассуждение не приводит к познанию огня, а лишь подтверждает ваш предыдущий вывод о наличии огня из факта наблюдения дыма. То, что огонь есть, вы узнали посредством умозаключения. А утверждение, что если нет огня, то не может быть и дыма, не означает познания огня как реального факта ни посредством восприятия, ни с помощью логического вывода.

Далее встает вопрос: чем истинное познание отличается от ложного? Познание истинно тогда, когда оно соответствует природе своего объекта; в противном же случае оно ложно. Ваше знание о розе, как о предмете, имеющем красный цвет, истинно в том случае, если роза действительно красная, как это вы справедливо и утверждали (тадвати тат-пракарака). И наоборот, восприятие Солнца, как чего-то движущегося, неверно, поскольку реально движется Земля, а не Солнце, которое остается относительно неподвижным, стационарным (мад-абхававати тат-пракарака).

Но затем могут спросить: как вы узнаете, что первое познание истинно, а второе – ложно? Точнее: как установить истинность или ложность познания? Наяйики (а также вайшешики, джайнисты и буддисты) объясняют это следующим образом. Предположим, вы хотите положить немного больше сахара в чай. Вы берете чайную ложку сахару из находящейся перед вами сахарницы и опускаете его в чай. Теперь чай на вкус слаще, чем раньше, и вы знаете, что ваше прежнее восприятие сахара было правильным. Иногда, впрочем, бывает, что в поисках сахара вы находите некоторое белое порошкообразное вещество и пробуете его, думая, что это сахар. Но, к своему крайнему изумлению и огорчению, вы находите, что это не сахар, а соль. Отсюда вы видите, что истинность или ложность познания определяется соответствием или несоответствием познанного фактам.

С другой стороны, критерием истинности или ложности познания является успешное или безуспешное достижение нами поставленной перед собой цели (правритти-самартхья, или правритти-висамвада). Истинное познание позволяет с успехом достигнуть этой цели, тогда как ложное приводит к неудачам и разочарованию⁸.

2. Восприятие

В западной логике проблема восприятия как источника познания не была исследована надлежащим образом. Причиной этого, вероятно, послужило следующее. Мы обычно считаем, что восприятие должно быть истинным. Как правило, никто не оспаривает истинности того, что воспринимается чувствами. Таким образом, считается, что нет необходимости подвергать проверке достоверность восприятия или определять условия восприятия как источника достоверного познания. В этом отношении индийские мыслители являются более критиками, чем догматиками, и подвергают восприятие почти такому же всестороннему исследованию, как западные логики – умозаключение.

а) Определение восприятия

В логике восприятие рассматривается как форма истинного познания. В этом смысле некоторые наяйики определяют восприятие как познание, порождаемое контактом чувств с объектами и являющееся истинным и безошибочным⁹. Восприятие стоящего передо мной стола определяется контактом моих глаз со столом, и тем самым я устанавливаю, что данный объект есть стол. Восприятие отдаленной фигуры человека или столба вызывает сомнение, неопределенное знание и, следовательно, не является истинным. Воображаемое восприятие змеи вместо куска веревки определенно, но ложно и, следовательно, не является достоверным восприятием.

Обычно мы определяем восприятие как знание, получаемое посредством возбуждения наших органов чувств воспринимаемым объектом. Это определение принято многими как индийскими, так и западными системами философии.

Однако мыслители ньяйи, веданты и некоторых других индийских философских школ отвергают такое определение восприятия на том основании, что оно может иметь место и без контакта чувства с объектом. Мы говорим, что бог воспринимает все вещи, но ведь он не имеет никаких чувств. Когда же я вижу змею вместо веревки, то в действительности нет никакой змеи, которая бы воздействовала на мои глаза. Психические состояния, как, например, приятные и неприятные переживания, осознаются (или воспринимаются) нами непосредственно, без помощи каких-либо органов чувств. Все это показывает, что контакт между чувством и объектом не является общеобязательным и поэтому не имеет для восприятий решающего значения. Действительно, общеобязательным для всех восприятий является чувство непосредственности, немедленности даваемого ими познания. Мы говорим, что воспринимаем объект в том случае, когда мы познаем его непосредственно, без помощи предыдущего опыта или какого-либо процесса мышления (джняна-каранака). Если в полдень вы посмотрите вверх, то увидите солнце непосредственно, без помощи умозаключения или рассуждения. В этом случае нет ни необходимости, ни времени, чтобы вы могли подумать или порассуждать до того, как солнце будет воспринято. Поэтому некоторые индийские логики предлагают определять восприятие как непосредственное познание (сакшат пратити), хотя они и признают, что восприятие почти во всех случаях обусловлено контактом чувства с объектом¹⁰.

б) Классификация восприятий¹¹

Имеются различные способы классификации восприятий.

Во-первых, их можно разделить на обычные (лаукика) и необычные (алаукика) восприятия. Это различие проводится в зависимости от способа соприкосновения чувств с их объектами. Восприятие называется лаукика тогда, когда имеется обычный контакт чувства с объектом. В восприятии алаукика, однако, объект таков, что он предстает перед чувством не обычно, но через особого посредника.

Обычное восприятие бывает двух видов: внешнее (бахья) и внутреннее (манаса). Первое относится к внешним чувствам зрения, слуха, осязания, вкуса и обоняния. Внутреннее же возникает благодаря контакту ума с психическими состояниями и процессами. Таким образом, имеется шесть видов лаукика, или обычных восприятий: зрительные (чакчуша), слуховые (шраутра), осязательные (старшана), вкусовые (расана), обонятельные (гхранаджа) и внутренние, или умственные (манаса), восприятия. Алаукика, или необычные восприятия, бывают трех видов: саманья-лакшана, джняна-лакшана и йогаджа.

Согласно учению наяйиков (а также систем вайшешика, миманса и джайнизма), имеется шесть органов познания. Из них пять органов внешних и один – внутренний. К внешним чувствам относятся: органы обоняния (гхрана), вкуса (расана), зрения (чакшус), осязания (твак) и слуха (шротра). Они воспринимают соответственно физические качества запаха, вкуса, цвета и т.д. По своей природе внешние чувства являются физическими, и каждое из них образуется теми же элементами, качества которых им воспринимаются. Это подтверждается и тем, что во многих случаях мы пользуемся одним и тем же словом как для органа чувств, так и для воспринимаемого им физического качества. Это, вероятно, основано на том принципе, что только подобное может воспринимать подобное. Манас (ум) есть внутренний орган, который воспринимает такие состояния души, как желание (иччха), отвращение (двеша), стремление, или волевой акт (праятна), удовольствие (сукха), боль (духкха) и познание. Манас не состоит из материальных элементов (бхут), как и внешние чувства. Он не сводится также к познанию какого-либо отдельного класса вещей или качеств, но действует как центральный координирующий орган всякого познания. Философы вайшешики, санкхьи, мимансы и др. разделяют это определение наяйиками ума-манаса как "внутреннего чувства" (антар-индрия). Однако некоторые ведантисты критикуют и отвергают такое понимание ума.

в) Необычное восприятие¹²

Необычное восприятие бывает трех видов. Первый вид называется саманья-лакшана – восприятие классов. Когда мы говорим: "Все люди смертны", – мы знаем, что качество смертности истинно по отношению ко всем людям.

Это означает, что качество смертности истинно не только по отношению к тому или иному человеку или ко всем умершим людям, но вообще присуще всем людям прошлого, настоящего и будущего. Иными словами, это означает, что смертность присуща всему классу людей. Но возникает вопрос: как же мы узнаем обо всем классе людей? Мы не можем узнать этого посредством обычного восприятия, поскольку все люди физически не могут предстать перед нашими чувствами. И, тем не менее, мы должны каким-то образом узнать именно обо всех людях. Наяйики объясняют это знание всего класса необычным восприятием, благодаря которому класс людей представляется через сущность класса или общее понятие – "человеческое". Когда я воспринимаю человека как человека, я воспринимаю в нем человеческое, иначе я не могу непосредственно признать в нем человека. Именно это непосредственное знание или восприятие "человеческого" и есть то опосредствование, при помощи которого я воспринимаю всех людей, или класс людей. Воспринимать человеческое – значит воспринимать всех людей, поскольку они имеют общее – "человеческое"" короче, воспринимать человеческое – значит воспринимать всех людей как индивидов с присущим им общим – "человеческим". Это восприятие класса людей посредством восприятия общего (саманья) называется восприятием саманья-лакшана и – ввиду его очевидного отличия от наших обычных восприятий – также необычным восприятием (алаукика).

Второй вид необычного восприятия называется джняна-лакшана – осложненное восприятие. Мы часто пользуемся такими выражениями, как: "лед выглядит холодным", "камень выглядит твердым", "трава выглядит мягкой" и т.д. Это значит, что холодность льда, твердость камня, мягкость пышной травы воспринимаются нами как бы зрительно. Но возникает вопрос: каким образом глаза воспринимают такие качества, как холодность, твердость или мягкость, которые могут восприниматься только чувством осязания?

Западные психологи – Бунд, Уорд и Стаут – объясняют такого рода восприятия "осложнением" процесса, посредством которого ощущения или восприятия различных чувств настолько тесно переплетаются, что становятся неотъемлемыми частями единого восприятия. Подобным же образом, когда человек, видя какой-нибудь предмет, говорит: "Я вижу кусок ароматного сандалового дерева", – то он воспринимает аромат с помощью своих глаз.

Как можно объяснить это зрительное восприятие аромата, которое ощущается обычно только посредством чувства обоняния? Наяйики говорят, что наше прошлое обонятельное восприятие аромата тесно связано со зрительным восприятием сандалового дерева, поскольку всякий раз, ощущая его запах, мы видим его цвет; и, если это происходило не в темной комнате, данное зрительное восприятие аромата возникает одновременно с восприятием его цвета. Такое восприятие аромата, связанное с прошлым знанием запаха (саурабха-джняна), называется восприятием джняна-лакшана. Оно также является необычным в том смысле, что возникает с помощью такого органа чувств, который обычно неспособен воспринимать аромат. Точно так же наяйики объясняли иллюзию (например, видимость змеи вместо веревки), рассматривая ее как случай восприятия джняна-лакшана.

Третий вид необычного восприятия называется йогаджа. Это интуитивное восприятие всех объектов – прошлых и будущих, скрытых и бесконечно малых, восприятие, которым обладают те, кто наделен некоторой сверхъестественной силой, возникающей в уме в результате глубокого размышления (йога-абхьяса). У достигших духовного совершенства (юкта) такое интуитивное познание всех объектов постоянно и самопроизвольно. Для тех же, кто находится на пути к совершенству (юнджана), требуется как вспомогательное условие помощь в форме сосредоточения.

Реальность восприятия йогаджа в индийской философии обычно признается на основании авторитета священного писания (шрути*³⁴ и т.п.). Следует также отметить, что ведантисты¹³, резко выступая против теории наяйиков о восприятии саманья-лакшана и джняна-лакшана, не отвергают идею йога-пратьякша из уважения к текстам священного писания.

г) Три способа восприятия¹⁴

По другой классификации обычное восприятие бывает двух видов: нирвикальпака (неопределенное) и савикальпака (определенное). Здесь принцип классификации имеет более или менее развитый характер знания, основанного на восприятии. К этим двум видам можно добавить пратьябхиджня (узнавание). Исходя из природы восприятия, наяйики различают три способа обычного восприятия. Необычное восприятие всегда определенно, ибо оно представляет собой ясное и отчетливое знание.

Нирвикальпака – неопределенное восприятие – это знание объекта как существующей вещи без сколько-нибудь отчетливого представления о ней и ее характеристики как вещи того или иного рода. Предположим, вы смотрите на апельсин, лежащий на другом конце стола. Непосредственно после первого взгляда, то есть первого контакта между вашими глазами и объектом, вы замечаете нечто: его цвет, форму и т.п. вместе с его общим характером, называемым "апельсинностью". Но при первом взгляде вы не думаете об апельсине как желтом или круглом или как об апельсине.

Итак, может иметь место простое восприятие объекта и его специфических и родовых качеств без суждения о нем, как о вещи того или иного вида. Предположим, что в день сдачи первого экзамена вы вошли в ванную, поглощенный мыслью о возможных вопросах и ответах. Вполне правдоподобно, что вы можете искупаться, ни разу не подумав о воде, которой вы пользовались, именно как о воде. И все же нельзя сказать, что вы не воспринимали воду, но без самого реального восприятия воды ваше купание не может быть объяснено. Такое восприятие воды и ее свойств без какой-либо мысли или суждения о воде как воде – жидкой, холодной и т.д. – является восприятием нирвикальпака: неопределенным восприятием воды.

Восприятие под названием савикальпака есть знание объекта как обладающего некоторыми свойствами. В то время как нирвикальпака есть знание существования вещи как таковой, савикальпака, можно сказать, является познанием ее природы. Так, например, если, глядя на апельсин, я высказываю про себя суждение: "Это апельсин", – то я не только узнаю о существовании апельсина как такового, но также отчетливо понимаю, что именно существует. Здесь существующий факт "это" становится субъектом данного суждения, и "апельсинность" относится к нему как предикат. Итак, мы можем сказать, что нирвикальпака является простым представлением объекта, а савикальпака – предикативным суждением о том же объекте. Не может быть восприятия савикальпака без предшествующего ему восприятия нирвикальпака. Если нам предварительно не известно, существует ли данный объект, мы не можем и узнать, какого рода этот объект. Если я прежде не воспринимал воду как нечто существующее в пруде, я не смогу и познать ее как воду, то есть как субстанцию, наделенную некоторыми определенными атрибутами.

Пратьябхиджня буквально переводится как узнавание (re-cognition)*³⁵ некоторого объекта, то есть знание этого объекта как чего-то такого, что уже было познано раньше. Этот вид познания показывает, что познанная в данный момент вещь является той же самой, какой мы ее знали раньше, как в том случае, когда мы говорим: "Это, должно быть, тот же самый человек, который столкнул меня вчера с трамвая".

Следует отметить, что не во всех системах индийской философии были признаны, а если и признаны, то не в одинаковой степени различия между восприятиями нирвикальпака, савикальпака и пратьябхиджня. Если в целом оно разделялось системами вайшешика, санкхья и миманса (со взглядами ньяйи мы уже познакомились), то буддийская и адвайта-ведантийская системы отвергают такое деление, придерживаясь совершенно иных взглядов.

3. Вывод

а) Определение вывода

За восприятием следует анумана – вывод. Анумана (ану – после, мана – знание) буквально означает такое знание (или познание), которое следует за некоторым другим видом познания. Возьмем следующий пример: "Холм огненный потому, что он дымится, а все, что дымится, – огненно". И далее: "Девадатта смертен потому, что он человек, а все люди смертны". В первом случае мы переходим от восприятия дыма на холме к познанию наличия на нем огня на основе того, что мы раньше знали о неизменной связи между дымом и огнем. Во втором случае мы узнаем о смертности невоспринимаемого теперь Девадатты из его принадлежности к человеческому роду. Таким образом, мы видим, что вывод представляет собой такой процесс мышления, при котором мы переходим от восприятия (apprehension) некоторого признака (линга) к чему-то другому благодаря наличию отношения неизменного сосуществования (вьяпти) данного признака с этим другим. Д-р Б.Н.Сил указывает: "Анумана (вывод) – это процесс установления – не восприятием, или непосредственным наблюдением, а с помощью инструментального или посредствующего признака, – того факта, что вещь обладает определенным свойством"¹⁵.

б) Составные части вывода¹⁶

Из определения вывода, по-видимому, следует, что он должен состоять из трех терминов и, по крайней мере, из трех посылок. В выводе мы познаем некоторое свойство вещи через известный нам ее признак и неизменную связь этого признака с искомым свойством. Так, в приведенном выше выводе мы узнаем о наличии невоспринятого на холме огня через восприятие дыма и известную нам неизменную связь дыма с огнем. В данном случае имеется, во-первых, знание, или восприятие, дыма как признака холма, затем вспоминается отношение неизменного сосуществования дыма и огня, наблюдавшееся в прошлом; далее результатом нашего познания является вывод о наличии невоспринятого огня на холме.

В структуре этого вывода холм есть пакша (меньший термин), поскольку он является предметом рассмотрения данного вывода. Огонь есть садхья (больший термин) – то, что мы хотим доказать или установить в отношении к холму посредством этого вывода. Дым есть линга – средний термин, так как он является признаком, или знаком, указывающим на присутствие огня; он называется также хету, или садхана, то есть причиной основанием) вывода. Таким образом, три термина: пакша садхья и хету, из которых состоит вывод в индийской логике, соответствуют меньшему, большему и среднему терминам силлогизма западной логики. Пакша – субъект, который мы рассматривали в любом выводе. Садхья – это объект, то, что мы хотим познать в пакше, точнее, садхья – это искомое свойство пакши. Хету – это причина связи садхьи с пакшей; на основе хету мы узнаем отношение садхьи к пакше (то есть большего термина к меньшему. – Ред.).

Первой ступенью вывода является восприятие дыма (хету) на холме (пакша); второй ступенью – воспоминание о неразрывной связи дыма и огня (хету и садхьи) ; и, наконец, мы узнаем о том, как огонь (садхья) относится к холму (пакше). Но как логическая формула, как словесное выражение первая ступень вывода есть утверждение садхьи (то есть большего термина) относительно пакши (меньшего), например "холм огненный (горит)". Вторая ступень – подтверждение пакши через хету (средний термин): "потому, что холм дымится". Третья ступень – утверждение, что хету неразрывно связан с садхьей. Например, "все, что дымится, – огненно, так же как в кухонном очаге". Следовательно, в выводе мы должны иметь, по крайней мере, три категорических – утвердительных или отрицательных – суждения. Первое суждение соответствует выводу силлогизма, второе – меньшей его посылке и третье – большей посылке. Таким образом, вывод в индийской логике можно назвать силлогизмом, состоящим из трех категорических суждений. Но порядок расположения посылок в индийской логике является обратным по сравнению с западной, ибо в формальном построении вывода индийской логикой заключение силлогизма ставится на первое место, а его обычная большая посылка – на последнее.

Все индийские логики утверждают, что вывод свартха (для себя) не требует никакого формального утверждения посредством ряда суждений. Только в выводе парартха (для других), предназначенном доказать или продемонстрировать некоторую истину, мы требуем утверждения вывода в форме строго последовательной цепи аргументов. Это логическая форма вывода. Мы можем сказать, что в индийской логике вывод в основном соответствует по своей форме категорическому силлогизму западной логики. Но между индийской и западной формами силлогизма имеются, однако, важные различия. В западной логике силлогизм состоит из трех суждений, из которых первое есть бóльшая посылка, второе – меньшая посылка и последнее – вывод. Однако, согласно учению представителей ньяйи, вывод как решающее доказательство должен состоять из пяти суждений, называемых ею аваявами. (членами)¹⁷. Пятичленный силлогизм можно иллюстрировать следующим образом:

Рам смертен (пратиджня)
Потому что он человек (хешу)
Все люди смертны, например Сократ, Кант, Гегель (удахарана)
Рам также человек (упаная)
Следовательно, он смертен (нигамана)

Первое суждение нечто утверждает, второе указывает основание этого утверждения; удахарана представляет собой общее суждение, показывающее связь между основанием и утверждаемым фактом, подкрепляемым известными примерами; упаная – это применение общего к данному случаю; нигамана есть заключение, вытекающее из предыдущих суждений¹⁸.

в) Основания вывода¹⁹

Теперь мы переходим к рассмотрению вьяпти – отношения неизменного сосуществования среднего и большого терминов, которое является логической основой вывода. При выводе наше познание большего термина (огня), как связанного с меньшим (холмом), зависит от предшествующего знания связи среднего термина (дыма) с меньшим (холмом), с одной стороны, и неизменной связи его с бóльшим термином – с другой. Мы заключаем о наличии огня на холме потому, что видим над ним дым и знаем, что дым всегда сопровождается огнем. Таким образом, выясняется, что вывод имеет два условия. Первое условие – это знание связи среднего термина (дым) с меньшим (холм). Второе – отношение неизменного сосуществования среднего и большего терминов. Вывод о наличии огня на холме справедлив лишь в том случае, если мы знаем, что между дымлением холма и огнем существует отношение неизменного сосуществования. Это отношение неизменного сосуществования среднего и большего терминов вывода называется вьяпти и рассматривается как логическое основание вывода, поскольку оно гарантирует истинность заключения. Перейдем к рассмотрению того, что такое вьяпти и как мы познаем его.

Относительно того, что такое вьяпти, следует сказать, что слово "вьяпти" буквально означает состояние проникновения. Оно предполагает взаимопроникновение двух фактов, один из которых проникаем (вьяпья), а другой проникает (вьяпака). О факте говорят, что он проникает другой, в том случае, если он всегда сопровождает этот другой факт. О факте говорят, что он проникаем другим, если данный факт всегда сопровождается этим другим. В этом смысле дым проникаем огнем, поскольку дым всегда сопровождается огнем, то есть все дымящиеся объекты' являются огненными. Но в то время как все дымящиеся объекты являются огненными, отнюдь не все огненные объекты дымятся; например, раскаленный докрасна чугунный шар не дымит. Вьяпти между терминами неравного объема (например, дымом и огнем) называется асама-вьяпти, или вишамавьяпти. Это отношение неэквивалентного сосуществования двух терминов, один из которых можно вывести из другого, но отнюдь не наоборот. Мы можем сделать вывод о присутствии огня из наличия дыма, но не о присутствии дыма из наличия огня. В отличие от этого, вьяпти между двумя терминами равного объема называется самавьяпти, то есть эквивалентное сосуществование. Здесь вьяпти устанавливается между двумя одинаковыми по объему терминами, так что мы можем вывести один термин из другого так же, как и другой из первого. Таковыми, например, являются термины "называемое" и "познаваемое". Все то, что может быть названо, познаваемо, и наоборот.

Минимальным условием для любого вывода является наличие некоторого вида вьяпти между средним и большим его терминами. Это соответствует и основному закону силлогистического вывода, который требует, чтобы одна из посылок была общей. Итак, вьяпти между средним и большим терминами означает общее отношение сосуществования (сахачарья) этих терминов. Например: "Все, что дымится, – огненно". Однако отнюдь не каждый случай сосуществования представляет собой вьяпти. Во многих случаях огонь и дым могут сосуществовать. Но здесь не будет вьяпти – всеобщего отношения или связи между огнем и дымом, – поскольку огонь может быть и без дыма. Это происходит потому, что в подобных случаях отношение сосуществования зависит от определенных условий (ynадхи), отличных от тех, при которых связывались термины. Так, появление дыма от огня обусловлено сырым топливом (ардрендхана). Итак, мы должны признать, что вьяпти есть такое отношение сосуществования среднего и большего терминов, которое не зависит ни от каких условий. Это неизменное и ничем не обусловленное отношение сосуществования (нията анаупадхика самбандха) между средним и бóльшим терминами.

Второй вопрос формулируется следующим образом: как познается вьяпти? Каким образом мы получаем общее суждение, например: "Все дымящиеся объекты являются огненными" или "Все люди смертны"? Это проблема индукции. Для философов школы чарвака, являющихся радикальными эмпириками, здесь нет проблемы, потому что они не признают вывода в качестве источника истинного познания. Все другие системы индийской философии, признающие достоверность вывода, пытаются тем или иным путем решить эту проблему.

Буддисты обосновывают познание общих суждений с помощью принципа причинности и существенного тождества, которые рассматриваются ими как априорные и необходимые принципы человеческого мышления и действия. Если две вещи относятся друг к другу как причина и следствие, то мы знаем, что они неразрывно связаны, ибо не может быть данного следствия без данной причины. Для определения причинной связи или отношения буддисты применяют метод панчакарани, который заключается в следующем: а) ни причина, ни следствие не воспринимаются; б) причина воспринимается; в) немедленно воспринимается и следствие; г) причина исчезает; д) немедленно исчезает и следствие. Подобным же образом, если две вещи по существу идентичны (то есть обладают общей сущностью), они должны быть неразрывно связаны. Все люди – животные, потому что "животность" принадлежит к сущности как людей, так и животных, и люди без "животности" не были бы людьми.

Ведантисты утверждают, что вьяпти, или общее суждение, является результатом индукции через простое перечисление. Общее суждение вытекает из непротиворечивого восприятия двух представших пред нами вещей. Когда мы находим, что две вещи присутствуют вместе, или сосуществуют, всегда и без всякого исключения (вьябхичара-адаршане сати сахачара-даршанам), мы можем считать их неизменно взаимосвязанными.

Наяйики согласны с ведантистами в том, что вьяпти устанавливается посредством непротиворечивого восприятия связи между двумя вещами, а не каким-то априорным принципом вроде причинности или существенной тождественности. Однако они идут дальше ведантистов и непротиворечивое восприятие связи двух фактов дополняют таркой, то есть косвенным доказательством, и восприятием типа саманья-лакшана. Индуктивный (обобщающий) метод ньяйи можно проанализировать в следующем порядке.

Во-первых, мы замечаем, что имеется отношение согласованности в присутствии (анвая) двух вещей, то есть что во всех случаях, когда присутствует одна вещь, присутствует и другая, например, где дым, там и огонь.

Во-вторых, мы видим, что имеется согласованность в их отсутствии (вьятирека), например, где нет огня, там нет и дыма. Эти две ступени, взятые вместе, очень похожи на метод сопутствующих "изменений Милля.

В-третьих, мы не наблюдаем никакого противоречащего этому примера, когда один из фактов присутствовал бы без другого (вьябхичара-граха). Из всего этого можно заключить, что между двумя данными вещами должно быть естественное отношение неизменного сосуществования.

И все же мы не можем быть уверенными в их неизменном сосуществовании до тех пор, пока данное отношение не станет безусловным, то есть свободным от упадхи (определенных условий). Значит, четвертая ступень индуктивного метода ньяйи – это учет условий, от которых может зависеть отношение этих вещей (упадханираса). Я поворачиваю выключатель, и появляется свет; если я этого не делаю – нет и света. Если бы кто-либо сделал из этого вывод, что между поворачиванием выключателя и освещением комнаты имеется вьяпти, то есть неразрывная связь, то была бы допущена ошибка игнорирования условий – электрического тока, при наличии которого только и может быть свет. Это условие – электрический ток – должно иметься налицо, когда горит свет, но его может и не быть тогда, когда поворачивается выключатель. Итак, условие (упадки) определяется как термин, который сосуществует с большим (садхья-самавьяпта), но не со средним термином вывода (авьяпта-садхана). В общеизвестном примере, когда заключают о появлении дыма при наличии огня, огонь и дым связываются условно, поскольку огонь сопровождается дымом лишь при том условии, если огонь порожден сырым топливом²⁰. Следует иметь в виду, что условие ("сырое топливо") всегда связано с большим термином ("дым"), а не со средним ("огонь"), поскольку бывают случаи получения огня и не из сырого топлива. Следовательно, для учета предполагаемых условий неразрывной связи двух вещей мы должны повторить наблюдение (бхуйодаршана) их согласованного присутствия или отсутствия при измененных обстоятельствах. Если при этом мы видим, что нет никаких материальных обстоятельств, которые бы присутствовали или отсутствовали тогда, когда присутствует или отсутствует больший термин, мы убедимся и в том, что сосуществование большего и среднего терминов является безусловным. Таким путем можно учесть все возможные условия отношения неизменного сосуществования среднего и большего терминов и сказать, что это отношение вьяпти, отношение неизменного и безусловного сосуществования. Однако остается еще место для скептических сомнений в достижении таким путем общего суждения. Скептики юмистского толка или чарваки могли бы настаивать на том, что из неизменного отношения сосуществования дыма с огнем никаких исключений быть не может лишь постольку, поскольку речь идет о нашем прошлом и настоящем опыте. Однако неизвестно, справедлива ли эта неразрывная связь для отдаленных тел, например планет, или для отдаленного будущего времени. Чтобы покончить с подобными скептическими сомнениями, наяйики пытаются укрепить индукцию с помощью тарки. Суждение "Все дымящиеся объекты являются огненными" может быть косвенно доказано с помощью тарки следующим образом. Если это суждение не является истинным, тогда должно быть истинным противоположное ему суждение: "Некоторые дымящиеся объекты не являются огненными". Это означает, будто дым может быть без огня. Но такое предположение противоречит закону всеобщей причинности, ибо признать возможность существования дыма без огня – значит признать возможность существования следствия без причины (поскольку огонь является единственной известной причиной существования дыма). Если бы кто-либо из упрямства стал утверждать, что следствие иногда может быть и без причины, то это можно было бы опровергнуть указанием на практические противоречия (вьягхата), вытекающие из его утверждения. Если следствие может быть без причины, почему же тогда ждут огня, чтобы раскурить сигару или готовить пищу? Можно добавить, что этот процесс косвенного доказательства в системе ньяйи в основном соответствует методу reductio ad absurdum западной логики.

Хотя наяйики и прилагают большие усилия, чтобы установить вьяпти (общее суждение) на основе наблюдаемых отдельных фактов, все же они чувствуют, что обобщение частностей как простых частностей не может дать нам той определенности, к которой мы стремимся, формулируя общее суждение типа "все люди смертны". Суждение "все вороны черны" не так определенно, как суждение "все люди смертны". Легче представить себе нечерную ворону, чем бессмертного человека. Ворона, как и кукушка, может быть черной, темной, серой или коричневой. Однако мы не можем серьезно и честно думать, что мы бессмертны, и строить в соответствии с этим свою практическую деятельность. Чем обусловлено это различие в чувстве уверенности и определенности? Ответ напрашивается сам собой: если в природе вороны нет ничего такого, что препятствовало бы ей быть серой или коричневой, то в природе человека должно иметься, по-видимому, нечто такое, что делает его смертным. Мы говорим "все вороны черны" не потому, что они не могут иметь иную окраску, а потому, что все виденные нами вороны случайно оказались черными. В то же время мы говорим "все люди смертны" на том основании, что они являются людьми, то есть потому, что они обладают некоторой существенной природой, "человечностью", которая связана со смертностью. Это становится яснее, когда мы скажем: "А, В, С смертны не потому, что они являются А, В, С, а потому, что они – люди". Из этого следует, что индуктивное обобщение в конечном счете должно быть основано на познании существенной природы вещей, то есть, сущности класса, или общего в вещах. Исходя из этого наяйики установили индукцию с помощью восприятия саманья-лакшана²¹. Они утверждают, что общее суждение типа "все люди смертны" или "все дымящиеся объекты огненны" должно быть результатом восприятия общего – "человеческого", связанного со "смертностью", или восприятия связи "дымности" с "огненностью". Только тогда, когда мы воспринимаем "человеческое", связанное со смертностью, мы можем сказать, что все люди смертны, ибо воспринимать "человеческое" – значит воспринимать всех людей, поскольку, только воспринимая всех людей, можно представить себе человека как такового, а не того или иного человека. Следовательно, можно сказать, что вывод типа "некоторые люди смертны, поэтому и все люди смертны" не может считаться основой индукции. Такое толкование вывода логически не оправдано, ибо в нем незаконно распределен субъект "люди". С другой стороны, индуктивное умозаключение есть процесс обобщения отдельных данных нашего опыта к познанию сущности класса этих отдельных данных²².

г) Классификация выводов

Мы уже видели, что вывод в индийской логике представляет собой комбинированное дедуктивно-индуктивное умозаключение, состоящее, по крайней мере, из трех категорических суждений. Поэтому в индийской логике все выводы являются чистыми силлогизмами категорического типа, формально достоверными и материально истинными. Выводы в ней не делятся на дедуктивные и индуктивные, непосредственные и опосредствованные, силлогистические и несиллогистические, чистые и смешанные, а имеют самостоятельную классификацию. Наяйики классифицируют выводы тремя способами.

Согласно первой классификации, вывод можно подразделить па свартху и парартху. Это психологическая классификация умозаключений, имеющая в виду применение вывода или цель, которой он служит. Вывод может предназначаться либо для получения некоторых знаний, либо для доказательства познанной истины другим людям. В первом случае мы имеем вывод свартханумана (вывод для себя), во втором – парартханумана (вывод для других). Примером вывода первого типа является тот случай, когда человек, увидев вначале клубы дыма над холмом, припоминает затем неизменную связь дыма с огнем и делает наконец из этого вывод о наличии огня на холме. Мы будем иметь вывод парартха в том случае, когда налицо стремление убедительно доказать истину логического заключения другим людям. Например, человек, сделавший вывод или знающий о существовании огня на холме, пытаясь убедить в этом сомневающегося или оспаривающего истинность его познания, будет рассуждать способом парартха. Он рассуждает следующим образом: "Холм должен быть горящим, потому что он дымится, а все, что дымится – горит, как, например, в кухонном очаге; холм также дымится; следовательно, он горит"²³.

Вторым способом классификации выводов является деление их на пурвават, шешават и саманьятодришта²⁴. Такое деление имеет отношение к природе вьяпти – общей связи между средним и большим терминами, Тогда как деление выводов на пурвават и шешаеат основывается на причинном единообразии, вывод саманьятодришта основывается на непричинном единообразии. Причина определяется как нечто неизменно и необусловленно предшествующее следствию. В свою очередь, следствие является неизменным и необусловленным последствием причины²⁵. Вывод пурвават представляет собой выведение невоспринимаемого следствия из воспринимаемой причины, например вывод о предстоящем дожде из появления на небе темных тяжелых туч. Вывод же шешават позволяет нам найти не-воспринимаемую причину воспринимаемого следствия, например вывод о прошедшем дожде из видимого помутнения и ускорения течения реки. В этих двух видах вывода вьяпти является единообразным отношением причинности между средним и большим терминами силлогизма. Таким образом, оба эти вида вывода подчинены так называемой "научной индукции".

Однако в выводе саманьятодришта неизменная связь среднего и бóльшего терминов не зависит от причинного единообразия. Средний термин не является по отношению к большему ни причиной, ни следствием. Мы выводим одно из другого не потому, что знаем их причинную зависимость, но на том основании, что они единообразно связаны в нашем опыте. Так, при наблюдении различных положений луны через большие промежутки времени мы делаем вывод о том, что она движется, хотя ее движение может и не восприниматься нами. Ведь в других случаях всякий раз, когда мы воспринимаем изменение положения какой-либо вещи, мы тем самым воспринимаем и ее движение. Из этого мы делаем вывод о движении луны, хотя движение небесных тел нами и не воспринимается. Подобно этому мы можем заключить о наличии раздвоенного копыта у неизвестного нам животного по одному тому, что видим у него рога. Эти выводы зависят не от причинной связи, но от некоторых наблюдаемых моментов общего сходства различных объектов опыта. Таким образом, вывод саманьятодришта похож на формально-логический аргумент по аналогии²⁶.

Третьим способом классификации выводов является подразделение их на кеваланвайи, кевалавьятиреки и анваявьятиреки²⁷. Такая классификация более логична, так как она зависит от природы индукции, посредством которой мы познаем вьяпти – основу вывода. Вывод называется кеваланвайи, когда он основывается на среднем термине, только положительно связанном с большим термином. Познание вьяпти между средним и большим терминами в этом случае достигается только методом их согласованного присутствия (анвая), ибо обратного примера – их согласованного отсутствия – нет. Это можно проиллюстрировать на следующем выводе:

Все познаваемые объекты именуемы;
горшок – познаваемый объект;
следовательно, горшок именуем.

Большая посылка этого вывода есть общеутвердительное суждение, в котором предикат ("именуемое") является утверждением, относящимся ко всем познаваемым объектам. И мы действительно не можем отрицать данное отношение предиката к субъекту и говорить, что имеется такой познаваемый объект, который может не иметь названия. Меньшая посылка и заключение этого вывода также являются общеутвердительными суждениями и не могут быть отрицательными. Отсюда по своей логической форме этот вывод является силлогизмом первого модуса первой фигуры, технически называемым barbara.

Вывод кевалавьятиреки – это такой вывод, в котором средний термин только отрицательно связан с большим. Он зависит от вьяпти между отсутствующим большим и отсутствующим средним терминами. Значит, и познание вьяпти достигается здесь методом согласованного отсутствия (вьятирека), поскольку нет положительного примера согласованного присутствия среднего и большего терминов, исключая меньший. Это иллюстрируется наяйиками следующим образом:

То, что не отлично от других элементов, не имеет запаха;
земля имеет запах;
следовательно, земля отлична от других элементов²⁸.

В этом выводе большей посылкой является общеотрицательное суждение, в котором предикат (средний термин вывода – "запах") отрицается у субъекта (отрицательного большего термина вывода – "отличающееся от других элементов"). Приписывать же предикат – "запах" – какому-либо другому субъекту, кроме "земли", которая представляет собой меньший термин вывода, невозможно. Отсюда единственным способом связи среднего термина с бóльшим является отрицательный способ высказывания: "Все, что не отличается от других элементов, не имеет запаха". Значит, большая посылка должна быть общеотрицательным суждением, получаемым только методом согласованного отсутствия большего и меньшего терминов. Меньшая посылка представляет собой утвердительное суждение, и хотя одна из посылок является отрицательной, заключение тоже получается утвердительным, что противоречит общим правилам силлогизма в формальной логике. Отсюда мы видим, что этот вид вывода не имеет сходного модуса силлогизма в формальной логике, и мы не должны насильственно превращать такое заключение индийской логики в отрицательное суждение. Однако Брэдли признает достоверность подобных выводов, считая их особым случаем отрицательного рассуждения²⁹.

Вывод называется анваявьятиреки в том случае, если его средний термин связан с бóльшим как положительно, так и отрицательно. Неизменная связь между большим и средним терминами имеется в нем как в случае наличия этих терминов, так и в случае их отсутствия. Поэтому познание общего суждения основывается

на объединенном методе согласованного присутствия и отсутствия. Общее суждение утвердительно тогда, когда оно является результатом наблюдаемых положительных примеров согласованности присутствия, и отрицательно в том случае, если оно основывается на наблюдаемых отрицательных фактах согласованного отсутствия среднего и большего терминов. Различие между общеутвердительным и общеотрицательным суждениями состоит в том, что субъект положительного суждения становится предикатом, а противоречащее предикату становится субъектом соответствующего отрицательного суждения. Отсюда вывод анваявьятиреки может быть основан как на общеутвердительном, так и на общеотрицательных суждениях. Это иллюстрируется следующими двумя выводами:

1) Все дымящиеся объекты горят;
холм дымится;
следовательно, холм горит.

2) Ни один не горящий объект не дымится;
холм дымится;
следовательно, холм горит.

д) Ошибки в выводах³⁰

Все ошибки вывода (хетвабхаса) в индийской логике считаются материальными, существенными ошибками. Поскольку рассматриваются выводы, имеющие логическую структуру, это относится ко всем выводам. Строго говоря, в логике нет ошибочной формы вывода, поскольку все выводы должны быть облечены в ту или иную достоверную форму. Отсюда, если в выводе имеется какая-либо ошибка, то это должно быть результатом материальных условий, от которых зависит истина составляющих вывод посылок. Здесь следует отметить, что в аристотелевской классификации ошибок – с делением их на in dictione и extra dictionem – не упоминаются формальные ошибки вывода, как, например, нераспределенность среднего термина или незаконное распределение большего или меньшего термина и т.д. Причина этого, по словам Итона, заключается в том, что для тех, кто овладел искусством мышления по правилам силлогизма, формальные ошибки столь незначительны, что при порочных аргументах они вряд ли будут иметь место. Что же касается аристотелевских ошибок in dictione, то есть таких ошибок, которые возникают из-за неточного употребления слов, то все они включаются наяйиками в состав ошибок типа чхала, докати и ниграхастхана с их многочисленными подразделениями.

В индийской логике материальная ошибка называется хетвабхаса, что означает буквально хету, или основание, которое кажется действительной причиной, не будучи таковой. Материальные ошибки вывода являются, в конечном счете, результатом подобных ошибочных оснований, и последователи ньяйи рассматривают их как случаи хетвабхасы.

Наяйики различают пять видов материальных ошибок:

1) савьябхичара, 2) вируддха, 3) сатпратипакша, 4) асиддха, 5) бадхита³¹.

Первый вид ошибки называется савьябхичара, или неправильный посредник в выводе, например:

Все двуногие разумны;
лебеди двуноги;
следовательно, лебеди разумны.

Заключение этого вывода ложно. Почему? Потому что средний термин "двуногие" связан не только с большим термином "разумный". Термин "двуногие" относится как к разумным, так и к неразумным созданиям. Такой средний термин и называется савьябхичара, или неправильным посредником в выводе.

Савьябхичара хету – неправильно выбранный средний термин – ведет не к единственно возможному заключению, но к различным противоположным заключениям. Эта ошибка возникает тогда, когда мы берем мнимый (ostensible) средний термин и тем самым нарушаем общее правило вывода: средний термин должен быть неразрывно связан с большим или, точнее, больший термин должен включать в себя средний, присутствовать во всех случаях присутствия среднего термина. Но средний термин савьябхичара не всегда (uniformly) сопутствует большему. Он относится как к существованию, так и к несуществованию большего термина и называется поэтому анайкантика, то есть непостоянно сопутствующим большему термину. Таким образом, из данного среднего термина мы можем сделать вывод не только о существовании, но и о несуществовании большего термина. Возьмем следующий пример:

Все познаваемые объекты горят;
холм познаваем;
следовательно, холм горит.

Здесь средний термин "познаваемый" относится и к горящим объектам (например, к огню в кухонном очаге) и к не горящим объектам (озеру); значит, не все познаваемые объекты горят. Следовательно, мы не можем доказать наличия огня на холме на том основании, что он познаваем, ибо с таким же успехом можно было бы доказать и то, что на холме нет огня.

Второй вид ошибки называется вируддха – противоречивый средний термин. Возьмем следующее умозаключение: "Воздух тяжел, потому что он пустой". В этом выводе средний термин "пустой" противоречив, потому что он опровергает тяжесть воздуха. Таким образом, вируддха – противоречивый посредник вывода – является термином, опровергающим как раз то суждение, которое он предназначен доказывать. Это случается тогда, когда мнимый средний термин вместо доказательства наличия меньшего термина в большем доказывает его несуществование. Пример, приводимый наяйиками, показывает, что в случае доказательства вечности звука на том основании, что он обусловлен причиной, возникает ошибка вируддха – противоречивого среднего термина. Средний термин этого вывода – "обусловленный" – доказывает не вечность звука, а, наоборот, его невечность, ибо все обусловленное является невечным. Различие между ошибками савьябхичара и вируддха состоит в том, что если первая не позволяет доказать заключение, то вторая вообще опровергает или доказывает противоречащее искомому положение.

Третий вид ошибки называется сатпратипакша – опровергаемый умозаключением средний термин. Эта ошибка возникает в том случае, когда мнимый средний термин некоторого вывода действительно опровергается некоторым другим средним термином, который доказывает несуществование большего термина первого вывода. Так, например, вывод: "Звук вечен потому, что он слышен", действительно опровергается другим выводом: "Звук не вечен потому, что он произведен, как и горшок". В данном случае несуществование вечности (большего термина первого вывода) доказывается вторым выводом с его средним термином "произведен", противоречащим первому выводу с его средним термином "слышен". Различие между ошибками вируддха и сатпратипакша состоит в том что, если в случае первом средний термин сам доказывает противоречивость своего заключения, то во втором противоречивость заключения на основании одного среднего термина доказывается другим средним термином.

Четвертый вид ошибки называется асиддха, или садхьясама, – недоказанный посредник вывода. Средний термин садхьясама является таким термином, который еще не доказан, но который требуется доказать, как и садхью (больший термин). Это означает, что средний термин, садхьясама, еще не доказан, не установлен и является поэтому асиддха – недоказанным предположением. Ошибка асиддха происходит в том случае, когда средний термин в любой из посылок допускается неправильно и, таким образом, не может быть использован для доказательства истинности заключения. Так, когда доказывается, что "небесный лотос ароматен потому, что он обладает теми же признаками, что и естественный лотос", то здесь средний термин не имеет locus standi, поскольку небесный лотос не существует и потому является асиддха, то есть просто допущенным, а не доказанным фактом.

Пятый вид ошибок называется бадхита – средний термин, противоречивость которого доказывается с помощью источника познания, не являющегося умозаключением. Это мнимый средний термин вывода, несуществование которого в большем термине устанавливается при помощи некоторого другого прамана – источника познания. Это иллюстрируется следующим аргументом: "Огонь холоден потому, что он субстанция". Здесь понятие "холод" является садхьйей, то есть большим термином вывода, а "субстанция" – средним термином. Но несуществование "холода" и еще больше существование "горячего" мы воспринимаем при соприкосновении с огнем.

Следовательно, мы должны отвергнуть средний термин "субстанция" как противоречивый средний термин. Мы уже объясняли, что ошибка сатпратипакши отличается от рассматриваемой ошибки бадхиты тем, что в первой вывод опровергается некоторым другим выводом, тогда как во второй вывод опровергается восприятием или каким-нибудь другим источником познания, не являющимся умозаключением. Другим примером бадхита может быть следующий довод: "Сахар кислый потому, что он превращается в кислоту".

4. Упамана – сравнение

Упамана – третий источник достоверного познания, принятого системой ньяя. Это источник нашего знания связи между вещью и ее названием или между словом и его точным значением (санджня-санджни-самбандха). Такое познание имеет место тогда, когда мы слышим от некоторого авторитетного лица, что то или иное слово обозначает класс таких-то объектов, а затем на основе данного описания применяем это слово к объекту или объектам, которые соответствуют этому описанию, хотя мы могли и не видеть их раньше. Например, человеку, который не знает, что такое гавайя³² (дикая корова), лесник может сказать, что это – животное, похожее на корову. Если впоследствии этот человек, встретив в лесу подобного рода животное, осознает, что это и есть гавайя, то такое познание будет познанием типа упамана, то есть познанием посредством сходства³³. Далее, мальчику, который никогда не видел ворона, можно сказать, что он похож на ворону, но больше ее и к тому же иссиня-черного цвета. И если после этого, увидев ворона, он скажет: "Это, должно быть, вóрон", – значит, мальчик научился распознавать точное значение данного слова. Или возьмем другой пример, приводимый Стеббингом. Предположим, что вы не знаете, что такое саксофон. Музыкант может вам сказать: "Саксофон – это духовой музыкальный инструмент, напоминающий букву U". Если впоследствии, увидя саксофон, вы сможете назвать его, это будет означать, что вы понимаете смысл слова "саксофон". Таким образом, упамана есть путь познания точного значения слов, или отношения между названиями и объектами, которые они обозначают. Познание способом упаманы основывается на таком описании объектов, подлежащих рассмотрению, которое опиралось бы на уже известные объекты, указывая на воспринимаемое их сходство и т.п. Человек узнает гавайю как таковую именно тогда, когда он воспринимает ее сходство с коровой и припоминает описание, определяющее гавайю как животное, напоминающее корову³⁴.

Однако представители других философских систем не признавали упаману за самостоятельный источник достоверного познания. Чарваки³⁵, например, утверждают, что упамана отнюдь не является достоверным источником познания, поскольку она не может дать никакого истинного знания относительно точного значения слов, как на это указывают представители философии ньяя.

Хотя буддийские логики и считают упаману одним из видов достоверного познания, они сводят ее, однако, к восприятию и свидетельству и, следовательно, не признают самостоятельным источником познания³⁶. Точно так же и системы вайшешика³⁷ и санкхья³⁸, считая упаману одним из видов вывода, отнюдь не признают ее ни особым типом познания, ни самостоятельным источником познания. Джайнисты³⁹ сводят упаману к пратьябхиджне – к узнаванию. Признавая упаману самостоятельным источником познания, последователи мимансы⁴⁰ и веданты⁴¹ объясняют ее иным образом. Их взгляды будут рассмотрены в главе о философии миманса⁴².

5. Шабда – свидетельство

а) Природа и классификация свидетельства

Последним источником познания (прамана) наяйики считают свидетельство (шабда). Буквально "шабда" означает словесное познание объектов, получаемое из слов или суждений других лиц. Однако не всякое словесное знание достоверно. Достоверным словесным, устным свидетельством наяйики считают только шабду, то есть такое свидетельство, которое является утверждением заслуживающего доверия лица⁴³. Устное утверждение достоверно только в том случае, если оно исходит от лица, познавшего истину и высказывающего ее другим для того, чтобы они ею руководствовались⁴⁴. Но мы знаем, что одного суждения или утверждения самого по себе еще недостаточно для получения знания о вещах. Равным образом, простое восприятие слов суждения отнюдь не приводит к какому-либо знанию объектов. Только при восприятии слов и понимании их значения можно приобрести какое-либо знание из устного заявления. Значит, если достоверность словесного познания опирается на утверждение заслуживающего доверия лица, то его возможность зависит от понимания смысла этого утверждения. Следовательно, шабда (свидетельство) как источник достоверного познания состоит в понимании смысла утверждения заслуживающего доверия лица⁴⁵.

Шабду можно классифицировать двумя способами. По первому способу шабда подразделяется на два вида: 1) свидетельства, относящиеся к воспринимаемым объектам (дриштартха), и 2) свидетельства, относящиеся к невоспринимаемым объектам (адриштартха)⁴⁶.

Первый вид шабды объединяет утверждения заслуживающих доверия обыкновенных людей, а также свидетельства святых и авторитетного священного писания в той мере, в какой они относятся к воспринимаемым объектам мира, например очевидные показания свидетелей на суде, заявления опытных крестьян о растениях, предписания священных текстов о выполнении определенных ритуалов с целью вызвать дождь и т.п. Ко второму виду шабды относятся все утверждения заслуживающих доверия лиц: рядовых граждан, святых, пророков, – а также священного писания, в той мере, в какой они касаются сверхчувственной реальности, например данные науки об атомах, эфире, электронах, витаминах и т.д., проповеди пророков о добродетели и пороке, тексты священного писания о боге, свободе и бессмертии.

По другому способу классификации шабда подразделяется на священное (вайдика) и обычное, мирское (лаукика) свидетельства⁴⁷. Свидетельство священного писания – это слова самого бога. Поэтому вайдика по своей природе совершенно и непогрешимо. Но обычное, мирское свидетельство не всегда достоверно. Это свидетельство людей, а человеку, как известно, свойственно ошибаться. Поэтому из светских свидетельств достоверны только те, которые исходят от заслуживающих доверия лиц.

Отсюда видно, что первый способ классификации свидетельства относится к природе объектов познания, а второй – к природе источника познания. Но оба способа классификации, разработанные представителями различных направлений философии ньяя, сходны в том, что свидетельство всегда должно быть личным, то есть основываться на словах некоторой заслуживающей доверия личности – человека или бога. И в истинности заявлений заслуживающих доверия обычных людей, святых, пророков и священного писания как божественного откровения нет никакой разницы⁴⁸.

б) Логическая структура предложения

Шабда (свидетельство), как мы уже видели, позволяет нам познать некоторые вещи посредством понимания смысла предложений, высказанных или написанных каким-либо авторитетным лицом. Но спрашивается, что такое предложение и как оно становится доступным пониманию? Мы говорим, что предложение – это группа слов, расположенных определенным образом. Слово, в свою очередь, представляет собой группу букв, расположенных в определенном порядке⁴⁹. Сущностью слова является его смысл, или значение. Слово есть то, что раз и навсегда связано с некоторым объектом и существует для того, чтобы напоминать о нем всякий раз, когда это слово произносится или читается, то есть слово обозначает какой-либо объект. Эта способность слов обозначать относящиеся к ним объекты называется их шакти – потенцией⁵⁰, что установлено волей божьей. То, что слово неизменно, раз и навсегда связано с определенной вещью и что данное слово всегда обозначает именно этот, а не другой объект, – это, в конечном счете, происходит благодаря верховному существу, являющемуся основой и причиной всякого порядка и единообразия, которые мы видим в мире.

Предложение (вакья) представляет собой комбинацию слов, имеющих определенный смысл. Однако не всякая комбинация слов составляет смысловое предложение, и образование доступного пониманию предложения должно удовлетворять четырем условиям, называемым в индийской философии аканкша, йогьята, саннидхи и татпарья⁵¹.

Под аканкшей, или предположением, подразумевается такое качество слов в предложении, благодаря которому они предполагают, или подразумевают, друг друга. Строго говоря, слово само по себе не может полностью передать необходимый смысл. Для того чтобы полностью выразить то, что мы хотим сказать, слово должно быть соотнесено с другими словами. Услышав слово "принеси", всегда спрашивают: "что?" Глагол "принести" требует некоторых других слов, обозначающих тот или иной объект или объекты, например "кувшин". Условие аканкши и представляет эту взаимную потребность слов предложения друг в друге для того, чтобы полностью выразить нашу мысль.

Вторым условием комбинации слов в предложении является их йогьята, то есть их взаимная пригодность. Она состоит в отсутствии противоречий между объектами, которые обозначаются словами, составляющими предложение. Когда смысл предложения непротиворечив, тогда налицо йогьята, то есть пригодность составляющих его слов. Суждение "увлажняется огнем" непригодно, потому что его термины "огонь" и "влажность" противоречат друг другу.

Третье условие словесного познания в индийской философии носит название саннидхи или асатти. Это условие состоит в сопоставлении или в близости различных слов в предложении. В доступном пониманию предложении составляющие его слова должны быть сопоставимыми друг с другом во времени и пространстве. Произносимые слова не могут составить предложения, если их разделяет большой промежуток времени. Точно так же написанные слова не могут составить суждения, если их отделяет большое пространство. Так, например, слова "приведи корову" не составят предложения, если они будут произноситься с интервалом в три дня или будут написаны через три страницы, даже при условии, что они удовлетворяют двум первым требованиям – взаимной необходимости (аканкша) и взаимной пригодности (йогьята).

Татпарья как условие устного познания устанавливает мысль, предназначаемую для выражения ее в предложении. Слово может означать различные вещи в различных обстоятельствах. Означает ли оно именно ту или другую вещь, в каждом отдельном случае зависит от намерения того, кто употребляет это слово. Следовательно, для понимания смысла предложения необходимо рассмотреть намерение писателя или оратора, употребляющего данное выражение. Так, когда кого-либо просят принести "лук", он должен еще догадаться, какой лук принести – лук для пищи или для вооружения. Здесь одно слово обозначает два предмета. Установить точный смысл слышимого можно лишь в том случае, если нам известно намерение говорящего. Отсюда понимание предложения зависит от понимания его татпарьи, то есть его предназначения. В случае обычных предложений, высказываемых людьми, мы можем установить их татпарьи из того контекста (пракарана), в котором они употребляются. Для понимания ведийских текстов мы должны обратиться за помощью к логическим правилам истолкования, систематизированным мимансой.

III. ТЕОРИЯ ФИЗИЧЕСКОГО МИРА ФИЛОСОФИИ НЬЯЯ^⁵²

Выше мы рассматривали доктрину ньяйи о пражанах, то есть о методах познания. Теперь переходим к следующей теме, к изучению прамейи, то есть к изучению объектов познания. Согласно учению наяйиков, объектами познания являются: я, тело, чувства и их объекты, знание, ум (манас), правритти (активность), доша (умственные несовершенства), претьябхава (перерождение), пхала (чувства удовольствия или боли), духкха (страдание) и апаварга (абсолютная свобода от всех страданий). Имеются также такие объекты, как дравья (субстанция), гуна (качество), карма (движение), саманья (общность), вишеша (особенность), самавая (отношение присущности) и абхава (несуществование).

Не все эти объекты познания находятся в физическом мире, потому что он включает только те, которые либо являются физическими (бхута), либо тем или иным образом принадлежат к физическому миру. Так, я со своим атрибутом познания и манасом вовсе не являются физическими, а время и пространство суть такие субстанции, которые хотя и отличаются от физических, но, тем не менее, относятся к физическому миру. Акаша – это такая физическая субстанция, которая не является причиной, производящей что-либо. Физический мир состоит из четырех физических субстанций: земли, воды, огня и воздуха. Первичные составные части этих четырех субстанций – это вечные, неизменные атомы земли, воды, огня и воздуха. Акаша – эфир, кала – время, дик – пространство представляют собой вечные, бесконечные субстанции, каждая из которых представляет единое целое.

Таким образом, физический мир состоит из четырех видов атомов – атомов земли, воды, огня и воздуха – и представляет собой совокупность этих атомов, их качеств и отношений, включая органические тела, чувства и чувственные качества вещей. К нему относятся также физическая субстанция – акаша, нефизические – время и пространство наряду с их различными отношениями и несомненными видоизменениями. Теория физического мира ньяйи, касающаяся тех или иных проблем, аналогична теории вайшешика. Теорию вайшешика, более детально рассматривающую физический мир, наяйики считают общей теорией (самана-тантра) систем ньяя и вайшешика. Поэтому к этой теме мы вернемся при рассмотрении философии вайшешика.

IV. ИНДИВИДУАЛЬНОЕ Я И ЕГО ОСВОБОЖДЕНИЕ

Ньяя – это философия жизни. Она предназначается для руководства индивидуальными я в их поисках истины и свободы. Рассмотрим прежде всего природу и атрибуты индивидуального я (дживатма). В индийской философии существует четыре основных понимания себя. Согласно последователям философии чарвака, я – это живое тело с атрибутом сознательности. Это материалистическое понимание себя. Буддисты сводят себя к потоку мысли, или сериям сознавания. Подобно некоторым эмпирикам и сенсуалистам, они признают только эмпирическое я. Адвайта-ведантисты считают, что я – это единая, неизменная, самосветящаяся разумность (свапракша чайтанья), которая не является ни субъектом, ни объектом, ни "мною" ни "моим". Однако вишиштадвайта-ведантисты определяют себя не как чистую разумность, но как разумного субъекта, о котором говорят "ego", или "я" (джнята ахам-арша эва атма). Оба эти взгляда могут быть названы идеалистическими в широком смысле этого слова.

Представители философии ньяя-вайшешика рассматривают себя реалистически. Они считают я единственной субстанцией, к которой сознание, чувства и понятия относятся как атрибуты. Желание, отвращение, волевое усилие, удовольствие, боль и представление – все это качества души. Они не могут принадлежать физическим субстанциям, поскольку не являются физическими качествами, воспринимаемыми внешними чувствами. Значит, мы должны признать, что они представляют собой специфические свойства некоторой субстанции, отличной от всех других физических субстанций.

В различных телах имеются различные я, потому что их переживания не совпадают. Я неразрушимо и вечно; оно бесконечно или вездесуще (вибху), ибо не ограничено временем и пространством⁵³.

Тело и чувства не могут быть я, потому что сознание не может быть атрибутом материального тела или чувств. Тело само по себе лишено сознания и разума. Чувства не объясняют таких психических функций, как воображение, память и т.п., которые независимы от внешних чувств. Манас также не может занять место я. Если бы манас был, как это думают ньяя-вайшешики, атомистической и поэтому невоспринимаемой субстанцией, то качества удовольствия, боли и т.п., которые должны принадлежать манасу, также не могли бы быть воспринимаемыми. Однако мы испытываем и удовольствие и боль.

Равным образом, себя нельзя отождествлять и с серией моментов сознания, как это делают буддийские философы, ибо в таком случае память становится необъяснимой. Ни один член серии моментов сознания – подобно шарику в четках – не может знать, что ему предшествует и что за ним следует. Изображение адвайта-ведантистами себя как вечного самосветящегося сознания не более приемлемо для философии ньяя, чем концепция буддистов. Нет чистого сознания, не относящегося или не связанного с каким-либо субъектом или объектом. Сознание не может существовать (subsist) без определенного местоположения. Поэтому я – это не сознание как таковое, а субстанция, обладающая сознанием как своим атрибутом. Я представляет собой не просто сознание или познание, но познающее и пользующееся удовольствием (бхокта) ego, или я (аханкара-ашрая)⁵⁴.

Хотя познание или сознание относится к я как атрибут, однако оно не является неотъемлемым, неотделимым атрибутом я. Все понятия, или состояния сознания, возникают в я лишь тогда, когда оно связано с манасом, манас связан с чувствами, а чувства вступают в контакт с внешними объектами. Иначе я не имело бы никакого сознания. Следовательно, бестелесное я неспособно ни познавать, ни сознавать. Таким образом, атрибуты познания, чувства, способности к волевому усилию, словом, сознание вообще есть случайный атрибут я, случайное его бытие в теле⁵⁵.

Каким образом мы узнаем о существовании индивидуального я, отличного от тела, чувств и ума? Некоторые древние наяйики⁵⁶, по-видимому, считали, что я не может быть воспринято, то есть непосредственно познано. Они полагали, что о существовании себя можно узнать либо из авторитетного свидетельства духовного лица, либо посредством вывода из наличия у нас воли, чувств желания и отвращения, удовольствия и страдания, а также из факта познания. Никто не сомневается в том, что мы испытываем желание, отвращение и т.п. чувства. Но этих чувств нельзя объяснить, если мы не признаем их постоянного носителя – себя. Желать объект – значит стремиться к обладанию им, как чем-то доставляющим удовольствие. Однако если мы никогда не владели им, мы не могли и получить от него никакого удовольствия. Следовательно, когда мы желаем объект, мы судим о нем лишь как о схожем с теми объектами, которые доставляли нам удовольствие в прошлом. Это означает, что желание предполагает некоторое постоянное я, которое, будучи когда-то связанным с некоторыми объектами и испытав удовольствие, начинает рассматривать нынешний объект как тождественный какому-то уже известному объекту и стремится обладать им. Подобным же образом, отвращение и волевое усилие не могут быть объяснены без признания существования постоянного я. Чувства удовольствия или страдания возникают у индивида также тогда, когда он получает нечто такое, что рассматривается им как средство достижения вспоминаемого удовольствия, или когда он вовлекается в нечто такое, что раньше приводило к переживанию боли. Таким образом, познание как процесс отражающего (reflective) мышления требует постоянного я, которое прежде всего желает узнать нечто, затем размышляет об этом и наконец достигает определенного знания о нем. Все эти явления – желания и т.п. – не могут быть объяснены ни телом, ни чувствами, ни умом как серией моментов сознания. Подобно тому как один человек не может вспомнить то, что испытывал другой, так тело и чувства, которые представляют собой реальные серии различных физиологических состояний и стадий, а также ум (или эмпирическое я), являющийся вместилищем совокупности различных психических состояний и процессов, не могут объяснить явлений желания, отвращения и волевого усилия, а также удовольствия, боли и познавательных способностей⁵⁷.

В дальнейшем наяйики делают шаг вперед и утверждают, что я непосредственно познается благодаря внутреннему духовному восприятию (манаса-пратьякша). Конечно, если существование я отрицается или ставится кем-либо под сомнение, его наличие может быть доказано упомянутым выше путем. Кроме того, я может восприниматься двояким образом. Оно может быть воспринято в форме чистого самосознания, которое является результатом контакта ума с чистым я, и выражаться в суждении "я есмь". Однако некоторые наяйики считают, что чистое я не может быть объектом восприятия. Я воспринимается только через такие его качества, как познавательная способность, чувство или волевое усилие, и поэтому суждение восприятия принимает форму "я познаю", "я счастлив" и т.д. Мы воспринимаем я не как таковое, но как нечто познающее, чувствующее или что-либо делающее. Отсюда самопознание представляет собой умственное восприятие себя в виде находящегося в определенном состоянии сознания. В то время как свое собственное я можно воспринимать, о других я, находящихся в других телесных оболочках, можно лишь умозаключать, исходя из разумных действий их тел; эти действия не могут быть объяснены посредством неразумного тела, так как для их осуществления требуется обладающее сознанием я⁵⁸.

Целью почти всех систем индийской философии является достижение мукти, то есть освобождение индивидуального я. Особенно это относится к системе ньяя, которая вначале предлагает познать реальность или реальности для того, чтобы достичь высшего блага, summum bonum нашей жизни. Однако различные системы индийской философии дают различные описания этого совершенного состояния души. Для наяйиков совершенное состояние – это состояние полного и абсолютного отрицания всякой боли и страдания. Апаварга, то есть освобождение, – это абсолютная свобода от боли, такое состояние души, в котором она освобождена от всяких уз, связывающих ее с телом и чувствами. Пока душа соединена с телом, она не может полностью освободиться от страдания. Поскольку имеется тело с его органами чувств, мы не можем воспрепятствовать ему устанавливать контакт с нежелательными и неприятными объектами, поэтому и происходит подчинение неизбежному переживанию чувств боли. Следовательно, в состоянии освобождения душа должна быть свободна от оков тела и чувств.

Отделенная от тела душа не испытывает не только болезненных, но и приятных ощущений и переживаний; больше того, прекращаются всякие переживания, всякая деятельность сознания. Итак, освобожденное я существует как чистая субстанция, свободная от всякой связи с телом, не испытывающая ни боли, ни удовольствий и даже не имеющая сознания. Освобождение есть отрицание боли не в смысле прекращения ее на более или менее длительный период времени, как при здоровом сне, в состоянии выздоровления или при облегчении от какого-либо телесного или умственного недуга. Это – абсолютная свобода от боли на все время. Это именно то наивысшее состояние души, которое по-разному описано в священных книгах: как "свобода от страха" (абхаям), "свобода от распада и изменения" (аджарам), "свобода от смерти" (амритьюпадам) и т.д.⁵⁹

Для достижения освобождения необходимо приобрести истинное познание себя и всех других объектов опыта. Необходимо понять, что мы отличны от нашего тела, ума, чувств и т.д. Для этого нужно сначала прислушиваться к тому, что говорит священное писание о нашем я (шравана), затем твердо усвоить это понимание себя посредством размышления (манана). И, наконец, необходимо думать о себе в соответствии с принципами йоги (нидидхьясана). Это помогает пониманию того, что я по своей природе отличен от тела и всех других объектов. Как только мы это усвоим, разрушится неправильное понимание себя (митхьяджняна), выражающееся в суждении: "я – это тело и ум", – а тем самым прекратятся и побуждаемые страстями и импульсами (доша) действия (правритти). Когда человек становится, таким образом, свободным от желаний и побуждений, он перестает подвергаться действию результатов его нынешних поступков, совершенных без всякого умысла. Прошлые кармы, поступки человека, исчерпав свое воздействие, благодаря проявлению всех своих последствий прекращают свое действие, и индивид не подвергается больше рождению в этом мире (джанма). Прекращение рождения означает конец его связи с телом и, следовательно, всяких болей и страданий (духкха). Это и есть освобождение⁶⁰.

V. ТЕОЛОГИЯ НЬЯЙИ

В "Ньяя-сутре" Гаутамы мы видим немногословное, но ясно выраженное обращение к богу. Хотя в "Вайшешика-сутре" слово "бог" и не употребляется, тем не менее комментаторы истолковывают некоторые сутры в духе, обращения к богу⁶¹. Однако в дальнейшем философы школы ньяя-вайшешика разработали теорию бога, связывая ее с доктриной освобождения. Согласно учению этих мыслителей, истинного познания реальностей, тем самым состояния освобождения, индивидуальное я может достигнуть только по милости бога. Без милости бога ни одно индивидуальное существо неспособно к достижению ни истинного познания категорий философии, ни наивысшей цели – освобождения. Таким образом, возникают вопросы: "Что такое бог?" "Каким образом мы узнаем о его существовании?"

1. Учение о боге

Бог – первопричина созидания, сохранения и разрушения мира. Он создает мир не из ничего, но из вечных атомов, пространства, времени, эфира, умов (манас) и душ. Сотворение мира означает такое упорядочение вечных сущностей, сосуществующих с богом, которое образует моральный мир, где индивидуальные я испытывают удовольствие или страдание в соответствии с достоинствами или недостатками своих поступков, а все физические объекты служат средствами достижения моральных и духовных целей нашей жизни. Таким образом, бог есть творец вселенной не в смысле ее материальной причины, а в смысле ее первой действующей причины. Иными словами, бог является своего рода демиургом, создателем упорядоченной вселенной. Бог – миродержец, поскольку существование вселенной поддерживается его волей. Бог также и разрушитель мира, освобождающий силы разрушения, когда этого требует крайняя моральная необходимость. Бог един, бесконечен и вечен, поскольку мир пространства и времени, умов и душ не ограничивает его, но относится к нему, как тело относится к пребывающему в нем я. Он всемогущ, хотя в своих действиях и руководствуется моральными соображениями о достоинствах и недостатках человеческих поступков. Он всеведущ, поскольку обладает правильным познанием всех вещей и событий. Он обладает вечным сознанием как силой непосредственного и непоколебимого познания всех объектов. Вечное сознание – это только неотделимый атрибут бога, а не самая его сущность, как утверждается в адвайта-веданте. Бог наделен всеми шестью совершенствами (шад-айшварья), являясь великим, всемогущим, всеславным, бесконечно прекрасным, обладающим бесконечным познанием и совершенной свободой от всякой привязанности⁶².

Будучи действующей причиной мира, бог является также направляющей причиной действий всех живых существ. Ни одно существо, даже человек, не свободно в своих действиях. Человек свободен лишь относительно, то есть свои действия он совершает под направляющим руководящим воздействием божественного существа. Подобно мудрому и милостивому отцу, побуждающему своего сына совершать определенные деяния в соответствии с имеющимися у него дарованиями, способностями и прошлыми достижениями, – бог заставляет все живые существа совершать такие действия и испытывать такие естественные их последствия, которые соответствуют их прошлому поведению и характеру. В то время как человек есть действующая инструментальная причина своих деяний, бог есть их действующая направляющая причина (прайоджака-карта). Таким образом, бог есть моральный руководитель мира живых существ, в том числе и нас, беспристрастный ценитель результатов наших деяний (карма-пхаладата) и верховный судия наших радостей и печалей⁶³.

2. Доказательства бытия бога

Теперь перед нами естественно встает вопрос: "Чем же доказывается бытие бога?" Нужно отдать должное философам ньяя-вайшешики, которые имеют целый арсенал доказательств, объединяющих почти все аргументы в пользу бытия бога, встречающиеся в западной философии. Из десяти их доказательств мы приведем наиболее важные.

а) Аргумент причинно-следственной зависимости

Все сложные объекты мира, образованные определенной комбинацией атомов (горы, моря, реки и т.д.), должны иметь причину, потому что они по своей природе являются следствиями какого-то действия, подобно тому как следствием действия гончара является горшок. То, что все такие объекты суть следствия, вытекает из того, что они, во-первых, образованы соединением некоторых частей (саваява) и, во-вторых, занимают промежуточное положение (авантара-махаттва). Пространство, время, эфир и я не являются следствиями, потому что они – неограниченные субстанции, не состоящие из частей. Атомы земли, воды, света и воздуха, а также ум тоже не являются следствиями какой-либо причины, так как они суть простые, неделимые и бесконечно малые субстанции. Все же другие сложные объекты мира – горы и моря, солнце и луна, звезды и планеты – обусловлены некоторыми причинами, поскольку они состоят из частей и имеют вполне определенные размеры. Эти объекты являются тем, что они есть, в силу действия ряда материальных причин. Поэтому должна быть разумная причина (карта) существования всех этих следствий. Без руководства со стороны разумной причины материальные причины этих вещей не могут достигнуть того порядка, связи и координации, которые дают им возможность производить определенные действия. Эта разумная причина должна обладать непосредственным знанием материальных причин (атомов) в качестве средств, желанием достигнуть определенной цели и силой воли для завершения или реализации этой цели (джняна-чикирша крити). Она должна быть также всеведущей, так как только всеведущее существо может обладать непосредственным знанием таких абсолютно простых и бесконечно малых сущностей, как атомы и т.п. Иными словами, она должна быть богом и ни чем иным, кроме бога⁶⁴.

Следует отметить, что этот первый аргумент наяйиков напоминает аналогичный аргумент о причинно-следственной зависимости в доказательстве бытия бога некоторыми западными мыслителями как, например, Полем Жанэ⁶⁵, Германом Лотце⁶⁶ и Джеймсом Мартино⁶⁷. По их мнению, мир конечных объектов требует разумной причины, которая упорядочивает и координирует совпадающие физические причины. Так, Жанэ полагает, что всякая координация разнородных явлений предполагает наличие первопричины, или разумной силы, которая воздействует на сложную комбинацию таких отдельных явлений. Точно так же Лотце и Мартино, исходя из факта физической причинности мира, приходят к концепции разумного начала как первичной основы и причины физического мира. И действительно, взгляд наяйиков на действующую причину как на разумного агента поразительно предвосхищает идею Мартино о причине как воле, направленной на реализацию целей.

Однако между западными теистами и наяйиками имеется некоторое различие. Все западные теисты верят, что бог есть не только причина порядка и единства вещей мира, но также созидательная сила, которая дает существование вещам Природы. Для наяйиков же бог есть только причина порядка Природы, а не существования ее конечных составных частей.

Тем не менее понимание бога в философии ньяя не может считаться деистическим. Деизм предполагает, что бог создает мир в определенный момент, а затем предоставляет его самому себе. Бог обычно не имеет никакого отношения к делам этого мира, хотя иногда, в случае крайней нужды, он может вмешиваться в его дела, подобно тому как часовых дел мастер исправляет изготовленные им часы, когда они не в порядке. Однако, по теории ньяя, бог поддерживает постоянные отношения с миром (понимая бога не только как творца мира, но также как его вседержителя и разрушителя). Это, по существу, отличает теизм от деизма, и концепция ньяйи о боге скорее теистическая, чем деистическая.

б) Аргумент адришты

Второй аргумент наяйиков заключается в следующем. Ставится вопрос: как объяснить различия в земной судьбе людей? Одни счастливы, другие несчастны, одни мудры, другие невежественны. Какова причина различий в земной жизни людей? Нельзя сказать, что это не имеет причин, ибо каждое событие, происходящее в нашей жизни, должно иметь свою причину. Действительными причинами, вызывающими наши радости и печали, являются наши собственные действия в настоящей или в некоей предшествующей жизни. Мы радуемся или страдаем потому, что хорошо или плохо поступаем. Закон, управляющий жизнью индивидуальных душ, – это моральный закон кармы, согласно которому каждое существо обязано пожинать плоды своих собственных действий, хороших или дурных, справедливых или несправедливых. В этом нет ничего странного или невероятного. Это логически вытекает из закона всеобщей причинной связи, который гласит: каждая причина должна произвести определенное следствие и каждое следствие должно быть порождено определенной причиной. То, что наши моральные поступки являются в такой же степени причинами, как и физические, должно быть признано каждым, кто верит в закон причинности и распространяет его на моральную сферу. Подобно тому как физические действия порождают физические изменения, а деятельность ума порождает изменения души и характера, так и хорошие или плохие поступки ведут к хорошим или плохим моральным следствиям – к награде или наказанию, к счастью или несчастью. Следовательно, наши радости и печали являются следствиями наших собственных поступков⁶⁸.

Но спрашивается: каким образом наши моральные поступки порождают последствия, которые могут быть отделены от них большими промежутками времени? Многие из наших радостей и печалей не относятся к поступкам, совершенным в этой жизни. Даже те из них, которые порождены поступками, совершенными в этой жизни, возникают не сразу, а спустя некоторое время. Человек, грешивший в лучшие годы своей юности, может превратиться в страдальца в глубокой старости.

Таким образом, установлено, что хорошие поступки порождают определенное следствие, называемое достоинством (пунья), а плохие поступки – некоторую недостаточность, называемую дефектом (папа) наших душ. Как достоинство, так и дефекты долго еще пребывают в душах после того, как эти действия прекратились и исчезли. Эта совокупность достоинств и недостатков, проистекающих из хороших или дурных поступков, называется адриштой.

В концепции адришты содержится нисколько не больше мистических элементов, чем в западной концепции добродетели и порока. Если хорошие поступки оказывают на нас очищающее влияние, то плохие имеют разлагающее влияние. Точно так же добродетель способствует чувству уверенности, безмятежности и спокойствия (короче – счастья), а порок ввергает наш ум в мутную волну подозрения, отчаяния и тревоги (короче – несчастья). Тем же самым путем адришта – общая сумма достоинств и недостатков, проистекаемых из наших прошлых поступков, – вызывает наши нынешние радости и печали.

Но каким образом адришта вызывает надлежащие последствия? Ведь это неразумное начало, и само по себе оно не может привести именно к тем радостям или печалям, которые являются результатом наших прошлых деяний. Поэтому доказывается, что для получения надлежащих результатов адриштой должен руководить некоторый разумный агент. Индивидуальные я не могут руководить, контролировать адришту, ибо они ничего о ней не знают; более того, нередко адришта игнорирует их контроль. Так что разумный агент, который через соответствующие каналы руководит адриштой для получения соответствующих результатов, есть вечное, всемогущее и всеведущее божественное существо. Тот, кто контролирует нашу адришту и распределяет наши радости и печали в строгом соответствии с нею, – есть бог. Или, как сказал бы Кант, тот, кто комбинирует счастье с добродетелью и несчастье с пороком, – тот есть бог. Бог распределяет плоды наших действий в виде наслаждений или несчастий таким же образом, как мудрый и милостивый монарх награждает или наказывает своих подданных в соответствии с их заслугами или виной⁶⁹.

в) Аргументы авторитета священного писания

Другой аргумент в пользу бытия бога основывается на авторитете вед. Авторитет священного писания признается бесспорным и непогрешимым во всех индийских религиях. Каков же источник авторитета вед? Наяйики считают, что источником авторитета (праманья) вед является верховный авторитет их автора (апта-праманья). Подобно тому как авторитетность медицины и всех других наук зиждется на авторитете основавших их ученых, авторитетность вед зиждется на авторитете того лица, которое придало им этот характер. Достоверность вед проверяется так же, как это делается в любой науке; выполняя их предписания в отношении объектов мира, мы наблюдаем, производят ли они желаемые результаты. Разумеется, истинность некоторых ведийских текстов, опирающихся на сверхчувственные объекты, невозможно проверить этим путем. Но, несмотря на это, мы можем считать веды в целом достоверными и авторитетными на том же основании, на каком мы признаем истинность науки в целом, хотя практически проверке поддается только некоторая ее часть. Следовательно, авторитет вед объясняется тем, что они связаны с некоторым авторитетным лицом.

Индивидуальное я не может быть автором вед, ибо сверхчувственные реальности и трансцендентные принципы, о которых говорится в ведах, не могут стать объектами познания обыкновенного человека. Значит, автор вед должен быть верховным лицом, обладающим непосредственным знанием всех объектов – прошлых, настоящих и будущих; конечных, бесконечных и бесконечно-малых; чувственных и сверхчувственных. Иными словами, веды, как и всякое другое священное писание, есть откровение бога⁷⁰.

г) Свидетельство шрути

Бытие бога доказывается и иным способом: бог существует потому, что ведийское священное писание (шрути) свидетельствует о его бытии. В текстах священного писания сказано: "Наивысшее вечное Я есть господь всего, правитель всего, защитник всего..." И далее: "Великий никем не рожденный дух получает все дары и ниспосылает все блага"⁷¹. "Единый скрытый во всем бог есть всепроникающее, есть сокровенное Я, правитель всего и вседержитель"⁷². "Он правитель всех душ и творец вселенной"⁷³. В "Бхагавадгите"*³⁶ господь говорит: "Я отец и мать этого мира, его кормилец, его вечный и неизменный бог". И далее: "Я наивысшая цель всего, хранитель всего, управитель всего, свидетель всего, прибежище всех, убежище всех, друг всех, творец всего, разрушитель всего, сущность всего, неизменная основа возникновения и разрушения всего"⁷⁴.

Из вышеизложенного следует, что шрути, священное писание, является безошибочным свидетельством в пользу бытия бога. Но почему следует верить в бога просто на основании авторитета священного писания? К такой вере в бога может быть склонен простой человек, потому что ему не присущ дух критического исследования. Однако критически мыслящий философ может сказать, что свидетельство священного писания не имеет значения для философии, которая не удовлетворяется логически недостаточно достоверными аргументами при познании чего-либо – человеческого или божественного. Поскольку это не предполагается, обращение к божественному авторитету бесполезно. Можно также подумать, что традиционные доказательства бытия бога служат логической опорой веры в бога. Однако Иммануил Кант⁷⁵, а за ним и Герман Лотце⁷⁶ ясно показали, что ни одно из так называемых доказательств не может реально доказать бытие бога. Доказать что-либо – значит вывести его как необходимое заключение из определенных посылок. Но бытие бога – наивысшая из всех посылок, то есть первичная реальность, поэтому не может быть никакой предшествующей посылки или посылок, из которых мы можем логически вывести бытие бога. Онтологическое доказательство бытия бога исходит из идеи наличия наиболее совершенного существа и делает вывод о его бытии на том основании, что без него не было бы наиболее совершенного. Космологический аргумент исходит из чувственного мира как конечной и обусловленной реальности и отсюда выводит наличие бесконечной, безусловной и сверхчувственной реальности как его основы. Подобным же образом телеологическое доказательство, подчеркивая приспособленность средств и целей, которую мы наблюдаем в природе, заключает о существовании бесконечно разумного творца этого мира.

Но все эти доказательства ошибочны ввиду того, что они выводят бытие бога просто из идеи о нем. Эта мысль о самом совершенном существе может включать в себя идею бытия, но это не действительное бытие, подобно тому как мысль о сотне рупий в моем кармане включает образ или идею об их существовании, а не их реальное, физическое бытие. Итак, чтобы думать об обусловленном мире, мы должны думать о мире необусловленном или, чтобы объяснить приспособленность вещей, мы должны думать о их разумной причине. Но думать о бытии чего-либо не значит доказывать его существование, поскольку мысль о существовании не есть действительное существование.

Из всего сказанного вытекает, что бытие бога не может быть доказано никакими аргументами. И действительно, простое размышление или логический аргумент не может доказать существования чего-либо. Существование вещи познается, если это возможно, через опыт, непосредственный или опосредствованный. Человек с нормальным зрением может опосредствованно узнать, что такое оранжевый цвет, если он видел красный и желтый, но не видел еще оранжевого цвета. Но человек, слепой от рождения, никогда не сможет узнать, чтó такое цвет, как бы долго он ни аргументировал и логически размышлял или доказывал. Если с помощью некоторой хирургической операции у человека появляется зрение, то один взгляд на какой-либо цветной объект раскроет ему мир красок. Лотце⁷⁷ правильно говорит о познании бога: "Таким образом, все доказательства того, что бог существует, являются предлогами для оправдания нашей веры и того особого способа, посредством которого мы чувствуем, что должны понимать этот наивысший принцип".

Это положение становится еще более ясным, когда в своей критике онтологического доказательства Ансельма Лотце пишет: "Для него [Ансельма] предположение, будто это [бог] не существует, кажется, вступает в конфликт с тем непосредственным убеждением в его реальности, которое побуждает наши души пользоваться всеми нашими теоретическими, эстетическими и моральными действиями". "Хотя, – продолжает далее Лотце, – в качестве доказательства аргумент Ансельма и довольно слаб, он все же выражает непосредственный факт, а именно тот импульс, который мы переживаем в отношении сверхчувственного, и ту веру, которая является исходным пунктом всякой религии".

Из всего этого становится понятно, что бог должен быть познан непосредственно, а не посредством какого-либо процесса мышления. Если имеется этот непосредственный опыт, то в доказательстве нет никакой необходимости, подобно тому как нет нужды в рассуждении для того, чтобы убедить вас, что вы теперь читаете эту книгу. Если же непосредственного опыта переживания бога нет, мы можем нагромождать одно доказательство на другое, и, тем не менее, вы, как и прежде, не убедитесь в его бытии.

3. Антитеистические аргументы

Могут возразить, что два из вышеприведенных доказательств в пользу бытия бога вводят нас в заблуждение, известное в логике под названием ошибки ложного круга. Так, в третьем доказательстве было показано, что автор вед есть бог, тогда как в четвертом доказательстве веды представляются основой нашего познания бога. Таким образом, получается, что мы доказываем бытие бога, опираясь на авторитет вед, а наличие вед объясняем откровением бога.

Однако мы убедимся, что в действительности этой ошибки ложного круга здесь нет, если мы разграничим познание и существование. В отношении существования бог первичен и создает веды, придавая им силу авторитета. Но в смысле познания первичны веды, ибо от них мы переходим к познанию бога. Для познания вед нет необходимости абсолютно зависеть от бога, поскольку они могут быть изучены с помощью подходящего компетентного учителя. Не всякая взаимная зависимость есть рассуждение по кругу. Ошибка ложного круга возникает только тогда, когда взаимная зависимость относится к однопорядковым вещам или находится в пределах данного вопроса. Однако веды зависят от бога в отношении своего существования, а не в отношении познания, тогда как бог зависит от вед в отношении нашего познания его, но не его бытия. Следовательно, в действительности здесь нет ошибки ложного круга⁷⁸.

Другое возражение на учение наяйиков о боге сводится к следующему: если бог – творец мира, он должен иметь тело, поскольку без тела невозможно никакое действие. Последователи ньяйи отвечают, что это возражение несостоятельно, ибо если бытие бога доказывается священным писанием, то данное возражение отпадает, так как нет того пункта, против которого направлено возражение. С другой стороны, если само существование бога не доказано, то нет основания для возражения против возможности его действия без тела⁷⁹.

Третий антитеистический аргумент исходит из проблемы цели сотворения мира. При сотворении мира бог должен был ставить перед собой некоторую цель, ибо бесцельно никто не действует. Но что может быть целью созидательной деятельности бога? Богу незачем ставить перед собой каких-либо целей, ибо у него, как совершенного существа, нет неисполнимых желаний. Равным образом такой цели не могут ставить перед собой и люди. Нельзя считать разумным того человека, который трудится только ради других. Нельзя сказать, что при сотворении мира бог руководствовался состраданием (каруна). Если бы это было действительно так, то он должен был бы наделить все свои создания счастьем, а не делать их несчастными, каковыми они являются в действительности. Сострадание есть желание облегчить страдания других без какой-либо личной выгоды.

Таким образом, из этих аргументов следует, будто мир не создан богом. Наяйики отвечают на это следующим образом: "При сотворении мира действие бога действительно было вызвано состраданием. Но не следует забывать, что идея сотворения, имеющая в виду только счастье, несовместима с природой вещей. Определенные возможные различия в форме счастья или несчастья зависят от хороших или дурных поступков тех существ, которые были созданы. Нельзя сказать, что это ограничит независимость бога, поскольку его сострадательная созидательная деятельность зависит от действий других существ. Чье-либо тело не является препятствием для него самого. Скорее одно помогает этой личности действовать и достигнуть собственной цели. Точно так же сотворенный мир не препятствует и не ограничивает бога, но служит средством для осуществления его моральных и рациональных целей"⁸⁰.

VI. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Значение системы ньяя заключается в ее методологии, то есть в теории познания, на которой строится эта философия. Иные считают недостатком индийской философии то, что она основана на религиозном авторитете и поэтому-де является догматической, а не критической. Но философия ньяя служит хорошим опровержением этого обвинения. Созданная в ней теория познания является основой не только для ньяя-вайшешики, но с незначительными изменениями она служит и другим системам индийской философии. Ньяя применяет метод логической критики для решения всех проблем жизни и реальности. Поиски истины и защита от враждебной критики производятся средствами здравой логики. Однако теория плюралистического реализма ньяйи не столь удовлетворительна, как ее логика. Здесь мы встречаемся с точкой зрения здравого смысла, представляющей мир системой многих независимых реальностей, вроде материальных атомов, умов, индивидуальных душ и бога, которые внешне связаны друг с другом в пространстве, времени и акаше. Ньяя не дает систематической философии мира в целом в свете единого всеобщего абсолютного принципа. Философию ньяя расценивают ниже философии санкхья или веданта. Это видно из их концепции индивидуального я и бога. Согласно учению ньяйи, индивидуальное я представляет собой субстанцию, которая не является в своей сущности сознательной или разумной, а только обладает сознательностью, да и то лишь случайно, тогда, когда она связана с телом. Но такое понимание себя противоречит нашему непосредственному опыту, который доказывает, что я – сознающий субъект, а не вещь, наделенная качеством сознательности. К тому же, с точки зрения наяйиков, освобожденное я не имеет сознания и, таким образом, не отличается от материальной субстанции.

Представление ньяйи о боге как о зодчем этого мира, его действующей, но не материальной причине имеет, очевидно, в виду человеческие отношения и сводит бога на положение человека-ремесленника, делающего вещи из наличного материала. В данном случае мы встречаемся с концепцией, относящей мир вещей и существ к богу, а тело – к своему я. Но эта идея развивалась не по пути полнокровного теизма. Тем не менее как философия жизни теизм няйи не менее поучителен и убедителен, чем другие его формы.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>