Проблема смысла жизни в современной науке. - О смысле жизни, самоактуализации и акме - Вахромов Е.Е.

В 1991 году, подводя предварительные итоги развития философии и науки во второй половине XIX – первой половине XX веков, известный философ и методолог науки Г.-Г. Гадамер отмечает в качестве главного события решительный «поворот от мира отвлеченной науки к миру жизни», совершенный Гуссерлем, Хайдеггером и их последователями. Этот поворот характеризуется вовлечением в поле зрения исследователей все более широкого культурно-исторического контекста процессов познания и признания неразрывной взаимосвязи проблем познания с проблемами жизни человека. В результате сегодня большинство современных ученых видит в науке и теории познания уже не только формально-логический «инструмент», с помощью которого добываются и «очищаются от культурных наслоений» научные факты, сколько возможность и способ понимания «всей широты жизненного опыта» человека и человечества, и «его оправдания, его прояснения и обогащения» (Гадамер, 1991, с.7).

Этот исторический поворот связан с выделением внутри философии такого научного направления, как «философия жизни», в котором ставится задача понять человеческую жизнь непосредственно из нее самой, исключив все внешние установки, отрицая любую претендующую на «всеобщность» систематику и возвышенные метафизические спекуляции. Основополагающими фигурами этого направления считают, как правило, С. Кьеркегора, А. Шопенгауэра, В. Дильтея, А. Бергсона, О. Шпенглера, Э. Шпрангера, Ф. Ницше, С.Л. Франка и некоторых других авторов. С этим направлением тесно связаны В. Виндельбанд и Г. Риккерт — неокантианцы баденской школы, а также представители феноменологии Ф. Брентано и Э. Гуссерль.

Отличительными чертами философии жизни считают:

Выдвижение на первый план понятия «жизнь» и «принципа жизни», с помощью которых происходит размежевание с мировосприятием, основанным на классической философии

Попытку обоснования необходимости различия методов в «понимающих» и «объяснительных» науках и борьбу со «сциентизмом» как безраздельной властью механистических моделей в науке

Стремление раскрыть специфику человеческого духа и своеобразие «наук о духе» через историзм, путем особо пристального анализа исторического процесса и истории как науки

При изучении сознания и разума человека интерес смещается к изучению духовного и психического во всей полноте их проявлений: наряду с сознательным изучается бессознательное; изучению подвергается интуиция, память, восприятие пространства и времени; появляется возможность изучать мир ценностей человека, миры его представлений, основанных не только на жизненном опыте и его осознании, но и на воображении.

Философия жизни рассматривает бытие человека в качестве предельной и связующей точки, в которой укоренено все философское и научное познание, все достижения и провалы культуры и истории человечества, и с которой все они должны быть соотнесены. Философия жизни - это поворот к новому типу философского мышления: от мышления, как бы не связанного реалиями человеческой жизни и субъективным началом, - к мышлению, связанному и укорененному в них. Представители этого направления считают, что жизнь и в особенности человеческое качество существования не могут быть постигнуты таким же образом, как объекты неживой природы. Более того, они считают необходимым защитить человека и специфическую особенности человеческой жизни от «порабощения» сциентизмом, пытающимся манипулировать и отдельным человеком и человечеством как объектами.

Для решения этой задачи философия жизни должна была не просто расширить методологический инструментарий и понятийно-категориальный аппарат философии, но ввести принципиально новые теоретические понятия, адекватные поставленным задачам. Среди новых понятий одним из ключевых для философии жизни становится понятие «переживание», которое в дальнейшим становится ключевым для создания научной психологии и выхода на изучение проблемы смысла жизни.

Наиболее важными для нас являются в этом плане идеи С. Кьеркегора, В. Дильтея и Э. Гуссерля.

Наиболее принципиальные вопросы для философии жизни в самой острой форме поставил С. Кьеркегор. Известный резкой критикой философского рационализма, он противопоставил ему идею цельной и непротиворечивой веры. Не отрицая возможностей разума и не умаляя познавательных способностей человека, он пришел к выводу, что ни философия как наука, ни собственный разум не в состоянии помочь человеку решить главную проблему жизни: они не могут указать человеку путь к достижению подлинно счастливой жизни. Философия не в состоянии проникнуть в глубины и первооснову жизни, дать человеку четкие ориентиры в жизни, а разум не способен охватить все богатство и уникальность даже единичной человеческой жизни. Способный лишь «скользить по поверхности», он тем более не в состоянии объяснить божественное чудо. Кьеркегор считает жизнь и бытие «чуждой средой для мысли», которая содержит, причем во множестве, парадоксы, перед которыми разум человека бессилен, вызывая в человеке переживание «немощи» (die Ohnmacht). Это переживание, сходное с переживанием «комплекса неполноценности» по А. Адлеру, побуждает разум человека к неустанному и страстному движению. В этих попытках пробиться к истине мышление заранее обречено на полный провал в попытках решения основных проблем бытия, его неразрешимых противоречий, но не может и отказаться от намерения (die Absicht) найти решение, что предопределяет внутренний трагизм бытия человека.

Но этот трагизм предопределяет возможность для человека стать «субъективным мыслителем». Напомним, что под «абстрактным» мыслителем в объективно-систематическом направлении философии, ведущей фигурой которого являлся Гегель, и в классическом направлении философии и методологии науки понимался такой мыслитель, чье мышление (das Denken) движется в среде исключительно чистой мысли (das Gedanke), не обращая внимания на предпосылки, проблемы и потребности своего собственного бытия, не имея симпатий, пристрастий и антипатий. Такая позиция позволяет абстрактному мыслителю быть «невовлеченным», всегда исходить только из чисто теоретических позиций и поэтому оставаться беспристрастным во всех аспектах познания, руководствоваться исключительно стремлением к истине, уклоняться от задач и проблем, диктуемых жизнью.

Кьеркегор утверждает, что у подобного мыслителя мышление и жизнь неизбежно и трагически «распадаются», его ум теряется в дурной бесконечности абстрактных возможностей, а представления о себе и собственной жизни остаются неоформленными. Само бытие человека, по мнению Кьеркегора, устроено так, что индивид в принципе не имеет возможности обозреть, изучить целое и принять «общую» точку зрения, и, поэтому, обречен иметь только «частные взгляды». Занятый решением насущных проблем своего бытия, он может лишь «мыслить моментами, мыслить до, и мыслить после». Сегодня большинство концепций философии и методологии науки, основываясь на идеях Кьеркегора, полагает, что в науке всегда необходимо учитывать личность исследователя, его мотивы и интересы, его референтный круг, особенности его индивидуального стиля.

Для В. Дильтея фундаментальной категорией научного мышления является понятие «жизнь», в связи с ее принципиальной проблематичностью и недоопределенностью, не позволяющими человеку познать ее в должной мере. Понятия «жизнь» и «историческая действительность» используются им как равнозначные, поскольку «жизнь составляет по своему материалу одно с историей. История – всего лишь жизнь, рассматриваемая с точки зрения целостного человечества». Во многих работах Дильтей пишет о том, что жизнь для человека во многом является непонятной, не может быть им объяснена на основе имеющегося у него опыта и поэтому никогда не может быть осознана полностью. Поэтому гуманитарные науки не могут не быть герменевтическими, а центр их тяжести неизбежно лежит в области интерпретации артефактов культуры и языковых выражений, которые отражают первоначальные (непосредственные) переживания человека.

Научные понятия рассматриваются Дильтеем как отражающие саму жизнь, которая, как текучая временность, предрасполагает исследователя к выработке устойчивых единств значений, которые могут быть со-пережиты и поэтому поняты другими индивидами. Первоначальные переживания имеют индивидуально-типологические особенности, находящие свое внешнее выражение в типе мировоззрения человека: «мировоззрения представляет собой правильные системы, в которых проявляется строение нашей душевной жизни».

Переживание объективируется в мировоззрении субъекта и должно именно через него изучаться. Развившееся из определенной структуры переживаний мировоззрение «внедряется в человеческую жизнь, во внешний мир и в глубину самой души. Мировоззрение становится созидательным, реформирующим», позволяет человеку обрести свободу, преобразовывать мир и самого себя. Мировоззрение является, в концепции Дильтея, наиболее полным выражением переживания, которое может оказывать обратное влияние на свою собственную основу, первоначальное переживание. Таким образом высшие проявления душевной жизни, в своих объективированных формах, не только раскрывают нам ее основы, но и позволяют трансформировать их.

В работе «Описательная психология», вышедшей в 1894 году, Дильтей заявляет о необходимости понимания душевной жизни человека как целостности, в которой «каждое единичное явление укоренено во всей целостности душевной жизни», и выступает против психологического ассоцианизма, который пытается разложить психическую жизнь на совокупность элементов, механистически взаимодействующих друг с другом. Душевная жизнь человека имеет определенную внутреннюю структуру, «архитектонику», в которой связанность между стремлениями, страстями, страданиями и всей его судьбой поддерживается и опосредуется первоначальными (непосредственными) переживаниями. Эта структура охватывает не только всю осознаваемую сферу, но включает взаимоотношения индивида с его культурно-исторической средой, выходит за пределы «чистой сознательности».

Дильтей считает, что все психические процессы невероятно сложным образом связаны в действительной жизни и задача науки - пытаться выяснить природу этих связей. Душевная структурная связь, считает Дильтей, есть связь телеологическая, т.е. целевая, которая ведет «к достижению полноты жизни», к удовлетворению собственной жизнью и, отклоняя страдания, «к счастью». «Пучок побуждений и чувств (Примечание – выделено автором) есть центр нашей душевной структуры», из которого рождается целый поток различных душевных состояний: боль, страх, гнев, тоска, жизненный подъем и прочее». Переливы душевных состояний из одного в другое относятся к области внутреннего опыта; они носят имя «структурной связи» и переживаются отдельным индивидом.

Однотипность жизненного уклада, исходных и фундаментальных целей, желаний, стремлений, идеалов всех людей, уходит корнями в душевную жизнь – основание всякой индивидуальности. Развитие душевной жизни каждого человека имеет универсальный – общечеловеческий – характер и происходит под воздействием трех классов условий: состояния и развития тела, влияния окружающей «физической» среды и влияния окружающего духовного мира. Поэтому можно «нарисовать картины возрастов жизни» и провести «анализ различных возрастов по факторам, их обусловливающим». Возрастные приобретения души развитого человека содержат, наряду со свойственными чертами пола, расы, нации, сословия, индивидуальности,– однотипные связи, единообразно повторяющиеся во всех индивидах. Другими словами, в истории развития душевной жизни содержатся правила, по которым осуществляется формирование и развитие индивидов и индивидуальностей.

Расы, нации, общественные классы, профессиональные организации и союзы, считает Дильтей, лишь осуществляют добавочную надстройку над «единообразной человеческой природой». Он пишет, что жизнь «содержит в себе постоянные связи, единообразно повторяющиеся во всех человеческих индивидах. Наряду с такими, которые свойственны одному какому-либо полу, расе, нации, сословию и т.д., наконец, отдельному индивиду. Так как у всех людей один и тот же внешний мир, то они и создают себе одну и ту же систему чисел, те же пространственные отношения, те же грамматические и логические соотношения. Так как люди живут в условиях соответствия между этим внешним миром и общей им всем структурной связью души, то отсюда возникают одинаковые формы предпочтения и выбора, одинаковые соотношения между целями и средствами, известные единообразные соотношения между ценностями, известные единообразные черты жизненного идеала» [1, 137-138], указывающие на «факты родства». Существование такого родства людей между собой, выражающее общее состояние душевной жизни человечества, воплощенное в культурных системах, и является предметом психологической науки.

Разрабатывая описательную психологию, Дильтей приходит к выводу о том, что жизнь в любые эпохи раскрывает одни и те же стороны, а каждый человек обладает потенциалом, который выходит далеко за границы того, что он может реализовать в своей конкретной жизни. Поэтому можно говорить и о том, что в процессе понимания именно жизнь понимает саму себя, а человек может понять то, что создано другим человеком. Дильтей пишет: «только то, что создано духом, может быть им и понято. Природа, предмет естествознания, охватывает реальность, которая возникла независимо от усилий человеческого духа. Все то, на чем человек оставил свою печать, составляет предмет исследований гуманитарных наук» (Дильтей, 1912, с.47).

Человек всегда одновременно является частью различных целостностей (семьи, профессионального сообщества, народа, общества); так же как слово - частью предложения, предложение – частью абзаца и т.д., а каждое отдельное действие является, как правило, частью большой целенаправленной последовательности действий. Важнейшей методологической задачей каждой гуманитарной науки, поэтому, является «ситуатизирование» (situate), позиционирование изучаемого предмета как составляющего в различные контексты, к которым он принадлежит, и рассмотрение его в контексте тех целостностей, в которые он входит. Поэтому в гуманитарном исследовании нет абсолютной начальной позиции, а каждый акт познания подразумевает герменевтический круг. Чтобы понять смысл предложения мы должны правильно понимать смысл слов, но смысл слов проясняется только в контексте понимания предложения.

Понимание в гуманитарных науках необходимо основывается на способности исследователя воспроизвести, пережить в собственном опыте то первоначальное переживание, которое породило артефакт культуры в сфере морали, права, государственного устройства, искусстве, религии, философии. Необходимым условием для подобного воспроизведения является высокий уровень подобия между сознанием субъекта, который является автором, например, литературного произведения, и субъекта, который пытается понять это произведение. Это подобие, по мнению Дильтея, обеспечивается общностью человеческой природы, которая является одинаковой во все времена и у всех народов. Историчность нашего сознания и наша способность к идентификации себя со своим выражением лежат в основе возможности воспроизведения переживания (Nacherleben). Понимание – это процесс, в котором индивиды распознают себя в других индивидах и означает оно особое длительное целостное душевно-духовное переживание.

Дильтей считает, что гуманитарные науки должны понимать человека и как объект и как субъект одновременно. В качестве объекта человек может рассматриваться как результат воздействий членов семьи и социального окружения, а его поведение может быть объяснено и понято посредством причинных схем. В качестве субъекта человек должен быть понят как создатель своего окружения, как творец, управляющий своими действиями. В качестве объекта человек и его поведение могут быть объяснены с помощью причинных схем. Изучение психологического развития человека не должно ставить целью раскрытие определяющих его закономерностей, так как любое описание закона если не снимает, то ограничивает возможность вариации, сковывает субъекта, лишает свободы выбора, принуждает его. Психолог должен лишь описывать развитие подобно тому, как ботаник описывает жизнь дуба с момента, как желудь падает на землю до момента, когда он снова отделяется от ветки. Следует признать, что человек является творческим субъектом, который делает возможными в истории новые вещи.

Если С. Кьеркегор поставил интересующую нас проблему и ввел в науку основные представления о субъективности каждого человека как мыслителя, а В. Дильтей выявил связь индивидуального сознания с общими для культуры процессами, прояснил динамику процессов и механизмы взаимозависимости, то заслуга феноменологического описания сознания человека как смысловой реальности принадлежит Э. Гуссерлю.

Во втором томе «Логических исследований» Гуссерль выделяет три подхода к определению сознания:

1. Сознание как общий феноменологический состав духовного «я», как «пучок» или «ткань» психических переживаний.

2. Сознание как внутреннее исполнение психических переживаний.

3. Сознание как общее обозначение для любых психических актов или интенциональных переживаний.

Гуссерль пишет, что психология традиционно пытается разделить и соотнести сознание как процесс, его содержание и переживание. Под психическим переживанием при этом понимается, как правило, внутреннее состояние или событие, предстающее в сознании индивида в форме феномена. Поэтому восприятие, фантазия, память, мышление, сомнение и эмоциональные состояния выступают в традиционной психологии прежде всего как переживания, что отражает недостаточную методологическую рефлексию того важнейшего момента, есть ли у каждого из этих феноменов свой отдельный предмет и как соотносятся предметы и их переживания. Особенно важной, по мнению Гуссерля, методологическая рефлексия является тогда, когда речь идет об исследовании самосознания, то есть переживании самого себя, физических и психических состояний своего тела в контексте феноменального «я».

Жизнь сознания, по Гуссерлю, всегда протекает как двуединый процесс поиска и творения в себе своего собственного смысла, и поиска смысла из общекультурных источников. На каждом этапе в жизни сознания субъекта осуществляется творение и преобразование «предметностей»: сознание оценивает суть того, что ему является и признает в каждом «близкое» или «чужое», «далекое» в самых разнообразных модусах значимости. Сущностным для живой и связной работы сознания Гуссерль считает попытку синтеза всех внешних опытов в единство внутреннего опыта, а в нем – попытку синтеза согласованного, непротиворечивого опыта, который хотя и ставится на каждом этапе под вопрос наличием «несогласованностей», однако все снова и снова является целью работы сознания, стремящегося к «универсальной согласованности». Поэтому все виды и формы познающего разума Гуссерль считает формами синтеза, формами действий познающей субъективности, направленными на достижение единства и истины. Интенциональное прояснение вышеизложенного и есть та гигантская задача феноменологически-психологического исследования, которую выполнил Гуссерль.

Основной характеристикой сознания в концепции Гуссерля является стремление к смыслопорождению, которое интенционально в своем основании. Поскольку: сознание всегда есть всегда направленность на предмет, но не сам предмет, его анализ требует феноменологической редукции, его сведения к чистому сознанию (смыслопорождению). В первом томе «Логических исследований» Гуссерль разбирает традиционное понимание сознания, «явления сознания», и выявляет «чистое сознание» – смыслоформирование. Во втором томе «Логических исследований» Гуссерль исследует само чистое сознание и выявляет феноменологический аспект смыслоформирования, в результате которого появляется феноменологическое "Я".

Анализ Гуссерля на первом этапе движется по модели, предложенной И.Кантом: понятие о предмете расщепляется на aposteriopi и apriori. В концепции Гуссерля это расщепление называется «феноменологическим очищением». Аposteriopi сознания – это ноэма (предметное содержание мысли), apriori сознания – это ноэзис (смыслоформирование). Далее расщеплению на aposteriopi и apriori подвергается «сознание как смыслоформирование». Здесь Гуссерль использует уже метод собственного изобретения, феноменологическую редукцию, и различает феномен смыслопорождения (феноменологическое содержание) и явление смыслопорождения (нефеноменологическое содержание). Аposteriopi, т.е. de facto, чистое сознание является интенциональным потоком переживания. Чистое сознание, не пропущенное через феноменологическую редукцию, т.е. не очищенное от собственной предметности, есть конкретное переживание, которое порождает смысл.

Смыслообразование - это содержание феноменологического сознания, но само смыслообразование не интенционально, следовательно, не-феноменологично (до-феноменологично). Чтобы смыслообразование из «потока смыслов» стало интенциональным, необходимо феноменологическое очищение смыслов от предметного содержания. В результате появляется «чистое переживание», которое возможно даже тогда, когда предмет не существует, а мысль является ложной (например, как переживание небытия, как переживание любой придуманной ситуации). Человек может моделировать ситуацию, предполагать возможные варианты ее осуществления и переживать все это как реальность.

Лозунг «Назад, к предметам» требует пропускать сквозь горнило феноменологической редукции все обнаруженные феномены, поскольку каждый феномен (aposteriopi) вызван к жизни какими-то причинами, какими-то apriori. Гуссерль истолковывает причины формирования смыслов наличием «переживающего Я». Поэтому, заключает Гуссерль, есть нефеноменологическое переживание, и это – интенциональный поток переживаний, который и составляет сознание. Если переживание «пропустить» через феноменологическую редукцию, мы получим феноменологическое переживание – переживание "Я" собственных переживаний к миру. Над сознанием как потоком переживаний «вторым ярусом» надстраивается переживание этого потока с выявлением субъекта переживаний. «Второй ярус» переживаний – это сам акт переживания в отличии от сознания как содержания переживаний. Другими словами, "Я", переживая мир, переживает по поводу собственных переживаний и формирует смыслы относительно мира, не останавливаясь на этом этапе. "Я" продолжает формировать смыслы уже самой смыслопорождающей деятельности сознания. Появляется иерархия переживаний. Можно добавить, что феноменологическое переживание Гуссерля является рефлективным.

В итоге этой работы Гуссерль вводит понятие «жизненный мир» (Lebenswelt) для обозначения реальности, которая нас окружает и нас включает, являясь бытийной почвой и горизонтом для всякой практики, бытовой и теоретической. Отдельный человек довольно поздно пробивается к этому понятию, берет его из опыта культуры, поэтому жизненный мир является нам в обличии какой-либо исторической традиции. Он всегда соотнесен с конкретным человеческим сообществом, его территорией, почвой, ландшафтом. Он всегда «начинается» в сознании как «первоначальная окружающая среда» и «мир твоего дома», твоей семьи, расширяющийся в пространство родины. Этот мир всегда имеет, с одной стороны, глубоко личностную окраску и, с другой стороны, предстает как мир вещей. Гуссерль исходит из представления о том, что «каждый человек понимает прежде всего свой конкретный окружающий мир, с его центром и нераскрытым горизонтом, то есть свою культуру, - как человек, принадлежащий тому сообществу, которое формирует эту культуру». Более глубокий уровень понимания окружающего мира, открывающий человеку и прошлое, и связь прошлого с настоящим, достигается человеком только в связи с его изначальной вовлеченностью в культуру сообщества, населяющего окружающий мир. Гуссерль пишет, что человек всегда принадлежит определенному культурному миру и вне его не может быть понят: «я и моя культура являются первопорядковыми по отношению к любой другой культуре. Последняя доступна для меня и для моих собратьев лишь посредством своеобразного вчувствования а чуждое для меня и для моих собратьев по культурное человеческое сообщество и в его культуру». Первопорядковыми в культуре является, с точки зрения Гусерля, те ее элементы, которые создают центральный смысловой слой, конституирующий жизненный мир сообщества и принадлежащей ему личности. Через первопорядковые элементы жизненный мир воздействует на первый, имманентный мир личности, который Гуссерль называет потоком переживаний. В этом имманентном мире жизненный мир предстает перед человеком в формах, зависящих «от нашего личного воспитания и развития или от нашей принадлежности той или иной нации, тому или иному культурному кругу» (Гуссерль, 1998, с.250-258).

Итоговое определение Гуссерлем сознания как переживания жизненного мира – это принципиальная находка: в этом контексте сознание становится принципиально открытым, нетематическим, допредметным, герменевтичным. Это определение исключает философский натурализм и попытку познать и понять мир сам по себе, исключительно как объективный, независимый от сознания. Гуссерль пишет, что наука гипертрофировала объективные характеристики мира, превратила мир в объект, тем самым забыв про свои истоки и задачи. Он приходит к выводу о том, что настало время вернуть объективный мир в исходное положение, перевернуть мир с головы на ноги, сделать из объективного мира жизненный мир, который не противоположен сознанию, а, наоборот, составляет вместе с сознанием единый горизонт как интерсубъективное условие существования мира и сознания. Именно эта концепция жизненного мира как сознания-в-мире, как бытия-в-мире, будет развиваться позже М.Хайдеггером и экзистенциалистами.

Горизонт не имеет определенностей, он до-предметен и является фоном, на котором сознание встречается с предметным миром. Горизонт в концепции Гуссерля принципиально отличается от априорных форм И.Канта. У Канта априорные формы чувств и рассудка не имели содержания, все содержание субъект получал из опыта, в процессе деятельности; априорные формы лишь упорядочивали опыт; отсюда понятен мощный акцент Канта на деятельности.

У Гуссерля сознание интенционально и как «горизонт» уже наполнено, имеет предварительное знание о предмете, поскольку изначально направлено на предмет,– в этом – суть предметности сознания. Именно этот пункт является ключевым для философской герменевтики в духе Хайдеггера, где до-предметный план сознания является основанием «пред-понимания». Гуссерль не внес полной ясности в различение «жизненого мира» и «горизонта», но центральный показатель для горизонта – временной. Горизонт означает точку, из которой «временит» будущее, следовательно, горизонт – это уже не точка, а основание будущего. Жизненный мир и горизонт – формы актуальностей, в которых сконцентрированы формы будущности. Очень упрощенно можно различить жизненный мир и горизонт как актуально-пространственный и актуально-временной аспекты жизнепереживания, как интерсубъективные (пространственные и временные, соответственно), условия встречи сознания с предметом.

В отечественной науке фундаментальные для исследования проблемы смысла работы принадлежат ученику Э. Гуссерля Г.Г. Шпету, С.Л. Франку и А.Н. Леонтьеву.

Г.Г. Шпет в книге «Явление и смысл» (1914) открывает центральную для себя психологическую тему: исследование путей образования смысла, мотивирующего человека в его жизни, причем его интересует не столько абстрактно-философское истолкование понятия «смысл», сколько конкретно-исторический процесс его формирования с позиции психологии.

Г.Г. Шпет пишет, что «смысл — не вещь, а отношение вещи (называемой) и  предмета (подразумеваемого). Именно таким образом смысл входит в состав двигательной задачи любого целесообразного предметного действия, в состав перцептивного действия, направленного на формирование образа, и в состав умственного действия, направленного на уразумевание предмета, на раскрытие его содержания и на его построение, в том числе овеществление». В таком мыслительном акте, согласно Г.Г. Шпету, всякое содержание разрешается в систему форм и напластований форм по мере проникновения мысли в содержание («закон метода»).

Он приходит к выводу, что «бытие разума», сознания человека, заключается в выполнении «герменевтических функций», и раскрывшийся познающему субъекту смысл предмета исследования находит свое внешнее проявление в таких формах социальной реализации «духа» в гегелевском его понимании, как язык, культ, искусство, техника.

Анализ работы сознания человека Г.Г. Шпет проводит как исследование механизмов «смысловой», или как принято говорить сегодня, смыслообразующей деятельности человека в искусстве, литературе, науке, религии в их исторической динамике. Он пытается проследить, как в истории развития общественного сознания формируются новые смыслы, побуждающие к действию индивида, группу, класс, общество в целом; понять механизмы, определяющие историю развития философского сознания в рамках отдельной национальной культуры, разобраться в детерминантах этой деятельности. [Шпет Г.Г., 1914].

Эта тема в дальнейшем развивается А.Н. Леонтьевым в концепции пятого, «смыслового» измерения мира действительности, в работах В.Э. Чудновского по исследованию проблемы смысла жизни и устойчивости смысла как психологического новообразования, в работах А.А. Бодалева по акмеологии, Б.С. Братуся по проблемам психологического здоровья личности, этической и христианской психологии [Бодалев А.А., 1998; Братусь Б.С., 2000; Леонтьев А.Н., 1983; Чудновский В.Э., 1981, 1997, 1999, 2001].

В работе "Сознание и его собственник" (1916 г), Г.Г. Шпет исходит из положения о том, что каждое действие человека является следствием определенной работы его сознания, а само сознание – есть  сопричастное к знанию «Я» человека. Он проводит в анализе работы сознания четкое различие между содержанием психического акта и его результатом и определяет субстанцию сознания как совместное поле деятельности уникальных «Я».

Рассматривая феномен «Я», Г.Г. Шпет подчеркивает уникальность каждого единичного Я, не допускающую обобщений в его изучении, и намечает программу анализа личности субъекта, как своего рода объекта, как «социальной вещи». В этом плане каждый человек не только носитель и пользователь знаков, но и сам есть лицо, - своеобразный социальный знак: «Лицо субъекта выступает, как некоторого рода репрезентант, представитель, «иллюстрация», знак общего смыслового содержания, слово (в его широчайшем символическом смысле архетипа всякого социально-культурного явления) со своим смыслом» [Шпет Г.Г., 1916; с.242]. 

Как и Г.И. Челпанов, важнейшим качеством, превращающим человека в личность, он считает личную ответственность: «Личность должна стать сплошь ответственной: все ее моменты должны не только укладываться рядом во временном ряду ее жизни, но проникать друг [в] друга в единстве вины и ответственности» [там же, с.7]. Он считает, что только «там, где есть совесть, развивается психология и, следовательно, - сама наша возможность говорить о поступках на языке психологии; это и будет осмысленный язык» [там же, с.31]. То, что человек, в соответствии со своим выбором и усилиями по его реализации в поступках может стать уникальным Я, личностью, а может и не стать, создает для каждого живущего экзистенциальную по существу проблему ответственности за свой выбор.

 Г.Г. Шпет  много пишет о  том странном сочетании предопределенности и свободы на жизненном пути человека, которое позволяет ему раскрыть свою индивидуальность и, тем самым выполнить свое предназначение, только путем усилий, направляемых и координируемых разумной мотивацией.  Но пределы самореализации личности всегда обусловлены наличием других Я, личностей, руководствующихся иными мотивами.

С.Л. Франк полагает: «Одно из двух: или жизнь в целом имеет смысл – тогда она должна иметь его в каждое свое мгновение, для каждого поколения людей и для каждого живого человека, сейчас, теперь же – совершенно независимо от всех возможных ее изменений и предполагаемого ее совершенствования в будущем, поскольку это будущее есть только будущее и вся прошлая и настоящая жизнь в нем не участвует; или же этого нет, и жизнь, наша нынешняя жизнь, бессмысленна – и тогда нет спасения от бессмыслицы, и все грядущее блаженство мира не искупает и не в силах искупить ее; а потому от нее не спасает и наша собственная устремленность на это будущее, наше мысленное предвкушение его и действенное соучастие в его осуществлении».

Другими словами: мысля о жизни и ее чаемом смысле, мы неизбежно должны сознавать жизнь, как единое целое. Вся мировая жизнь в целом и наша собственная краткая жизнь – не как случайный отрывок, а как нечто, несмотря на свою краткость и отрывочность, слитое в единство со всей мировой жизнью – это двуединство моего "я" и мира должно сознаваться, как вневременное и всеобъемлющее целое, и об этом целом мы спрашиваем: имеет ли оно "смысл" и в чем его смысл? Поэтому мировой смысл, смысл жизни никогда не может быть ни осуществлен во времени, ни вообще приурочен к какому-либо времени. Он или есть – раз навсегда! Или уже его нет – и тогда тоже – раз и навсегда! Другими словами: мысля о жизни и ее чаемом смысле, мы неизбежно должны сознавать жизнь, как единое целое. Вся мировая жизнь в целом и наша собственная краткая жизнь – не как случайный отрывок, а как нечто, несмотря на свою краткость и отрывочность, слитое в единство со всей мировой жизнью – это двуединство моего "я" и мира должно сознаваться, как вневременное и всеобъемлющее целое, и об этом целом мы спрашиваем: имеет ли оно "смысл" и в чем его смысл? Поэтому мировой смысл, смысл жизни никогда не может быть ни осуществлен во времени, ни вообще приурочен к какому-либо времени. Он или есть – раз навсегда! Или уже его нет – и тогда тоже – раз и навсегда!

 В концепции сознания А.Н. Леонтьева, развитой в контексте психологической теории деятельности, главными образующими сознания являются смысл и значение. Понятие «смысл» в этой диаде указывает на то, что индивидуальное сознание несводимо к абстрактному безличному знанию, что оно в силу принадлежности живому индивиду, который включен в определенную систему деятельностей всегда пристрастно и эмоционально окрашено. То есть, сознание всегда есть не только знание, но и аффективное личное отношение к нему. Понятие «значение» при этом акцентирует тот факт, что сознание человека развивается не в вакууме, а в определенной культурно-исторической целостности. Иначе говоря, понятие «смысл» выражает укорененность индивидуального сознания в личностном бытии человека (эта мысль впервые была сформулирована Г. Г. Шпетом), а понятие значения — подключенность этого сознания к сознанию общественному, к культуре.

Поэтому в концепции А.Н. Леонтьева смысл – это скорее не вещная данность, которую можно «присвоить» (в понимании К. Маркса), а живое знание, являющее собой результат напряженной работы по его обретению, единство переживания и знания (в понимании С. Франка). А.Н. Леонтьев пишет: «Значит тот смысл, который приобретает для ребенка предмет его учебных действий, предмет его изучения, определяется мотивами его учебной деятельности. Этот смысл и характеризует сознательность усвоения им знаний. Значит, недостаточно, чтобы ребенок усвоил значение данного предмета, безразлично теоретическое или практическое, но нужно, чтобы он соответственно отнесся к изучаемому, нужно воспитать у него требуемое отношение. Только при этом условии приобретаемые им знания будут для него живыми знаниями (курсив наш. — Авт.), станут подлинными «органами его индивидуальности» и, в свою очередь, определят его отношение к миру» (1975. С. 299).