Георгий Почепцов. Тоталитарность. Усреднение людей приводит общество в неживое состояние

Тоталитарность — это решение за тебя и вместо тебя. Когда выборы перестают ощущаться как выборы, поскольку они не решают твоих проблем. И когда сегодня демократия свелась в основном лишь к участию в выборах, следует вспомнить, что в античности демократией было участие в принятии решений. В такой модели человек действительно был частью общества, сегодня его просто используют как машину для голосования и последующей легитимации власти.

Тоталитарность проявляется во вмешательстве государства во все твои решения. Может, оно так проявляет свою любовь, но лучше держаться от этой принудительной любви подальше. Кстати, слово «принуждение» самое важное для описания тоталитарных государств, в них почти не остается факультативного, все становится обязательным.

Самым важным является то, что тоталитарное государство живет в согласии с самим с собой, у него нет оппонентов и противников, поскольку таковые не допускаются. По этой же причине тоталитарное государство живет без ошибок, поскольку некому рассказать ему об ошибках. Оно купается в своих победах (настоящих и вымышленных), что и объясняет столь долгое существование его в нашей памяти. И в этом как мощная его сила, так и слабость, поскольку ошибки учат, а когда их якобы нет, то и обучения не происходит.

Следует признать сразу: тоталитарные государства в свое время достигли сильных результатов, но сделали это за счет подавления личностных свобод и в принципе в борьбе с любым разнообразием. Управляя, условно говоря, армией послушных, действительно можно получить индустриальные, экономические и другие результаты. Но такой рывок, базирующийся на муштре одних и отправлении на смерть других, вряд ли может выглядеть привлекательным в глазах современных поколений.

Правда, данные Левада-Центра показали, что для сегодняшних россиян важнее порядок, даже если ради него придется ограничить права и свободы. Так считает 61% участников опроса. Но такой выбор, из двух зол меньшего, хорош только чисто теоретически. Когда же ты сам попадешь в такую ситуацию, переоценка придет быстро.

Другое дело, что постсоветские страны ничего не берут из опыта советского прошлого, что могло бы быть использовано. Однако одновременно практикуемая тогда борьба с разнообразием, например, в принципе не подходит современной экономике, которая строится, наоборот, на максимальной поддержке разнообразия. Силиконовая долина — это модель разных и независимых людей, а не модель завода, где главенствует подчинение как принцип управления. Тогда в рамках искусства, литературы, науки были созданы образцы высокого уровня, сохраняющие свое значение и сегодня, хотя и при определенном «вычеркивании» идеологических вставок.

Тоталитарность как тип правления на ура воспринималась населением, поскольку не просто предлагала простые решения, но и решала многие проблемы, которые, как мы видим сегодня, на постсоветском пространстве не решаются принципиально. Сегодня мы имеем условную медицину, условное образование, условную науку и столь же условную культуру. Они как бы и есть, но особых результатов и взлетов не имеют. Они перестали быть конкурентоспособными, хотя при закрытых границах, когда внешней конкуренции не было, они все равно были сильными.

Тогда же не было сатиры, но был Аркадий Райкин. Такого рода парадоксы можно обнаружить во многих сферах. Практически в каждой из них были вершины: Выготский — в психологии, Макаренко — в педагогике, Бахтин — в литературоведении и т.д. Мы любим повторять, что все это было вопреки, а не благодаря, но где сегодня такое вопреки? Мы не в состоянии даже изучить опыт этих предшественников.

Население в целом и тогда не было главным ресурсом, поскольку страна была большой, поэтому репрессии как тип управления могли применяться. Населения было много, и приписываемая Жукову фраза «бабы еще нарожают» имела смысл. Хотя сегодня эта фраза и потеряла авторство Жукова.

Многие результаты сталинского времени еще потребуют пересмотра. Мы сталкиваемся с тем, что они были пропагандистски усилены вне учета реальных потерь, которые позволили их достичь. Война теперь обошлась уже в 42 миллиона жертв, что намного выше всех других участников как в абсолютных, так и относительных цифрах. Множество героев и подвигов того времени также оказываются сегодня более сконструированными, чем реальными. И из-за этого порождаются сегодняшние баталии по поводу современных фильмов на тему «тех» героев, которые то ли были, то ли нет.

Но следует признать, что Сталин, как и Гитлер, создал тип идеологии не книжной, а... уличной. Не надо было читать книги, чтобы понять, кто есть друг и кто есть враг. Все это как бы висело в воздухе, понятное любому. Уличная идеология — это то, что можно увидеть глазами, ей не нужны интерпретаторы, которые сегодня вещают с телеэкранов.

Уличная идеология сделала революцию и построила новое государство. Но эта идеология базируется на уличном «бей первым», а мирное время для нее является непонятым и непонятным. Эта идеология не могла строиться как современное государство, поскольку такое государство возводится на определенном уровне свобод. И постсоветское государство по сегодняшний день не участвует в производстве знаний нового типа, поскольку не воспитало такого типа гражданина.

Система врагов как базовая точка отсчета оставалась с Советским Союзом до конца его дней. Правда, если при Сталине вовсю мифологизировались и внешние, и внутренние враги, то при Брежневе система сохранила важность только внешних врагов. «Оскал американского империализма» смотрел с плакатов и учебников. Но это уже была не уличная, а книжная идеология, во многом далекая от населения.

Америка была врагом в книжной идеологии, но в уличной и Хрущев, и Брежнев стремились к контакту с ней. На улицах СССР появились джинсы, шариковые ручки, плащи болонья и рубашки из нейлона, и все широко открывали на них свои глаза. Тем самым уличная идеология побеждала книжную, хоть на книжную работали тысячные аппараты пропагандистов, а на уличную — никто.

Магазин, где будет 100 сортов сыра, всегда победит магазин, где будет десяток сортов, — таково правило уличной идеологии. Брежнев, кстати, удивился, когда во время пребывания в Нью-Йорке на Генассамблее ООН ему показали супермаркет. Он решил, что его наполнили продуктами специально под его приезд. И это вполне объясняет всю советскую систему, где больше внимания уделялось витрине, чем сути. Если витрина хороша, то сутью можно не заниматься, как в том анекдоте советского времени, когда председателя колхоза просили засыпать лужу на площади перед приездом иностранных корреспондентов. На что председатель отвечал замечательной фразой «Пускай клевещут». Получается, что можно ничего не делать, объясняя любой негатив происками Запада.

Ошибка оказалась в том, что и партия, и весь идеологический аппарат был выстроен для случая борьбы и войны, а в мирной жизни он оказался нежизнеспособным. И борьбу он выполнял хорошо, проиграв в период мира.

Управленческим идеалом прошлого мы можем признать сталинскую «шарашку», где с помощью подневольного труда ковались грозные, например, самолеты. Но они нужны были против мифологического врага, поэтому трудно себе представить «шарашки» по производству стиральных машин. «Шарашка» вновь нужна в войну, но в мирный период в ней нет высокой потребности.

Тоталитарный не значит неживой. Уровень счастья советского человека был достаточно высок, нельзя этого не признать, хотя всем нам сегодня внушается с экранов телевизоров обратное. Вполне возможно, что это вариант стокгольмского синдрома, только не на уровне небольшой группы людей, захваченной террористами, а на уровне целой страны.

Но феномен счастья был. Пускай он поддерживался очень серьезно литературой, искусством и телевидением, от «Голубых огоньков» людей тоже было не оторвать, как и от программы «Время». Но было счастье и занятия своим делом, которое было нужным кому-то, кроме тебя, чего сегодня как-то нет. Чтобы обеспечить этот уровень счастья, издавались тысячными тиражами книги, ставились спектакли и фильмы. Советская система все равно работала на повышение интеллектуального уровня, хоть это и можно объяснять чисто производственными потребностями. Но суть была в том, что не мог условный физик делать ядерную бомбу, не имея рядом с собой таких же высот в сфере литературы и искусства. Стотысячные тиражи книг разлетались мгновенно, сегодня тираж в одну тысячу продается дольше.

С другой стороны, есть масса психологических исследований, демонстрирующих возникновение шизофрении, психозов как результат «вестернизации», «христианизации» колониальных народов. Это понятно, поскольку ускоренными темпами ломалась предыдущая картина мира. Однотипно следует признать такого же рода причину психозов населения как в результате давления репрессий 37-го и последующих лет, так и советской жизни в целом, которая протекала на определенном уровне тревожности. Были периоды, когда даже для того, чтобы купить молоко в супермаркете для ребенка, надо было занимать очередь с шести утра, что явно не может быть отнесено к модели радостной жизни.

СЕГОДНЯ

Советский период истории жил рывками, все важное надо сделать сегодня, а все хорошее (квартира, зарплата, машина) придет даже не завтра, а когда-то. Вспомним хрущевское «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» (из доклада на XXII съезде КПСС в 1961 году). Но исчезли и Хрущев, и КПСС, а за ними коммунизм. Поэтому более точной фразой тогда должна была быть такая — «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме, а будущее — при капитализме».

Но, к сожалению, и капитализм мы выстроили какой-то не такой, как нам обещали. Правят бал, по крайней мере финансовый, олигархи и топ-менеджеры госпредприятий. Они явно живут при капитализме. Все остальные распределились по другим системам: кто еще в феодализме, кто — в начальном этапе бандитского капитализма, а кто и в социализме.

Но быстро сменили флаги, снесли памятники, остались только рассказы о счастливом будущем, характерные как для прошлого, так и для сегодняшнего дня. Вербальность всегда считалась приметой СССР, теперь она стала приметой постсоветского пространства. В физическом пространстве все может становиться хуже и хуже, но в информационном и виртуальном пространствах все хорошо. Только ситуация теперь объясняется новым набором врагов.

Если сталинское время само описывали фразой «жить стало лучше, жить стало веселее», то сегодняшнее время с большой натяжкой может констатировать, что жить стало лучше, быть может, и веселее. Но все преимущества, которые возникают в головах, проистекают не столько из внутреннего развития, сколько из внешних параметров. Например, исчезли запреты на выезд за рубежи отечества. Интересно при этом, что исчезновение цензуры странным образом не привело к появлению множества новых качественных произведений в литературе и кино.

При этом не только на постсоветском пространстве, но и во всем мире происходит падение уровня образования, как и падение интеллектуального уровня населения. Можно придумать какие угодно объяснения, но тот уровень, который был когда-то, просто сегодня не нужен. Холодная война выжала все, что могла, все ресурсы (интеллектуальные в том числе) были растрачены. И оказалось, что сегодня на такие траты никто идти не хочет, поскольку нет такой жгучей потребности.

Сегодняшнее интеллектуальное «запустение» связано также с тем, что в свое время Советский Союз отказался от «гонки знаний», отдав первенство в компьютерах американцам, предпочитая покупать, а не производить самим. Поэтому сегодня мы похожи на старика Хоттабыча, который сделал телефон полностью из золота, не зная того, что в нем внутри. Мы не производим теперь ни телевизоров, ни компьютеров, ни мобильных телефонов. Эта технологическая революция прошла без нас, поэтому мы не можем войти на равных в четвертую индустриализацию, поскольку там будут править роботы, а не люди. Это серьезное изменение приведет к появлению большого числа «лишних людей», с которыми неизвестно что будут делать государства.

Падающий уровень образования, а также интеллект населения в целом демонстрируют, что с этой сферой никто не хочет работать, поскольку в ней не видят особой пользы. Советский Союз делали самой читающей страной в мире, поскольку модернизация страны требует повышения уровня образованности населения.

Это была сознательная работа. Сегодня многие страны продолжают бороться за читающего школьника, создавая разного рода стимулирующие кампании. В Чехии за каждую прочитанную книгу ребенок получает виртуальные два евро, которые потом можно объединить с другими для покупки. Так, например, дети купили собаку-поводыря для слепого мальчика. В Великобритании десятилетний мальчик в рамках школьной программы должен прочитать 50 книг за год.

Япония имеет другую программу — как вывести школу из-под давления «двоечника». Для этого первые три дня недели все учатся вместе, а потом для «отличников» в последующие два школа должна дать те предметы, которые они сами захотят. А остальные доучиваются оставшиеся два дня недели все вместе. Все это потому, что японский премьер сказал, что у них нет другого ресурса, кроме мозгов детей. То есть развитые страны завышают, а не занижают требования к образованию — они сознательно помогают появлению умного гражданина.

ЗАВТРА

Будущее гораздо ближе, чем это кажется нам. Цукерберг в своем недавнем выступлении перед выпускниками Гарварда говорил о необходимости введения ежемесячного пособия для граждан. Некоторые страны даже начали делать эксперименты в этом направлении.

Источником этого странного на сегодняшний день решения стало то, что в ближайшие десятилетия исчезнет 40–60% сегодняшних рабочих мест за счет развития автоматизации, робототехники. Эти «лишние» люди просто физически обречены на безработицу.

Это серьезная проблема с точки зрения государства, поскольку человек, теряющий социальные связи, начинает вести себя непредсказуемо. Шведы когда-то писали о своем опыте, что такой человек отпускает волосы, курит наркотики, лежит в постели, поэтому они считали, что нужно придумать, как все же заставить его прийти на работу и нажать какую-нибудь красную кнопку. И эта красная кнопка будет никому не нужна, поскольку завод будет работать и без нее, но у человека будет работа, а уровень асоциальности не будет таким страшным.

Сегодня можно уже думать, от чего скорее всего будет отказываться человек будущего? От работы его уведут сами власти и корпорации, рассказав ему, что теперь он будет совершенно свободным. Что еще может его заманить? При этом будем помнить, что работу у него уже отобрали, так что он волен делать все, что захочет.

Неработающий человек (лучший его вариант, поскольку худший погрязнет в зависимости (алко, нарко, табако) погрузится в видеоигры, не будет отходить от компьютера все 24 часа в сутки. Кстати, это мы можем видеть уже сегодня. Причем некоторые страны, например Япония, видят уже сегодня в этом настоящее социальное бедствие.

Следующий вариант — человек будет готов отказаться от своего тела и уйти в вариант «головы профессора Доуэля». Тем более его будут всеми силами агитировать за это, мотивируя бессмертием. Конечно, это будет не «голова», а ряд компьютерных комплексов, которые будут выситься в огромных залах, чем-то напоминающих ровные столбики американских кладбищ.

Туда можно будет уйти в любой момент, оттуда — вряд ли. Массовое переселение в новый автоматизированный мир будет максимально поддерживаться государством, поскольку человек к тому времени — и это самое главное — потеряет ценность для государств и корпораций, поскольку он не нужен будет для производства.

Еще один кандидат на исчезновение — религия и идеология. Современная философия видит их в пространстве воображаемого, вроде литературы и искусства. Поэтому это такая же компьютерная игра, как и все остальное. Юваль Харари, израильский историк, автор бестселлера «Sapiens: Краткая история человечества», писал уже сегодня о религии, что она как компьютерная игра, поскольку и там, и здесь ты набираешь очки за правильное поведение и теряешь за неправильное.

Если не поддерживать курс на интеллектуализацию, ее не будет. Человек теряет лицо человека. Если раньше ходили пить пиво, то сегодня будут с теми же бездумными лицами играть в видеоигры. Раньше — вместе, в будущем — в одиночку.

Почему мы видим все эти изменения под углом зрения тоталитаризма, ведь тут никто не запрещает разнообразия, оно может даже поощряться. Кто-то любит игры-стрелялки, кто-то фильмы-триллеры — пусть расцветают все цветы... Современные государства также любят «дробить» и ссорить оппозицию, чтобы не дать ей объединиться.

Но тут проявляется другой фактор тоталитаризма — исчезновение человека. Человек исчезает еще по одной причине, и это третий кандидат на исчезновение — у будущего человека нет потребности в другом. Будущий человек становится компьютерным «столбиком» — ему не нужен другой. Но, к сожалению, вся история человечества демонстрирует, что и мысль возникает при взаимоотношении с другим и с его мыслью. Таким образом, мы консервируем не только информационные, но и мыслительные потоки. Утрируя, можно сказать, что мир замирает и погружается в сон. Возможно, что этот сон будет счастливым для конкретного человека, но он точно не будет счастливым для всего человечества.

***

Тоталитарность может настигнуть мир в любую минуту. Это как волны, которые набегают и отходят. Они приходят тогда, когда их не ждут. Сильная волна может легко смыть песчаные замки цивилизации. Чем больше мир будет погружаться в хаос, тем сильнее будет жажда порядка, от которой недалеко и до железной руки. Один «великий менеджер» ждет не дождется, когда его призовут обратно.