Глава 3 Девять изначальных положений - Мастер самопознания 2-е издание - Эрнест Цветков

Основываясь на базе дисциплин психоаналитической ориентации, психономика представляет собой предмет, исследующий программы человеческого существования, способы программирования различных состояний и ис­пользующий механизмы кодирования в качестве метода практического воздействия.

Основная декларация психологического принципа: «Если ты не можешь изменить ситуацию, измени свое отношение к ней».

Основная декларация психономического подхода: «Ес­ли ты не можешь изменить ситуацию, ты просто не зна­ешь, как это сделать. На самом деле, если ты хочешь изменить ситуацию, ты можешь ее изменить». В психо-номике речь идет о том, как и каким образом изменять си­туации.

И в этом смысле психономика занимается исследо­ванием того, как проявляются фундаментальные законы в условиях человеческого бытия.

Положение первое: уровни бытия, законы

Иерархия уровней бытия представляет собой следую­щее.

1. Уровень законов («непроявленный» мир).

2. Уровень программ («тонкий» мир).

3. Уровень ситуаций (мир «предметных отношений»).

Для указанной модели наглядной иллюстрацией мо­жет послужить следующий пример.

По дороге мчится машина на огромной скорости. На каком-то участке шоссе она наезжает на острый осколок, который пробивает шину. Автомобиль заносит и выбра­сывает в кювет.

Происшедшее случилось на уровне ситуации. Элемен­ты последней: большая скорость, острый осколок, скольз­кая дорога — самым тесным образом взаимосвязаны. Они находятся в строгой причинно-следственной взаимообу­словленности и приводят к аварии как к достаточно ло­гичному результату.

Мы можем изучить все звенья этого происшествия и поставить точку, но такой подход не дает возможности получения новых знаний, а соответственно, и выработки некой стратегии, которая помогла бы избежать в даль­нейшем подобных эксцессов.

С другой стороны, мы можем расширить круг своих поисков в отношении этого события, задав всего лишь один вопрос — почему? Почему авария случилась имен­но с данной машиной, а не с другими, хотя шансы напо­роться на гвоздь у всех остальных машин, в том числе и у тех, которые шли с не меньшей скоростью, на этой доро­ге равны?

Вопрос «почему?» закономерно уводит нас в иное смысловое поле, которое имеет к случившемуся непосредственное отношение и в то же время возвышается над ним. Мы неизбежно приближаемся к тому человеку, который вел эту машину, и таким образом выходим на новый уровень познания — программный, или «тонкий» мир, осознавая, что теперь понимание одной только ме­ханики случившегося окажется явно недостаточным для постижения сути события.

Теперь таинственный мир души приковывает к себе наше внимание. Ибо без водителя машина никуда бы не поехала. И уже здесь, в этой глубине, куда мы ступили, начинают высвечиваться контуры определенных процес­сов, которые никак не могут быть названы случайными.

В том, что произошло, была своя причина, и она оказа­лась осмысленной. Но было бы наивно полагать, что по­терпевший по собственному умыслу организовал ава­рию. Возможно, он находился в спокойном состоянии духа и даже не подозревал о том, что с ним произойдет в последующую минуту. Только подсознание ведало об этом. И ведало, потому что было настроено. Ибо само и явилось инициатором. Звучит несколько странно, даже диковато, но лишь с точки зрения нашей обыденной ло­гики. Логика же мироздания мало этим интересуется и уж, конечно, вряд ли стремится к тому, чтобы соответ­ствовать схемам человеческого рассудка. Для того чтобы хоть как-то приблизиться к первой, нам придется сделать еще один шаг — по направлению к следующему уровню, обозначенному нами как уровень законов, или «непрояв­ленный» мир.

Тогда-то для нас ситуация и прояснится, когда мы поймем, что неудачливый водитель каким-то неведомым ему самому образом просто потревожил некую силу, ко­торая и проявилась в конкретном событии. Говоря про­ще, он привлек в свою жизнь объективно существующий во Вселенной и сам по себе ни плохой, ни хороший «за­кон аварии».

Проясним последнее. На Земле действует закон гра­витации. Но это не значит, что он также проявляется на остальных участках космического пространства. Однако это и не означает, что он создан только в условиях или для условий Земли. Как закон, он универсален и тотален и существует во Вселенной, с той лишь разницей, что где-то материально воплощается, а где-то нет.

Закон может существовать без материального вопло­щения, но материальное событие без соответствующего закона существовать не может.

Это весьма важное положение, на которое мы вышли в результате исследования дорожного происшествия. И вместе с тем, оно в свою очередь выводит нас на целый ряд довольно значимых постулатов, которые можно на­звать базовыми для психономики. Вот один из них: все происходящее с нами является следствием привлечения соответствующего закона, который может существо­вать независимо от нашего знания о нем до тех пор, пока он не проявится в механическом действии.

Иными словами, я споткнуться не могу, если на то нет соответствующего закона.

Таким образом, можно утверждать, что во Вселенной, кроме гравитации, молекулярного распада, синтеза и иных физических, химических и биологических законов, существуют и законы «аварии», «семейных распадов», «несчастной любви», «предательства», «счастливой люб­ви», «успеха», «невезения» и т. д.

Психономика в этом плане объединяет объективное и субъективное, стирая между ними фиктивную границу. Человек и человеческое возвращаются в унитарный мир космического единства.

Резюме

1. Во Вселенной существуют законы. Быть может, они и есть единственная, истинная реальность. Они обра­зуют «непроявленный» мир, или глобальное смысло­вое поле.

2. Эти законы становятся доступными восприятию и изу­чению, если они проявляются в мире предметных от­ношений, хотя и необязательно, что все они проявля­ются.

3. Их проявления зависят от какого-то фактора. В жиз­ни человеческой этим фактором служит подсознание, являющее собой «тонкий» мир, или мир программ.

4. Сам по себе закон пассивен, но если в «тонком» мире возникает резонансная ему вибрация, то он трансфор­мируется в силу с соответствующей вибрацией, и эта сила материализуется в ситуацию.

5. Сама по себе никакая ситуация не может быть ни пло­хой, ни хорошей, так как в природе нет законов пло­хих или хороших, а есть просто законы.

6. Закон возможен без ситуации, ситуация без закона невозможна.

7. Механизм, обеспечивающий реализацию закона в си­туацию, называется программированием. Греческое слово programma означает «предписание».

8. Поэтому все, абсолютно все, то, что происходит с че­ловеком, предписано, или запрограммировано.

Положение второе: положительные и отрицательные программы

Из предыдущего положения следует, что человеком управ­ляет программа.

То есть нами управляют силы, неведомые нам, зачас­тую недоступные осмыслению разумом и оттого пред­ставляющиеся последнему таинственными, всемогущи­ми — то повергающими в восторг и священный трепет, то низвергающими в бездну ужаса и отчаяния.

В общем-то такая оценка отчасти справедлива, ибо она отражает наши представления о добре и зле, которые, будучи абстракциями, тем не менее, представляют обра­зы реальных переживаний, крайними полюсами которых являются боль, страх, печаль, тревога с одной стороны и радость, покой, наслаждение, удовлетворение с другой. Первые также ассоциируются с болезнью, а вторые со здоровьем.

И здесь очень важно точно определить эти понятия, несмотря на их кажущуюся обыденность и обиходность, впрочем обманчивую, что легко доказывается тем ре­зультатом, который я получал в процессе моих многочис­ленных и, увы, безуспешных попыток попросить дать определение этих слов или хотя бы растолковать их зна­чения. Ни пациенты, ни сами лекари не могли сказать ничего вразумительного. В большинстве случаев их суж­дения оказывались весьма абстрактными: «Здоровье — это гармония... баланс... равновесие... благополучие... нор­ма...» Но тогда что такое гармония, баланс, благополучие, норма?

И я вдруг понял причину многих неудач в целительстве. Оказывается, пациент и врач не знают, к чему они идут, они не видят цели и не ведают пути, ведущего к ней. Они говорят о здоровье, как о чем-то сокровенном, но не обладают знанием, что это такое.

Тогда мне заново пришлось обратиться к материалу, накопленному за долгие годы практической работы, с на­мерением обобщить его и выявить закономерности, кото­рые оказались бы сходными для всех людей, чья жизнь в значительной мере улучшилась в результате нашего вза­имодействия. Мне представлялось, что, несмотря на ин­дивидуальность и своеобразие каждого, их объединяло что-то общее. Разумеется, этим общим было здоровье. Снова замкнутый круг.

Но наконец-то определение было найдено. Вот оно: здоровье — это способность организма к самообновле­нию, самовоспроизведению и самосотворению.

И если меня просят дать объяснение, то я охотно его даю, так как это гораздо проще и нагляднее сделать, чем объяснить, что такое гармония, норма или благополучие.

Что же такое самообновление?

Допустим, человек порезал палец. Его ткань оказалась разрушенной. Проходит несколько дней, рана затягивает­ся. В данном случае организм сам себя воспроизвел. Мож­но допустить, что сработала некоторая система, которая предоставила ему такую возможность — воспроизвести себя, как бы заново себя сотворить. И он оказался на это способен. То есть он оказался здоров.

Случается и обратное — рана долго не заживает, начи­нается абсцесс, возникают осложнения. Очевидно, что в этой ситуации организм лишен способности к самовоспроизведению, и разрушение продолжается. Со всеми на то основаниями можно сказать, что такой организм не здоров.

Исследуем пример из иной области. Человек подвер­гается какому-то стрессу. Нарушается целостность его «душевной ткани». На какое-то время его «выбрасывает» из привычного уклада жизни, он утрачивает равновесие и даже в какой-то мере теряет ориентацию и во внешнем и в своем внутреннем мире. Но если он здоров, то через недолгий промежуток времени нарушенная «душевная ткань» восстанавливает себя, заново обретая свою цело­стность, и стресс перестает быть актуальным. Личность еще может находиться под некоторым влиянием минор­ных эмоций — грусти, печали, тревожности, но процесс адаптации к среде при этом начинает восстанавливаться. Разумеется, тогда, когда организм обладает здоровьем. Если же у него нет этого качества, состояние только усу­губляется, и «душевная ткань» продолжает «расползать­ся», а вместе с ней и личность, что порождает все новые и новые страдания.

Третий пример является также весьма показатель­ным, в котором легко можно узнать характерные особен­ности нашей повседневности.

У кого не бывает неприятностей в семье, на работе, в карьере, когда вдруг начинает казаться, что некие недоб­рые силы вот-вот разрушат то, что так трепетно и кропот­ливо создавалось в течение не одного года? И у одних действительно все летит кувырком, вызывая целую лави­ну катастроф, увлекающую в неведомую бездну отчаяния и уныния, в то время как другие вскоре обнаруживают, что «черная полоса» благополучно миновала, открыв место новому, еще более выраженному успеху, только укрепляющему жизненные позиции личности. И вот одни страстно клянут свою незавидную судьбу, а другие ее благодарят, выражая признательность за ее неожидан­ные уроки.

С точки зрения психономики Судьба есть точно та­кая же система, как тело или душа. Таким образом, по­лучается, что любая программа записывается в закодиро­ванном виде на трех уровнях: физическом (организм), психическом (душа), ситуативном (судьба).

Резюме

1. Человеком управляет программа.

2. Существует лишь два вида программ: положительная и отрицательная.

3. Положительная программа обусловливает состояние, определяемое как здоровье.

4. Отрицательная программа вызывает:

разрушение (деструкция) — болезни, неприятно­сти, несчастные случаи, конфликты в семье, на ра­боте и др.;

застой (стагнация) — денежные проблемы, вяло­текущее неопределенное состояние на работе, в се­мье, в отношениях, невезение, психические прояв­ления: скука, апатия, уныние.

5. Здоровье — это способность организма к самовоспро­изведению и самосотворению.

6. Программы реализуются на трех уровнях или систе­мах организма, обозначаемых как: тело, душа, судьба.

Положение третье: истоки программ, линия и установки

Ум человеческий так устроен, что любое событие им не­избежно интерпретируется, на основе чего создается не­кий вывод, который нередко становится директивой, определяющей поведение личности.

Проиллюстрируем этот тезис следующим примером. В какой-то семье подрастает ребенок. И он становится свидетелем частых конфликтов между отцом и матерью.

Глава 3. Девять изначальных положений

Дело доходит, наконец, до развода. И ребенок вынужден остаться с одним из родителей. Он не может еще понять, что взрослые люди не сумели справиться со своей про­блемой, и полагает, что все дело в нем. Логика же ума на­чинает выстраиваться, интерпретируя сложившуюся си­туацию таким образом: «Меня бросили. Если от меня ушли, значит, меня не за что любить. Во мне что-то не то».

Рана со временем затягивается, боль утихает и посте­пенно исчезает вовсе, но «запись» остается и продолжа­ет находиться в активизированном, хотя и неосознанном виде. Проходит еще время, и вот повзрослевший человек решает завести семью или просто вступить в личные от­ношения. На первых порах все складывается хорошо, чувства взаимны, и обоюдная желанность кажется проч­ной гарантией грядущего или уже свершившегося сча­стья. Однако подспудный вывод «меня на за что любить» смутно напоминает о себе и заряжает личность своей си­лой, вибрации которой незаметно претворяются в ситуа­ции, действия или состояние, вызывающие постепенно у партнера чувство настороженности и отчуждения, что в свою очередь приводит к размолвке. И результат прояв­ляется закономерно: тот, кто внутренне полагает, что его не за что любить, оказывается нелюбимым, а брошенный становится брошенным.

В данном случае личная установка «меня не за что любить» становится программой, предписанием, тенден­цией существования личности. В быту про таких говорят: «не везет по жизни», «судьба не задалась», «сглазили, навели порчу», «родился несчастливым». Мы же опреде­лим этот феномен как вынужденное воспроизведение. Че­ловек встал на линию.

Под линией здесь подразумевается такая тенденция продвижения субъекта по траектории жизни, когда каж­дый последующий момент обусловлен предыдущим. На­стоящее воспроизводит прошлое, а будущее, соответ­ственно, — настоящее. И выхода нет. Человек становится автоматом, машиной, «зомби». Он с фатальной обре­ченностью перемещается по своей линии, с которой ни­как не может сойти, что и мучает его, и пугает, но сталь­ные тиски Рока сдавливают со всех сторон, и возникает двойной зажим — ситуация, где любое действие или без­действие все равно ведет к проигрышу. Это ли не то, что называют обреченностью?

Резюме

1. Любое событие интерпретируется умом.

2. Интерпретация закрепляется в виде вывода.

3. Вывод формируется в глубинную личностную уста­новку и становится директивой, то есть программой, предписанием.

4. Программа определяет явление вынужденного воспро­изведения.

5. В результате этого человек попадает в условия жест­кой заданное™. Такая заданность определяется здесь как линия.

6. Линия является мощным ограничителем возможно­стей и способностей.

Положение четвертое: «состояние машины», Эго и Я

«Состояние машины» возникает в том случае, когда по­ведение человека начинает определяться некой заданностью, обусловленной негативной установкой, которая в свою очередь становится директивой, основополагаю­щим предписанием для субъекта.

Сама же «машина» представляет собой механическую часть нашего существования. И именно эта часть чрезвы­чайно восприимчива к разнообразным отрицательным влияниям и воздействиям.

Функция машины двойственная. С одной стороны она является необходимым условием для нашего существования, осуществляя, например, всю рефлекторную деятельность. Тем самым она позволяет экономить ог­ромное количество энергии и сил. Многие действия в жизни выполняются автоматически — такие, скажем, как утренний туалет, ходьба, еда и т. д. И здесь излишняя концентрация внимания может, наоборот, привести к не­желательному результату. В этом смысле мы знаем, чем ученик, севший за руль, отличается от опытного водите­ля. Первый старательно вспоминает и думает, в какой последовательности ему следует выполнять свои дей­ствия, в то время как у второго происходит все спонтан­но, автоматически. Но если мастер начнет фиксировать­ся на своих движениях, то неизбежно возникнет напря­жение, которое не замедлит сказаться на процессе езды. Если я задумаюсь о том, как я хожу, то моя походка поте­ряет уверенность и станет неестественной.

Так что, с одной стороны, «машина» — это благо, рав­но как и необходимость. Злом же она становится, когда начинает доминировать, берет контроль и власть над че­ловеком. Тогда последний и впадает в «состояние маши­ны», сам становится машиной, биороботом.

Внешне «состояние машины» может проявляться в уже описанном нами феномене вынужденного воспроизведе­ния. На повседневном же уровне «машинный человек» представляет собой личность, приверженную своим кон­цепциям, установкам, верованиям и принимающую их за нечто единственно верное и ценное. Такая мировоззрен­ческая ригидность и косность, к тому же подпитываемая чувством собственной правоты, являет собой весьма вы­разительный пример «состояния машины».

Убежденность в собственной правоте почти всегда представляет собою проявление «состояния машины». Можно сказать, что робот «всегда прав»!

Кроме указанных выше, «машина» проявляет себя и в иных формах активности, к которым можно отнести синдром одержимого поведения.

Под одержимостью здесь понимается любое фиксиро­ванное, «замороженное» состояние субъекта, когда пове­дение становится стереотипным и легко прогнозируе­мым. Любая навязчивость может быть определена как проявление одержимости — навязчивые стремления к спорам, однообразные поведенческие маневры, навязчи­вые мысли, страхи, действия.

Одержимое поведение также проявляется в неконтро­лируемых эмоциях, влечениях, страстях, неспособности управлять аффектами и в то же время в эмоциональной скудости. Вообще, всякое однообразие, стереотипность есть признак одержимости.

Одержимость же сама по себе — неестественное, вне­дренное, «сделанное» состояние. Оно возможно, когда машина берет власть и контроль над человеком.

Центральным и главным звеном машины предстает Эго. Эго есть образование, которое формируется за счет исключительно чужих влияний. Здесь мы снова подхо­дим к необходимости провести тонкое диалектическое различение. Понятно, что без чужих влияний невозмож­но развитие и совершенствование «своего». Проблема возникает там, где «чужое» воспринимается без прора­ботки и осмысления и в непереваренном виде поглоща­ется субъектом. В этом случае можно говорить не об усваивании, а о присваивании. По сути, в душевную ткань вводится инородное психоинформационное тело.

В сущности, Эго — это состояние, когда человек отож­дествляет себя с машиной.

Я — напротив, представляет собой спонтанную, есте­ственную силу, обладающую созидательными, творче­скими возможностями. Это то, что субъекта делает чело­веком. Состояние пребывания в Я характеризуется ощу­щением силы и способностью эту силу применить для получения позитивного результата.

Я, в отличие от Эго, обладает свободой выбора. Такая свобода — есть свойство творца.

Резюме

1. Субъект становится автоматом, зомби, когда он отож­дествляется с машиной, то есть набором стереотипных реакций, заданных извне.

2. Эго является основным механизмом машины.

3. Существование состояния Эго лишает субъекта сво­боды выбора и окончательно делает его зависимым автоматом.

4. Я — сила надличностная, можно сказать, часть уни­версальной энергии, проходящей через особь.

5. Пребывание в Я делает субъекта человеком и сообща­ет ему качества творца.

Положение пятое: добро и зло, их взаимодействие

Мы пришли в этот мир, и мы обречены на взаимодей­ствие с ним. И довольно часто, если не сказать, всегда, такое взаимодействие порождает состояния, которые мы склонны оценивать категориями зла и добра. С одной стороны, эти понятия можно охарактеризовать как фик­тивные, но, с другой, они не одно тысячелетие будора­жат человеческий рассудок, чья вопрошающая устрем­ленность извечно блуждает в областях, которые никак не назовешь бытовыми и обыденными.

Человеку свойственно устремляться за пределы чело­веческого. Вероятно, это происходит для того, чтобы в конечном итоге возвратиться к самому себе. Как бы то ни было, но за этими пределами обнаруживаются необыч­ные миры, жуткие и прекрасные, повергающие в трепет и возвышающие до восторженных откровений. В любом случае, в этих безднах обитают грозные и громадные не­ведомые силы. И в общем-то не имеет значения, придуманы ли они самим человеком или существуют по­мимо его сознания и воли — так или иначе они оказывают свое мощное и в большинстве случаев решающее вли­яние.

Дискуссия о добре и зле с незапамятных времен и по­ныне кочует от одного мифа к другому, являя благодат­ное содержание уже порядком истощивших себя всевоз­можных метафизических и философствующих умов.

Мы, однако, минуем искушение впасть в абстрактные и иезуитские мудрстовования, подходя к этой проблеме с точки зрения, прежде всего, технологической. В этом смысле психономика высказывается следующим обра­зом: добро — есть программа, проявляющая себя в сози­дании; зло — есть программа, проявляющая себя в разру­шении.

Относительно данных определений можно начать спе­кулировать — дескать, во Вселенной существует диалек­тическое равновесие между силами сотворения и унич­тожения, и одно не существует без другого... Можно... Но лучше поговорить об этом с матерями и женами погиб­ших во время катастрофы подводной лодки «Курск» — авось они и поддержат с удовольствием дискуссию на предмет диалектических взаимодействий в мироздании.

В этом плане зло и добро представляются величина­ми безотносительными и вполне конкретными. Их глав­ная особенность заключается в том, что они могут прояв­ляться только «здесь и сейчас». Ибо, действительно, вче­рашнее зло уже не зло, равно как и вчерашнее добро — не добро. Время все обращает в прах.

Подобный подход позволяет нам выявить картину проблемы весьма четко, так что ее ясность становится практически предметной.

И в таком случае, полагаю, теперь мы можем прибли­зиться к завершению долгоиграющего, и уже ставшего несколько надоевшим, спора о том, какая же сила правит нашим миром — добра или зла. Какая из них мощнее?

Наша прагматическая позиция в этом отношении предлагает сразу перейти к сопоставлению наглядных примеров, минуя вязкие топи философствований. Обра­тимся к обыденной жизни, которая, что там говорить, является для каждого из нас мерой всех вещей. Нет ничего актуальнее повседневности. Ведь именно внутри нее зарождаются, получают развитие и находят свое вопло­щение такие состояния, когда быт переживается как Бы­тие, — здоровье, болезнь, семья, счастье, катастрофы, лю­бовь, одиночество, работа. Очевидно, что одни качества, такие, как любовь, здоровье, успешная семья, ассоцииру­ются человеком с добром — некой субстанцией, способ­ной обеспечить благо; в то время как болезнь, катастро­фы, травмы представляются воплощением влияний зла.

Поэтому вполне естественной является реакция, кото­рая побуждает всякое живое существо устремляться к добру — переживанию того, что «все так, все хорошо», и избегать зла, когда «все не так, не хорошо». Скорее всего, здесь срабатывает механика инстинкта выживания.

Теперь же, когда мы разобрались со столь значимыми для человека категориями, можно приступить к рассмот­рению не менее важного и тревожащего вопроса об их соотношении. Традиционно он задавался следующим образом: что сильнее? Или: какая сила правит этим ми­ром — добра или зла? Судя по эффективности ответов, вопрос можно было считать риторическим, каковым он, возможно, остается и поныне. Вместе с тем, несмотря на его метафизическое звучание, психономический подход подразумевает его более пристальное изучение. Так или иначе, этот вопрос все-таки актуален для обычного чело­века, который хоть и не предается подобным размышле­ниям, но очень часто пребывает в ситуации необходимо­сти выбора, пусть и не всегда очевидного. И поскольку Добро и зло есть реальные силы, так или иначе заполня­ющие всякую обыденность, то, даже если и не задумываться о них, последние тем или иным образом заставляет проявлять соответствующие реакции. Это значит, что Данные категории перестают быть просто категориями и становятся нашими такими же неизменными и неизбежными спутниками, как пища и воздух.

Исходя из всего этого, мы вновь подходим к извечному вопрошанию: какая же из двух сил, которые завораживают нас и заставляют трепетать, является более мощной?

Обратимся к конкретным сопоставлениям, вспомнив приведенные выше определения, касающиеся энергий созидания и разрушения, и сравним примеры, иллюстрирующие проявления той и другой.

Состояние организма. Возникновение болезни актив­но. В ее приходе есть что-то неотвратимое и властное, она вторгается в организм свободно и, не считаясь ни с чем, укрепляет свои позиции уверенно и безапелляционно. А для того чтобы одолеть недуг, потребуется немало сил и времени, во всяком случае больше, чем то, что потребо­валось бы для развития заболевания.

Травму можно получить в считанные секунды, для ликвидации ее последствий понадобятся недели, если не месяцы.

Душевное состояние. Это весьма хрупкая материя, на­нести урон которой не составит никакого труда, в то вре­мя как душевное исцеление, о чем хорошо известно, тре­бует порою долгих лет кропотливой и трудоемкой работы.

Семейная жизнь. Ее легко развалить и гораздо слож­нее наладить.

Война и мир. Война с молниеносной скоростью унич­тожает жизнь, но история не знает ни одного подтвержде­ния тому, чтобы столь же быстро был восстановлен мир

Храм. Храмы превращались в руины за несколько се­кунд или чуть более, все дело в количестве подложенно­го динамита, но сколько времени нужно положить на их восстановление?

Экология. Чтобы испепелить лес, достаточно всего лишь одной спички и одного дня. Новый лес за один день не вырастет.

Во всех перечисленных фактах, несмотря на то что они представляют разные области бытия, прорисовывается Одна закономерность, а именно: энергия разрушения во хногораз концентрированнее во времени, плотнее, насыиценнее, чем энергия созидания. Ее результаты проявляют­ся немедленно, действенно, коренным образом изменяя распорядок реальности и качество существования. Ко­нечные же результаты последней скорее виртуальны и представляют собой больше планы и надежды, чем яв­ные, ощутимые свершения. Пока созидающая сила во­плотится хотя бы в цель, вихрь разрушения обратит в прах многие и многие благие начинания.

Вывод, следующий из приведенных сопоставлений, прост и очевиден: зло несоизмеримо более мощная сила и энергия, чем добро.

Этот факт неутешителен, но самому факту до этого нет никакого дела.

Резюме

1. Мы обречены на взаимодействие с миром.

2. Результат этих взаимодействий оценивается в поня­тиях добра и зла.

3. Психономический подход, признавая реальность этих качеств, определяет добро как программу, проявляю­щую себя в созидании, а зло — как программу, прояв­ляющую себя в разрушении.

4. Зло при сопоставлении с добром предстает силой го­раздо более мощной и действенной.

Положение шестое: третья сила, триада нейтральности

В результате наших исследований мы пришли к выводу, согласно которому зло сильнее, чем добро. Однако в жизни находится немало ситуаций, подтверждающих обратное — когда добро торжествует и прочно удерживает себя в качестве победителя.

Действительно, разве нельзя признать за факт существование процветающих государств, благополучных се­мей, успешных и здоровых людей? Примеров, демонстрирующих подобное, не так уж и мало, во всяком случае нет никаких оснований считать их исключениями.

Вроде бы возникает парадокс: как же так — зло силь­нее, а добро оказывается в роли победителя? Что ж, нам представляется шанс разобраться в этом. Разберем воз­можные варианты.

1. Добро напрямую противопоставляется злу. В этом случае первое неизбежно погибает, приумножая могу­щество второго. В данном случае можно сказать, что зло — вампир, питающийся энергией добра. И этот монстр только и ждет момента, когда в борьбу с ним вступит светлая сила.

2. Иное зло напрямую противопоставляется данному злу. В этом случае побеждает более сильное зло, ста­новясь еще сильнее, только и всего.

3. Добро не противопоставляется злу, но в пассивном непротивлении смиренно дожидается часа своего тор­жества. Никогда не наступит такого часа, даже мину­та не промелькнет.

Тогда в чем же дело? Вероятно, в некой третьей силе, способной одолеть и сокрушить мощь зла. Именно она призвана вступить с ним во взаимодействие, расчистить путь созиданию. В этом смысле добро можно сравнить с шахматным королем — самой слабой и беспомощной фигурой на доске, но именно такой фигурой, ради кото­рой и разыгрывается вся партия. Жизнеутверждающи'1 прогресс без добра невозможен, но оно должно явить себя точно в свое время — когда зла уже не будет. Этот момент наступает в том случае, если третья сила оконча­тельно выполнит свою работу. И имя этой силы — нейтральность. Одним из ее проявлений можно назвать время — субстанция, которая способна растворить в себе самые неблагоприятные влияния. Однако жизнь челове­ческая слишком коротка, чтобы уповать и рассчитывать на целительные способности времени. И потому в конк­ретных реалиях нашего земного существования нам сле­дует скорее обратить интерес к иному воплощению ней­тральности — такому, которое можно было бы самостоя­тельно применить в той или иной ситуации, требующей определенной коррекции. Соответствующая поведенче­ская стратегия, обозначенная как триада нейтрально­сти, позволит нам осуществить это в полной мере.

Сама по себе формула триады нейтральности звучит просто.

1. Я наблюдаю.

2. Я принимаю.

3. Я доверяю.

Теперь я представлю механику ее действия, начав с крат­кой предыстории.

Будучи уже в ранге профессионального психотерапев­та, я все больше и больше убеждался в бессмысленности таких советов и рекомендаций, как «взять себя в руки», «контролировать ситуацию», «владеть собой» и т.д., по­нимая всю их нелепость. Действительно, как человек мо­жет овладеть собой, если он уже не владеет, то есть, по меньшей мере, не помнит, что следует «владеть собой»? Индивидуум, находящийся во власти аффекта, полно­стью управляется этой властью и себе не принадлежит. Подобные призывы ни на йоту не работают — просто по­тому, что сама способность их исполнения отсутствует.

Но зато в любой ситуации человек оказывается спо­собным к наблюдению, что доказывается весьма нехитрым образом: если я могу вспомнить некое событие — Ретроспективно воспроизвести его наблюдение, то уж тем более я смогу вспомнить себя в момент, когда это событие происходило. И не имеет значения, зол ли я, печа­лен, уныл, восторжен или погружен в транс, — мне не со­ставит особого труда взирать на происходящее.

Надо заметить, что при этом мне не требуется затра­чивать каких-либо усилий, стараться что-либо делать или уж тем паче бороться, ибо наблюдение — это самый естественный процесс в природе. Можно сказать, что он изначален, так как в полной мере свойствен даже груд­ным младенцам. Поэтому, когда я прибегаю к наблюде­нию, то всего лишь возвращаюсь к естеству.

С другой стороны, наблюдая, я автоматически отде­ляю себя от ситуации, и таким образом сила ее влияния ослабевает. Наблюдение уже в какой-то степени предпо­лагает невовлеченность.

При этом следует сделать весьма важную оговорку: чем больше я вовлечен в ситуацию, тем сильнее она на меня воздействует. Если же я реагирую на нее всем сво­им существом, то неизбежно становлюсь ее частью, не­отъемлемым звеном, функционирующим органом, без ко­торого она обойтись уже не может. Она уже сама как бы воплощается в некую сущность, становясь ненасытным вампиром, безжалостным монстром, фатально нависаю­щим над беспомощно трепещущим человечком и медлен­но поглощающим его жизненные соки.

Более того, если кто-то пытается бороться против небла­гоприятного стечения обстоятельств, то только способ­ствует их скорейшему развитию, но, увы, не разрешению.

Время от времени полезно вспоминать для собствен­ного же блага, что мы неизбежно становимся тем, против чего боремся.

Таким образом, получается, что первый шаг, уводя­щий из вовлеченности, — это наблюдение.

Принятие вначале кажется акцией парадоксальной, предполагающей позицию укрепления и утверждения се­бя в роли жертвы, однако на деле все выходит наоборот. Логика же здесь незатейлива: как только я «принимаю» происходящее, я автоматически отказываюсь от борьбы, то есть перестаю снабжать ситуацию своими силами и энер­гией, ведь ситуация питается именно моей борьбой. Это означает, что ее позиции слабеют, а мои усиливаются.

Принцип доверия означает отказ от агрессии, что яв­ляется весьма существенным действием, ибо нет более опасного состояния для человека, чем его собственная агрессия, так как в первую очередь она разрушает того, кто ее проявляет. Помимо всего прочего, агрессия требует затраты больших сил, что естественно приводит к быст­рому истощению жизнеспособности организма.

Таков механизм работы триады нейтральности. И ког­да он запускается, то это означает, что актуальная ситуа­ция вскоре разрешится с наименьшими потерями для то­го, кто в ней оказался.

Резюме

1. Хотя зло формально и сильнее, чем добро, но мы встре­чаем немало случаев, когда последнее занимает доми­нирующую позицию.

2. Но добро само по себе не может победить зло в пря­мой борьбе, в этом случае оно его только приумножает.

3. Следовательно, существует некая третья сила, кото­рая способна зло преодолеть, открывая путь добру. Эта сила — нейтральность.

4. В стратегии человеческого поведения нейтральность может использоваться применением трехшагового подхода: наблюдение, доверие, принятие.

5. Подобная позиция способствует скорейшему исчез­новению актуальной негативной ситуации.

Положение седьмое: пребывание в нейтральности, состояние «Центр Циклона»

Быть нейтральным — вовсе не означает необходимость быть спокойным и отрешенным. Важно понять, что человеку нужны все чувства и ощущения, существующие в природе, — не только радость и покой, но также печаль, меланхолия, гнев. Так называемые отрицательные эмо­ции на самом деле способствуют личностному росту. Более того, они являют основную предпосылку зарож­дения и реализации творческого импульса. Без них не­возможно было бы творчество. Потому что творчество — всегда результат некой неудовлетворенности, внутрен­него напряжения, стремящегося проявить себя не толь­ко в разрушительном действии, но и в акте созидания.

Нейтральность не уничтожает чувства, она лишь ме­няет соотношения во взаимодействии их с человеком, лишая их власти.

Это можно проиллюстрировать следующим образом. Предположим, два человека испытывают влияние одно­го и того же аффекта, допустим, печали. Однако один из них истощает себя и погружается в глубокое уныние, порывая все связи с реальностью, а второй претворяет ее в прекрасные поэтические строки. Между этими двоими существует явная разница. И она заключается в том, что в первом случае чувство порабощает человека, а в другом человек преобразует чувство в силу. Такой механизм Фрейд назвал сублимацией, а Юнг уподоблял его алхи­мической трансформации. Я раскрываю практическую технологию этого процесса.

Нейтральность и представляет собой состояние, ког­да человек, испытывающий какое-либо чувство, внутрен­не свободен от него. Оно у него есть, но оно его не дер­жит — то есть он не одержим. Соответственно, в против­ном случае присутствует одержимость — состояние, при котором чувство не только присутствует, но и держит человека в своей власти.

Привычка использовать триаду нейтральности в ко­нечном итоге вызовет довольно интересное и не совсем обычное по сравнению с привычным состояние легкого раздвоения, которое ничего общего, однако, не имеет с патологической раздвоенностью. Появится ощущение свое­образной отделенности и присутствие внутреннего на­блюдателя. Аналогом этому явлению можно уподобить И3вестный метеорологам феномен «Центр Циклона». Впервые такое сравнение провел Дж. Лилли в своей из­вестной книге, которая так и называется, метафорически сопоставив в ней состояние стихии и человеческого бы­тия. Дело в том, что, какой бы страшной силы не был циклон, в гуще, в самой середине сметающей все на сво­ем пути бури всегда существует место, где царят абсолют­ная тишина и покой. Наше Эго подобно периферии цик­лона, кружащейся в бешеном вихре, в то время как на­ша глубинная сущность и представляет собой истинное око мудрости, через которое проглядывает высший про­мысел.

Для достижения более выраженного результата, пред­полагающего наличие состояния нейтральности в каче­стве психотехнического метода, рекомендуется базовый процесс расслаивания.

Формулы его подобраны таким образом, что позво­ляют за короткий промежуток времени сформировать определенный способ реагирования в качестве стойкого рефлекса.

* Я отпускаю себя.

* Я отпускаю себя, а это значит, что все свои мысли, все свои чувства, все свои ощущения я воспринимаю как единый поток энергии, как единый поток осознания и позволяю этому потоку свободно протекать через мой организм, нигде не фиксируясь и не задерживаясь.

* Я отпускаю себя, то есть я осознаю, что

я не есть мои мысли,

я не есть мои чувства,

я не есть мои ощущения,

я не есть мой ум,

я не есть мое имя,

я не есть мое тело,

я не есть мое мнение о себе,

я не есть мнение обо мне других,

я не есть моя история,

я не есть моя биография,

я не есть мое прошлое,

я не есть моя ситуация,

я не есть моя личность.

* Я полностью отпускаю себя и разотождествляюсь со всем тем потоком иллюзий, которые называют мысля­ми, чувствами, ощущениями, концепциями, предписа­ниями, установками, суждениями, понимая и осозна­вая, что

я не есть весь этот поток,

я не есть то, на что я похож,

я не есть то, что я думаю и говорю о себе,

я не есть то, что думают и говорят обо мне другие.

Текст сам по себе выражает собственное предназначе­ние — отделение. Отделение Я от негативных программ Эго, идентифицируясь с которыми личность в конечном итоге становится набором качеств, которые она в себе не­сет изначально. Отделение также означает освобождение.

Получая же освобождение от чужих влияний, мы воз­вращаемся к своей силе.

Резюме

1. Нейтральность не означает пассивность и отрешен­ность.

2. Человеку необходимы и так называемые негативные эмоции, которые являются мощным стимулом Д-"я творчества.

3. Нейтральность предоставляет условия, при которЫ* возможно обращение отрицательных чувств и даже си­туаций в созидательный акт.

Глава 3. Девять изначальных положений

4. Таким образом, быть нейтральным — значит быть со­зидательным.

5. С другой стороны, нейтральность предполагает нали­чие в спектре переживаний любых чувств, с той толь­ко особенностью, что не они властвуют над лично­стью, но человек волен обратить их в продуктивную силу.

6. Базовый процесс разотождествления помогает осуще­ствить возможность достижения нейтральности, осво­бождая от чужих влияний и приближая к собственной силе.

Положение восьмое: ад и рай как состояния переживания реальности, счастье и благо

Указанные в подзаголовке понятия могут на первый взгляд показаться не совсем уместными или, по крайней мере, парадоксальными, будучи введенными в область, которую можно причислить к одному из научно-иссле­довательских направлений. И тем не менее психономика не только включает их в список явлений, заслуживаю­щих пристального внимания, но и намеревается исполь­зовать в обиходе своих практических средств.

Признаться, меня мало заботит, насколько правомер­но и корректно использование ссылок на подобные кате­гории с точки зрения моих ученых коллег, так как я по­лагаю, что имею полное право игнорировать границы, Устанавливаемые официозной в настоящее время пара­дигмой психотерапии. А почему бы и нет? Завтра все может измениться в противоположную сторону. С дру­гой стороны, всякие психотерапевтические и психологи­ческие ограничители несколько смешны и претенциозны. Ведь даже самая наукообразная психотерапия не является наукой, что можно вполне отнести и к психологии. А посему каждый из нас, кто имеет профессиональное отношение к вышеупомянутым областям, волен обращаться с теоретическими концепциями и воззрениями так, как ему заблагорассудится.

Это мое несколько пространное предисловие обуслов­лено только лишь намерением продемонстрировать мою готовность устраниться от споров и словопрений, в кото­рые я уже почти научился не вовлекаться, выступая с докладами на всякого рода тематических конференциях.

Итак, с точки зрения психономики ад и рай представ­ляют собой вполне конкретные реалии, данные человеку при этой жизни. Одновременно нам предоставлена и воз­можность выбора, в какой из этих зон пребывать.

Ясно, что в начале своего жизненного пути мы оказы­ваемся в аду, низвергаясь из эдема материнского чрева в чужой и холодный мир, исполненный угрозы и чудовищ­ных опасностей. И слезы сопровождают наш приход. Наверное, уже и младенец смутно чувствует, что он из­гнанник, хотя еще и не понимая всей своей обреченности на пожизненные странствия.

В поисках чего мы бредем по этой тверди, пересекая незримые линии жизни друг друга, разрывая их или за­путываясь в них? Не в поисках ли того утерянного бла­женства, которое некогда утратили, и, быть может, на­всегда? Томящие предощущения возможности обрете­ния мифического счастья волнуют душу и убаюкивают рассудок. Сладостные сны забытья проносятся краткими вспышками сквозь нескончаемый поток бытия, унося в своих рассеивающихся шлейфах частички нашей хруп­кой души.

Мы не идем, но уходим. Постоянно уходим от нависаю­щей смуты первых дней после появления на свет. Навер­ное, этот уход сродни спасению. Жизнь человека есть не­прерывный процесс спасения его души. Кто спас, тот и спасся. Кто спасся, тот и обрел счастье. Значит, вот оно, где счастье, — в спасении! Все остальное — лишь благо, которое зачастую ложно воспринимается как обретение рая, то есть счастья. Но благо всего-навсего только возможность вовремя удовлетворить потребность без осо­бых затрат энергии и сил — снять сексуальное напряже­ние, утолить голод, насладиться зрелищем прекрасной картины, понежиться в горячей ванне, помедитировать о высшем смысле существования, отведать изысканного вина... Потребность удовлетворяется — и снова пустота, сквозь которую проглядывает одинокая душа. Ибо благо не заменяет счастья. Иметь благо еще не значит быть спа­сенным или находиться «во спасении».

Как уже было было сказано в начале книги, цель пси­хономики — помочь человеку перейти из зоны ада в зо­ну рая.

При этом используется своеобразный путеводитель. Хотя топография его временами бывает парадоксальной, но через нее пролегает путь к успеху.

Так, например, не сразу воспринимается должным образом рекомендация не только не стремиться вырвать­ся из зоны ада, но и как можно глубже погрузиться в нее и пережить ее. Ибо именно там, в глубинах ада, прячется дверца, ведущая в зону рая. Ад подобен болоту — чем интенсивнее барахтанье, тем сильнее засасывает.

Чистилище же и есть движение через ад. Это не место пребывания, а процесс. Он может усилить страдания, но он и освобождает, очищает от них.

Нередко и сам процесс психотерапии является таким своеобразным чистилищем, которое дает возможность пациенту пережить опыт своего собственного спасения.

Резюме

1. Ад и рай — конкретные реалии, данные человеку при жизни.

2. Направляясь при рождении в этот мир, человек сразу попадает в ад, ощущая положение изгнанника и пред­чувствуя судьбу странника.

3. Вся последующая жизнь представляет собой способы выхода из ада и поиски рая. Такой уход является настойчивой попыткой спасения души — спасения от не­избывной тяжести первой травмы появления на свет.

4. Значит, говоря о счастье, следует подразумевать, преж­де всего, спасение.

5. Необходимо уметь видеть разницу между действитель­но различными состояниями — счастья и блага.

6. Первое — категория внутренняя и определяется харак­тером взаимоотношений, происходящих в глубине, скрытой от внешней предметности. Вторая же обус­ловливается результатом взаимодействий с миром предметных отношений.

7. Очищение — «Психическая Баня» есть процесс про­хождения через пространство ада.

Положение девятое: точка нуля, состояние Ничто

Итак, мы уже отметили, что дверца, ведущая в рай, со­крыта в самой глубине ада. Это означает, что человеку следует, прежде чем устремить свои помыслы вверх, об­ратить взгляд свой вниз и отважиться на погружение в глубины пугающие, устрашающие, но — его собственные. Если я не встречусь с моим адом, он сам найдет способ встретиться со мной, только в последнем случае послед­ствия могут быть печальны.

Я принимаю намерение, отваживаюсь на то, чтобы на­чать этот жуткий спуск, и вот обнаруживаю себя в бездне, в царстве блуждающих призраков и фантомов, с которы­ми мне придется взаимодействовать. Я уже почти совсем смирился с пониманием того, что меня ожидают драма­тические переживания и тяжкие испытания, и готов прой­ти сквозь них достойно. Однако последним и самым изощренным испытанием вдруг оказывается та самая заветная дверца, что выводит к свободе, то есть освобождению. Ибо свобода — это, прежде всего, освобождение.

Не так уж и незатейлива на деле оказывается эта дверца. Игольное ушко для верблюда может показаться ворота­ми по сравнению с ней. Но иного выхода, кроме как этот, нет. Соответственно, остается или уйти, или остаться. Некий страж стоит на пороге заставы, только вместо тре­бования предъявить паспорт и декларацию он вопроша­ет: «Кто ты?» И кто отвечает правильно, тот пересекает последнюю черту и оказывается на свободной террито­рии. Тот, чей ответ неверен, остается в зале ожидания.

«Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто ты? Кто ты?»

Сколько откровенного и сокровенного, а на самом деле ложного, выплеснуто на пограничный порог! Сколь­ко перешедших и сколько оставшихся! Временно ли, на­всегда ли?

Вот кто-то отвечает:

— Я имярек такой-то... — Обратно.

— Я — человек. — Обратно.

— Я — мать троих детей. — Обратно.

— Обратно... Обратно... Обратно... — голос холоден и монотонен, как весы Фемиды.

— Я — творец своего счастья и... — Обратно.

— Я — никто. — Проходи.

Назвавшийся Никто, прошел через черту и исчез в двер­ном проеме, словно бы его и не было. Теперь его уж точ­но нет. Во всяком случае, в аду.

Присутствующие робко зароптали. Одни предположи­ли, что лучше уж быть в аду, чем нигде, другие — быть кем-то, чем никем. И некто даже возмутился, что он «не­кто» и не собирается становиться «никто». Он, наверное, прав, но остался за чертой.

Робость, сомнения, гордыня — слишком тяжелая но­ша для перехода.

Никто — это точка, где происходит обнуление всех лич­ных установок.

Никто — это нулевое пространство, где можно выжить лишь будучи нейтральным и прозрачным.

Никто — это карантин души, где в невидимом свече­нии бесстрастной пустоты стерилизуются последние вирусы. Необходимость, на первую видимость, жесто­кая, но действующая во спасение. Свобода убивает того, кто не свободен. В этом она очень жестока.

В сущности, это и есть стратегия перехода. Террито­рия счастья не приемлет никакой отягощенности.

Тот, кто решился на жертвоприношение со стороны своей гордыни и рассудочности, низринувшись в ничто, ставши никем, уподобился новорожденному, чья душа те­перь открылась для восприятия новых программ. С дру­гой стороны, это уже не то состояние беспомощности и беззащитности трепетного комочка вещества и духа, что только-только прибыл в чужую обитель земного мира.

Первый раз каждый из нас умер, когда родился. Умер­ший дважды не рождается, но возрождается. И потому прошедший через ноль обновляется.

В Библии, к авторитету и мудрости которой до сих пор апеллирует человечество, говорится о том, что Всевыш­ний создал человека по образу и подобию своему. Навер­ное, здесь имеется в виду не внешнее сходство и не строе­ние тела, а некое свойство, сходное с качеством Создате­ля. И первое, что высвечивается в своей очевидности касательно данной аналогии, — способность творить -качество творца. Вот оно — подобие, и вот он — образ того, чей замысел воплотился в промысел.

И совершивший переход наделяется таким даром. Почему? Потому что только тогда, когда чашка пуста, ее можно наполнить свежим чаем.

Только в данном случае человек наполняет себя сам новым содержанием. А процесс начинается с сотворения Слова, которое всегда было, есть и будет в начале. Ибо Слово — это не то, что описывает реальность, а то, что создает ее.

Иные на это возражают — «Как же так? Мы говорим, что желаем счастья, здоровья, богатства, но ничего не меняется!» Весьма распространенная ловушка, в кото­рую часто попадает смятенный ум, загружающий себя всевозможными концепциями. Выбраться из нее можно, глубоко и искренне проникнув в суть вопроса: «Действи­тельно ли я этого хочу, или я хочу этого хотеть?» Наши желания всегда исполняются. И если я хочу это, то я получу это рано или поздно. Если же я хочу хотеть это, то я также получу — хотение хотеть это. Вот, в сущности, и вся разница. На деле она проста. Это, во-первых.

Во-вторых, у Слова существуют свои секреты. И ос­новной из них заключается в том, что оно может быть жи­вым или мертвым. Первое творит мир, второе не творит ничего, но само растворяется в протекающей мимо суете.

Все зависит от того, как я взаимодействую со Словом. Многие произносят слова механически, по инерции, и тем самым лишают себя возможности ощутить их могуще­ственные преобразующие вибрации. Но можно вдохнуть в слово жизнь, используя процесс кристаллизации.

Возьмем, к примеру, слово «Я» — то, с которого начи­нается человек. Если произнести его вслух, достаточно резко, громко и отрывисто, то можно обнаружить, как оно отзовется в той или иной части тела. Внимательно следует проследить и зафиксировать точку, где проявил­ся сигнал. Разумеется, у каждого эта процедура имеет свои особенности. И ощущения при том возможны са­мые разнообразные, в соответствии с индивидуальной восприимчивостью, — мягкий толчок, жжение, щекота­ние, болезненность, распирание, дрожь... не имеет значе­ния, главное, уловить и зарегистрировать импульс.

И таким образом, с одной стороны, организм получа­ет знание о том, где же все-таки пребывает его Я (при по­следующем проведении подобного процесса точка может обнаружиться в другом месте, поскольку Я не замороже­но в некой заданной фиксированной позиции, оно склон­но к перемещениям). А с другой стороны, слово, направленное из этой точки вовне, начинает оказывать реальное животворящее действие.

Следующим после Я по важности и по значению яв­ляется глагол быть. Формула «Я есть» подчеркивает сопричастность бытию и отождествленность с ним. Та­кая позиция открывает возможность взаимодействия с изначальной Силой. Человек предоставляет себя для принятия внеличностной энергии, и Вселенная становит­ся его соучастником. И тогда любое действие превраща­ется в магическое действо. Это весьма важное положение, игнорирование которого провоцирует попадание в оче­редную ловушку.

Предположим, человек знает, чего он действительно хочет. Предположим также, что он действительно хочет, а не хочет хотеть этого. Тогда он естественно задается вопросом: «Я хочу создать это. Но что я должен делать, чтобы создать это?» Ответ не трудно получить, если зна­ешь, чего ты хочешь. И вот начинаются делания, напори­стые или осторожные, решительные или робкие, стихий­ные — по наитию, или продуманные... и ничего не полу­чается. Люди утопают в делании, а результаты никак не проявляются. Значит — ловушка.

Выходу из нее способствует дальнейшее продвижение по ряду намерений. Следует снова спросить себя: «А ка­ким я должен быть, чтобы начать делать то, чтобы со­здать это?» Теперь процесс получает завершенность. Под­готовка закончена, и начинается акт творения. В этом быть стягиваются все силовые линии, призванные осу­ществить проект.

Когда я «есть» и нахожусь в своем «быть», то делание делается само, и в один прекрасный момент я всего лишь встречаюсь с творением, которое создал сам.