ДОН КИХОТ ПСИХОАНАЛИЗА. (читая письма и дневники В. Райха) - Материалы о Вильгельме Райхе - Автор неизвестен

Всю свою зрелую жизнь (с конца 20-х годов и вплоть до смерти) Вильгельм Райх записывал свои научные мысли, идеи, проблемы, возникающие в ходе исследований, материалы своей собственной рефлексии, протоколы клинической практики. Он тщательно сохранял всю личную и профессиональную переписку, которую вел.

Весь этот материал был очень важен для Райха не только в плане его личного использования в научном процессе, но также предназначался для будущих поколений ученых-исследователей, которые, как он полагал, пойдут вслед за ним. В дневниках и рабочих тетрадях Райха встречаются места, которые характеризуют его не с самой лучшей стороны. Разумеется, определенная редакция собственных записей была проделана автором. Однако Райх полагал, что он не волен перекраивать историю своей личной и научной жизни. В 1952 году, за пять лет до своей смерти, в интервью, которое у него брал хранитель архива Фрейда доктор Эйсслер, Райх говорил: "Я никогда не хотел скрывать свою переписку на 100 лет[1]. Напротив, я собираюсь ее опубликовать в течение моей жизни. Мне нечего скрывать"[2].

Внезапная смерть Райха нарушила эти планы. Во время неразберихи, последовавшей после его смерти, были украдены практически все его архивы с личными и профессиональными записями. После расследования при помощи судебного иска была возвращена большая часть материалов, тем не менее дневники и записи с 1922 по 1934 год не были найдены Последующие попытки вернуть документы также не увенчались успехом Сейчас сложно делать какие-либо предположения относительно этого похищения, однако, используя логику детектива: "Чтобы понять преступление, надо найти мотив", следует обратить внимание, что пропали материалы именно "психоаналитического" периода творчества Райха. Можно предположить, что лицо или лица, которые сделали это, отдавали себе отчет в научной ценности именно этих материалов.

Первая публикация более поздних материалов из архива Райха (1934 — 1939) состоялась только в 1994 году. Нижеследующая статья Б. А. Смирновой, в которой рассматриваются некоторые темы его записей, основывается на анализе именно этих документов.

А. В. Россохин

"Я не могу контролировать безумие этой жизни, но я могу сохранить ее логику. Там, где жизнь требует исполнения своих законов, я могу и должен бороться и защищать их".

В. Райх

Вильгельм Райх был яркой и неоднозначной фигурой. Он удивляет многогранностью своего таланта и глубиной научных поисков. Но до сих пор не утихают споры о его личности и научной деятельности, осталось много противоречивых мнений и свидетельств о нем.

Знакомство с перепиской и дневниками Райха (за период с 1934 по 1939 год)[3] позволяет немного приоткрыть завесу над тем, каким же в действительности был этот человек. За свою жизнь ему пришлось выслушать немало обвинений в свой адрес. В чем только его не обвиняли! Вот что он сам пишет по этому поводу: "Что же они говорили? Что я соблазнитель детей, психопат, душевнобольной, шарлатан, ненадежный и эгоистичный человек"[4]. Но он всегда надеялся, что "когда-нибудь, в один прекрасный день, лет через 30 или 300, всплывет правда о том, каким я был в действительности" [5].

Первое, что поражает при чтении писем и дневников Райха, — это его противоречивость. С одной стороны, он находился в гуще научной жизни и был окружен большим количеством людей, с другой он оставался необыкновенно одиноким и несчастным, не пытаясь и не желая понять причины своего одиночества. Вообще же тема одиночества отчетливо проступает во многих его письмах и дневниковых записях, определяя его восприятие мира, людей и самого себя. Вот лишь некоторые из его высказываний на этот счет: "Ужасно тяжело осознать тот факт, что ради общего дела нужно стать более одиноким, что нельзя жить, как живут человеческие существа среди других подобных существ"[6]. "Я не "фанатик" и не "сумасшедший". Просто я погряз в своей работе так, что это постепенно, но верно добивает меня. Люди любят меня, хотят помочь, но они также хотят жить собственной жизнью, независимо от меня. И это так! Это действительно так для других, для каждого! Но мой случай исключительный в том смысле, что меня не могут удовлетворить иллюзии, связанные с браком, семьей или чем-то еще. По крайней мере, у них есть свое собственное "положение", своя "броня", свои деньги и свое коварство. Моя глубокая интуиция по отношению к другим людям когда-нибудь погубит меня... Как ужасно быть одиноким и вынести то, что я должен вынести. Все хотят от меня любви. И я должен им ее дать!"[7].

Тема одиночества перекликается с темой отчуждения от внешнего мира, от людей. "Я чувствую себя комфортно лишь в собственной комнате. Здесь я все тот же Вилли Райх. А там, в "реальной жизни", в кафе или кино, я — "особенный человек", "чужой"[8]. "Я чувствую себя комфортно лишь на работе или в объятиях любимой женщины"[9]. Райх боялся "реальной жизни", обвиняя других людей в своей оторванности от нее. "Во-первых, ошибочной является не моя агрессивность, а моя снисходительность. Во-вторых, когда я обращаюсь к людям, они, чувствуя себя привлекательными, боятся оказаться в затруднительном положении и бегут прочь. Я не давлю на людей, но пробуждаю у них страх попасть в ловушку"[10]. "Моя изоляция кажется неизбежной. Люди боятся приглашать меня в общество, потому что я имею "разрушительное влияние". Почему? Они чувствуют себя обиженными, так как я прекрасно их вижу. Я же, в свою очередь, чувствую себя лишним, поскольку они не правы. Они прячутся и остаются поверхностными. Подобно насекомым, они слетаются на свет моего интеллекта, испытывая при этом страх"[11].

Еще один пласт противоречий — двойственное отношение к близким людям. С одной стороны — повышенная потребность в любви и признании, с другой — неумение принять эту любовь и дать ее. Следующий отрывок из письма Райха к его бывшей жене Анни Райх от 5 января 193S года наглядно это демонстрирует:

"...Конечно, это ужасно — зависеть от меня в материальном плане, но совсем по другой причине, чем ты подозреваешь. Не потому, что я не выношу обязательств. Вся моя жизнь является добровольным[12] обязательством; я приношу огромное количество жертв и вынужден тащить гораздо более тяжелый воз обязанностей, чем это можно ожидать от некоторых моих критиков. Я лишь сопротивляюсь неразумным, бессмысленным обязанностям, которые мешают или однажды помешают выполнить мою главную задачу... Ты пишешь, что можешь свободно разговаривать со мной, лишь когда тебе ничего от меня не нужно. Ты попала в самую точку. Эксперименты, которые я в последние месяцы провел с людьми, зависимыми от меня в материальном отношении, окончательно помогли мне решить эту задачу. Главная проблема не в том, что я скуп и не хочу дать денег. Напротив, мои друзья, как мужчины так и женщины, странным образом реагируют (и до сих пор мне это непонятно) на другую, совершенно нормальную мою черту. Я окружаю огромной любовью и заботой человека, от которого я чего-нибудь ожидаю, будь то в личном или в материальном плане. Моя броня слишком тяжела для меня. Следовательно, я провоцирую другого человека так вести себя по отношению ко мне, как он вел бы себя по отношению к собственной матери со всеми вытекающими отсюда противоречиями. Я слишком много вмешиваюсь во все дела. Я так растворяюсь в другом человеке, что он не может этого вынести. Когда же я отхожу, разочарованный, то это бывает иногда ужасно и жестоко, потому что я обладаю способностью отделяться. Обычно это происходит очень поздно. Мои надежды и ожидания так велики. И в этом моя ошибка; я сливаюсь с другим человеком... Это мой самый главный и досадный недостаток. Я так люблю, что затем вынужден ненавидеть и отражать тяжелые удары. В действительности я обладаю иной структурой характера, структурой, которая не вписывается в этот мир, и поэтому многие люди мне сочувствуют. Я окружил Эльзу[13] (как и тебя в первые годы) "нежной заботой и любовью", ничего не оставляя себе. Это было ошибкой. Ты гораздо более сдержанна и когда любишь, и когда ненавидишь. Характеристика, которую я дал, позволяет мне схватывать реальные процессы жизни проще и быстрее, чем это может сделать средний человек, но мне приходится платить за это большими страданиями. Например, я не знаю, сколько людей способно, как и я, распознать, почувствовать или заметить малейшие признаки разрушительной катастрофы, которая надвигается на нас в форме национал-социалистического движения. Именно благодаря этой способности я вижу эмоции других людей до их проявления; собственно это и сделало из меня характероаналитика. В этом и заключается причина. Мне не хватает терпения выносить иррациональное поведение, в том числе и мое собственное. Я определяю малейшие признаки подобного поведения и часто размышляю над этой странной способностью. Иногда мне очень нелегко, потому что это необычно и "ненормально". Лишь это и ничто другое составляет мое заболевание. Правда и в том, что мне приходится сталкиваться с опасностью личного (не объективного) одиночества, но в этом и заключается сущность моей исследовательской работы. Это, если хочешь, рок, сопровождающий великое открытие.

Я чувствую себя совершенно способным работать, ненавидеть и любить и лишь боюсь, что устану от невротической ситуации, которая может сложиться при этом для меня. Вообще же я спокоен и борюсь только с собственной потребностью в броне. Я опасаюсь того, что постепенно потеряю свои лучшие интуитивные качества. А это уже серьезно!"[14].

Райх не раз настойчиво пытался доказать себе и миру, что не он виноват в своем одиночестве и изоляции. Ему трудно было допустить мысль, что, возможно, он сам должен был бы измениться, чтобы исправить существующее положение. "Люди покрыты броней! Это чувствуется при каждом стремлении к прогрессу. Это равнодушие и профессиональная беспристрастность!"[15]. "Ясно, что моя работа будет мне стоить моих детей; мир жесток... Одиночество неизбежно"[16]. "Я очень осторожен, оправданно осторожен. Люди способны что-то понять лишь в ограниченной степени. Я несправедлив только тогда, когда упрекаю их в том, что 1) они сопротивляются неврозам, 2) не знают, что обманывают самих себя, обещая больше, чем могут выполнить"[17].

Нередко Райх писал о так называемых "тяжелых полосах" в своей жизни, которые еще больше отдаляли его от людей. "Снова я попал в полосу большого внутреннего кризиса. Необходимо порвать с прошлым! Нужно забыть! Идти вперед"[18]. Но реально ли забыть прошлое? Родителей, жену, детей от первого брака, друзей, коллег, Фрейда, с которым он к этому времени порвал? Все вновь и вновь возвращалось и преследовало его. Переживая эти мучительные периоды, Райх либо начинал обвинять во всем себя, самоуничижаясь и, страдая, либо, напротив, непомерно возвеличивал свою личность, неадекватно оценивая как свои, так и чужие чувства, мысли, поступки: "Я ничто, буквально ничто... Я боюсь за работу и за самого себя, когда сталкиваюсь с эмоциональными реакциями моих лучших сотрудников... Возможно, что чем шире круг людей, тем более одиноким я становлюсь. Этот кризис снова требует разрыва со старым, привычным. Какой чертовски хороший у меня нюх на людей, слишком хороший, благодаря моей интуиции! Если бы я мог лучше его использовать. Это мое слабое место"[19]. "Я умнею и учусь подавлять свою ярость по поводу глупости и не поддаваться чужим идеям. Я борюсь с проблемой жизни и смерти, и никто об этом не подозревает. Тяжелая ноша это знание"[20]. "В сущности, я великий человек, редкость, так сказать. Но я сам до конца в это не верю, поэтому и борюсь против этой роли великого человека"[21]. "Огромная известность станет причиной моего полного одиночества! Уже сейчас людям лестно находиться в моем обществе, но это является для них одновременно и обузой. Я нежеланный гость в собственном доме. Я нарушаю их душевное спокойствие. Они счастливы, когда я отсутствую несколько дней. Я, так сказать, стал авторитетом. Это оказывает "подавляющее" воздействие — люди хотят чего-то простого, удобного, беззаботного. Они не желают, чтобы "строгие требования" осложняли их жизнь"[22].

Райх искал и находил убежище в своей работе: "Я действительно открыл жизнь. Это совершенно невероятно. Я, ничего из себя не представляющий, не академик, сексуальный мошенник в буржуазном смысле этого слова, сделал величайшее открытие столетия. Вчера сказал Вульфy[23], что считаю себя значительнее Фрейда"[24]. "Мои ученики постоянно пытаются убедить меня в том, что их путь лучше, чем мой собственный. Но прошлое не раз показывало мне, что мой путь хотя и опасный, но все же единственно верный"[25]. "Я кричу и реву, ищу и исследую, оставаясь ужасно несчастным"[26]. Считая себя значительнее Фрейда, а свой путь единственно верным, Райх относился к себе как к человеку, который в одиночку борется с превратностями судьбы и мировым злом — то есть как к Дон Кихоту. Следующий отрывок из письма Райха к Анни Райх (от 17 ноября 1934 года) как нельзя лучше показывает его отношение к собственной научной деятельности и к своей роли в ней.

"Дорогая Анни!

Твое письмо очень обрадовало меня, и я счастлив выполнить твою просьбу больше рассказывать о своей жизни. Сейчас я переживаю сложный, ужасный, необычайно трудный период. Я приехал в Осло согласно ранее достигнутой договоренности проводить свои эксперименты; но, как всегда, я опять сталкиваюсь с человеческой неуживчивостью, равнодушием и притворным, глубоко парализованным желанием помочь. Потребуется немало усилий для того, чтобы преодолеть все это... Твой вопрос о моей нынешней жизни по сути является более содержательным. Позволь мне приступить к нему. Видишь ли, Анни, когда около тринадцати лет назад я рассказал тебе о моем абсолютно мрачном состоянии духа и столкнулся лишь с непониманием с твоей стороны, я не знал и даже не предполагал, насколько я увяз в этом ужасном, прозябающем существовании с едва заметными признаками жизни и с погубленной надеждой на счастье, на чем и основывается реакционный мистицизм. Есть три выхода из этой ситуации: можно стать покорным или меланхоличным циником... можно сломаться, как все психопаты в мире; или можно бороться против мирового зла, подвергая себя риску стать еще одним Дон Кихотом. Сам того не сознавая, я выбрал последний путь и стал сексологом и работаю над открытием функции оргазма. Мой выбор оказался одновременно неизбежным и горьким. Я продолжаю борьбу с многочисленными трудностями и немалого добился, но задача так велика, что не видно ни ее конца, ни способа, как ее изменить. Проблемы увеличиваются, подобно разгорающемуся огню. Позволь привести несколько примеров. Закон накопления напряжения, который я рассматриваю в качестве основы оргазма, похоже, контролирует процессы деления клетки; ты обязательно прочитаешь, что антитезис сексуальности — тревога — ведет к обобщенной точке зрения на вегетативный аппарат. И это не моя вина, что я сделал наблюдение, которое вскрыло такое количество материала для обсуждения. Мы, ученые, подобно рыбакам, сидим в полном неведении на берегу реки под названием "жизнь" и забрасываем наугад наши удочки. Один вытягивает только грязь и сорную траву; другому везет — и он вытаскивает кусочек золота; ну а третьему случается ухватиться за нечто такое, что может изменить часть этого мира. Ты должна понять, что я глубоко погружен в предмет исследования и, значит, смогу видеть перспективы задолго до того, как это сделает кто-либо другой, менее сведущий и заинтересованный в этом. Часто такие люди принимают меня за психопата... Я не страдаю манией величия. Я лишь обладаю мучительно хорошей интуицией. Я чувствую многие вещи до того, как действительно начинаю понимать их. И наиболее важные "проявления интуиции" обычно оказываются правильными, как то мое убеждение, которое я высказал в Зеефельде в 1923 году, что эрекция идентична избавлению от псевдоподии, что тревога является бегством в себя. Сейчас, 11 лет спустя, целая новая область в физиологии вращается вокруг этого...

Иногда я впадаю в такое отчаяние. Повсюду столько проблем,  которыми я хотел бы разобраться с биопсихологической точки зрения, прежде чем приступить к сексуально-социологической стороне. Враждебность за враждебностью, сознательная или бессознательная, как ни верти. Люди не могут выдержать, когда им говорят, что они впустую проводят жизнь, что они губят ее. И это не просто сексуальное сопротивление с их стороны. Они боятся осознать собственное вегетативное существование... И разве это недостаточно реальные факты? Поэтому все еще борюсь и не смогу отступить, даже если и захочу...

Но все еще гораздо более запутано. Мне определенно нужно укрыться от твоих сомнений, потому что я любил тебя и был вынужден бороться с Фрейдом, рисковать своим положением, оставить детей, делать своими врагами многих людей.

Я часто тоскую по спокойной, мирной работе, но я ведь так много знаю. В Скандинавии у меня сложилась группа из 20 умных, образованных и порядочных человек. Один из них однажды сказал мне: "Почти невозможно обладать таким умом, так много понимать и знать о человеческой жизни". Время и общество, в которых мы живем, пока что против нас. Мы зверски работаем, стараясь поддерживать и ободрять друг друга. Мы не утописты-мечтатели; мы продвигаемся шаг за шагом, от детали к детали с основополагающим взглядом на жизнь, который мы постоянно проверяем. Мы можем в конце концов сломаться, но мы можем и совершить прорыв. Вот как я живу...

Очень часто я начинаю колебаться и сомневаться в вещах, которые когда-то казались мне незыблемыми. Но потом появляется множество подтверждающих фактов из газет, научных движений (как, например, из Оксфордского движения), из тысяч деталей; и я оказываюсь не в состоянии удержать все это. Я страдаю от этого качества, но в то же время я воодушевлен и счастлив быть столпом для значительной группы людей..."[27]

Итак, Райх пытается решить мировые проблемы, как и Дон Кихот, предпринимая огромные усилия. Иногда ему кажется, что дело проиграно: "Я похож на ростовщика, вложившего миллионы в разные предприятия, которые прогорели. Теперь у него ничего не осталось, кроме нескольких старых и бесполезных вещей. Но он все еще надеется. Он оглядывается назад, спрашивая себя, сможет ли он еще извлечь какую-нибудь выгоду. Но это невозможно, когда дело не имеет смысла. Мне не хватает свежих сил, чтобы принять тот факт, что проигранное дело безнадежно. И вот я занимаюсь огромной лабораторией и удивительными проблемами в ожидании шестой эмиграции, без паспорта, потрясенный, недоверчивый и испуганный. Мое положение не из завидных. Что-то внутри меня сломалось"[28]. Райху казалось, что люди неблагодарны и не могут оценить его усилий: "Слабость моих друзей и учеников, ненависть моих врагов, беспомощность моих обожателей и грязные поступки бюрократов вынуждают меня пересечь океан"[29]. "Я начинаю понимать, что никто, кроме меня, не сможет заниматься моим делом или защищать его. Для этого потребуется время и даже много времени"[30]. "Не нужно работать "ради человечества"... Люди в их настоящем положении лишь сводят на нет все усилия. Было бы глупо работать "ради них". Но "работа" на них продолжается"[31].

Райх, как и Дон Кихот, страстно мечтает о спасении мира. И кажется, что он сознательно взваливает на себя всю тяжесть этой ноши: "Мир не хочет, чтобы его спасали. И у меня отпадет всякое желание его спасать, если я буду продолжать работу над своей собственной частью правды"[32]. "Я спрашиваю себя, неизбежно ли моя судьба связана с моей работой, или же она определяется моей внутренней слабостью — то есть тем, что из-за желания победить в своей борьбе я сам становлюсь жестким, ригидным и недостаточно уступчивым в моих личных отношениях. Я уверен, что сам должен позаботиться о том, чтобы спасти себя от крушения..."[33]. И затем: "Несмотря на профессиональный успех, я чувствую себя таким несчастным. Когда же все это оплатится?"[34]

Райх искал счастья и любви, но очень не хотел, чтобы они его связывали: "Вот как дела обстоят на настоящий момент: в то время как я продолжаю заниматься проблемой жизни, в то время как норвежцы запрещают меня и мои взгляды, я бегаю по улицам в поисках любви. Я ищу любви; очень простой, открытой и понятной любви. Женщину, самку с бедрами, которая даст любовь и возьмет ее без глупых ужимок. Но этого нет в нашем мире. Они хотят замуж или желают, чтобы их любили, то есть заботились о них до конца жизни. Но я хочу удовольствия, простого, естественного удовольствия... Кто будет любить меня? Кто возьмет меня?.. Я хочу очень простой вещи: женщину, которая лишь скажет без всякой задней мысли: "Приди, любимый, и сделаем друг друга счастливыми"[35].

Райх продолжает работать над "своей собственной частью правды", исследуя жизнь и ее законы. Тема жизни, как и тема одиночества, постоянно присутствует в письмах и дневниках Райха. Вот лишь некоторые из его высказываний: "Дети, которые цветут, цветы, которые растут, груди, которые набухают, губы, которые целуют, руки, которые обнимают, это жизнь, жизнь"[36]. "Я создаю теории жизни, но жизнь не зависит от меня - она просто существует... Жизнь должна утверждаться: развитие, радость, удовольствие, дети и рост... Объединение и разделение — жизнь заключена в этих антитезисах... Человек живет, чтобы умереть, и это реальность. Но истина содержится в ритме, экстазе, любви"[37].

Итак, жизнь — это радость и любовь. В конечном счете Райх был большим жизнелюбом: "Я люблю свою жизнь — какая удовлетворительная работа!"[38] "Как логично и честно вела меня жизнь последние 20 лет, вела за руку, так сказать, нежно и верно. Она относилась ко мне лучше, чем моя собственная мать, лучше, чем другие женщины. Она была логичной. Она открывалась для меня постепенно, вознаграждая каждое открытие другим открытием. Она любила меня, давая озарения и удачу, чтобы распознать ее. И я останусь верным ей"[39]. "Моя жизнь — мое единственное и самое большое удовольствие. И оно постоянно увеличивается"[40]. "Существует так много возможностей и радостей несмотря на несчастья. Я хочу жить"[41].

Довольно часто Райх задумывался над тем, как он прожил тот или иной промежуток времени, что успел сделать, что приобрел и что потерял. В день своего сорокалетия он в очередной раз подвел итог прожитой жизни. Вот что он записал в своем дневнике:

"Мое сорокалетие. Возможно, уже прожито от 2/3 до 3/5 моей жизни. Жизни, полной борьбы, боли, удовольствия, жизни, богатой опытом, включая открытие жизненного процесса — моего самого главного праздничного подарка.

Возможно, уже достигнута вершина. Задача великого человека состоит не в том, чтобы справиться с ненужными страданиями в этом мире. Моим достижением является открытие наиболее важных причин этих страданий. Но разве этого достаточно? Начинается новая эра, эра естественности, не тоски по счастью, а достижения этого счастья. Через сто лет люди смогут понять наше время не лучше, чем мы понимаем сожжение еретиков на костре.

Подводя итог сорока годам моей жизни, я думаю в первую очередь о детях — Еве и Лоре, — которые так далеки от меня и так изолированы от меня, что не смогут понять ни моих желаний, ни моей работы...

Я открыл саму жизнь, но мне пришлось заплатить за это частью своей жизни — удовольствием наблюдать, как взрослеют мои дети!!

Итак, мне 40 лет! Я благодарен Эльзе, несмотря ни на что. Я думаю о моей матери, которая заботилась обо мне, любила и лелеяла меня, как бы просто и непостижимо это ни казалось сегодня. Спасибо, мама. Ты передала мне часть этого страстного желания познать жизнь и получить ее не мистическим, а самым реальным способом.

Что касается меня, то я бы сказал, что искал и даже нашел часть истины. Я сделал честную попытку жить справедливо, несмотря на ошибки и глупости, которые могли все омрачить.

Я любил и все еще люблю детей. Жизнь продолжается.

Я боролся за свое дело, за лучшее существование.

Я чувствовал, как пульсирует вселенная; возможно, я даже чувствовал ее первый шаг вперед. Это могло быть так. Если нет, то я знаю, что я желал этого, боролся, страдая за это. Жизнь нельзя уничтожить!"[42]

Сорок лет — значительный отрезок жизни для каждого человека. Райху было суждено прожить 60 лет. Одиночество и непонимание преследовали его до конца дней. Он, подобно Дон Кихоту, так и не смог победить мировое зло и решить проблемы человечества. Он, подобно Дон Кихоту, в глубине души был наивным романтиком. Но он, в отличие от Дон Кихота, так и не осознал своих ошибок и не отказался от своих иллюзий относительно спасения мира. И он, в отличие от Дон Кихота, умер в полном одиночестве, до конца оставаясь верным принципу: "Победить или оказаться побежденным"[43].

Е. А. Смирнова                                                                               

[1] Райх здесь имеет в виду то обстоятельство, что значительная часть архива Фрейда закрыта для пользования сроком на 100 лет.

[2] Reich Speaks of Freud. Ed. M. Higgins and C. M. Raphael. N. Y., 1967. P. 113.

[3] Отрывки из писем и дневников В. Райха приводятся по изданию: Reich W. Beyond Psychology. Letters and Journals. 1934—1939. N. Y.: Farrar, Straus and Giroux, 1994.

[4] Ibid. P. 104.

[5] Ibid. P. 6-7.

[6] Ibid. P. 58.

[7] Ibid. P. 181.

[8] Ibid. P. 188.

[9] Ibid. P. 225.

[10] Reich W. Beyond Psychology... P. 28—19. Ibid. P. 115.

[11] Ibid. P.115

[12] Курсив в письмах и дневниковых записях – В.Райха

[13] Эльза Линденберг, вторая жена В. Райха.

[14] Reich W. Beyond Psychology... P. 18—19.

[15] Ibid. P. 5.

[16] Ibid. P. 58.

[17] Ibidem.

[18] Ibid. P. 101.

[19] Reich W. Beyond Psychology... P. 101.

[20] Ibid. P. 167.

[21] Ibid. P. 215.

[22] Ibid. P. 110.

[23] Теодор Вульф, нью-йоркский психиатр

[24] Reich W. Beyond Psychology... P. 247.

[25] Ibid. P. 240.

[26] Ibid. P. 245.

[27] Reich W. Beyond Psychology... P. 5 — 8.

[28] Ibid. P. 210.

[29] Ibid. P. 211.

[30] Ibid. P. 165.

[31] Reich W. Beyond Psychology... P. 247.

[32] Ibid. P. 129.

[33] Reich W. Beyond Psychology... P. 71.

[34] Ibid. P. 72.

[35] Ibid. P. 129—130.

[36] Ibid. P. 98.

[37] Ibidem.

[38] Ibid. P. 173.

[39] Ibid. P. 247.

[40] Ibid. P. 198.

[41] Ibid. P. 200.

[42] Reich W. Beyond Psychology... P. 103

[43] Ibid. P. 188.