ЧЕТВЕРГ - Семинар с доктором медицины Милтоном Г. Эриксоном (Уроки гипноза) - Дж.К. Зейг

(Сегодня к группе присоединились еще пять человек. Всего присутствуют

одиннадцать человек. Эриксон обводит глазами присутствующих.)

Эриксон: Кто7нибудь из вас знает, как избирался на святейший трон Папа

Иоанн Павел?

Кристина: Как и все другие, конклавом.

Эриксон: Нет. Кардиналы не смогли прийти к согласию, они устроили перерыв

и проголосовали*. (Эриксон смеется.)

Зигфрид (Сидя в зеленом кресле): Большинство американских шуток связаны

с особенностями языка, они редко до меня доходят.

Эриксон (Помолчав): Вот еще одна американская шутка. Одна дама заметила

на железнодорожной станции бесхвостого кота и спросила у дежурного:

“Мэнкс?” “Нет, — ответил он, — без двух два до двух двух”.

Даже большинство американцев не схватывают, в чем здесь соль. (Смех.) Коты

английской породы из Мэнкса все короткохвостые. Ответ дежурного “Нет, без

двух два до двух двух” означал, что кот лишился хвоста, попав под поезд, ко7

торый прибыл без двух минут два и отравился в две минуты третьего. (Эрик,

сон смеется.)

Зигфрид: Я понял отдельные слова. (Общий смех.)

*Английское слово poll (голосование) на слух созвучно с именем Paul (Павел), поэтому на

слух фразу можно понять двояко: “проголосовали” или “выбрали имя Павел”. — Примеч.

переводчика.

Эриксон: Среди вас есть австралийцы? Один новозеландец сказал мне, что ав7

стралийцы не знают разницы между буйволом и бизоном. Кто знает, почему?

Насчет буйвола австралийцам все ясно, но (говорит с австралийским акцен,

том) вот бизон для них — это место, где моют руки*.

(Эриксон собирает анкеты у новичков и, надев очки, читает их.) Вы словно

сговорились. На этой неделе каждый (Эриксон в этом случае неточен) делает

из своего возраста загадку, а отгадывать мне? Пишут только свой день рожде7

ния и возраст братьев и сестер. Вот, например... Кто у нас Бонни?

Бонни: Я здесь.

Эриксон: Ты напомнила мне о далеких славных годах, когда я преподавал в ме7

дицинском институте. Проставь дату, пожалуйста. А ты, Руфь, не возражаешь

против даты?

Руфь: Сегодняшней даты? (Эриксон возвращает ей листок для исправления.)

Эриксон (Обращается к Эди. Отдает обратно и ее анкету.): Дата. Ты тоже

хочешь, чтобы я отгадывал твой возраст?

Бывало, сообщаю своим студентам в медицинском институте, что последний

экзамен состоится в конференц7зале, в два часа дня, во вторник, двенадцатого

числа. Говорю все очень медленно. Стоит мне выйти из аудитории и ненаро7

ком тут же вернуться, как слышу, все друг друга спрашивают: “Что он сказал?

Что он сказал?”

Повтори7ка твое имя, будь добра.

Линда: Линда.

Эриксон: Как тебе сидится рядом с графом Дракулой?

Линда: Я с ним уже знакома, вполне дружелюбный тип. (Смеется.)

Эриксон: Надеюсь, встреча состоялась не в полночь?

Стоит повторить для некоторых из вас: наша сознательная жизнь, наше созна7

ние лежат в основе восприятия, но восприятия расщепленного. Вы пришли сю7

да,чтобы узнать, что я вам расскажу. В то же время ваше внимание разделено

*Произнесенное с австралийским акцентом слово bison (бизон) звучит как basin (ракови7

на). — Примеч. переводчика.

между мною, присутствующими здесь людьми, книжными полками, картинами

и прочим.

Если взять бессознательное, то это огромный склад, где хранятся ваши воспо7

минания, ваши знания. Без такого склада не обойтись, потому что вы не в со7

стоянии сознательно удержать в памяти все, что узнаете. Из накопленных в

течение жизни знаний львиная доля используется автоматически, чтобы обес7

печить жизнедеятельность человека.

Сколько вам пришлось потрудиться, чтобы научиться говорить. А теперь, встав

утром и укладываясь спать вечером, вы ни разу не задумались за день, как

произнести этот слог, сколько слогов в каждом слове, как правильно произно7

сить звуки и т.п. А ведь было время, когда вы произносили: “Асю ады”, а дума7

ли, что говорите: “Хочу воды”. Сейчас вы изъясняетесь на языке взрослых лю7

дей и забыли о том невероятном усилии, которое приходится делать малышу,

чтобы быть понятым.

Помню, как одна из моих дочек училась говорить: “Топ7топ, топ7топ, топ7топ,

иду пать ... кука бай7бай”. Теперь она говорит: “Иду спать, кукла тоже будет

спать.” Но в разговоре она часто повторяла многие слова, а своего брата Ланса

звала “Ла7ла”.

В психотерапии — если вы собираетесь заниматься психотерапией — вам пер7

вым делом следует знать, что общие для всех слова имеют свое особое значе7

ние для разных людей. Слово “бежать” имеет 142 значения в английском язы7

ке. Слово “побежал” может смутить девушку, у которой побежала петля на

чулке. (Эриксон приводит еще несколько примеров со словом “бежать” в раз,

ных значениях.) Так и вы, слушая пациента, склонны вкладывать в его слова

свой смысл.

Я вам повторю историю, которую недавно рассказывал. (Эриксон рассказыва,

ет историю о “молочной похлебке”. И заканчивает словами: ”Для каждого

из нас слова имеют свое особое значение”.)

Кто из вас умеет готовить? Положим, вы отправились в туристический поход, в

Северный Иллинойс, например, или в Висконсин. Вы наловили рыбы, как вы ее

приготовите? (Эриксон улыбается.) А может, вам удалось стащить несколько

початков кукурузы с фермерского поля. Как вы ее приготовите?

Сейчас я поделюсь с вами самым вкусным рецептом. Выпотрошите рыбу, не

снимая чешуи, и заверните ее в листья подорожника, затем зачерпните со дна

реки глины погуще и обмажьте как следует рыбу, чтобы она превратилась в

продолговатый ком. В таком виде укладывайте рыбу в угли костра и, когда

кончики лопнут, рыба готова. Выкатывайте запекшийся ком, расколите его и,

когда он развалится, чешуя, плавники и хвост отвалятся вместе с подорожни7

ком, а вам останется приготовленная в собственном соку рыбка. Вкус — паль7

чики оближешь! Немного соли — и вы отведаете пищу богов.

А если вам удалось поймать перепелку, тоже выпотрошите ее, обмажьте гли7

ной — и в костер. Когда из обоих концов появится пар, расколите шарик и

вместе с глиняной коркой отвалятся перья и кожица. Вот вам перепелочка, за7

печенная в собственном соку. Немного соли, и язык проглотишь — так вкусно.

Есть и другие способы обработать перепелку* (Смех), но я предпочитаю этот.

Что касается кукурузных початков, можно тоже обмазать их глиной и поло7

жить в угли. Глиняная корка снимается вместе с шелухой, а вам остается вкус7

нейший початок. Говорю со знанием дела.

Вы знаете, что есть много способов приготовить кукурузу, и у пациента так же

много способов отреагировать на любую ситуацию.

Вот фотография, которой я очень дорожу. (Эриксон берет фотографию и пе,

редает сидящему слева Зигфриду.)

Зигфрид (Смотрит на фотографию): Я не все понял.

Эриксон: Пусть она посмотрит. (Передает снимок Бонни.) Прочитай вслух.

Бонни: “Звание почетного дедушки присваивается доктору Милтону Эриксону

Слейдом Натаном Коном, сыном Джима и Грейси Кон, в связи с годовщиной

усыновления, 12 сентября 1977 года. Заверено и подтверждено особой “печа7

тью”. (А на снимке отпечаток ножки и приписка: “Возраст два года”. Бонни

поднимает фото, чтобы все видели.)

Эриксон: Пусти по кругу.

А дело было так. Джим, юноша весьма идеалистических взглядов, заканчивал

выпускной класс средней школы. В том же классе училась не менее возвышен7

ная натура по имени Грейси.

Джима призвали на вьетнамскую войну, правда, он служил в тылу, но попал в

автомобильную катастрофу и получил в результате перелом позвоночника и

разрыв спинного мозга. Из госпиталя для ветеранов Джим вернулся в инва7

лидной коляске. Он страдал от резких болевых спазмов, повторявшихся каж7

*На студенческом жаргоне “перепелка” значит “студентка”. — Примеч. переводчика.

дые пять минут, круглосуточно. Проведенная в госпитале операция не помог7

ла Джиму, наоборот, боль только усилилась. Тогда его прооперировали повтор7

но, но тоже без результата. Речь уже шла о третьей операции.

Об эту пору не то Джим, не то Грейси, не то оба сразу узнали от кого7то обо

мне. Они сказали главному хирургу, что хотят со мной встретиться, чтобы по7

мочь Джиму с помощью гипноза. Хирург пригласил их к себе в кабинет и би7

тый час убеждал, что гипноз — это чушь, знахарство, чертовщина и колдов7

ство. Меня он величал не иначе как шарлатаном, мошенником и невеждой.

Судя по всему, он не признавал гипноз, а стало быть, и меня. Он заявил, что

для них даже сама мысль о гипнозе — величайшее заблуждение.

Тем не менее каждые пять минут Джима корежило от боли. Грейси безумно его

жалела и, невзирая на часовую проработку, они все же решили встретиться со

мной.

Грейси вкатила Джима в мой кабинет. Я прочитал на их лицах страх, ожидание

худшего, отчасти неприязнь, слабый свет надежды, выражение сопротивления

и настороженности. Да, они были не в том эмоциональном состоянии, чтобы

прислушаться к моим словам. Они рассказали о спинно7мозговой травме, о

двух операциях и о том, как весьма уважаемый главный хирург госпиталя

убеждал их, что гипноз — это черная магия, колдовство и шарлатанство.

Тогда я сказал Грейси: “Встань вон там на ковре. (Эриксон указывает место.)

Стой ровно, смотри прямо перед собой, руки опущены вниз. А ты, Джим, дер7

жи вот эту тяжелую дубовую трость. Я ею пользовался при ходьбе, она доста7

точно увесистая. И если тебе не понравится, что я буду делать, можешь огреть

меня этой тростью”. (Поясняет Зигфриду.) “Огреть” значит “ударить”. (Общий

смех.)

Зигфрид: Куском дерева?

Эриксон: Дубовая трость — это длинная палка, которой пользуются при

ходьбе.

Джим взял трость, крепко сжал ее в руке и стал наблюдать за мной. Я обратил7

ся к Грейси: “Грейси, я сейчас буду делать то, что тебе не понравится, даже

очень не понравится. Я остановлюсь, как только ты войдешь в гипнотический

транс. В данный момент ты не знаешь, что такое гипноз или гипнотический

транс, но бессознательно ты знаешь, что это такое. Итак, стой там и, если я

буду делать с тобой что7то неприличное, знай, что я остановлюсь, как только

ты будешь в трансе”.

Я поднял легкую бамбуковую указку и стал водить ею вдоль ложбинки, пыта7

ясь оголить ее грудь. Грейси медленно закрыла глаза и немедленно погрузи7

лась в глубокий транс. Я опустил указку, в то время как Джим буквально испе7

пелял меня глазами. Я обратился к Грейси: “Где твой родной город? В какой

школе ты училась? Назови имена хотя бы нескольких одноклассников. Как

тебе нравится погода в Аризоне?” Ну, и еще что7то в этом роде. Грейси отвеча7

ла с закрытыми глазами. Я взял ее за руку, поднял, и рука каталептически по7

висла. (Эриксон поднимает свою руку, и она повисает.)

Повернувшись к Джиму, я сказал: “Слышал, как Грейси разговаривала со мной?

Теперь поговори с ней сам”. Я опустил вниз руку Грейси. (Эриксон опускает

свою руку.) “Грейси? Грейси? Грейси!” — окликал он и, повернувшись ко мне,

сказал: “Она меня не слышит”. “Правильно, Джим. Грейси в глубоком трансе и

не может слышать тебя. Сколько бы ты ее ни спрашивал, она тебя не услы7

шит”. Он задал Грейси еще несколько вопросов, но на ее лице не дрогнул ни

один мускул.

“Грейси, — спросил я, — сколько учеников было в твоем классе?” Она ответи7

ла. Я протянул руку и одним пальцем снова поднял ее руку, а затем так же од7

ним пальцем опустил. (Эриксон показывает левой рукой.) “Джим, попробуй

поднять руку Грейси”. Он подъехал на коляске и попытался поднять. Но когда

я опустил руку Грейси вдоль тела, она осталась каталептически неподвижной.

Джим не смог оторвать ее от бока. Я же поднял ее одним пальцем и предложил

Джиму попытаться опустить руку Грейси. Мускулы у Грейси сократились, и

рука осталась неподвижной. (Эриксон показывает на своей руке.)

Показывая все это, я не торопился. Затем я сказал: “Грейси, оставайся в глубо7

ком трансе, но открой глаза и перейди с ковра к этому креслу”. (Эриксон пока,

зывает.) “Когда сядешь в кресло, закрой глаза. Затем проснись, открой глаза

и удивляйся”.

Грейси села, закрыла глаза, открыла и изумленно спросила: “Как я сюда попа7

ла? Я же стояла вон там, на ковре. Как я здесь оказалась?” “Ты сама перешла

туда”, — ответил Джим. “Да нет,— возразила Грейси, — я стояла вон на том

ковре. Как же я здесь оказалась?” Сколько Джим ей ни толковал, Грейси все

спорила: “Я стояла на ковре. Почему я здесь?” Я дал им время попрепираться,

а потом сказал Джиму: “Посмотри на часы. Сколько сейчас?” “Двадцать пять

минут десятого”, — ответил он. “Правильно, — заметил я. — Вы вошли ко мне

в девять, и у тебя был болевой спазм. И до сих пор он не повторился”. “Вер7

но”, — ответил Джим, и его тут же скрутило от боли. “Ну, и как тебе нравится

эта боль? На целых 20 минут ты избавился от нее”. “Чего уж тут хорошего,

врагу не пожелаешь”, — ответил Джим. “Да, не повезло тебе. А теперь, Джим,

смотри на Грейси. Грейси, смотри на Джима. Глядя на него, ты медленно погру7

зишься в глубокий транс. А ты, Джим, наблюдая, как Грейси входит в транс,

тоже войдешь в транс”. Через минуту они оба были в глубоком трансе.

Я обратился к Джиму: “Боль — это сигнал опасности, который подает тело. Это

похоже на будильник, который поднимает тебя по утрам. Ты просыпаешься,

выключаешь будильник и начинаешь новый рабочий день. Слушай меня,

Джим, и ты тоже, Грейси. Как только боль начнет приближаться, просто вы7

ключи будильник, и пусть твое тело занимается своей ежедневной, спокойной

работой. Слушай меня внимательно, Грейси. Джиму не обязательно все время

приезжать ко мне. Ты его жена. Когда Джим почувствует приближение боли,

пусть он попросит тебя сесть. Смотрите друг на друга, и вы оба войдете в

транс. Тогда ты, Грейси, можешь повторить Джиму те слова, которым я тебя

сейчас научу”. И я проинструктировал Грейси, что ей следует говорить Джиму.

Я принял их еще несколько раз, чтобы убедиться, что у них все получается.

После первой встречи со мной они вернулись в больницу и потребовали при7

ема у главного хирурга. В течение часа они читали ему целую лекцию о гип7

нозе и доказывали, как он был неправ, как он глубоко, бесконечно ошибался.

“Вы видите, — сказал Джим, — у меня больше нет судорог, а вы предлагали

еще одну бесполезную операцию. Я бы на вашем месте со стыда сгорел. Вам

следует подучиться насчет гипноза”. На следующем моем занятии в колледже

Феникса появился хирург и усердно записывал все в тетрадку.

Через несколько дней Джим выписался из госпиталя и они с Грейси возврати7

лись к себе домой в Аризону. Правительство выделило Джиму как инвалиду

средства на строительство дома. Джим, хоть и в коляске, очень много помогал

при строительстве. Он получил от государства трактор и 15 акров земли.

Джим научился перебираться из коляски на сидение трактора и сам обрабаты7

вал свой участок.

Поначалу Джим и Грейси приезжали ко мне в Феникс через каждые два месяца,

так как Джим уверовал в гипноз как в противостолбнячную сыворотку. Он так

и говорил: “Сделайте7ка мне укольчик для подкрепления”. Пожалуйста, полу7

чай свой “укольчик”. Но вскоре Джим стал появляться через три месяца, затем

дважды в год. А потом супругам пришла в голову гениальная мысль. Ведь

можно позвонить по телефону. Бывало, Джим звонит и говорит: “Грейси у па7

раллельной трубки. Мне бы укольчик для подкрепления”. Я спрашиваю: “Грей7

си, ты сидишь?” “Да, — отвечает она. — Хорошо. Я сейчас повешу трубку, а ты

и Джим оставайтесь в трансе 15 минут. Ты скажешь Джиму, что надо, а ты,

Джим, слушай, что скажет Грейси. Через 15 минут можете проснуться”.

Джим и Грейси очень хотели детей, но у Грейси было шесть выкидышей только

в течение первых двух лет брака. У каких докторов она только ни побывала, и

170 Четверг

все в один голос советовали усыновить ребенка и больше не пытаться завести

своего. Я стал крестным отцом усыновленного супругами Слейда Натана Кона.

Когда ему исполнилось два года, они привезли его ко мне в гости и я очень

полюбил этого малыша. Он был почти такой же большой, как мой четырехлет7

ний внук, только вел себя гораздо лучше. Грейси и Джим оказались замеча7

тельными родителями. А на днях меня пригласили быть крестным отцом их

второго усыновленного ребенка.

Относительно человеческих знаний ... они бесконечны ... на самом деле люди

знают так много вещей и даже не догадываются о своем знании. Большинство

из вас считают, что нельзя самоиндуцировать анестезию. Позвольте привести

пример.

Вы занимаетесь в колледже, а там есть один профессор, который ужасно нудно

читает свои лекции. Предмет вас не интересует и вряд ли когда7нибудь заин7

тересует. А он бубнит и бубнит. “Чтоб тебе провалиться, старый сыч!” — ду7

маете вы. Надежды, что ваше пожелание исполнится, нет никакой, а он, знай

себе, нудит и нудит. Вы сидите на жестком стуле, у вас уже весь зад онемел, и

плечи болят, и руки ноют, и вы извертелись, чтобы сесть поудобнее. И стрелки

на часах словно замерли, и лекционный час кажется вечностью. Наконец, ста7

рый мухомор иссяк. Вы встаете и блаженно распрямляете затекшее тело.

Буквально на следующий день вы сидите на том же жестком стуле и профес7

сор вам вполне симпатичен. Он говорит о том, чем вы как раз увлекаетесь. Вы

всем телом подались вперед, не отрываете от лектора глаз, ушки на макушке.

И ваш зад не болит и даже не чувствует жесткого сидения, а стрелки бегут, как

ненормальные, и часу мало. Не успела лекция начаться, как уже конец. Такое

бывало с каждым из вас. Каждый сам себе анестезиолог.

Сейчас расскажу вам о нескольких раковых случаях. Как7то мне позвонил врач

из Месы и сказал: “У меня одна женщина умирает от рака матки. Довольно пе7

чальная история. С месяц назад ее муж скоропостижно скончался от сердечно7

го приступа прямо на кухне. Вскоре после похорон вдова пришла ко мне на

обследование. Когда у меня собрались все данные, я вынужден был сообщить

ей, что у нее рак матки и метастазы затронули тазобедренные суставы и по7

звоночник. Я сказал, что ей осталось жить около трех месяцев. Я просил ее не

пугаться, рано или поздно появятся боли, но я пропишу ей наркотические пре7

параты, чтобы облегчить страдания. Сейчас сентябрь, она, видимо, умрет до

конца декабря, но ее мучают страшные боли. Уже не помогают ни огромные

дозы демерола с морфием, ни другие наркотики. Боль не прекращается ни на

минуту. Может, попробовать гипноз?”

Я согласился и поехал к пациентке на дом, потому что она хотела умереть

дома. Я успел только войти в спальню и представиться, как больная сразу за7

говорила: “У меня кандидатская степень по английской филологии, опублико7

ван том моих стихов, так что я кое7что знаю о силе слов. Неужели вы действи7

тельно верите, что силой ваших слов вы сделаете то, что не смогли сделать

сильнодействующие химические препараты?” “Мадам, вы знаете силу слов. Но

я ее понимаю по7своему. Позвольте задать вам несколько вопросов? Мне изве7

стно, что вы принадлежите к мормонам. Вы по7настоящему веруете?” — “Я

верю в свою церковь, бракосочеталась в Храме и детей воспитала в этой вере”.

“Сколько у вас детей?” — спросил я. “Двое. Сын в июне заканчивает универси7

тет штата Аризона. Хотелось бы увидеть его в шапочке и мантии выпускника.

Но я умру задолго до этого события. А дочери 18 лет, в июне у нее будет бра7

косочетание в Храме. Как бы мне хотелось увидеть ее в наряде невесты! Толь7

ко я умру задолго до этого”. “А где ваша дочь?” — спросил я. “На кухне, гото7

вит мне ужин”, — ответила больная. “Можно мне позвать ее сюда?” — спросил

я. Мать согласилась.

“У вас сейчас сильные боли?”— спросил я у матери. “Не только сейчас, у меня

болело и всю прошлую ночь, и весь день, и эту ночь будет болеть”, — ответила

она. “Это вы так думаете. Я думаю по7другому”, — заметил я.

В это время в спальню вошла очень хорошенькая девушка лет восемнадцати.

Мормоны известны своей высокой нравственностью и строгими моральными

устоями. Я обратился к девушке: “На что ты готова ради своей матери?” С гла7

зами, полными слез, она ответила: “На все что угодно”. “Я рад это слышать.

Сядь вот в это кресло, мне понадобится твоя помощь. Сейчас ты не знаешь, как

войти в транс, но это не страшно. Вот ты сидишь рядом со мной и, стоит тебе

заглянуть в самые глубины своего разума, в бессознательное, называй это глу7

бины разума, как ты узнаешь, как войти в транс. Так вот, чтобы помочь своей

маме, войди в очень7очень глубокий транс. Такой глубокий, что твой разум по7

кинет твое тело и поплывет в космосе и сопровождать его будет только мой

голос. Ты будешь ощущать только мой голос”.

Я повернулся к матери. Она не отрывала напряженного взора от дочери, не7

подвижно застывшей с закрытыми глазами. Я приготовился сделать нечто, что

должно было вызвать протест матери. На девушке была длинная юбка, почти

до щиколоток, а на ногах белые гольфы и босоножки.

“Мамаша, — сказал я, — внимательно следите за мной. Вам не понравится то,

что я буду делать. Это вызовет у вас чувство возмущения. И хотя вам непонят7

но, зачем я это делаю, прошу вас молча наблюдать, и все прояснится”. Я стал

поднимать юбку девушки, постепенно оголив ее ноги до колен, потом выше

колен и до самых бедер. В глазах матери стоял ужас: оголить ноги мормонской

девушке — о таком даже помыслить срашно, каково же видеть это! Мать про7

сто окаменела от ужаса.

Когда бедра оголились на две трети, я поднял руку и со всей силы шлепнул де7

вушку ладонью по бедру. (Эриксон хлопает ладонью по собственному бедру.)

При звуке шлепка мать чуть не выскочила из постели. Но дочь даже не шелох7

нулась, даже глазом не моргнула. Я убрал руку, и мать увидела на коже отпе7

чаток моей ладони. Я снова поднял руку и с такой же силой шлепнул по дру7

гому бедру. Девушка не моргнула, не пошевельнулась. Она была в космосе и

ощущала только мой голос.

Затем я сказал девушке: “Пусть твой разум возвратится и будет рядом со мной.

Хочу, чтобы ты медленно открыла глаза и увидела стык стен и потолка на про7

тивоположной стороне комнаты”. Я уже прикинул глазами ширину комнаты и

знал, что, когда ее взгляд будет устремлен на стык, она увидит периферичес7

ким зрением свои оголенные бедра. Девушка открыла глаза, и вдруг залилась

густой краской стыда. Она стала незаметно одергивать юбку, полагая, что, мо7

жет быть, никто ничего не заметил. Все это видела мать.

Я обратился к дочери: “Я тебя попрошу еще об одной вещи. Ты сейчас сидишь

рядом со мной. Пожалуйста, пересядь, не поднимая тела, на другую сторону

комнаты”. Я стал разговаривать с ней так, как будто она находится на проти7

воположной стороне. Когда она отвечала на мои вопросы, у нее изменилась

интонация, как будто она и в самом деле была там. (Эриксон смотрит на про,

тивоположную сторону своей комнаты.) Заметив что7то необычное в инто7

нации дочери, мать только вертела головой то в одну, то в другую сторону

спальни. Позвав девушку обратно, я усадил ее рядом с собой. “Я тебе очень

благодарен за то, что ты помогла мне лечить твою маму. Можешь проснуться,

ты чувствуешь себя прекрасно, возращайся на кухню и приготовь маме ужин”.

Когда она проснулась, я еще раз ее поблагодарил. И сознание, и бессознатель7

ное пациента одинаково заслуживают благодарности. Очень важно выразить

эту благодарность.

Проснувшись, девушка ушла на кухню. Я обратился к матери: “Вы этого не

осознаете, но вы находитесь в очень глубоком трансе и не чувствуете боли.

Так вот, вы знаете силу слов, как вы их понимаете, и вы также знаете теперь

силу слов под гипнозом. Я не могу быть возле вас постоянно, да этого и не

требуется, но я скажу вам нечто чрезвычайно важное.

Слушайте меня внимательно. Боль вернется к вам, здесь я ничего не могу по7

делать. Но когда придет боль, я хочу, чтобы вы усадили свою голову и плечи в

коляску и укатили с ними в гостиную.

Там, в дальнем углу комнаты, я оставлю для вас особый телевизор. Кроме вас

его никто не сможет смотреть. Вы будете включать его в уме. В его программе

прекрасная поэзия и литература. Забирайте голову и плечи, катите в гостиную

и включайте телевизор. Обещаю, там не будет никакой рекламы. (Я думаю, у

женщины, написавшей целый том поэзии, достаточно воображения и воспоми7

наний.) Смотрите программу, а выбрать ее вы можете по своему желанию, са7

мую любимую, самую заветную, какая придет в голову. Через некоторое время

вы устанете, тогда выключите телевизор и отвезите голову и плечи обратно в

спальню и приставьте к остальному туловищу. Вы так устанете, что сразу

уснете. Это будет хороший, спокойный сон. Когда вы проснетесь, вам захочет7

ся поесть или попить. А если вам станет одиноко, пусть ваши друзья навещают

вас. Но как только вы почувствуете наступление боли, забирайте голову и

плечи в коляску — и долой из спальни в гостиную, смотреть телевизор”.

Месяца полтора спустя, во время своей обычной воскресной автомобильной

прогулки по пустыне, я решил навестить мою пациентку. Было 6 часов утра.

На дежурство только что заступила незнакомая мне сиделка, видимо, не полу7

чившая исчерпывающих инструкций. Мне пришлось попотеть, прежде чем я

убедил ее, что я доктор вообще, а также доктор именно этой пациентки. Изу7

чив все мои удостоверения, она, наконец, признала, что хотя сейчас и 6 часов

утра, я действительно лечащий врач этой пациентки.

Медицинская сестра сообщила мне: “У нее была жуткая ночь. Она всю ночь

шикала на меня. Ей казалось, что она в гостиной. Бредила. Только пытаюсь

объяснить ей, что она у себя в спальне, как она мне: “Т7с7с7с!”

Я успокоил пациентку: “Все в порядке. Я сейчас выключу телевизор и все

объясню вашей сиделке, чтобы она к вам не приставала. А когда я уйду, про7

грамма продолжится с того самого места, на котором я ее выключил”. Сиделке

я все растолковал. А моя больная вскоре устала, забрала свою голову и плечи

в спальню, воссоединила их с остальным телом и мигом уснула. Проснувшись,

она с аппетитом позавтракала, так как изрядно проголодалась.

Ее регулярно навещали друзья и уже не удивлялись, когда она забирала свою

голову и плечи и отправлялась смотреть телевизор, который кроме нее никто

не видел. Время от времени она возвращалась в спальню, засыпала, просыпа7

лась от голода или жажды или просто просила дать ей немного фруктов или

воды со льдом. Ко всему этому друзья постепенно привыкли.

Женщина умерла внезапно, в августе, в коматозном состоянии. Она успела

увидеть сына в выпускной мантии и дождалась бракосочетания своей дочери в

Храме, откуда та приехала к матери, чтобы показаться ей в наряде невесты.

Она прожила спокойно 11 месяцев. “Всегда забирайте голову и плечи из

спальни и смотрите этот воображаемый телевизор”.

Мою сестру прооперировали по поводу мастита. Пришло время снимать швы.

Вот моя сестра и говорит: “Доктор, я до смерти боюсь этих швов. Вы не против,

если я возьму голову и ноги и пойду в солярий?” Сестра мне объяснила потом:

“Я загорала в солярии, а сама все смотрела через дверь в комнату. Доктор сто7

ял так, что загораживал мое тело. А потом я взглянула, а его уже нет, я взяла

голову и ноги, вернулась и снова приделалась к своему телу”.

Так совпало, что сестра выписалась после операции, а отец вернулся из боль7

ницы после обширного коронарного тромбоза. Сидят они вечерком, мило бесе7

дуют и вдруг каждый замечает, что у другого начался приступ тахикардии. Се7

стра и говорит: “Пап, у тебя тахикардия, как и у меня. Если мы надумаем дра7

пануть на кладбище, я, пожалуй, тебя перегоню: я ведь помоложе, значит, у

меня больше шансов”. “Нет, детка, — ответил отец, — на моей стороне возраст

и опыт, так что гонку выиграю я”. И оба весело рассмеялись. Моя сестра до

сих пор живет и здравствует, а отец умер в возрасте девяноста семи с полови7

ной лет.

Члены семьи Эриксонов чаще всего воспринимают болезни и неудачи как чер7

ные сухари жизни. А ведь нет ничего лучше черных сухарей, скажет вам лю7

бой солдат, подъев весь свой неприкосновенный запас. (Эриксон смеется.)

Вот еще один раковый случай. Мне позвонил мой коллега и сказал: “У меня

есть больная — тридцатипятилетняя женщина, мать троих детей. Она хочет

умереть дома. Ей сделали правостороннюю мастектомию, но поздно. Метаста7

зы захватили кости, легкие и другие ткани. Лекарства не помогают. Может,

гипноз поможет?”

Я зашел к ней домой. Только я открыл входную дверь, как услышал доносивши7

еся из спальни причитания: “Не трогайте, мне больно, не трогайте, мне боль7

но, не трогайте, мне больно, не пугайте меня, не пугайте меня, не пугайте

меня, не трогайте, мне больно, не пугайте меня”. Я прислушался к этому бес7

конечному причитанию. Затем вошел в спальню и попытался представиться.

Женщина лежала на правом боку, свернувшись калачиком. Было ясно, что

если бы я даже стал орать, кричать и повторять свое имя, прорваться сквозь

эти беспрерывные причитания не было никакой возможности.

Тогда я подумал: “Попробуем привлечь ее внимание иным способом”. Я запри7

читал в унисон: “Сделаю вам больно, сделаю вам больно, напугаю вас, напугаю

вас, сделаю больно, напугаю, сделаю больно”. Наконец, она спросила: “За7

чем?” — и, не дождавшись ответа, снова завелась. Я тоже продолжал причи7

тать, только изменил содержание: “Хочу вам помочь, хочу вам помочь, хочу

помочь, но я напугаю вас, сделаю больно, но хочу помочь, но напугаю, хочу

помочь”. Вдруг она прервалась, спросила: “Как?” — и поехала дальше. Я за7

бубнил вслед: “Помогу вам, помогу вам, напугаю вас, попрошу вас перевер7

нуться мысленно, только мысленно, не телом, перевернитесь мысленно, не те7

лом, перевернитесь мысленно, не телом, сделаю больно, напугаю. Помогу вам,

если перевернетесь мысленно, не телом”.

Наконец, она произнесла: “Я перевернулась мысленно, не телом. Почему вы

хотите напугать меня?” И снова стала причитать. Тогда я сказал: “Хочу вам по7

мочь, хочу вам помочь, хочу вам помочь, хочу вам помочь”. Прервавшись, она

спросила: “Как?” Я ответил: “Я хочу, чтобы вы ощутили укус комара на правой

ступне, вот он жалит, жалит, больно, чешется. Так больно ни один комар не ку7

сал, чешется, болит, такой злой комар вас еще никогда не кусал”.

Наконец, она сказала: “Доктор, извините, но у меня нога онемела, я не чув7

ствую комариного укуса”. “Вот и хорошо, вот и отлично, — сказал я, — это

онемение поднимается к лодыжкам, ползет вверх по ноге, ползет по икре, мед7

ленно ползет к колену, а вот уже поднимается к бедру, дошло почти до середи7

ны бедра, вот уже и середину захватило, захватило середину, а вот уже до са7

мой талии дошло, а теперь это онемение перейдет с правой на левую ягодицу

и опустится вниз по левому бедру, вот оно спустилось ниже колена, еще ниже,

ниже, ниже, до левой ступни. И вот ваше тело ничего не чувствует от талии и

до самого низа.

Теперь онемение медленно поползет вверх по левой стороне, медленно, мед7

ленно, к плечу, к шее, а затем вниз по руке, до самых кончиков пальцев. Затем

оно поползет по правому боку, под руку, через плечо и вниз до кончиков паль7

цев. А теперь пусть онемение ползет вверх по спине, медленно по спине, все

выше и выше, пока не достигнет затылка.

А теперь мы сделаем так, что онемение поползет к пупку, еще выше и, прости7

те меня, мне так жаль, мне так ужасно жаль, что, когда онемение дойдет до хи7

рургической раны, где была грудь, я не смогу сделать так, чтобы она онеме7

ла... совсем онемела. В том месте, где была операция, будет ощущаться силь7

ный укус комара, будет чесаться”.

“Очень хорошо, — сказала больная, — мне гораздо лучше по сравнению с тем,

как раньше болело, комариный укус я потерплю”. Я извинился, что не смог из7

бавить ее от комариного укуса, но она все продолжала меня уверять, что не

имеет ничего против комариного укуса.

Я часто навещал ее. Она даже прибавила в весе и прекратила свои причита7

ния. Я ей сказал: “Под гипнозом время можно исказить так, что день будет

пролетать мгновенно, и перерыв между моими посещениями покажется вам

очень коротким”. Я приходил к ней раз в месяц.

В апреле она попросила меня: “Доктор, перед смертью мне хотелось бы хоть

еще раз обойти весь дом, заглянуть в каждую комнату и посмотреть на все. И

еще, мне хотелось бы в последний раз самой сходить в туалет”.

Я зашел к ее лечащему врачу и попросил показать мне последние рентгено7

вские снимки. Он поинтересовался, зачем они мне. Я объяснил, что больная

хочет пройтись по дому. “Но у нее метастазы подвздошной кости, тазовых кос7

тей и позвоночника. Боюсь, попытка закончится переломом обоих тазобедрен7

ных суставов”, — возразил он. “Ну, а если бы не все это, она могла бы встать и

обойти дом?” — спросил я. “Думаю, могла бы”.

Я сказал поциентке: “Сейчас я надену на вас корсет, и он будет все плотнее

обхватывать ваше тело. Он очень крепко сожмет ваши бедра”. Иначе говоря, я

сделал так, что ее мышцы сократились и словно в гипсе закрепили ее кости.

“При ходьбе вам будет не очень удобно, подвижность бедер будет ограничена.

Ноги будут передвигаться только от колен и ниже”.

Так, ни на шаг не отходя от нее, я проводил ее во все комнаты, где она рас7

сматривала игрушки своих троих малышей, их кроватки, их платьица. Потом

она зашла в туалет. Наконец, она с трудом взобралась на кровать и я осторож7

но снял с нее корсет.

В мае навестить больную я поехал вместе с миссис Эриксон и дочерью Бетти

Элис. “Доктор, — пожаловалась моя пациентка, — у меня появилась новая

боль, на этот раз в желудке”. “Хорошо, сейчас займемся этой болью”, — отве7

тил я.

Я повернулся к жене и дочери и сказал: “Спите”. Прямо стоя, они немедленно

погрузились в глубокий транс. Я сказал, что у них сейчас появятся страшная

боль в желудке и чувство тошноты. Обеим немедленно стало плохо от тошно7

ты и невыносимой боли в желудке. Было видно, что моя пациентка преиспол7

нена жалости и сострадания к мучениям жены и дочери. Тогда я сказал: “А

сейчас я сниму боль у них и у вас”. Я стал четко внушать, что чувство боли ис7

чезает, тошнота проходит. Жена и дочь проснулись с отличным самочувстви7

ем, то же произошло и с больной.

Умерла она в конце июля, когда у нее в гостях были друзья. Она неожиданно

впала в кому и умерла, не приходя в сознание.

Вот вам два случая. В одном я опирался на религию мормонов, а в другом ис7

пользовал черту характера пациентки.

Еще один случай ракового заболевания. Раздался звонок от коллеги, который

сообщил: “У меня в Больнице Милосердного Самарянина лежит одна больная.

Ей 52 года, кандидат наук, умница, очень начитана и с великолепным чувством

юмора. Но жить ей осталось меньше трех месяцев, она страдает от непрекраща7

ющихся болей. Я ввожу ей двойную дозу морфия, демерола и перкодана одно7

временно, плюс девять гранов амитала натрия. Но она даже задремать не мо7

жет, так ее мучает боль. Она в состоянии сесть в инвалидную коляску, а маши7

на скорой помощи может привезти ее к вам. Водитель подкатит ее прямо в ваш

кабинет. Посмотрите, можно ли сделать что7то для нее с помощью гипноза?”

Водитель вкатил ее через эту дверь прямо в мой кабинет. (Эриксон показыва,

ет на боковую дверь кабинета.) Доставили ее, значит, в этот самый кабинет.

Мне тогда уже было 70 лет, а волосы в основном того же цвета, что и сейчас. Я

в таком оперении уже лет 15 хожу. Глянула она на меня и говорит: “Сынок, не7

ужто ты и вправду веришь, что твои заговорные слова подействуют на мое

тело сильнее, чем мощные химикаты, на которые это тело, кстати, вовсе не ре7

агирует?”

“Мадам, — ответил я, — я вижу, как расширяются и сужаются зрачки ваших

глаз и как дрожат мышцы лица. Из этого мне ясно, что вы страдаете от посто7

янной боли — бесконечной, пронзающей, пульсирующей боли. Я вижу это сво7

ими глазами. А сейчас скажите мне, мадам, какой силы боль вы бы ощутили,

если из соседней комнаты вдруг появился бы тощий, голодный тигр и, облизы7

ваясь, уставился на вас горящими от голода глазами?”

“При таком обороте дел я бы ничего не успела почувствовать. О, Господи! Я не

чувствую никакой боли! Позвольте прихватить этого тигра с собой в больни7

цу?” “Нет проблем, только я предупрежу вашего лечащего врача”, — ответил

я. “Сиделкам ничего не говорите, — попросила она, — я хочу над ними под7

шутить. Как только они станут спрашивать, не болит ли у меня что7нибудь, я

отвечу: “А ну7ка, загляните под кровать. Если тигр там, то все в порядке”.

Если женщина пятидесяти двух лет называет меня “сынком”, у нее и вправду

есть чувство юмора. Вот этим я и воспользовался.

Иначе говоря, используйте все, что есть у пациента. Если больная причитает,

причитайте и вы. Если она исповедует религию мормонов, а вы нет, вам все

равно следует знать достаточно о мормонах, чтобы в лечении опереться на их

религию. Припомните моего идеалиста Джима и такую же идеалистку Грейси.

Я, незнакомый им человек, мгновенно овладел их вниманием, как только по7

пытался приоткрыть лифчик у девушки. Позволять себе такое с высокими иде7

алистами — верх неприличия. (Эриксон смеется.)

Кристина: Вы сказали, что дали Грейси специальные указания относительно

того, что говорить Джиму в трансе. Можете объяснить поподробнее?

Эриксон: Я велел ей буквально заучить на память все, что я сказал о будильни7

ке. Просыпаешься, выключаешь будильник, занимаешься разными работами и

делаешь все, что положено делать в этот день. Если ты католик, а день пост7

ный, ешь рыбу. Так положено. А поскольку Джим строил дом и помогал обра7

батывать свой участок, для него это было святым делом.

Участница семинара: Насколько поддаются воздействию спастические состоя7

ния при параличе? Э7м7м, вы воздействовали на спастические боли Джима с

помощью гипноза?

Эриксон: Да, я не сказал об этом. У Джима были сильнейшие спазмы, но они

пропали, как только я дотронулся указкой до груди его жены. Он прямо7таки

приклеился ко мне глазами, вот куда делись его спазмы. (Эриксон посмеивает,

ся.) Я ничего не имел против такой пропажи, да и он тоже.

Другая слушательница: Как вы думаете, насколько раковый пациент может

управлять развитием болезни в своем организме?

Эриксон: Здесь нет достаточных экспериментальных данных. Я могу лишь со7

общить, что мои лекции в Твин Фоллз, в штате Айдахо, посещал ведущий хи7

рург из местных, Фред К. Очень прогрессивно мыслящий специалист. Он ре7

шил, что в Твин Фоллз должно быть медицинское общество, и создал его. Затем

Фред решил, что городу нужна муниципальная больница, и развернул компа7

нию за ее строительство. Затем он настоял, чтобы здания строились с соблюде7

нием всех медицинских норм. Фред — настоящий заводила у себя в Твин

Фоллз.

После лекций Фред подошел ко мне и сказал: “Прослушав ваши лекции, я по7

нял, что человечество гораздо спокойнее отнесется к трясущемуся от старости

психиатру, чем к дрожащему от ветхости хирургу”. Практику по психиатрии

Фред прошел в Солт Лейк Сити. Сейчас он профессор психиатрии.

Фред не соглашался принять звание профессора до тех пор, пока ему не разре7

шили работать в хирургическом отделении. Теперь каждого второго проопери7

рованного им больного он долечивает с помощью гипноза. У этих больных

процесс заживления проходит быстрее, чем у других пациентов. Вот все, что я

могу вам сказать.

Джейн: Доктор Эриксон, у меня болезнь Рейно. Мне можно помочь гипнозом?

Эриксон: Курить бросила?

Джейн: Да. Я больше не курю.

Эриксон: Хорошо. В 1930 году я увиделся с доктором Фрэнком С. У него тоже

была болезнь Рейно. Но он не бросал курения. Любил затянуться со смаком.

Как7то он решил обратиться ко мне насчет своей болезни. “Тебе от нее не из7

бавиться, — сказал я. (Эриксон смотрит на Джейн.) — Тебе не стоит переез7

жать в холодный климат”. Ему предложили заведовать главной больницей в

Августе, в штате Мэн. Фрэнк сказал, что хотел бы получить эту работу. “Раз

так, вот что я тебе скажу: как только ты почувствуешь, что у тебя похолодели

пальцы, попробуй мысленно разжечь огонек в самом кончике мизинца”. Сей7

час Фрэнку будет побольше лет, чем мне, но он все продолжает время от вре7

мени разводить крохотные костры в кончиках пальцев. Болезнь у него больше

не прогрессирует.

Джейн: А у меня, наоборот, холодеют пальцы на ногах.

Эриксон: Время от времени мысленно разжигай огоньки.

Джейн: И сейчас?

Эриксон: Ну, если ты способна прямо сейчас подумать о том же самом, что и я,

то ты покраснеешь. (Смех.) Ты знаешь, что можешь управлять капиллярами

лица?

Джейн кивает.

Эриксон: А капиллярами рук? У тебя раньше бывала на них гусиная кожа?

(Джейн смотрит на свои руки.) Когда выходишь из тепла на холод, на руках

и на всем теле может появиться гусиная кожа. Влезаешь, например в ванну с

чересчур горячей водой, а ноги покрываются гусиной кожей, с тобой ведь та7

кое бывало? Это потому, что происходит резкий отлив крови от рецепторов

тепла к рецепторам холода.

Теперь можешь краснеть не только лицом, но и ногами. (Эриксон посмеивает,

ся.) Разводить костер на лице ты уже научилась. (Эриксон смеется.) Спасибо

за иллюстрацию. (Все смеются.)

Джейн: Просто здесь жарко. (Смех.)

Эриксон: Так. Насколько глубоким должен быть транс во время психотерапии?

Вы не очень7то наблюдательны. Беседуя с вами, я несколько раз входил и вы7

ходил из транса. Я научился входить в транс, в то же время обсуждать с вами

какие7то проблемы и одновременно наблюдать, как этот ковер вот настолько

поднимается над полом. (Эриксон показывает расстояние рукой.) Это еще не7

большой коврик. Я могу рассказывать вам о Джиме и Грейси (Эриксон смот,

рит на ковер), о голодном тигре и прочем, а вы, верно, замечаете, что я начи7

наю медленнее говорить. (Эриксон улыбается и оглядывается вокруг.) Неза7

метно для вас я могу входить и выходить из транса.

Кристина: Вы не можете рассказать нам подробнее о самовнушении?

Эриксон: Хорошо. Как7то я читал курс лекций по гипнозу, кажется, где7то в

штате Индиана. И вот ко мне пробирается здоровенный верзила, сплошные ко7

сти и мускулы. На физиономии ничего, кроме упоения своей силой. Захоте7

лось ему, видите ли, пожать мне руку. Не успел этот костолом подойти ко мне

вплотную, как я сам поспешил взять его за руку.

Он сообщил, что все его знают по кличке “Бульдог”, и уж если он что забрал

себе в голову, то никому его не отговорить. “Ни одна душа на свете не сумеет

вогнать меня в транс”, — заявил он. “Хочешь убедиться в обратном?” — спро7

сил я. “Да еще не родился такой человек, чтобы смог меня загипнотизиро7

вать”, — твердил он свое.

“Хотелось бы доказать тебе обратное и познакомить с человеком, который смо7

жет тебя загипнотизировать”, — сказал я. “Ловлю вас на слове. Валяйте!” —

воскликнул Бульдог. “Сегодня вечером, когда будешь готовиться ко сну у себя

в гостиничном номере, выкрои часок, где7нибудь в семь или восемь вечера.

Надень пижаму, сядь в кресло перед зеркалом и смотри на человека, который

введет тебя в транс”.

Утром он заявился ко мне: “Я в этом чертовом кресле так и проспал сидя до

восьми утра. (Смех.) Надо же просидеть так всю ночь. Признаю, что сам могу

ввести себя в транс”.

В 1950 году была у меня одна пациентка. Звонит она мне спустя какое7то вре7

мя и говорит: “Весь последний год я изучаю книгу о самогипнозе, по два7три

часа каждый день, следую всем указаниям, но не могу войти в транс”.

“Джоан, — говорю я ей, — ты же лечилась у меня в 1950 году. Неужели после

общения со мной ты не сообразила, что надо было давно мне позвонить. На7

верное, автор книги, которую ты пытаешься осилить, такой7то”. (Эриксон на,

зывает имя известного профана в гипнозе.) “Да, он самый”, — отвечает Джо7

ан. Я ей все объяснил: “Все его книжки о самогипнозе не более чем макулату7

ра. Ты пыталась сознательно давать себе указания, что и как делать. Ты дей7

ствуешь на сознательном уровне. Если ты хочешь самоиндуцировать транс, за7

веди будильник так, чтобы он зазвонил через 20 минут, поставь его на туалет7

ный столик, сядь перед зеркалом и смотри на свое отражение”.

На следующий день звонит Джоан: “Я завела будильник и поставила на то вре7

мя, что вы сказали. Только я села и посмотрела в зеркало, как он зазвонил. Я

решила, что ошиблась. Опять очень внимательно установила его так, чтобы он

зазвонил через 20 минут. Поставила часы на столик, села, посмотрела в зерка7

ло, а будильник опять зазвонил. Часы точно показали, что прошло 20 минут”.

Иначе говоря, нельзя приказывать себе, что делать в состоянии транса. Бессоз7

нательное знает гораздо больше тебя. Просто надо довериться бессознатель7

ному, и оно займется самогипнозом вместо тебя. Возможно, бессознательное

подскажет более интересные идеи, чем те, что ты сам придумаешь.

Кстати, недавно к нам приезжала из Далласа моя дочь, которая работает мед7

сестрой. Она рассказывала о своей работе с пациентами. Работа у нее напря7

женная, много экстренных вызовов, дежурить приходится подолгу. Их отделе7

ние занимается пострадавшими в автомобильных катастрофах, а в Далласе их

жди в любую минуту.

Мать спросила, как ей удается уснуть после изматывающего дежурства. “О, это

очень просто, — ответила Роксана. — У меня есть часы со светящимся цифер7

блатом. Я знаю, что если через десять минут я все еще смогу различать цифер7

блат, я встану и 20 раз спущусь и поднимусь по лестнице из спальни в гости7

ную. Я в общем7то лентяйка и мне еще ни разу не приходилось 20 раз бегать

по лестнице. Но я твердо знаю, что если через 10 минут я все еще не буду

спать и смогу различать цифры на часах, я обязательно вылезу из кровати и 20

раз сбегаю вверх и вниз по лестнице”.

У меня есть статья о человеке, который потерял жену. Он жил вместе с сыном7

вдовцом. Они сами вели хозяйство и вместе управляли делами в своей конторе

по операциям с недвижимостью. Вдруг им пришло в голову поделить хозяй7

ственные обязанности.

Наконец, старик пришел ко мне и сказал: “Я целую ночь не могу сомкнуть

глаз, все ворочаюсь с боку на бок и пытаюсь уснуть. Я сплю от силы часа два.

Засыпаю где7то часов в пять утра, а в семь просыпаюсь”.

“Хорошо, — сказал я. — Займемся вашей бессонницей. Сделаете все, как я ска7

жу. Вы говорите, что поделили с сыном домашние обязанности. Как вы их по7

делили?” Он ответил: “Сын делает то, что ему нравится, а я — то, что нравится

мне “. “А что вы больше всего ненавидите делать? — спросил я. “Натирать

полы. У нас хорошие полы из твердого дерева, люблю, когда они блестят. Я го7

тов сделать всю работу и за себя и за сына, лишь бы он натер полы. Сам я это7

го занятия терпеть не могу”.

“Понятно, — сказал я. — Я придумал для вас лекарство. Только придется часов

восемь не спать. Переживете потерю восьми часов сна?” “Я уж за год столько

этого сна потерял, что вполне выдержу лишние восемь часов”, — ответил

старик.

Я посоветовал: “Когда вы будете возвращаться домой сегодня вечером, купите

банку мастики и специальную тряпку для натирки и полируйте пол всю ночь.

Закончите к тому времени, когда вы обычно встаете утром. Затем занимайтесь

обычной дневной работой. Так вы потратите два часа сна. На следующую ночь

начинайте натирать, когда все укладываются спать. Натирайте всю ночь, пока

не придет время отправляться в контору. Вот уже четыре часа сна потеряны.

На следующую ночь продолжайте натирку — и еще двух часов сна как не

бывало”.

На четвертую ночь, прежде чем приступить к натирке пола, старик сказал

сыну: “Я, пожалуй, присяду на минутку, пусть глаза отдохнут”. Проснулся он в

семь часов следующего утра.

Теперь у него на трюмо красуются банка мастики и тряпка для натирки. Я ему

сказал: “У вас часы со светящимся циферблатом, если через пятнадцать минут

не заснете, вставайте и натирайте пол”. С тех пор спит как сурок, ни одной

ночи не пропустил. (Эриксон смеется.)

Однажды пришел ко мне на прием доктор и рассказал: “Чтобы окончить кол7

ледж, мне пришлось учиться и работать. Много недосыпал. Учиться в медицин7

ском институте тоже было нелегко. Еще до окончания института я женился,

пошли дети. Надо было платить за учебу и содержать семью, так что на сон

времени оставалось очень мало. С тех пор я ложусь спать в 10.30 вечера. Без

конца верчусь, смотрю на часы в надежде, что уже наступило утро, а его все

нет и нет. Где7то под утро, часов в пять, я засыпаю, а в семь мне уже надо вста7

вать и идти на работу. Знаете, когда я еще учился в институте, я дал себе за7

рок прочитать всего Диккенса, всего Вальтера Скотта, Достоевского, я ведь

очень люблю литературу. Но времени для этого так и не нашлось. Только и

знаю, что ворочаться с боку на бок до пяти утра”.

“Вы хотите нормально спать, как я понял, — заметил я. — И вы все еще сожа7

леете, что никогда не читали Диккенса. Так купите себе собрание сочинений

Диккенса”.

“Расскажите, как устроен ваш дом. У вас есть камин и полка над ним?” Он от7

ветил, что есть. “Прекрасно! Тогда возьмите настольную лампу, поставьте ее

на каминную полку, рядом положите том Диккенса, встаньте у камина и чи7

тайте в свое удовольствие с 10.30 вечера до пяти утра. Так вы осуществите

свою давнюю литературную мечту”.

Через какое7то время мой доктор зашел ко мне и спросил: “А можно мне чи7

тать Диккенса сидя?” “Разумеется”, — ответил я. Вскоре он заявляется снова.

“У меня появились осложнения с чтением Диккенса. Я сажусь и, не успев про7

честь даже одной страницы, проваливаюсь в сон. Просыпаюсь только утром, а

от сидячей позы все тело затекает”.

“Хорошо, — сказал я, — достаньте часы со светящимся циферблатом и, если

через 15 минут после того, как улеглись в постель, вы все еще будете разли7

чать цифры на часах, вставайте, становитесь у камина и читайте Диккенса. А

поскольку вы уже прочитали кое7что из Диккенса, то сумеете найти другое

время, чтобы познакомиться с ним полностью”. Доктор прочитал всего Дик7

кенса, Скотта, Флобера и Достоевского. Он теперь с ужасом вспоминает свои

чтения стоя у каминной полки. Уж лучше спать.

Иногда за помощью обращаются те, кто сами в состоянии себе помочь. Одна

женщина хотела бросить курить и похудеть. Я заметил, что она успешно мо7

жет этого добиться и причем без особых неудобств для себя. Она ответила: “Я

не могу устоять перед едой и перед сигаретами, но что касается физических

упражнений, тут у меня появляется стойкость... и я их не делаю”.

“Вы, кажется, очень верующая, не так ли?” — спросил я. Она ответила утвер7

дительно. “Дайте мне твердое обещание, что выполните несколько очень про7

стых вещей, о которых я вас попрошу”. Она пообещала. Я перечислил свои

просьбы: “Храните спички в подвале. Вы живете в двухэтажном доме с черда7

ком. Курите сколько душе угодно, но храните спички в подвале, а сигареты на

чердаке. Как потянет закурить, спускайтесь в подвал, возьмите из коробка

спичку и оставьте ее на коробке, бегом поднимитесь на чердак и возьмите си7

гарету, спускайтесь в подвал и закурите. Вот вам отменные физические уп7

ражнения.

“Вы сказали, что любите перекусить. Предлагаю на выбор: бег вокруг дома

или где7нибудь в окрестности. Сделайте определенное количество кругов, воз7

вращайтесь и ешьте, что душе угодно. Такой вариант вам подойдет?” “Непло7

хая идея”, — ответила пациентка. “Хорошо. Само собой разумеется, что, когда

вы испечете торт, следует разрезать его на очень тонкие кусочки. Чтобы

съесть один кусок, вам надо с предельной скоростью обежать вокруг дома — и

приятного аппетита. А если захочется съесть второй кусочек, надо обежать

вокруг дома дважды”.

Просто удивительно, как быстро моя пациентка стала терять интерес к сигаре7

там... Спускайся в подвал за спичкой (брать ее с собой нельзя), несись на чер7

дак за единственной сигаретой, лети опять в подвал и закуривай. Сомнитель7

ное удовольствие. А беготня вокруг дома... Один круг за один кусок, два за

два, три за три... Вскоре аппетит у нее стал гораздо скромнее.

Главное, не надо слепо следовать учебникам и вызубренным из них правилам.

Самое важное — побудить пациента делать то, что чрезвычайно полезно имен7

но для него.

Как7то приехал ко мне один фермер из штата Мичиган. “У меня совершенно

неуправляемый характер, — заявил он. — Стоит мне выйти из себя, и я могу

влепить оплеуху любому, кто окажется под рукой. От меня уж и жене не раз

доставалось. А уж сколько пощечин я раздал дочерям и сыновьям — не счесть.

Такой у меня характер, не владею собой”.

“У вас ферма в Мичигане, — заметил я. — Как у вас отапливается дом? На чем

вы готовите пищу?” “Печка у нас на ферме топится дровами. Зимой она слу7

жит для отопления. На ней же и готовим”. “А топливо где достаете?” — спро7

сил я. “У меня есть большой участок леса”, — ответил фермер. “А что рубите

на топливо?” — спросил я. “Когда дуб, когда ясень. Вот только вяз не рублю,

его так трудно колоть на дрова”.

“Так вот, с нынешнего дня будете рубить только вязы, — распорядился я. —

Когда срубите вяз и распилите его на части, вам надо раз за разом вгонять то7

пор в чурбан, чтобы расколоть его пополам по всей длине. Это страшно непо7

датливое дерево. Расколоть один вязовый чурбан все равно что расколоть дю7

жину дубовых. Так вот, когда вы почувствуете, что еще мгновение — и вы со7

рветесь, хватайте топор и рубите этот чертов чурбан и дайте выход накопи7

вшемуся пару”. Я7то знаю, что такое колоть вяз, — страшнее задания не при7

думаешь. Так он и разряжался на своих вязовых чурбаках.

Зигфрид: У меня вопрос. Вы приводите примеры, когда люди всегда выполня7

ют ваши внушения и с большим вдохновением, чего нельзя сказать о моих па7

циентах. (Смех.) Мне кажется, что во многих случаях им вовсе не хочется де7

лать то, что им велено.

Эриксон: Вот и мои домашние спрашивают: “Почему твои пациенты выполня7

ют все эти идиотские задания, которые ты им даешь?” Я им отвечаю: “Я говорю

с ними очень серьезно. И они понимают, что я действительно верю в то, что

говорю. Я предельно искренен. У меня нет ни капли сомнения, что они выпол7

нят мои указания. У меня даже такой мысли не мелькает: “Неужели они будут

делать такую чушь?” Нет, я знаю, они все сделают”.

Как7то ко мне пришла женщина и попросила принять ее мужа и помочь ему

бросить курить с помощью гипноза. Ее муж, адвокат по профессии, зарабаты7

вал 35.000 долларов в год. Перед самым замужеством жена получила в наслед7

ство четверть миллиона долларов. На эти деньги они купили дом. Она оплачи7

вала налоги и коммунальные услуги. На свои деньги покупала продукты.

Оплачивала свой подоходный налог и налоги мужа и представления не имела,

на что же он тратит свои 35.000 в год.

Все это я узнал из беседы с мужем. Я понял, что он ни за что не бросит ку7

рить. Я ему так и сказал в конце нашей часовой беседы и попросил разреше7

ния пригласить в кабинет его жену и сообщить ей, что он прирожденный не7

удачник. Может, она перестанет тогда его пилить насчет курения.

Адвокат согласился, чтобы я позвал его жену и в его присутствии сказал, что

он прирожденный неудачник и не стоит его попусту пилить. Я счел себя впра7

ве так поступить. Ведь адвокат должен знать значение обычных английских

слов. Он должен уметь ими пользоваться.

Пригласив жену в кабинет, я сказал ей: “Мне очень жаль вам это говорить, но

ваш муж — прирожденный неудачник. Мне кажется, нет смысла пилить и до7

нимать его. Он не хочет бросить курение и не бросит”.

Через два дня влетает она ко мне в кабинет без предварительной записи. А по

щекам слезы текут прямо ручьями. “Я заливаюсь слезами, как только мне надо

идти к врачу. От моих слез на полу уже лужа образовалась, как сейчас. А завт7

ра мне вести детей к педиатру. Я же вся обревусь по пути туда и обратно.

Можно мне как7нибудь помочь?” “Да, слезы — это детское занятие. И часто вы

плачете?” — спросил я. “Как только принимаюсь за какое7нибудь дело. Я

окончила колледж с дипломом учителя. Так вот, когда я получила работу в

школе, я ревела целую неделю. Вскоре из школы пришлось уйти, уж слишком

много я плакала”.

“Понятно. Завтра вам надо вести детей к педиатру. И вы намерены плакать

всю дорогу туда и обратно. Я считаю, что рев — это занятие для детей, стало

быть, надо заменить его другим детским занятием, но менее заметным. Дос7

таньте соленый огурец вот такого размера (Эриксон показывает) и поглажи7

вайте его всю дорогу к врачу и обратно”.

Через день жена адвоката является ко мне страшно злая, но без слез. “Почему

вы не сказали, чтобы я поглаживала огурец, когда буду в кабинете?” (Эриксон

улыбается.) “Это ваша вина, не моя. Вот вам новое задание. Сегодня в пол7

день вы взберетесь на Пик Скво, а завтра придете ко мне и отчитаетесь”.

Женщина явилась на следующий день и сообщила: “Полезла я на Пик Скво и,

хотите верьте, хотите нет, заблудилась у самой верхушки. Лазила я, лазила

среди каких7то валунов и острых камней, пока не выбралась на вершину. И,

знаете, меня охватило чувство радости от личного достижения, свершения

чего7то важного. Завтра я опять полезу на пик и уже не собьюсь с тропинки, а

потом приду к вам и доложу. Я все думала, спускаясь, как я ухитрилась сбиться

с тропинки. Ее просто невозможно потерять”.

На следующий день она рассказала о своем успешном подъеме на пик и о той

радости свершения, которая вновь охватила ее.

Прошло какое7то время и снова жена адвоката неожиданно пришла ко мне.

“Мне кажется, мой муж женат скорее на своей матери, чем на мне. Он ничего

не может делать по дому — ни кран починить, ни мелочь какую исправить.

Зато стоит его матери позвонить ему в час ночи, как он тут же одевается и

мчится через весь город, чтобы починить у нее кран или повесить картину. Но

сделать то же самое дома он не может. Мне приходится вызывать водопровод7

чика, или столяра, или браться за дело самой”.

“Конечно, ваш муж должен быть вашим мужем, а не мужем своей матери”, —

согласился я.

“Я не люблю свою свекровь, — заявила жена адвоката. — Она может без пре7

дупреждения заявиться после обеда, часа в четыре, да еще и привести с собой

гостей, а я должна немедленно приготовить изысканный обед. Мне приходится

иногда срочно бежать в магазин за необходимыми продуктами. И я готовлю

прекрасный обед для нее и ее гостей. Но когда я сажусь с ними за стол, мне

тошно и не хочется рот открывать”.

“Согласен, что со стороны вашей свекрови не очень7то любезно заявляться к

вам в четыре часа дня и требовать обеда. Когда она появится в следующий раз,

вы приготовьте обед, но за стол не садитесь. Сошлитесь на то, что у вас сроч7

ная встреча вечером. Неважно, куда вы пойдете, хоть погулять, хоть в кино. И

не возвращайтесь домой раньше 11 часов вечера”.

Клиентка пришла через несколько дней. “Моя свекровь с мужем и еще одним

гостем заявилась в четыре часа и потребовала приготовить роскошный обед. Я

последовала вашему совету, обед приготовила — пальчики оближешь. Когда

пришла пора садиться за стол, я сказала, что у меня на вечер назначена важная

встреча, и ушла. Вернувшись в 11 часов, я увидела, как моя свекровь и муж

устроили свою любимую забаву. Они напоили гостя до скотского состояния, и

весь ковер в столовой был испачкан рвотой. Мне пришлось за ним убирать”.

Я сказал ей: “В таком случае гость, блюющий на ковер в столовой, а также те,

кто этому потворствуют, не имеют права требовать особый обед в любое время

и не получат его”. “И я так думаю”, — сказала жена адвоката.

Как7то она зашла ко мне снова. “Я оплачиваю все счета и все налоги, свои и

мужа. А он только изредка приносит пакет продуктов. И то только потому, что

ему вдруг захочется какого7нибудь любимого блюда. В Сан7Диего предстоит

конференция юристов, муж хочет, чтобы я поехала с ним. А я не хочу”. Однако

я ей сказал: “Если он хочет взять вас с собой, поезжайте. Когда вернетесь, рас7

скажете, как вам там понравилось”.

По возвращении женщина зашла ко мне. “Мне хотелось остановиться в гости7

нице с бассейном, но муж настоял на другой гостинице, на противоположной

стороне улицы, там, якобы, лучше атмосфера. Бассейна там не было, да и осо7

бой атмосферы я не заметила. Мне пришлось заплатить тысячу долларов за

одну неделю. За питание платила отдельно.

Когда мы спустились в столовую, наша полуторагодовалая малышка начала

стучать кулачком по своему высокому стульчику с подносом для еды и радост7

но булькала, пуская пузыри. Мужа раздражал поднятый ею стук и он ударил ее

по лицу. Произошла безобразная сцена”. Я ей объяснил: “Ваш муж — юрист и

он должен знать закон о грубом обращении с детьми. Он грубо обошелся с ре7

бенком и, если вы не воспрепятствуете подобному поведению мужа, вы нарав7

не с ним будете отвечать в соответствии с этим законом”. “Я тоже так подума7

ла, — согласилась женщина. — Я ему больше не позволю бить ребенка”.

Прошло несколько недель, и жена адвоката опять появилась у меня. “Раза два,

три, а то и четыре в году у моего мужа появляются долги: по две, три, четыре

или пять тысяч долларов. Тогда он просит, чтобы я продала часть моих ценных

бумаг в покрытие его долгов”. “Знаете, — заметил я, — человек с годовым до7

ходом в 35.000 долларов сам должен платить свои долги, если учесть, что его

жена несет все расходы по дому и платит подоходные налоги”. “Я тоже так ду7

маю, — согласилась жена. — Больше не трону свои ценные бумаги”. Я доба7

вил: “Если вы за них возьметесь, то четверти миллиона ненадолго хватит”.

Еще через несколько недель она пришла с новой информацией. “Два7три раза

в год муж требует у меня развода. Да, собственно, о каком разводе можно го7

ворить. Я не знаю, куда он уходит и где остается. Он является обычно в чет7

верг вечером и требует, чтобы ему был подан особый обед. А по воскресеньям,

пообедав, он немного поиграет с детьми и уходит, а куда, я не знаю”. Я отве7

тил: “Я полагаю, вам следует поговорить с ним откровенно. Раз он просит раз7

вод, скажите откровенно, что согласны. Так и скажите: “Хорошо, ты получишь

развод, когда пожелаешь, я это тебе всерьез говорю. Но учти, больше не будет

никаких обедов по четвергам и субботам, и я сменю все замки в доме”.

Она пришла ко мне еще через полгода и спросила: “У меня есть основания для

развода?” Я ответил: “Я психиатр, а не юрист. Но я порекомендую вам честно7

го юриста”. Она записала адрес и спешно развелась.

Прошло приблизительно еще полгода и на пороге кабинета снова появилась

моя давняя знакомая, конечно, без предварительной записи. “Вы способствова7

ли созданию у меня ложного представления”, — заявила она. “Каким это обра7

зом?” — изумился я. “Когда я была у вас в последний раз и спросила, есть ли у

меня основания для развода, вы послали меня к юристу, который добился раз7

вода на законном основании. Но когда я подумаю, что целых семь лет была

женой этого подонка, меня с души воротит. Я развелась по личным мотивам!”

Я спросил: “Если бы я предложил вам развестись по личным мотивам, как бы

вы реагировали?” “Я бы стала его защищать и терпела бы дальше такое заму7

жество”, — ответила она. “Вот в этом все дело. Чем вы занимались последние

полгода?” — спросил я. “Как только я получила развод, я начала преподавать

в школе. Работа мне нравится. И плакать я перестала”.

Научил ее гладить соленый огурец да сказал, что муж у нее прирожденный не7

удачник. А он, хоть и юрист, а не сообразил, что не следовало позволять назы7

вать себя прирожденным неудачником. А до нее это постепенно доходило... с

каждым приходом ко мне, с каждой жалобой.

Зигфрид: Повторите, пожалуйста, последнее предложение. Я не понял.

Эриксон: Приходя ко мне с каждой новой жалобой на мужа, она все больше по7

нимала смысл и правоту моих слов о том, что ее муж “прирожденный неудач7

ник”. Вот зачем на первом приеме я пригласил ее в кабинет и сказал ей об

этом.

Зигфрид: А вы на самом деле так считаете? Что он прирожденный неудачник?

Эриксон: А ты разве думаешь по7другому? Он потерял жену, семью. Теперь ему

придется жить на собственные средства, выплачивать содержание детям и са7

мому платить подоходный налог.

Зигфрид: Возможно, он сможет исправиться.

Эриксон: Ты так думаешь? Человек, который в течение первых семи лет обра7

щается со своей женой подобным образом, не собирается исправляться. Он как

был, так и остался маменькиным сынком. Он водит свою мамочку обедать в ре7

сторан и все так же бежит чинить краны по первому ее звонку.

Зигфрид: Все это так, но мне кажется, он смог бы сообразить и оторваться на7

конец от мамаши. Вы думаете, он навсегда останется пришитым к ее юбке?

Эриксон: Да, потому что он не собирается искать человека, который оторвет

его от этой юбки.

189 Четверг

Зигфрид: Значит, вы считаете, что он еще не созрел для перемен?

Эриксон: Сомневаюсь, что он когда7нибудь созреет.

Зигфрид: Так, так.

Эриксон: А сейчас, Кристина, сходи в мой кабинет, там где7то лежит конверт с

историями болезней. Большой такой коричневый конверт. Скорее всего, на

бюро с канцелярскими принадлежностями, рядом с письменным столом. (Крис,

тина идет в кабинет и приносит конверт.) Тридцатилетнему мужику пора

бы перестать мотаться по ночам через весь город, чтобы чинить краны у своей

мамаши.

Зигфрид: Согласен.

Эриксон: И он должен сам платить свой подоходный налог.

Кто из вас красиво читает по7английски? Не кричите все сразу.

Джейн: Я могу.

Эриксон (передает ей копию письма): Читай вслух.

Джейн: “29 февраля. Уважаемый доктор Эриксон, я пишу в ответ на вашу

просьбу, которую вы высказали в нашем телефонном разговоре несколько не7

дель тому назад. Я бы написал раньше, но я хотел повидать доктора Л., чтобы

выяснить, не могла бы она проводить меня до Феникса (если представится воз7

можность увидеть вас). Но ее несколько недель не было в городе, вот я и за7

держался с ответом. Именно она весьма рекомендовала мне вас. Она также

подчеркнула, что хотела бы поехать со мной в Феникс, если ей удастся выкро7

ить время. Она очень загружена работой.

Относительно моей проблемы. Я начал заикаться, когда мне было четыре или

четыре с половиной года. Разговаривать я начал на двенадцатом месяце. Нача7

ло заикания приблизительно совпало с рождением моей сестры (второго ре7

бенка после меня) и с операцией по удалению миндалин вскоре после того,

как мне исполнилось 4 года. Я до сих пор не понимаю, имеют ли эти два собы7

тия какое7либо отношение к моему заиканию. Я неоднократно пытался обна7

ружить возможные детские потрясения с помощью традиционной психотера7

пии, безуспешных сеансов гипноза (доктор Л. считает, что я поддаюсь гипно7

зу), лечения криком у С.Д., с помощью курса терапии по Фишеру7Гоффману. Я

пробовал различные телесные терапии, например, рольфинг, Ломи, контраст7

ную терапию, иглоукалывание, биоэнергетику и дыхательные техники. Я про7

бовал и различные механические устройства. Я прошел ЭСТ и массу специаль7

ных курсов по медитации, религиозно7духовному самопознанию и йоге. Кое7

что из того, что я пробовал, в какой7то мере мне помогло. Но у меня все же ос7

тается ощущение, что в моем прошлом есть какой7то очень значимый матери7

ал, познание которого меня отчаянно страшит.

Несколько моих друзей, медиумов из Бэй Ареа, считают, что мои отношения с

матерью все еще остаются неразрешенными. Я также осознаю, что иногда с

трудом подавляю в себе чувство гнева. Хотя мне 30 лет, люди считают, что во

мне много детского (многие с трудом верят, что мне больше 20), и многие все

еще считают меня ребенком. Мне хочется стать взорослым и жить своей жиз7

нью. Я устал всю жизнь вариться в этом котле эмоций.

До сих пор моя жизнь строилась по следующей схеме: за что бы я ни брался,

вначале все предвещает блистательный успех. Но стоит возникнуть малейшим

шероховатостям, как я отступаю и все идет прахом.

Я особенно надеюсь, что мне удастся избавиться от заикания, потому что этот

изъян мешает мне свободно общаться с окружающими и, в отдельных случаях,

препятствует более длительным отношениям. По этой же причине мне при7

шлось отказаться от путешествий по разным странам мира. Поскольку заика7

ние чаще бывает у детей, то я в какой7то мере и сам чувствую себя ребенком.

В настоящее время моя жизнь вступает в период перемен, но я до сих пор не

могу полностью проявить свои способности и получить возможность самому

зарабатывать на жизнь. Чувство экзистенциональной вины разрушает мое ны7

нешнее существование. В настоящее время я могу рассчитывать только на ра7

боту очень низкой квалификации. В свете моего прошлого, это вызывает у

меня болезненную неудовлетворенность. Я успешно учился в аспирантуре

(исследования в области системного управления и теоретической статистики),

но ушел, не защитив докторскую диссертацию, чтобы отдаться своему увлече7

нию музыкой. Некоторое время я занимался музыкой, дела у меня шли успеш7

но. Мне нравилось слушать то, что я играл, и мое исполнение получило опре7

деленное признание. Затем на некоторое время я перестал играть, а когда

вновь занялся музыкой, то почувствовал жесткость и меньшую чувствитель7

ность в левой руке, да и во всей левой стороне. С этого момента я стал играть

все хуже и перестал считать себя серьезным профессиональным музыкантом.

С угасанием моих музыкальных способностей усиливалась ненависть к себе

самому, равно как и употребление наркотиков. Только в последние два года я

попытался сократить прием наркотиков (я довольно регулярно употреблял их

в течение семи лет).

Сейчас у меня такое ощущение, словно я нашел точку опоры, страстно желаю

сделать что7то толковое из своей жизни. Я возлагаю надежды на работу с

вами, хотя на сознательном уровне я чувствую внутреннее сопротивление ис7

целению, и это чувство постоянно преследует меня. Это сопротивление —

часть структуры моего Эго. Возможно, из чувства страха или недоверия я не7

вольно ухожу от предлагаемого сотрудничества.

Надеюсь на ваш скорый ответ. С надеждой ожидаю сотрудничества с вами,

если вы согласитесь принять меня. Я буду в вашем распоряжении в любое

удобное для Вас время после первого апреля (за исключением вечерних часов

по вторникам в течение всего апреля). С уважением, Джордж Леки”.

Эриксон: Вот этот самый пациент позвонил мне несколько недель тому назад.

“Алло”, — произнес я в трубку, а в ответ услышал: “Ба7ба, ба, ба, ба, ба, ба”. Я

сказал: “Напишите мне” — и положил трубку.

И вот, спустя несколько недель, я получаю этот рассказ о его неврозе и о семи7

летнем пристрастии к наркотикам. Получив письмо через такой долгий срок,

после моей просьбы по телефону, я сразу подумал: “Вот еще один профессио7

нальный пациент, который никогда не излечится, а лишь высосет из меня вре7

мя и силы, и все напрасно”. Прочитав его письмо, я ему ответил в таком духе,

чтобы побудить его написать мне еще. Подобный материал мог пригодиться

для преподавания. (Обращается к Джейн.) Продолжай.

Джейн (Читает ответное письмо Эриксона):

“7 марта. Уважаемый мистер Леки, исходя из того, что вы звонили мне, чтобы

попросить о помощи, но не смогли сформулировать свою просьбу и вам было

предложено связаться со мной письменно, что вам следовало бы сделать и без

напоминания, я постараюсь сформулировать для вас вашу проблему, возмож7

но, и в тщетной надежде, что это в какой7то мере будет вам на пользу.

Как правило, после телефонных звонков вашего типа и моей просьбы связать7

ся письменно, никаких писем не поступает, а если письмо и приходит, то за7

поздание списывается на третье лицо, в вашем случае на доктора Л.

Далее, в подобном письме приводится длинная опись опробованных и отверг7

нутых способов излечения, правда, с признаками периодически возникающего,

но весьма краткого интереса к предлагаемой помощи.

Неизменно перечисляются предполагаемые и возможные причины заболева7

ния в тайной надежде, что врач пойдет по ложному пути, в результате чего

длительные, упорные, но безрезультатные поиски исцеления будут без помех

продолжены. Проблема будет успешно существовать, пока пациент желает ос7

таваться в неведении относительно ее причины.

Для подтверждения устойчивости поведенческой модели, как правило, приво7

дится ряд неудач, в вашем случае — музыка, взросление, самообеспечение, не7

состоявшаяся защита докторской диссертации.

Письмо считается незавершенным, если в нем не содержатся искусно замаски7

рованные угрозы. В вашем случае — возможное недоверие и отказ сотрудни7

чать, не считая прочего.

Но самое существенное — это упоминание ограничений в лечении, хотя бы

самых незначительных. В них может не содержаться никакого здравого смыс7

ла, кроме чисто ограничительной функции. Так, ваше ограничение относитель7

но вечерних часов по вторникам, в течение всего апреля, вообще не имеет ни7

какого отношения к делу. Неужели вам могла прийти в голову мысль, что я со7

бираюсь посвящать вам свои вечера?

Если вы дочитали письмо до этого места, естественно, возникает вопрос: хоти7

те ли вы стать моим пациентом? Разве из этого не следует, что я мог бы спра7

виться с вашей драгоценной проблемой? О том, как вы ею дорожите, свиде7

тельствует семилетний стаж употребления наркотиков, что отнюдь не способ7

ствовало улучшению вашей речи, скорее, наоборот.

Ждать ли мне ответа на это письмо???? Ваш, до отвращения искренний (как

вам может показаться), Милтон Г. Эриксон, доктор медицины”.

Эриксон: Теперь вы знаете, что делать, если получите подобное письмо. Однако

послушайте ответ.

Джейн: “11 марта. Уважаемый доктор Эриксон. Как это непосредственно с ва7

шей стороны, одним росчерком пера покончить с излишними формальностями.

Ваше последовавшее наступление застало меня врасплох. Я совершенно не ис7

кушен во всех этих уловках (за исключением задержки с письмом, о чем гово7

рит ссылка на доктора Л.), которые вы так ясно узрели в моем письме. Ваша

проницательность меня потрясает.

Я обратил внимание на вполне объяснимый возмущенный (но и сострадаю7

щий) тон вашего письма. У меня и в мыслях не было прогневать вас. Мне по7

казалось, вы подозреваете меня в искусной попытке направить вас по ложно7

му пути, что ни в коей мере не входило в мои намерения.

Моя проблема не показалась вам новой. Наоборот, у меня сложилось впечатле7

ние, что вы прочитали мое письмо как стандартную анкету, где нужные места

были заполнены фактами моей болезни.

Да, я все так же хочу быть вашим пациентом. Да, я весьма дорожу своим не7

врозом неуспеха, разве то же самое не относится ко всем больным? Приношу

свои извинения за то, что посмел упомянуть об ограничениях в лечении.

Жду вашего ответа. Смиренно ваш Джордж Леки.

P.S. Обычно я не так сильно заикаюсь как в тот день, когда разговаривал с

вами по телефону. Я особенно нервничал и опасался. Я вас и сейчас опаса7

юсь”.

(Джейн смотрит на Эриксона, прежде чем читать следующее письмо. Он ки,

вает головой, давая знать, что она может продолжать чтение.)

“24 марта. Уважаемый мистер Леки, позвольте сделать несколько поправок.

1) От фактов грубой действительности невозможно отмахнуться “одним рос7

черком пера”. Факты остаются до тех пор, пока пациент не станет до конца ис7

кренен с самим собой и сам не покончит с ними.

2) Сжатую констатацию правды нельзя называть “последовавшим наступлени7

ем”.

3) Для человека, “не искушенного во всех этих уловках”, вы проявляете такое

тонкое искусство (касательно как упомянутых, так и не упомянутых мною уло7

вок), какое вырабатывается длительной и усердной практикой, в результате

которой достигается видимость неискушенности.

4) Вас потрясла моя “проницательность”. Вообще7то, в вашем положении не

стоит пытаться делать кому7либо комплименты.

5) Что касается “объяснимого возмущенного тона”, вы, как это для вас обычно,

ошибаетесь. Это был достаточно насмешливый тон, рассчитанный на то, чтобы

побудить вас написать ответное письмо.

6) Сформулированную вами мысль — “моя проблема не показалась вам но7

вой” — можно было подать гораздо тоньше, стоило вам еще чуть7чуть поста7

раться.

7) Ваше заявление: “Да, я все так же хочу быть вашим пациентом” — можно

принять, но с такой неимоверной натяжкой, что она грозит превысить все до7

пустимые нормы и заявление может рассыпаться в прах.

8) “Я весьма дорожу своим неврозом неуспеха, разве то же самое не относится

ко всем больным?” — это настолько смехотворно и абсурдно, что, взгляни вы

на это утверждение непредвзято, оно, полагаю, смутило бы даже вас.

9) “Извинение” за придуманное ограничение излишне и не относится к делу.

10) Вы утверждаете, что “весьма дорожите” своим неврозом, а в конце упот7

ребляете слово “смиренно”, создавая контраст, цель которого — просто поза7

бавиться.

11) Вы написали: “Я вас и сейчас опасаюсь”, хотя следует гораздо больше опа7

саться вашего “драгоценного” невроза.

12) Весьма ценю предпринятую вами попытку развлечь меня.

С той же степенью искренности, что и прежде, Милтон Г.Эриксон, доктор ме7

дицины”.

(Смех. Джейн читает следующее письмо.)

“9 апреля. Уважаемый мистер Леки, предлагаю написать мне письмо 19—20

апреля с изложением ваших пожеланий и целей в связи с просьбой принять

вас. Искренне ваш Милтон Г.Эриксон, доктор медицины”.

(Следующее письмо.)

“19 апреля. Уважаемый доктор Эриксон. Относительно моих “пожеланий и це7

лей в связи с просьбой принять” меня.

Мое пожелание основывается на той беседе, которая у меня была с доктором

Л. несколько месяцев тому назад. Она рассказала, как вы с помощью гипноза

быстро и радикально избавили одного чемпиона по конькам от давних эмоци7

ональных заскоков.

У доктора Л. ваше искусство вызвало прямо7таки священный трепет, и она по7

няла, что вы смогли бы мне помочь.

Мое пожелание (а, возможно, всего лишь мечта) сводится к тому, чтобы с помо7

щью гипноза нащупать и разрешить некую семейную ситуацию из моего ран7

него детства, которая, вероятнее всего, препятствует моему взрослению. Я

хочу добраться до того момента, с которого я сознательно возьму на себя всю

ответственность за свою жизнь. Я хочу избавиться от модели неуспеха и заика7

ния, по которой до сих пор почти всегда складывалась моя жизнь. Я хочу раз7

решить проблему соперничества с одним из моих братьев. Мне хотелось бы на7

учиться любить окружающих, вместо того чтобы испытывать к ним неприязнь

и страх. Я хочу любить себя! (В данный момент я не испытываю такого чув7

ства.) Мне нужно настроить себя на новую позитивную жизненную программу.

Если бы с вашей помощью удалось реализовать эти высокие запросы, я обрел

бы свободу творчества и служения обществу, к которой так стремлюсь. В моем

случае этому не суждено сбыться, ибо все мои усилия неизменно кончаются

провалом и крушением.

Доктор Л. чувствует, что я могу поддаться гипнозу. Хотя я предвижу здесь воз7

можные трудности, поскольку предшествующие попытки оказались безуспеш7

ными. Я опасаюсь, что мое состояние скорее связано с духовной сферой, ни7

кто, кроме меня самого, не сможет мне помочь. Тем не менее, я продолжаю на7

деяться на лучшее и предвкушаю встречу с вами и наше сотрудничество.

Я позвоню вам в четверг, 22 апреля, в 9 часов утра. С надеждой, искренне ваш

Джордж Леки”.

Эриксон: Он7таки позвонил, с надеждой и искренне мой. Естественно, миссис

Эриксон ответила: “Доктор Эриксон занят и не может подойти к телефону”.

Джейн (Читает следующее письмо.):

“23 апреля. Уважаемый мистер Леки, я получил ваше заказное письмо, уплатив

20 центов почтового сбора, а также убедился в вашем настойчивом желании

беседовать со мной по телефону, невзирая на ранее высказанную просьбу об7

щаться со мной не словесно, а письменно.

Вы выразили пожелание, которое сами определили как возможную мечту “на7

щупать и разрешить некую семейную ситуацию из моего раннего детства”. Это

не терапия, а просто просьба заглянуть в прошлое, в котором ничего нельзя

изменить.

Вы выразили пожелание, но не стремление — разрешить существующее с дет7

ства соперничество, но ни словом не обмолвились о желании взять на себя

простейшие обязательства взрослого человека.

Ваша просьба о лечебной помощи исходит из представлений и надежд доктора

Л., чье положительное мнение резко контрастирует с вашим богатым опытом

безнадежных ожиданий и неопределенных мечтаний.

Я смогу принять вас в качестве пациента при условии, что вы представите до7

казательства своей способности взять на себя ответственность за обеспечение

самой минимальной, ненормативной самостоятельности.

Преданный вам Милтон Г. Эриксон, доктор медицины”.

(Следующее письмо.)

“28 апреля. Уважаемый доктор Эриксон. “Я смогу принять вас в качестве паци7

ента при условии, что вы представите доказательства своей способности взять

на себя ответственность за обеспечение самой минимальной, ненормативной

самостоятельности”.

Пожалуйста, простите мое невежество, но я не вполне понимаю, что вы имеете

в виду. Если сформулировать конкретно и просто, что послужит к удовлетво7

рению вышеизложенного условия?

По этому пункту я могу лишь строить догадки, вот они:

В прошлом году в течение пяти месяцев я содержал себя, работая сторожем. Я

был уволен в связи с сокращением штата. После этого я собирал федеральные

страховые взносы по безработице, продолжая одновременно подыскивать бо7

лее интересную работу и зарабатывая незначительные суммы своим музици7

рованием. Сейчас я играю в одном оркестре, который записывает альбом. Вас

это устраивает? Вы это имели в виду?

Единственное, что мне еще пришло в голову, это то, что вы, возможно, беспо7

коитесь о том, смогу ли я достать средства, чтобы заплатить за вашу консуль7

тацию. Ответ: “Да, смогу”.

Я надеюсь и верю, что не исказил смысл вашего условия. Далее, я надеюсь, что

представил доказательства, которые смогут удовлетворить ваше условие. Я

прочел ваше условие нескольким моим друзьям, и они подтвердили правиль7

ность моей интерпретации.

Если ваше условие удовлетворено, я готов принять ваше приглашение на при7

ем в любое удобное для вас время. Жду вашего ответа.

Преданный вам, Джордж Леки.

(Р.S. Посылаю вам 207центовую марку.)”.

Джейн (Читает следующее письмо.):

“8 мая. Уважаемый мистер Леки, целью психотерапии является изменение к

лучшему всех поведенческих навыков, вытекающих из невротических наруше7

ний пациента. Во всех своих письмах вы постоянно и настойчиво отстаивали

собственные представления, подчеркивали важность ваших неудач, намекали

(весьма тонко) на ваше намерение и впредь цепляться за ваше нынешнее со7

стояние, не желая никаких перемен и только делая вид, что готовы сотрудни7

чать в поисках исцеления, в то же время препираясь со мной, с тем чтобы я со7

гласился с вашими требованиями и принял ваши интерпретации.

Вот весьма забавная и показательная цитата из вашего последнего письма: “Я

прочел ваше условие нескольким моим друзьям, и они подтвердили правиль7

ность моей интерпретации. (Подчеркнуто мной.)

Не вижу ничего, о чем бы я еще мог вам написать с малейшей долей уверенно7

сти, что это будет вам полезно или интересно.

Искренне ваш, Милтон Г.Эриксон, доктор медицины”.

Эриксон: При желании подобную переписку можно продолжать до бесконеч7

ности.

Однажды я получил письмо от одной женщины. “Я уже 30 лет активно занима7

юсь психоанализом, — писала она. — Скоро я закончу четырехлетний курс

гештальт7терапии. Могла бы я после этого стать вашей пациенткой?” Это

безнадежные люди — профессиональные пациенты. У них нет другой цели в

жизни.

А вспомните того адвоката... ведь у него была хорошо оплачиваемая работа.

Но он даже не умел с толком потратить деньги. Машина у него не выкуплена,

задолженность по квартирной плате, детям недоплачивает. А ведь получает

35.000 в год. Даже машина ему не принадлежит. Женат семь лет и не разбога7

тел ни на грош с того дня, как впервые вышел на работу. Сейчас он даже еще

меньше обеспечен. Женился на четверти миллиона долларов. Теперь у него и

этого нет. Воистину, прирожденный неудачник. Родился, чтобы проигрывать.

Родился для невезения.

Еще в медицинском институте я получил свой первый урок относительно по7

добных больных. Мне поручили двух пациентов, которых я должен был на7

блюдать и вести их истории болезни. Я отправился к тому, что лежал в палате

поближе. Это был старик 73 лет. Его родители до самой смерти существовали

на пособие для бедных. Он сам вырос на этом же пособии и стал малолетним

преступником. За душой у него не было ни одного дня честной работы. Он во7

ровал по мелочам, неоднократно сидел в тюрьме, причем не очень рвался на

свободу, где его ждали бродяжничество и голод. Он и в больницах побывал,

где ему оказывалась высококвалифицированная медицинская помощь, причем

бесплатно. Он неизменно возвращался к прежнему образу жизни: воровал, по7

прошайничал и бездельничал. И вот дотянул подобным образом до 73 лет. У

него было легкое заболевание, на лечение которого требовалось всего не7

сколько дней. А потом он мог опять сесть обществу на шею. Мне пришла в го7

лову мысль: “Почему человек, который пробездельничал всю свою жизнь, жи7

вет до 73 лет, а люди, которые отдали все свои силы и способности обществу,

умирают в сорок, пятьдесят и шестьдесят лет?”

Затем я пошел к другой моей пациентке. Более красивой и обаятельной де7

вушки я еще не встречал. Ей было 18 лет. Когда мы разговорились, она свобод7

но и со знанием предмета беседовала о старых мастерах живописи, о Челлини,

о древней истории, о прекрасной литературе прошлого. Она отличалась не7

обыкновенным умом, красотой, обаянием, привлекательностью и талантом.

Она писала стихи, рассказы, хорошо рисовала и играла на пианино.

Я начал осмотр с головы, посмотрел уши, затем глаза. Я сложил офтальмоскоп

и сказал, что мне надо срочно уйти, я совсем забыл про одно неотложное дело,

но скоро вернусь.

Я вошел в ординаторскую, сел и сказал себе: “Эриксон, лучше смотреть на

жизнь трезво. Этот старый бродяга выздоровеет и еще поживет. Всю свою

жизнь он был обузой для общества, на его счету нет ни единого дня честной

работы. А эта красивая, умная, обаятельная, талантливая девушка через три

месяца умрет от болезни Брайта, это начертано на сетчатке ее глаз. Мужайся,

Эриксон. Всю свою жизнь ты будешь сталкиваться с несправедливостью судь7

бы. Красота, талант, ум, способности — все канет в бездну. А бесполезный

бродяга останется. Он родился, чтобы стать неудачником, а она — чтобы стать

жертвой случайности”.

По телевидению как7то рекламировали еду для кошек. Там котенок играл с

мотком пряжи. В связи с этим я вспомнил, что мне надо вам кое7что показать.

Подайте7ка мне вот эту деревяшку.

Как7то у меня в гостях был декан факультета искусств одного университета.

Увидев эту резьбу по дереву, он долго ее изучал и наконец сказал: “Я профес7

сор искусствоведения в крупнейшем университете нашего штата. Я сам зани7

маюсь резьбой по дереву, чем в основном и зарабатываю на жизнь. Мои рабо7

ты известны в Европе, Азии, Южной Америке и у нас в Штатах”. (Он действи7

тельно знаменитый резчик по дереву.) “Эта работа — произведение искусства.

Настоящее искусство выражает жизнь человека, его мысли, поступки, жизнен7

ный опыт. Я не понимаю, что здесь изображено, но это искусство, причем на7

полненное глубоким содержанием. Но я его не понимаю”. Передай, пусть все

посмотрят. (Эриксон передает работу Зигфриду.)

(Примечание: Это — работа аборигенов с Карибских островов. Резьба изобра7

жает морскую корову, известную на туземном наречии как “манати”.)

Иными словами, здесь изображена жизнь целого народа, их образ жизни, что

для них самое важное в жизни и почему, и каково было управление в данной

этнической группе.

Зигфрид: Можно спросить? Я — трансактный аналитик. Ядром этой теории яв7

ляется утверждение, что план жизни базируется на очень раннем решении, ко7

торое исходит не из ума, а заложено в человеческих глубинах. В основном та7

кое решение поддается воздействию.

Возьмем того человека, о котором вы говорили. Допустим, в принципе, мы смо7

жем вернуть его к той фазе, когда появилось решение быть неудачником, тог7

да на это решение можно воздействовать с целью его изменения. Возможно,

его жизнь изменится, когда у него появится опора для выбора более удачных

вариантов и решений, предлагаемых жизнью. Что вы об этом думаете?

Эриксон: Возможно, но как?

Я вам расскажу историю о Джо. В то время мне было десять лет и мы жили на

ферме в Висконсине. Как7то летним утром отец послал меня с поручением в

ближайший поселок. Когда я подходил к поселку, меня заметили мои одно7

классники и сообщили: “Джо вернулся”. Я не знал, кто такой Джо. Они расска7

зали мне все, что слышали о Джо от своих родителей.

История Джо оказалась не очень приятной. Его исключали из каждой школы за

драки, агрессивность и хулиганство. Он мог облить собаку или кошку бензи7

ном и поджечь. Он дважды пытался поджечь коровник и дом у своего отца. Ви7

лами он мог проткнуть свинью, теленка, корову, лошадь.

Когда ему исполнилось 12 лет, отец и мать признались, что не в силах с ним

справиться, отправились в суд и сдали его в исправительно7трудовую колонию

для малолетних преступников. Через три года его отпустили под честное сло7

во повидаться с родителями. По дороге домой он совершил несколько уголов7

ных преступлений, был арестован полицией и возвращен в колонию, где и

пребывал, пока ему не исполнился 21 год.

По закону теперь его следовало выпустить. Он вышел из колонии в казенной

одежде и башмаках, с десятью долларами в кармане. Родители к тому времени

умерли. То, что от них осталось, разошлось по чужим рукам, так что все богат7

ство Джо составляли 10 долларов, тюремная одежда и тюремные башмаки.

Отправившись в Милуоки, он вскоре совершил вооруженный грабеж и кражу

со взломом, был арестован и препровожден в исправительное заведение для

юношей. Там с ним попытались обращаться, как и с остальными заключенны7

ми, но Джо дрался со всеми подряд. Он устраивал бунты и драки в столовой,

разбивал столы, посуду и прочее. Тогда они заперли его в камеру7одиночку и

туда же приносили еду. Один или два раза в неделю двое, а то и трое здоровых

надзирателей поздним вечером выводили его на разминку. Так Джо и просидел

весь свой срок, не получив ни единого дня отпуска за хорошее поведение.

Когда его выпустили, он отправился в город Грин Бэй, где совершил несколько

краж со взломом и других уголовных преступлений, и быстро оказался в тюрь7

ме. Джо не пожелал, чтобы и в этой тюрьме к нему относились так же, как к

остальным арестантам. Он избивал своих сокамерников, бил окна и творил

прочие беспорядки. Его перевели в подземную часть тюрьмы, состоящую из

каменных клеток размером восемь на восемь футов (2,4 х 2,4 м. — Прим. пе,

рев.), с цементным полом, спускающимся уклоном к желобу для нечистот. Вот

и весь туалет. Запирали его там и одетого, и раздетого. Я был в таком помеще7

нии, оно свето7 и звуконепроницаемо. Один раз в день, в час или два дня, в от7

верстие в двери ему просовывали поднос с едой. Это могли быть кусок хлеба и

кружка воды или обычный тюремный обед. Двое надзирателей его роста (а у

Джо рост был почти 190 см), один по левую руку, другой по правую, выводили

его на прогулку вечером, после наступления темноты, чтобы он не смог из7

бить других арестантов.

Весь свой срок он отсидел в подземелье. Одна отсидка в подземелье может

укротить кого угодно. На первый раз он отсидел там 30 суток, но стоило ему

вернуться в общую камеру, как он устроил зверскую потасовку и тут же попал

обратно в подземелье. Обычно двух отсидок там достаточно, чтобы у человека

сдали нервы или вовсе крыша поехала. А Джо провел там два года.

Когда его выпустили, он принялся за прежнее в ближайшем поселке. Его быст7

ро арестовали и отправили в ту же тюрьму, но уже по другой статье, где он

опять отсидел свой срок в подземелье.

По окончании срока Джо выпустили и он вернулся в поселок Лоуэлл, куда его

родители обычно ездили за провизией. Там было три магазина. Первые три

дня Джо простоял у касс, прикидывая дневную выручку.

Все три магазина оказались ограбленными. Исчезла моторная лодка, что сто7

яла на прорезавшей поселок реке. Все знали, что это дело рук Джо.

Я пришел в поселок на четвертый день после этих событий. Джо сидел на ла7

вочке, уставившись перед собой немигающими глазами. Я и мои товарищи сто7

яли возле него полукругом, вытаращив глаза на настоящего живого уголовни7

ка. Джо не обращал на нас никакого внимания.

Милях в двух от поселка жил фермер с женой и дочерью. У него было 200 ак7

ров хорошей плодородной земли. Кредит за нее был уже выплачен. Короче го7

воря, фермер был очень богатый. Нужно было по крайней мере двое помощни7

ков, чтобы обработать участок в двести акров. Фермер нанял одного работни7

ка, но он в то утро уволился, так как у него в семье кто7то умер. Работник от7

правился в Милуоки и предупредил фермера, что больше не вернется.

Как я уже упомянул, у фермера была дочь двадцати трех лет очень привлека7

тельной наружности. По местным понятиям, она получила блестящее образо7

вание — восемь классов школы. Она была рослая (175 см) и физически силь7

ная девушка. Одна могла забить свинью, вспахать поле, метать стога, молотить

зерно и выполнять любую работу точно так же, как наемный работник. А ка7

кая она была прекрасная портниха! Все окрестные девушки шили у нее подве7

нечные платья, когда приходила пора выходить замуж. У нее же заказывали и

детское приданое. Что касается кухни, то все признавали ее лучшей стряпу7

хой, а ее пироги и торты слыли самыми вкусными в округе.

В то утро, когда я в 8 часов 10 минут утра пришел в поселок, туда же, по пору7

чению отца, приехала Эди, дочка фермера. Эди привязала запряженную в лег7

кую повозку лошадь и пошла вдоль улицы. Джо поднялся и встал у нее на

пути, внимательно изучая ее с головы до ног, а Эди, не двигаясь с места, изуча7

ла с ног до головы Джо. Наконец, Джо произнес: “Можно пригласить тебя на

танцы в пятницу вечером?” В поселке Лоуэлл каждую пятницу в большом го7

родском зале бывали танцы, куда собиралась вся округа. “Можно, если ты

джентльмен”, — ответила Эди. Джо отступил в сторону, и Эди пошла дальше

по своим делам.

В пятницу вечером Эди приехала на танцы, привязала лошадь с повозкой и

вошла в зал. Там ее уже поджидал Джо. В этот вечер они танцевали все танцы

подряд, хотя это вызвало зависть и недовольство остальных кавалеров.

Как я уже сказал, Джо был высоченный парень (около 190 см) с богатырской

фигурой и весьма недурен собой. На следующее утро хозяева трех обворован7

ных магазинов обнаружили, что все украденное возвращено, а моторная лодка

стоит у причала, как будто и не исчезала. Кто7то видел, как Джо направлялся в

сторону фермы, принадлежавшей отцу Эди. Позднее выяснилось, что Джо по7

просил фермера нанять его на работу, на что отец Эди ответил: “Работать по

найму нелегко. Надо вставать с восходом солнца, а ложиться заполночь. По

воскресеньям, после церковной службы, работать приходится до конца дня.

Это работа без выходных, без отпусков, а плата — 15 долларов в месяц. Я тебе

отгорожу помещение для жилья в коровнике, а питаться будешь вместе с

нами”. Джо согласился.

Не прошло и трех месяцев, как каждый фермер жалел, что у него нет такого

работника, потому что, говоря по7простому, Джо оказался из тех “дураков,

кого работа любит”. Он работал, работал и работал, не переставая. Закончив

работу для хозяина, он шел помогать соседу, который сломал ногу, и делал за

него всю работу. Вскоре Джо стал так известен, что все только и мечтали, что7

бы и им привалило такое же счастье. Джо не отличался разговорчивостью,

зато славился дружелюбием.

Через год по округе пошли разговоры. Видели, как в субботний вечер Джо и

Эди выезжали на прогулку в повозке. По местным приметам это было начало

ухаживания, или “затравка”, как здесь выражались.

На следующее утро прокатилась новая волна слухов. Джо провожал Эди в цер7

ковь. Тут уж все было ясно. Через несколько месяцев Джо и Эди поженились.

Джо перебрался из коровника в дом и стал главным наемным работником сво7

его тестя. Все его очень уважали. Детей у Джо и Эди не было. И Джо стал ин7

тересоваться делами поселка и его жителей.

Когда паренек Эриксонов заявил, что хочет учиться в средней школе, весь по7

селок загоревал, потому что из паренька мог получиться толковый фермер. А

образование, как известно, губит человека. Джо нашел меня и поддержал мое

желание учиться, он и многих других поддержал в их стремлении к знаниям.

А когда я сказал, что хочу поступить в университет, Джо первый одобрил

меня, как и многих других.

Когда в поселке в очередной раз выбирали правление школы, кто7то смехом

внес его кандидатуру в список для голосования. Все проголосовали за Джо, он

получил подавляющее большинство голосов и автоматически стал председате7

лем правления школы. Все, кто мог, присутствовали на первом заседании

правления. Пришли все родители, практически все жители поселка, чтобы по7

слушать, что скажет Джо.

А Джо сказал: “Ребята, вы отдали мне большинство голосов и выбрали предсе7

дателем правления школы. Насчет учебы я не очень разбираюсь. Но я пони7

маю, что вы хотите, чтобы ваши детишки выросли и стали порядочными людь7

ми, а самый лучший способ для этого — отправить их в школу. Наймем луч7

ших учителей, купим все лучшее для занятий, и, чур, не орать насчет нало7

гов”. Джо переизбирали в правление школы много раз подряд.

Прошло время, родители Эди умерли, ферма досталась ей в наследство и Джо

стал подыскивать себе работника. Он отправился в исправительную колонию и

попросил список бывших уголовников, для которых еще не все потеряно. Мно7

гие из них исправились и стали полезными для общества людьми, поработав

на ферме у Джо. Кому и дня хватило, кому недели, а то и месяца, другие задер7

жались на более длительный срок.

Джо умер, когда ему было за семьдесят, Эди умерла спустя несколько месяцев.

Всех, конечно, интересовало завещание. В соответствии с завещанием ферма

должна была быть продана небольшими наделами всем желающим. Выручен7

ные средства должны были пойти на создание фонда помощи бывшим моло7

дым преступникам, подающим надежду на исправление. Управление фондом

поручалось банку и начальнику исправительного заведения, где сидел Джо.

Для него вся психотерапия свелась к словам: “Можно, если ты джентльмен”.

Когда я получил работу главного психолога штата, мне было поручено обсле7

довать обитателей всех исправительных и карательных заведений. Джо по7

здравил меня и сказал: “Есть протоколы одного старого дела в тюрьме Вокеша,

ты их почитай. Есть старые протоколы в Грин Бэй и в... (Эриксон называет

еще одно исправительное заведение)”. Я понял, что он имеет в виду свое

дело. Я ознакомился с этими протоколами. Читать их было страшно. 29 лет

своей жизни он потратил на дебош. Но вот встретилась хорошенькая девушка

и сказал: “Можешь пригласить меня на танцы, если ты джентльмен”. Больше

ничего не надо было в нем менять. Он сам себя изменил. Перемены исходят не

от доктора, а от самого пациента.

У меня был еще один похожий на Джо пациент, по имени Пит. К 327м годам он

20 лет отсидел под замком. Выйдя из аризонской тюрьмы, он приехал в Фе7

никс. Здесь он напился, подцепил бабенку, разведенную, с двумя детьми, и

пришел к ней домой.

Она работала, а он семь месяцев жил за ее счет. За выпивку он служил выши7

балой в кабаках. Вечно напивался и вечно ввязывался в драки. Из всех каба7

ков его повыгоняли. Через семь месяцев, устав от его придирок и вечного по7

хмелья, его сожительница заявила: “Убирайся и чтоб я тебя здесь больше не

видела”.

Он обошел все кабаки, упрашивая принять его на работу, но везде получал

один ответ: “От тебя один урон”. Он вернулся к своей подружке и попросил

дать ему еще один шанс. Но она отказала. Был июль, жара стояла необык7

новенная, и вот он протопал шесть миль от дома своей любезной до моего ка7

бинета.

Он уже дважды был у меня на приеме. Вскоре после выхода из тюрьмы он по7

пал в специальное заведение для послетюремной реабилитации и оттуда его

послали ко мне на психотерапию. Он пробыл у меня час и заявил: “Воткни ты

это все знаешь куда?” — и ушел. Подружка привела его обратно. Он еще час

вежливо слушал меня и вежливо сказал на прощанье: “Вы знаете, куда это сле7

дует воткнуть” — и ушел.

Затем лечиться ко мне пришла его приятельница. Мы разговорились о том, о

сем. Ей хотелось, чтобы ее дочки, десяти и одиннадцати лет, скорее подросли и

стали зарабатывать себе на хлеб на панели. Я спросил, неужели она хочет,

чтобы ее дочери стали проститутками. “Если мне это подходит, то и им подой7

дет”, — заявила она. Поняв, что я ее не одобряю, она ушла и больше не по7

являлась.

Изгнанный из дома своей подружки, невзирая на жару и шесть миль пути, Пит

явился ко мне и спросил: “Что вы мне тогда пытались сказать?” Я еще час бил7

ся с ним, на что он вежливо ответил: “Вы знаете, куда это следует во7

ткнуть” — и опять ушел.

Он вернулся к подруге и снова просил принять его, но она отказала. Он обо7

шел все пивнушки, там тоже кругом отказ. И вот Пит опять вернулся ко мне,

оттопав 18 миль в страшную жару и страдая от похмелья.

Вошел он ко мне и говорит: “Что вы мне тогда пытались сказать?” Я отвечаю:

“Виноват, Пит, но я уже воткнул. Могу лишь вот что предложить: у меня боль7

шой огороженный двор позади дома. Там найдешь старый тюфяк, можешь на

нем спать. Если пойдет дождь, что маловероятно, оттащи его под навес. Если

похолодает, что маловероятно, я дам тебе одеяло. Если захочешь пить, там сна7

ружи дома есть кран, а утром стукни тихонько в кухонную дверь, и моя жена

выдаст тебе банку тушеных бобов со свининой”.

Мы пошли к воротам, и я добавил: “Если ты хочешь, чтобы я конфисковал твои

ботинки для предупреждения побега, тебе придется долго меня упрашивать”.

Упрашивать он не стал, так что обошлось без конфискации.

Днем ко мне из Мичигана приехали моя младшая дочь и внучка. Поставив ма7

шину под навес, дочь спросила: “Что это за человек сидит на заднем дворе, го7

лый до пояса, и вид у него совсем больной?” — “Это Пит, мой пациент. Он ал7

коголик. Обдумывает жизнь”. Дочь говорит: “У него на груди большой шрам.

Меня интересует медицина. Я пойду поговорю с ним, узнаю, откуда у него этот

шрам”. “Верно, девчонки, пойдите, поговорите с ним”, — поддержал я.

Пит сидел на лужайке, и ему было одиноко и очень жаль себя. Возможность

поговорить с девушками его обрадовала. Он рассказал им всю свою жизнь. О

чем он говорил, я не знаю, но он никак не мог выговориться.

Моя дочь узнала, что во время одного ограбления он получил пулю в сердце,

срочно был доставлен в больницу и прооперирован на открытом сердце. Кровь

из сердца откачали и зашили. А после этого он отсидел срок в тюрьме.

Девочки проговорили с ним до самого вечера, а потом моя дочь спросила:

“Пит, что бы ты хотел сегодня на обед?” Пит ответил: “Я бы выпил пинту7дру7

гую, но этого мне не видать”. Дочка подтвердила со смехом: “Нет, этого не ви7

дать. Я сама приготовлю тебе обед”. Дочь у меня отменная кулинарка и обед

для Пита она приготовила на славу. Он такого в жизни не едал, уплетал за

обе щеки.

Утром дочь приготовила такой же роскошный завтрак и опять девочки прого7

ворили с ним весь день. Они хорошо узнали Пита.

Проведя четверо суток у меня во дворе, Пит попросил разрешения сходить к

своей приятельнице. Он оставил у нее свой старый автомобиль. Возможно,

удастся его подремонтировать и продать долларов за 25. У меня не было ника7

ких законных прав удерживать Пита у себя во дворе. Хочет уйти? Его право.

Пусть идет. Пит вернулся с 25 долларами в кармане.

Он сказал, что хочет все обдумать, и провел во дворе ночь. Наутро он по7

просил разрешения пойти поискать работу. Вернулся он с двумя предложения7

ми. Одна работа была легкая, хорошо оплачиваемая, но на неопределенный

срок. Другое место — тяжелая работа на заводе, но постоянная и с хорошей

оплатой.

Пит сказал, что ему нужно подумать, какую работу выбрать. Он провел во дво7

ре еще одну ночь. Утром он сообщил о своем решении пойти работать на за7

вод. Он объяснил мне, что 25 долларов ему хватит, чтобы снять дешевую ком7

нату и продержаться на сосисках и гамбургерах до первой зарплаты.

В свой первый свободный вторник он пришел к своей подруге и сказал: “Оде7

вайся. Пойдем со мной”. “Никуда я с тобой не пойду”, — ответила она. “Нет,

пойдешь, — сказал Пит, — даже если мне придется вынести тебя на руках”.

“Куда же это ты собираешься меня нести?” — спросила его любезная. “В Об7

щество анонимных алкоголиков. Нам обоим туда нужно”.

Они регулярно стали туда ходить. Через две недели Пит произнес свою пер7

вую речь, которую начал так: “Любой пьяница, будь он самый беспросветный

забулдыга, может стать трезвенником и остаться им. Для этого в качестве

стартовой площадки ему нужен задний двор”. (Смех.)

Походив вместе с Питом к Анонимным алкоголикам, его приятельница пришла

ко мне на лечение. Она решила, что ее дочери должны окончить среднюю

школу, а затем поступить на курсы машинописи и стенографии и честно зара7

батывать себе на жизнь. Они заслуживают лучшей доли, чем была у их матери.

Насколько мне известно, вот уже пятый год Пит не пьет и добросовестно рабо7

тает на своем заводе. А моя психотерапия заключалась в том, что, закрыв его

на заднем дворе, я сказал: “Если ты хочешь, чтобы я конфисковал твои ботин7

ки для предупреждения побега, тебе придется долго меня упрашивать”. Моя

работа в тюрьме помогла мне узнать кое7что о своеобразном понятии чести у

заключенных. Мои слова были обращены к этому чувству чести.

Я полагаю, что врач должен дать пациенту возможность обдумать свои пробле7

мы в благоприятной обстановке. Такова роль врача и не более того.

Взять все эти правила гештальт7терапии, психоанализа, трансактного анали7

за... Теоретики излагают их в учебниках так, словно все люди похожи друг на

друга. Что касается меня, то за 50 лет практики я убедился: каждый человек —

это индивидуальность. В каждом пациенте я видел и старался подчеркнуть его

индивидуальность, его особенности.

В примере с Питом я воззвал к его чувству чести, как его понимает уголовник,

и тем самым смог удержать его на заднем дворе, где он обдумал свою жизнь.

Пит мне сказал, что моя дочь и внучка — пришельцы с другой планеты. Они

не похожи ни на одну из тех женщин, которых он знал. Они, ей7ей, с другой

планеты. (Эриксон улыбается.)

Года два спустя моя дочь приехала домой из медицинского института и сказа7

ла: “Хочу обследовать сердце Пита”. Мы позвонили Питу и попросили прийти

к нам. Дочь самым тщательным образом выслушала его сердце, проверила дав7

ление и сказала: “Все в норме, Пит”. “А я вам сразу мог это сказать”, — отве7

тил Пит. (Эриксон улыбается.)

Нельзя изменить прошлое. Заглянуть в него полезно. Но пациенты живут се7

годня. Каждый день вносит изменения в вашу жизнь.

Только подумайте о переменах в нашем веке. В 1900 году мы путешествовали

на лошадях или поездом. Если бы кому7нибудь вздумалось полететь на Луну,

он угодил бы в клинику для душевнобольных. Генри Форду советовали завести

себе лошадь. Ему говорили: “Эта бензиновая повозка никогда7никогда не заме7

нит лошадь”.

Сколько было бунтов против строительства железных дорог в этой стране.

Как7то в библиотеке Бостона я читал подшивки газет с яростными выступле7

ниями против железных дорог. А мы их построили. И автомобили у нас есть.

Когда начали вводить автобусные линии, и здесь не обошлось без предубежде7

ний. А теперь автобусных маршрутов не счесть.

В двадцатых годах, когда доктор Годдард заговорил о запуске ракеты на Луну,

многие считали, что ему место в психушке. В 1930 году я читал научную ста7

тью, в которой какой7то физик доказывал, что если самолет будет двигаться со

скоростью, превышающей скорость звука, он распадется на молекулы, то же

произойдет и с пилотом. И вот летают реактивные самолеты, преодолевая зву7

ковой барьер, — и пилот жив, и самолет невредим.

Недавно я на собственном опыте убедился, что в ближайшей мастерской на

ремонт машины может уйти от недели до двух. Но если надо отремонтировать

сложнейший механизм на планете Марс, то достаточно полутора дней. (Эрик,

сон улыбается.)

Зигфрид (Смотрит вопросительно.)

Эриксон: На Марсе очень сложный механизм можно отремонтировать за полто7

ра дня.

Зигфрид: Какой механизм?

Эриксон: “Маринер”, который приземлился на Марсе.

Зигфрид: А, понял.

Эриксон: А в мастерской прождешь неделю.

Джейн: Вы хотите сказать, что когда занимаетесь с пациентами, вы предпочи7

таете не заглядывать в прошлое. Вы начинаете работать с ними в настоящем.

Эриксон: Да, в том времени, в каком они находятся. Сегодня — это сегодня.

Завтра они уже будут в завтрашнем дне... другое дело — через неделю, через

месяц, через год. Вполне можно забыть свое прошлое, точно так же, как мы за7

бываем, как научились стоять, ходить, разговаривать. Все это забывается.

Было время, когда вы твердили (говорит по буквам) “М7а7м7а, ма... ма...

мама”. А сейчас читаете вслух страницу за страницей, ничуть не задумываясь

о слогах, о буквах, о произношении. Читая письмо, она (указывает на Джейн)

изобразила кавычки вот так (Эриксон поднимает руку и рисует в воздухе ка,

вычки). А сколько времени понадобилось, чтобы выучить и запомнить знаки

препинания, а теперь раз... (Эриксон снова рисует в воздухе кавычки).

Джейн: Вы считаете, что это одинаково относится как к физиологическому и

лингвистическому, так и к эмоциональному развитию человека?

Эриксон: У Джо за спиной было 29 лет дурного эмоционального развития, ког7

да Эди сказала: “Можешь, если ты джентльмен”.

Джейн: Неужели он так вот сразу и решил?

Эриксон: А разве тебе в жизни не приходится так вот сразу решать?

Зигфрид: Пару раз.

Эриксон: Пару раз? Да уйму раз!

Ты так же, не думая, встаешь, переходишь улицу. Тебе и в голову не приходило

задуматься, как ты переходишь улицу, как идешь по прямой, как останавлива7

ешься, чтобы взглянуть туда7сюда. Идешь себе автоматически.

Мои студенты часто задают вопрос об автоматическом письме под гипнозом.

Всем вам приходилось писать автоматически. Я в этом уверен, хоть и мало

всех вас знаю. Вот тебе, например, я могу сказать, что и тебе пришлось писать

автоматически. (Эриксон смотрит на Джейн.) И ты со мной согласишься.

В январе прошлого года ты написала “1978 год”. Каждый январь мы автомати7

чески пишем цифры прошедшего года. И делаем это чисто автоматически.

Каждый январь я получаю множество чеков, датированных прошедшим годом.

А бывает так, что после беседы со студентом или задумавшись о нем, я надпи7

сываю ему автограф в книгу и ставлю дату “1953”, а другому “1967”. Потому

что во время беседы запомнились именно эти даты. Надписывая книгу, я по7

ставил эту дату, потому что я думал о человеке, а думая о нем, я вспомнил год,

который был для него особенно важным.

Массу вещей мы делаем автоматически. Надо сказать, что некоторым автома7

тическое письмо дается сразу. Другие считают, что этому нужно учиться. Этим

я советую приложить карандаш к бумаге и смотреть, как начнет двигаться

рука. Движение будет вверх, вниз и волнистое. Очень скоро рука начнет под7

ниматься и дело закончится левитацией. Многие убеждены, что автоматичес7

кому письму нужно учиться точно так же, как и обычному правописанию. Вот

и демонстрируют свое убеждение.

Многие невротические состояния возникают оттого, что люди чувствуют себя

неприспособленными, неспособными. А пытались ли они определить на деле,

на что они способны?

Думаю, каждому из вас следует попробовать вызвать свой первый транс. Вас

будут одолевать сомнения: “Правильно ли я все делаю? Правильно ли мой по7

допечный реагирует? Что делать дальше?”

Давайте возьмем кого7нибудь совсем мне незнакомого. (Эриксон смотрит на

одну из женщин и обращается к Зигфриду.) Поменяйся7ка с ней местами.

(Эриксон смотрит вниз и спрашивает.) Вы когда7нибудь были в трансе?

Женщина: Да, вы вводили меня. (Трогает Эриксона за плечо.)

Эриксон: Тогда выберите, кого я никогда не вводил в транс.

Женщина: Бонни подойдет. (Бонни — врач из Феникса.)

Эриксон (Женщине): Поменяйтесь с ней местами. (Бонни садится.) Во7пер7

вых, заметьте, что я не просил ее сесть в это кресло. (Эриксон указывает на

кресло. Бонни утвердительно кивает.) Я просто сказал ей сесть в то кресло.

Ты уже здесь, а я ведь не говорил тебе подойти сюда, говорил?

Бонни: Нет.

Эриксон: Ты в трансе? (Бонни улыбается.) В трансе?

Бонни: Мне кажется, в легком. (Утвердительно кивает.) Я очень спокойна и

расслаблена. (Еще раз утвердительно кивает.)

Эриксон: Скажи, что ты в трансе. (Бонни утвердительно кивает.) Какой по7

кладистый человечек. (Эриксон поднимает ее правую руку, и она каталепти,

чески застывает.) Сегодня ты увидела меня в первый раз, верно?

Бонни: Ага.

Эриксон: А ты всегда позволяешь незнакомым мужчинам брать тебя за руку и

подвешивать ее между небом и землей?

Бонни: Нет. (Улыбается.)

Эриксон: А как же я? (Эриксон смеется.) Как ты думаешь, у тебя глаза скоро

закроются?

Бонни (Моргает): Думаю, сейчас закрою.

Эриксон: Давай. Ты также войдешь в транс... чувствуешь себя очень удобно.

Входишь в очень глубокий транс... (Бонни опускает руку)... входишь легко. И

чем тебе удобнее, тем глубже будет транс. Ты там не будешь одна. И другие

тоже войдут в транс.

А все остальные, оглянитесь вокруг. Посмотрите, как у многих из вас ограни7

чилась присущая бодрствующему человеку подвижность. У них сократилась

психомоторная активность. Обратите внимание на глаза. Они не мигают, в от7

личие от обычного состояния. А если и мигают... то по7другому.

(Эриксон обращается к Зигфриду.) Ты тоже с трудом держишь глаза открыты7

ми. (Эриксон медленно и настойчиво кивает головой.) Почему бы тебе их

сейчас не закрыть и больше не открывать. (Эриксон продолжает кивать.)

Совсем закрываются, тебе очень хорошо. Очень удобно. (Зигфрид сидит с за,

крытыми глазами.) В трансе обучение идет, кстати, быстрее, чем в бодрству7

ющем состоянии. Нельзя изучить свое бессознательное с помощью сознания.

Так вот, все, что я вам говорил, дойдет до вас в переводе на ваш собственный

язык, в соответствии с вашим индивидуальным восприятием. А потом наступит

время, когда к вам неожиданно придет внутреннее озарение, внезапное пони7

мание, нежданная мысль, которая вам раньше никогда не приходила в голову.

Это заработает ваше бессознательное, подпитывая ваше сознание уже извест7

ной вам информацией, о знании которой вы даже не догадывались. Потому что

все мы учимся каждый на свой лад.

Джо осенило, когда Эди посмотрела на него и одним взглядом перевернула

всю его жизнь, а Пита осенило, когда он обретался на заднем дворе. Он ведь

даже не понимал, зачем он там сидит. (Бонни открывает глаза.) Ему было

невдомек, как глубоко я постиг понятие тюремной чести, но как раз на этом он

и попался. Но свое сознание он изменил сам, отказавшись от жизни, прожитой

в разладе с обществом.

Я расскажу вам сейчас одну историю. Большая Луиза проработала вышибалой

чуть ли не во всех забегаловках Провиденса в штате Род7Айленд. Это было в

1930 году. Рост у нее был под два метра и борцовская фигура. Так вот, в сво7

бодное от вышибания время у Луизы было незатейливое хобби. Она любила

выходить на ночные прогулки и, если ей встречался одинокий полицейский,

она так его отделывала, что бедняга приходил в себя только на больничной

койке. Вот такое было у нее развлечение.

Наконец, терпение начальника полиции Провиденса лопнуло. До каких пор

эта кувалда будет калечить полицейских! Он обратился в суд, и Луизу отпра7

вили в психушку как представляющую опасность для общества.

Луиза пробыла в больнице полгода, и ей там явно не понравилось. Она пони7

мала, что она не помешанная, и не видела ничего плохого в своем простень7

ком хобби. Подумаешь, полицейского побила! Поэтому она стала выражать

свое недовольство, регулярно подвергая разгрому больничную палату, что об7

ходилось больнице в 500 долларов ежемесячно. Можно представить огорчение

главного врача, поскольку бюджет больницы отнюдь не был рассчитан на буй7

ный нрав Большой Луизы.

Как7то утром, когда мы беседовали с главврачом, он поведал мне о Большой

Луизе. Я предложил свои услуги и спросил, какие ограничения потребуются от

меня. “Да делайте с ней, что хотите, кроме убийства, конечно”, — взмолился

главврач.

Я отправился в палату (сам я работал тогда в мужской палате), представился

Большой Луизе и сказал, что хотел бы, чтобы она села и, прежде чем начнет

буйствовать, выслушала меня. На что она ответила: “Думаешь, тебе удастся

меня удержать, когда это с трудом удается 20 санитарам?” “Нет, Луиза, я про7

сто хочу поговорить с тобой 15 минут, а потом можешь делать, что угодно,

никто не будет тебе препятствовать”.

Дня через два ко мне пришла медсестра и сказала: “Большая Луиза хочет вас

видеть”. Луиза ходила взад7вперед вдоль своей кровати. “Садись, Луиза, и рас7

скажи, в чем дело”, — предложил я. “А ты не позовешь санитаров, чтобы они

меня скрутили?” — спросила она. “Никто не собирается сюда врываться и свя7

зывать тебя. Вообще тебе никто не намерен мешать. Садись и расскажи мне о

зиме в Новой Англии”. Луиза села, глядя на меня с подозрением.

Минут через десять, незаметно для Луизы, я подал знак медсестре (Эриксон

машет рукой). Сестра позвонила по телефону, и в палату ворвались около 20

студенток, будущих медсестер. Одна схватила стул и с гиканьем стала коло7

тить окна, другие четверо с хохотом подлетели к столу и, ухватившись за нож7

ки, стали отдирать их. Еще одна сорвала телефон со стены. Они прямо7таки

вошли в раж и громили все подряд. Я им подсказывал, что еще уцелело, а они с

хохотом исправляли огрехи.

Большая Луиза вскочила и крикнула: “Не надо, девчата! Не надо, девчонки!

Прошу вас, хватит!” Но те, знай себе, продолжали крошить все вокруг. Луиза

все просила их остановиться, потому что ей было неприятно наблюдать свое

собственное поведение. С тех пор Луиза пальцем ни к чему не притронулась.

Прошло два месяца, Большая Луиза снова прислала за мной. “Доктор Эриксон,

сил больше нет жить со всеми этими сумасшедшими бабами. Можно попросить

для меня работу в больничной прачечной?” Попробовали ее отправить в пра7

чечную, но она там тоже много чего попортила. В прачечную ее больше не пу7

стили. “Хорошо, Луиза, я все7таки устрою тебя в прачечную”, — пообещал я.

Мы поговорили и прекрасно поняли друг друга. Луиза стала такой хорошей

работницей, что вскоре ее назначили заведующей прачечной. Как пациентку

ее выписали из больницы, но взяли как сотрудницу.

В штате больницы работал плотник, тоже под два метра ростом. Встретил он

как7то Большую Луизу и не мог отвести от нее глаз. Вскоре они поженились.

Насколько мне известно, вот уже 15 лет Луиза отлично справляется со своими

делами в прачечной. У плотника тоже все в порядке. Правда, по воскресным

дням Луиза с плотником позволяют себе побаловаться пивком и слегка повздо7

рить по7семейному, иногда даже и подраться, но кроме них самих никто боль7

ше от их кулаков не страдает. А работники они отличные.

Не знаю, что такое случилось у Луизы в прошлом и сделало ее такой. Мне не

хотелось, чтобы она заглядывала в свое прошлое. Она последовала советам,

данным коринфянам Апостолом Павлом (12): “Когда я был младенцем, то по7

младенчески говорил, по7младенчески мыслил, по7младенчески рассуждал; а

как стал мужем, то оставил младенческое”.

Я дал Луизе возможность как следует вглядеться в свое детское поведение. И

этого оказалось достаточно. Она увидела себя в поведении людей, которым та7

кое поведение вовсе не присуще. Больше никакой терапии не понадобилось.

У меня создается такое впечатление, что учебники по терапии пытаются вдол7

бить в вас огромное множество понятий. В то время как вы должны черпать

понятия из своих пациентов, а не из учебников. Потому что учебники пытают7

ся вогнать вас в определенные рамки: делай только так и не иначе. Но на каж7

дое правило есть исключение. Истинная психотерапия (Эриксон смотрит на

Бонни) исходит из того, что каждый пациент — уникальная и неповторимая

индивидуальность.

Эриксон (Обращаясь к Бонни): Как тебе понравилось в трансе?

Бонни: Отлично.

Эриксон: Я не будил тебя, потому что хотел кое7что проиллюстрировать. Ты

оставалась в трансе столько времени, сколько тебе хотелось. Если нет цели, то

зачем оставаться в трансе? Я сделал так, что дальнейшее пребывание в трансе

стало для тебя бесцельным.

(Эриксон смотрит вниз.) Однажды я загипнотизировал ассистентку одного

зубного врача из Сан7Франциско. Я велел ей просыпаться. По внешнему виду

она выглядела вполне проснувшейся. Все так и подумали. Но она оставалась в

трансе в течение следующих двух недель, круглосуточно.

Позднее, когда мне случилось побывать в Сан7Франциско, я снова ее встретил.

К тому времени она уже проснулась. Я ей сказал: “А ведь ты тогда мне не под7

чинилась и не проснулась. Если это возможно, мне хотелось бы знать, почему

ты не вышла из транса”.

“Я буду только рада рассказать вам, — ответила она. — У меня тогда был

роман с моим дантистом. Его жена не хотела давать развод. Так дальше тя7

нуться не могло, либо он должен развестись, либо вернуться к жене. Когда я

вошла в транс, то поняла, что в этом состоянии я смогу высказать ему все, что

у меня на сердце. Но тут его жена пришла к выводу, что больше не хочет быть

его женой и сама подала на развод, на собственных условиях. Вот когда мой

дантист заявился ко мне с новостью, я решила что пора выходить из транса.

Мы поженились. Его жена — счастлива, я — счастлива, и мой дантист —

счастлив”.

В другом случае, в Лос7Анжелесе, я ввел в состояние транса двух ассистенток

зубного врача. Я заметил, что они не вышли из транса после моей команды, но

внешне они выглядели нормально. Я понял, что у них была причина оставать7

ся в трансе.

Две недели спустя я читал лекцию в том же заведении и заметил обеих ассис7

тенток. Отозвав их в сторонку после лекции, я спросил: “А почему это вы, де7

вушки, в трансе уже целых две недели?” “А мы проводим эксперимент, — от7

вечают.— Мы хотим выяснить, можем ли мы работать так же хорошо в трансе,

как и в нормальном состоянии. Если вы считаете, что двух недель достаточно,

то мы сейчас проснемся”. Я им объяснил, что человек в трансе работает так же

хорошо, как и в бодрствующем состоянии, а, возможно, и лучше — меньше от7

влекается по сторонам.

Если бы мне пришлось с моим шофером преодолевать какой7нибудь опасный

участок пути, я погрузил бы его в глубокий транс. Пусть он смотрит только на

дорогу и не замечает девушку, у которой ветром задрало юбку. Пусть сосредо7

точится только на дорожных проблемах, не прислушивается к разговору пас7

сажиров и не отвлекается на то, что за окном.

Одна из моих невесток два года маялась, как бы ей сдать кандидатские экзаме7

ны. Ей почему7то казалось, что она ни за что не сможет написать сочинение.

Муж убеждал ее, что это проще простого. Но я ей сказал: “С какой стати моя

невестка должна верить своему мужу? Он что, знает все на свете? С какой ста7

ти моей невестке верить своему свекру? Он тоже не все знает”. Тогда она по7

няла, какие трудные экзамены ее ожидают.

Но она все7таки пришла ко мне за помощью. Я ей сказал: “Войди в транс и на

время забудь о своих кандидатских экзаменах. Придет день, и ты войдешь в

одну из аудиторий Аризонского университета. Ты увидишь там стопки напеча7

танных вопросников и тетрадок в синих обложках. Найди удобное место, не

обращай внимания на окружающих и славно помечтай о том, как ты провела

каникулы в Новой Англии, как путешествовала в Южную Каролину, вспомни и

про другие поездки. Время от времени ты будешь обращать внимание на то,

что твоя рука пишет, но пусть это тебя не интересует”.

В тот день, когда невестка вернулась из университета, она абсолютно не за7

помнила, что была там. Две недели спустя, просматривая почту, она сказала

мужу: “Здесь какое7то недоразумение. Пришло письмо из регистратуры уни7

верситета, где сообщается, что я сдала кандидатские экзамены, а я их еще не

сдавала”. “Может, через пару дней тебе и диплом вышлют”, — пошутил муж.

“Какие глупости! Я же экзамены еще не сдавала”. Пусть себе думает, что не

сдавала, зато в регистратуре все точно знают.

Который сейчас час?

Кристина: Двадцать минут пятого.

Эриксон: Чем дольше работаешь над собой и чем мучительнее эта работа, тем

добрее делается сердце. У нас сегодня новички. (Обращается к одной из жен,

щин.) Веришь в лампу Алладина? (Общий смех. Обращается к другой.) А ты?

(Эриксон забирает новичков с собой, чтобы показать свою коллекцию.)