Психологическая помощь как вид практики имеет самое прямое
отношение к проблеме смысла. Смысл, как известно, означает таинственное, подчас
туманное, по-гречески mustikoz. Не потому ли, что смысл можно выдумать, чем
занимаются богословы и философы? Или изобрести, в чем преуспевают идеологи и
демагоги? Или создать, что уже по части искусства? И эти, сотворенные, смыслы
могут быть хорошими или плохими, высокими или низкими, простыми или изощренными.
Такими, чтобы их можно было принять, или такими, чтобы можно было отвергнуть.
Эти смыслы можно изучать, потреблять. Ими можно манипулировать. Даже
наслаждаться. Можно и зарабатывать на способах их изготовления, обучая ремеслу,
которое называется “методология” или “идеология”, или “мастерство” — в
зависимости от сферы деятельности.
Каким же должно быть отношение психолога-психотерапевта к
проблеме смысла? С каких позиций стоит нам подходить к ней? С позиций науки или
с позиций искусства? С позиций философско-идеологически-теологических или с
позиций естественно-клинических? От чего мы должны отталкиваться в первую
очередь — от специфики личности клиента или от нашего собственного
мировидения? В эпоху поразительных достижений нейронауки, сочетающей молекулярную
биологию, биофизику и нейропсихологию, вопросы эти представляются далеко не риторическим.
Отличие науки от иных форм сознания и практики в том, что
только в науке не выдумывают и не изготавливают смыслы. Наука служит способам
их открытия. И лишь вследствие этой счастливой особенности человеческого
интеллекта — не измышлять, а постигать — открываются смыслы, которые
принадлежат природе вещей и потому безотносительны к любым оценкам и
отношениям. Они сами выступают онтологическим основанием для выработки тех или
иных норм и принципов существования. Открытые ученым явления, закономерности
или законы нельзя принять или не принять, оценить как хорошие или плохие. Их
можно либо учитывать и сообразовываться с ними, либо игнорировать, воспроизводя
в себе неандертальца.
Беда лишь в том, что научные истины порой мало совместимы с
ценностью единичной и конечной человеческой жизни. Возможно, в этом и состоит
существо противоречия между психологией академический и психологией
практической. В тексте третьего издания, исправленном и дополненном, я пытаюсь,
как и прежде, совместить науку и гуманизм в синтезе психотехнического
действования.
Александр Бондаренко,
март 2001 г., г. Киев.