XX. ИЗМЕНЕНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ - Сборник

Клеточный мост

Мать получала ответы на свои вопросы в своем собственном теле. Она

переживала ответ, не зная ясно здесь, снаружи, что все это означает, по-

мимо того, что это была странная жизнь, становящаяся все более странной

с каждой минутой, где казалось, что две крайности невероятного великоле-

пия и нависающей дезинтеграции постоянно переплетались: Продвижение по

очень острой кромке между двумя обрывами. И никогда не было уверенности,

что это "правильный" путь -- хотя, вероятно, все было правильным путем.

В первый раз, когда я увидела Шри Ауробиндо, он сказал мне: "Другие при-

ходили подготовить почву и уходили, но теперь это вопрос ДЕЛАНИЯ..." Он

тоже ушел. Он ушел. Верно, что он сказал мне: "Именно ты сделаешь это",

но он никогда... Ты понимаешь, он сказал это так, походя, как он обычно

говорил. Это не было чем-то, что наполнило бы тебя абсолютной уверен-

ностью... И не могу сказать, что я задаю вопрос, потому что это не вер-

но, я не спрашиваю, но обе возможности здесь; да, нет ответа, что будет

то или другое. Есть моменты, когда у меня возникает видение, что все бу-

дет кончено, а в следующую минуту появляется возможность пройти до конца

трансформации. Временами, когда все это полностью путается, когда я

спрашиваю Уверенности -- я ясно вижу, я очень ясно вижу, что если клет-

кам моего тела, телесному сознанию сказать: "Вы бессмертны; все это, все

эти трудности являются просто переживаниями; страдание, которому вы под-

вергаетесь, не имеет значения, это кажущееся разложение не важно: все

это просто необходимые переживания, и вы дойдете до конца этого опыта,

то есть, до конца трансформации"; если бы так было сказано, тогда, оче-

видно, это было бы не больше, чем детской игрой -- выдержать трудности

-- это пустяк. Но мне никогда так не говорилось! Мне никогда не давалась

Уверенность -- время от времени, тело оказывается в неком состоянии, яв-

ляющемся состоянием бессмертия. Но это не постоянно, это зависит от дру-

гих вещей; и в ту минуту, когда это "зависит", больше нет всевышней Уве-

ренности. И в то же время нечто вырисовывается: возможно, клетки пол-

ностью ослабили бы свое усилие. Если бы им было сказано: "Это не важно,

все это не имеет значения, потому что вы протяните до того момента, ког-

да все не будет закончено", тогда, возможно, они бы ослабили свое уси-

лие. Так это все и идет, я продолжаю идти этим путем и не знаю, что про-

изойдет завтра. Вчера я могла бы сказать: да, возможно, это конец... А

затем, когда исчезает это состояние и приходит другое, ты говоришь: Что

ты имеешь в виду, умереть? Как ты можешь сказать такое? И это не так,

что эти два "состояния" сменяют друг друга, одно в противопоставление

другому -- это вовсе не так, они почти одновременны! Но иногда ты смот-

ришь этим образом, иногда -- тем. И это все то же самое "нечто", являю-

щееся... Истиной. Нам очень трудно понять, что Всевышний делает все, все

время. Вот в чем дело. И [добавила она, смеясь] мы лишь несмышленые де-

ти, которые хотят, чтобы все было по-другому, потому что они вовсе ниче-

го не понимают! Потому что мы думаем: о, если бы это зависело от меня, я

быстро бы выстроила вещи правильным образом -- и, Бог знает, что значит

это "правильным образом"!

Мать никогда не получала Уверенности -- никогда. И можно сказать,

что она не знала ничего до самого конца. И я подозреваю, что здесь кро-

ется гораздо большая тайна, чем мы можем себе вообразить. Матери не

предназначалось это знать. Почему? Не только для того, чтобы избежать

ослабления ее усилия... Возможно, потому что был ужасающий тест, через

который нужно было пройти. Иногда мне кажется, что я ухватываю проблески

секрета этого конца.

Вышеприведенные слова датированы 1965 годом. Будет еще 8 лет того

особенного состояния, в котором жизнь и смерть кажутся идущими вместе в

каждое мгновение, почти без какого-либо перехода от одного к другому. Не

знаю, жива я или умерла, - будет она мне часто говорить. Возможно, она

разучивала новое состояние, которое не было ни жизнью, ни смертью. Новый

способ бытия.

И все странным образом было по-другому, даже беспокойным (для кого

угодно, кроме Матери) в том гибридном состоянии, которое по сути было

одновременно обоими сторонами барьера. Возможно, мы недостаточно бук-

вально понимаем, что одновременно она была по-настоящему жива на одной

стороне и фактически мертва на другой (нашей), все время поддерживая ви-

димость старой привычной жизни. Да, мертва, и все же жива в то же время

-- попробуйте вынести что-нибудь из этого! Но в этом состоянии было не

так-то легко жить. Как отреагировала бы рыба, вытащенная из воды? Да,

некоторым образом нужно быть на обоих сторонах одновременно, чтобы найти

тайну барьера. Когда Мать сказала, что она не знает, будет ли это "ко-

нец", она имела в виду конец смерти, можно было бы сказать: тело служило

необычным звеном между двумя сторонами... как если бы клетки тела были

местом встречи жизни и смерти, мостом, той точкой, которая находится на

обоих сторонах. Вот где проходит "барьер" или, скорее, где он исчезает.

Вот где на самом деле была тайна. Вполне возможно, все странные пережи-

вания Матери сводились к одному-единственному переживанию: исчезновению

барьера. Некое вторжения бессмертия в ту смерть, которой мы живем, "дру-

гого" мира в этот мир. Немного похоже на состояние постоянного воскреше-

ния. Мать является тем исключительным эволюционным свидетелем, который

постепенно рассказывает нам не только о том, на что похож другой мир, но

и как он может войти в этот. И, в конечном итоге, как он может трансфор-

мировать этот. Просто маленькой клеточной сутью. Клеточным мостом.

Возможно, Мать -- это конец барьера между жизнью и смертью.

Вот почему ей никогда не давалась уверенность. Она должна была най-

ти жизнь в смерти. И с новой глубиной я припоминаю слова Риш Вед: "Он

раскрыл два мира (Землю и Небеса), извечных и в одном гнезде" (Риг Веда

I.62.7). Живое тело отправляется исследовать состояние, где все предпо-

лагаются мертвыми, состояние где-то там, в "мире ином", как обычно гово-

рят, и открывает другую физическую жизнь, оперирующую под нашими закона-

ми, и эта жизнь не в "ином мире", она только отделена от нас неким кле-

точным мостом: темной периферией. Запредельность рыбы -- это не мир

мертвецов, а просто другая физическая форма дыхания. Жизнь и "смерть" в

одном гнезде. Клетки -- это место очень тонкого "склонения", где смерть

трансформируется в нечто иное. Кажется, что если это сделано, то все бу-

дет кончено, и затем... будет нечто иное.

Парадоксальное состояние

Я полностью осознаю, что пытаюсь на неуклюжих словах и с бедными

аналогиями описать тот новый мир, но что я могу поделать? Как можем мы

мастерски описать то, что еще не существует, мы, у кого еще нет языка

следующего мира! Как бы там ни было...

Основная трудность во всех этих физиологических опытах -- они физи-

ологические, вы понимаете, не психологические: новая и неизвестная физи-

ология -- заключается в том, что требуется, чтобы тело продолжало жить в

состоянии, противоположном всем законам тела; почти можно сказать, что

тело должно жить так, как если бы не было тела! Но, возможно, это просто

явление гусеницы, становящейся бабочкой -- и как можно стать бабочкой в

теле гусеницы? Как можно поддерживать связь со старым телом, то есть,

оставаться внешне живым, обладая в то же время модой жизни или бытия,

больше не принадлежащей гусенице? Это парадокс, проживаемый вплоть до

если мы пристально посмотрим, то увидим

одну

привычку, которая как бы

бабочка, или я "жив", то есть я ползаю по земле, как и другие тела -- и

где же жизнь, а где смерть? Если в теле остается некий уголок, который

поддерживает точку зрения гусеницы, то он мертв; этот уголок чувствует,

что умирает; но если все маленькие уголки начинают трансформироваться

вместе, тогда это выглядит так, как если бы вы подвергались радикальной

смерти. И что для маленького уголка, который летает, который начинает

летать, что для него означает то "ползучее" состояние на другой стороне,

состояние умирающее, темное и жесткое? И, более того, все это проживает-

ся вместе, одновременно, в том же самом теле. Странно... Переживание

происходило на всех уровнях тела и в каждой детали, как если бы органы

или функции брались одно за другим, с них полностью бы стиралась их ста-

рая природа, и они бы снабжались другой, ужасающей способностью (ужасаю-

щей для органа, который подвергается этой маленькой операции). "Другая

вещь" всегда ужасна для старой вещи -- это ужасное чудо! И Мать говорила

столь часто, все более и более часто: Не знаю, блаженство это или мука;

есть моменты, когда хочется завопить, и в то же время я говорю себе: А!

Вот что такое блаженство!... Я больше ничего не говорю, потому что они

подумают, что я сошла с ума.

Среди множества переживаний, которые будут продолжать множиться и

становиться хуже, как обычно, мы можем упомянуть то, которое произошло в

раннем 1968 (уже). Мать заметила вечный Факт тотального Сознания, без

разделения, и нашего маленького индивидуального сознания, которое фраг-

ментирует, разделяет, отделяет, ставит все вне своей тюрьмы -- ведь, по

сути, весь наш переход от гусеницы к бабочке является лишь переходом от

отделенного сознания к тотальному сознанию, что, естественно, должно

иметь свои физиологические последствия и, возможно, в конечном итоге,

вызвать изменение формы. Кажется, что вселенная была создана для того,

чтобы реализовать этот парадокс сознания Целого, живущего (не только

воспринимаемого, но и живущего) в каждой части, в каждом элементе, сос-

тавляющем Целое... И именно этот парадокс тело Матери воспроизводило фи-

зиологически. Так, -- продолжала она, -- образование этих элементов на-

чалось с Разделения, и именно это Разделение породило деление между тем,

что мы называем "добром" и "злом", черным и белым, ночью и днем... но с

сенсорной точки зрения, в наиболее материальной области, можно сказать,

что это боль против Ананды [блаженства], эта тенденция имеет два полюса:

приятной или хорошей вещи, неприятной или плохой вещи. И как только ты

хочешь вернуться к Истоку, эти две вещи стремятся снова стать одним. И

есть совершенное равновесие, то есть, невозможно больше деление, и одно

не влияет на другое -- эти две вещи поистине становятся одним -- вот где

следует искать известное Совершенство, которое мы пытаемся обрести... И

это в точности ошибка разума -- хотеть выбрать одну вещь и отбросить

другую: все должно быть вместе -- что мы называем правильным, что мы на-

зываем неправильным, что мы называем добром, что мы называем злом, что

кажется приемлемым и что кажется неприемлемым, все это должно быть вмес-

те. Отвергать одно и принимать другое -- это по-детски. Это неведение. И

все ментальные трансляции, такие как представление об извечном Зле, рож-

дающее идею ада, или представление об извечном Добре... все это крайне и

совершенно по-детски. И именно здесь метафизика встречается с физиологи-

ей, а парадокс вселенной -- с парадоксом тела Матери: Все это слишком

по-философски на мой вкус, это недостаточно конкретно, но переживание

этим утром было конкретным, и оно было конкретным из-за того, что было

вызывано крайне конкретными ощущениями в теле; это было переживание при-

сутствия этой постоянной (кажущейся) дуальности или противоречия (не

только противоречия, но и отрицания) между двумя вещами, которые можно

взять в качестве символов: боль и Ананда. И истинное состояние (которое,

кажется, невозможно сформулировать в словах в данный момент, но которое

проживается и чувствуется): тотальность, содержащая все, но вместо того,

чтобы содержать все как элементы, противоположные друг другу, это Гармо-

ния и равновесие целого. И когда это равновесие реализуется в творении,

творение сможет продолжать прогрессировать без каких-либо "ломок". Дру-

гими словами, без смерти, мы готовы сказать,... но здесь мы снова попа-

даем в ловушку ментальности, разводящей вещи к противоположным полюсам,

поскольку вот что Мать добавила: Эти последние несколько дней, с повто-

рениями (методологическим образом, организованным абсолютной Организаци-

ей, далеко превосходящей все, что мы только можем о ней помыслить), было

состояние, которое ведет к нарушению равновесия, то есть, к разложению

формы, что мы обычно называем "смертью" (и это состояние переживалось до

крайнего предела, как демонстрация), и в то же время было состояние (не

восприятие, а состояние), которое препятствует этому нарушению равнове-

сия и позволяет идти нерушимому прогрессу. И в сознании тела это дает

одновременное восприятие (по большей части одновременное) того, что мож-

но было бы назвать крайним страданием разложения и крайней Анандой

единства -- эти две вещи одновременно. Так что, выражаясь обычными сло-

вами, крайняя хрупкость (больше чем хрупкость) формы и вечность формы...

Состояние смерти и состояние жизни, одновременно.

Затем Мать добавила следующее, что, определенно, совершенно порази-

тельно на физиологическом уровне: И это не только единение, а сплавле-

ние, отождествление этих двух состояний является Истиной. Именно едине-

ние обоих состояний ведет к истинному сознанию ("единение" все еще под-

разумевает ощущение деления), отождествление этих двух состояний ведет к

истинному сознанию. Сплавление "жизни" и "смерти"... Третье состояние...

нечто. На границе между "жизнью" и "смертью", на переднем крае предель-

ного страдания разложения нечто иное обретает форму, что кажется продук-

том сплавления этих двух вещей.

И затем, -- продолжала она, -- у тебя есть ощущение, что то созна-

ние является всевышней Мощью. Ты понимаешь, Мощь ограничивается проти-

востояниями и отрицаниями (наиболее сильная мощь -- та, которая преобла-

дает, но она полностью несовершенна). Но существует всемогущая Мощь, ко-

торая формируется сплавлением этих двух. Это абсолютная Мощь. И если бы

ТО было физически реализовано... вероятно, это был бы конец проблемы.

Больше не победа жизни над смертью, а трансмутация жизни и смерти в

третье состояние, прямо здесь, на агонизирующей границе между двумя ми-

рами, на клеточном пороге, который кажется мостом между "жизнью" и

"смертью". Сердце Парадокса. Место третьего состояния. И нам становится

все яснее, что Мать подразумевала под "Не знаю, жива я или мертва... Не

знаю, блаженство это или мука."

Кислород открытого воздуха мучителен для рыбы.

Некое парадоксальное состояние. Или, скорее, ЭТО парадоксальное

состояние.

Состояние амфибии.

Переход к летающему виду, который заключается на самом деле не в

отращивании новых крыльев, а в преобразовании смерти в новый способ жиз-

ни -- жизни без барьеров между этой и той стороной. Потому что смерть и

жизнь одновременны... и они -- нечто другое. Нет больше сторон. Целое

течет неразделенным.

Возможно, это место настоящей Материи.

Урок чуда

Это парадоксальное состояние без барьера медленно обретало форму в

течение ряда лет; требуется долгое время, чтобы достичь этого клеточного

порога: надо вычистить слой за слоем, отложившихся в ходе эволюции, все

остатки животного, растительного и минерального царств -- несметную при-

вычку, составленную из миллиона привычек, которые образуют наш "естест-

венный" способ бытия. И все это составляет вуаль, сеть: темная запись на

поверхности клеток, которая продолжает и продолжает повторяться -- некое

"намагничивание" клеток, во многом подобное нашим магнитным пленкам. Вы-

ражаясь негативно, мы могли бы сказать, что мы должны стереть эту за-

пись, но скорее это некая позитивная прозрачность убирает записанную

привычку. Есть агрегаты, маленькие группы клеток, которые сохранили от-

печаток, отпечатки, которые они получили; есть маленькие потайные уголки

-- множество темных маленьких мест; и затем внезапно разворачивается па-

мять обстоятельств, частных случаев и чувств и ощущений, которые создали

этот отпечаток: это видится в новом Свете, чтобы быть очищенным. И за-

тем... да, ты много путешествуешь таким вот образом. Ты путешествуешь по

грандиозному миру, ты понимаешь. И это не прошлые вещи, они... это гран-

диозное Настоящее, в котором ты путешествуешь. Вся предыстория и история

прямо здесь, непосредственно, без "вчера". Есть целая память, которая

должна исчезнуть, грандиозная память -- в действительности, все "естест-

венное" функционирование должно исчезнуть. А в чем должна заключаться

эта операция, в конечном итоге? Это необъятная передача мощности, как

сказала Мать, переход от маленького индивидуального сознания, которое

провело бороздку за бороздкой и медленно захлопнуло себя в той или иной

тюрьме, "намагнитило" эти и другие клетки, загипнотизировало и заперло

свою субстанцию в неком функционировании, которое сделало некий смысл,

свой смысл, к великому неделенному и тотальному Сознанию, для которого

каждая "секунда" является новым творением без какого-либо последствия,

без какой-либо памяти, можно было бы сказать: пульсацией. Фантастичес-

кая, тотальная Пульсация, которая непогрешимо и точно и автоматически

организует каждое из своих "мгновений": она есть и она совершенна. Это

совершенно новый способ бытия на земле. Другое время, другой ритм, дру-

гое функционирование. Пластичность, в точности противоположная нашей

фиксированности, потому что для нас зафиксироваться означает быть; и нет

стены, мы чувствуем это просто как эфемерное ничто. И это составляет

смерть, необходимость смерти -- разбить на куски эту корку, чтобы про-

должать прогрессировать. Мы ведем окаменелую жизнь, мы окаменели прямо с

колыбели. Обучение сознания клеток означает научить их выбирать божест-

венное Сознание, божественное Присутствие, божественную Мощь (все это

без слов), "нечто"... Это выбор каждой секунды между правлением старых

законов Природы и правлением Всевышнего Сознания. Правление открытого

воздуха против правления аквариума, можно было бы сказать.

"Выбор"; легче сказать, чем сделать это, ведь как это транслировать

на уровень клеток? Глядя со своих высот, разум может держаться, но за-

пись все равно продолжается внизу. Есть лишь один способ научить клетки:

полностью их дезорганизовать -- то Сознание, которое мы называем супра-

ментальным, является потрясающим дезорганизатором, на каждом уровне: оно

расстраивает все. Не щадится ни одна из тюрем, будь то моральная, духов-

ная, национальная или клеточная. И, в конечном итоге, есть лишь одна

тюрьма, как раз та, которую медленно уничтожала Мать -- когда рухнет

эта, обрушатся и все остальные; наше "нагромождение" политических или

религиозных историй цепляется за простую маленькую блокированную клетку.

Так что это Сознание начинает с того, что набрасывает одну хорошую бо-

лезнь, или несколько, на это тело, чтобы научить его функционировать

по-другому (то же самое оно делает с нациями), и это продолжается до тех

пор, пока вы не поймете. Это "болезнь трансформации", - говорила Мать.

Мать имела их добрую полдюжины каждый день. Наиболее трудно то, что сама

ткань тела сплетена из Неведения, так что всякий раз, когда Сила, Свет и

Мощь стремятся проникнуть где-то, то сначала должно быть удалено это Не-

ведение [или старый способ дыхания, можно было бы сказать]. И то же са-

мое переживание происходит всякий раз, вплоть до каждой детали. Это не-

кое отрицание из-за невежественной глупости (не из-за дурной воли, нет

дурной воли), это инертная и невежественная глупость, которая отрицает

возможность божественной Мощи [или открытого воздуха], и всякий раз

должна быть уничтожена. На каждом шагу, во всякой детали, всегда должно

быть устранено одно и то же. То есть, естественное, которое дает ощуще-

ние надежности: все прочее просто ужасные чудеса. В действительности,

для клеток "чудеса" являются очень серьезной формой заболевания. Чудо

должно иметь массу терпения, прежде чем оно будет принято как самая ес-

тественная вещь в мире. Если бы только эта больная земля знала, что она

посередине проживания чуда... возможно, вещи пошли бы быстрее. Она тоже

учится на своих уроках, как Мать.

И переживание повторяется. Оно не такое же, как в царстве идей:

там, как только вы поняли и узнали что-то, все кончено; сомнения и глу-

пости могут возвращаться к тебе снаружи, но как только вещь установлена,

так свет здесь, и противоположности автоматически отталкиваются или

трансформируются. Но с клетками совсем не так! Для каждой маленькой со-

вокупности клеток это не так, что она воспринимает вещи со стороны: она

ПОСТРОЕНА таким образом! Она построена инертным и глупым Неведением.

Инертным и глупым автоматизмом. И так автоматически она отрицает (даже

не "отрицает", нет воли к отрицанию: она НЕ МОЖЕТ понять, это противоре-

чие -- ВСТРОЕННОЕ противопоставление -- божественной Мощи). И всякий раз

происходит некое действие -- действительно в каждой детали и почти чу-

десной природы -- и она внезапно принуждается увидеть, что эта божест-

венная Сила всемогуща. Если посмотреть под другим углом, то это некое

вечное маленькое чудо. Например, в прошлый раз, когда ты был со мной,

наступила ужасная боль вот здесь [левая сторона], такая боль, которая

заставляет людей вопить (они думают, что очень "больны", ты знаешь). Но

ты не увидел ничего, не так ли, я ничего не показала. И пока ты был

здесь, я не беспокоилась об этом -- я просто думала о чем-то другом. А

как только ты ушел, я сказала себе: не к чему этому продолжаться. Так

что я сконцентрировалась, призвала Господа и поместила Его сюда [на

больное место]. И почти мгновенно: первой реакцией является СОСТОЯНИЕ,

отрицающее возможность божественного Действия (это не воля, а автомати-

ческое отрицание), затем всегда приходит Улыбка, которая отвечает (вот

что интересно: никогда нет гнева, раздражения, никогда нет силы, которая

накладывает себя, просто Улыбка), и почти мгновенно боль исчезает -- То

устанавливается, светлое, тихое... Но это не окончательно, напоминаю те-

бе, это только первый контакт: переживание возвращается по другому слу-

чаю, по другой причине, и теперь есть уже начало сотрудничества. Клетки

выучили, что с приходом Того условия изменились (они помнят, что очень

интересно), и так что они начинают сотрудничать, и Действие становится

даже более быстрым. Затем это возвращается в третий раз, через несколько

часов; но теперь КЛЕТКИ САМИ призывают и требуют божественное Действие,

потому что они помнят. [Они помнят вольный воздух.] Так что То приходит

в великолепии, как нечто установленное... Меняется не расстройство! Оно

возвращается со своей регулярностью, в этом его работа -- вызывает изме-

нение именно восприимчивость, реакция клеток. Мы должны лечить не Расс-

тройство, это "восприятие" расстройства... Если бы мир понял это, это

явилось бы всемогущим секретом. Нет расстройства! Нечего лечить -- нет

расстройства, которое надо лечить: нужно лечить просто позицию. С этой

позицией исчезает Расстройство, как если бы его никогда и не было. Бо-

лезненная иллюзия расстройства... предназначенная, возможно, для того,

чтобы заставить нас открыть собственное автоматическое всемогущество.

Как однажды Мать воскликнула: Расстройство -- это не воспринимать То!

(нечто, улыбающееся и чудодейственное То, везде и всегда.) Ведь есть

ПЕРМАНЕНТНАЯ Реальность, ПЕРМАНЕНТНЫЙ божественный Порядок, а Расстройс-

тво, теперешняя Ложь -- неспособность воспринимать это. И в конце, Расс-

тройство является тюрьмой, великим Сознанием, которому препятствую течь

-- это болезнь, смерть, сумасшедший и смертный трепет мира. И Мать зак-

лючила: Теперь я знаю -- я знаю трюк! Все это нацелено на то, чтобы

учить клетки. Это не так, что кто-то болен и должен постепенно вылечить-

ся: это обучение клеток, чтобы научить их... как жить. Однако Мать доба-

вила: Беда во всей этой атмосфере физического разума, которая полна лю-

бой постижимой глупости; следует всегда быть начеку и отметать их прочь

-- мнение докторов, пример других людей, все это... всю эту ужасную и

вечно присутствующую мешанину Неведения, которую ты должен постоянно от-

метать. Это наша старая проблема. И это не просто атмосфера одного тела,

это атмосфера везде и повсюду. Мы купаемся в этой мешанине.

Передача мощности

Но это лишь начало обучения клеток существованию Того, улыбающегося

чуда. Для них припасены еще более радикальные операции -- в действитель-

ности, то, что происходит, это одна и та же операция: передача мощности.

Это переход от тысяч лет привычек, кристаллизованных в законы, к велико-

му Закону, который является скорее не-законом или спонтанной изобрета-

тельностью каждой секунды. Можем мы вообразить себе тело, которое должно

снова обучаться тому, как жить каждую секунду, или, можно было бы ска-

зать, переоткрыть жизнь каждую секунду -- постоянное возрождение те-

ла?... Все же как раз с этим мы и имеем дело. Эта работа включает в себя

изменение сознательного базиса всех клеток -- но не всех одновременно!

Это было бы невозможно. Даже мало-помалу это очень трудно: момент изме-

нения сознательного базиса -- это... почти как паника в клетках и впе-

чатление: О, нет, вот что произойдет! Так что иногда это трудно. Она

закрывала свои глаза и становилась очень бледной, или, когда доза была

слишком сильной, все могло казаться просто дезорганизованным -- хотя, на

самом деле, это не доза была слишком сильна, она была в совершенстве от-

мерена, но были окружающие трудности, примешанные к ней: Я борюсь и бо-

рюсь... слишком много лжи вокруг меня. Я буду слышать это до самого кон-

ца. И различные функции тела овладеваются одна за другой, в чудесно ло-

гическом порядке, в соответствии с функционированием тела. Это происхо-

дит группами, почти что способность за способностью или частью способ-

ностей, и некоторые немного трудны [передачи, включающие в себя нервы и

сердце -- особенно нервы -- будут, на самом деле, наиболее опасными и

болезненными.] Не знаю. Поскольку это совершенно ново, не знаю, будет ли

легче ничего не делать. [Было множество людей, поджидавших ее за дверью

или даже в ее комнате.] Вероятно, нет, не в этом дело; дело в общей по-

зиции остальных. Это дает некую коллективную поддержку во время перехо-

да. В то время, когда отходит сознание, которое обычно поддерживает

клетки, чтобы уступить другому сознанию свое место, клетки нуждаются (не

знаю, именно ли клетки нуждаются, но...), есть потребность в поддерж-

ке... (как бы выразиться?) некое сотрудничество коллективных сил. Это не

очень много, это не совершенно необходимо, но это немного помогает. Есть

моменты почти что муки, ты знаешь, ты просто подвешен -- возможно, на

несколько секунд, но эти секунды ужасны. [И тогда ученики, глядя на

Мать, думали: Мать очень больна, Мать покидает нас, Мать... Темная кол-

лективная атмосфера, в которую непосредственно затягивались ее клетки.]

И даже это исходит от глупого инстинкта само-сохранения, прочно укоре-

нившегося в глубинах клеточного сознания -- оно знает это. Оно знает.

Это старая привычка... Этот инстинкт само-сохранения объясняет самые

первые прутья тюрьмы. Первая индивидуализированная Материя, она больше

не воспринимает, что обладает всей Жизнью и грандиозностью Мощи всей

вселенной -- есть "я", и оно напугано. Оно вступило в смерть. Мать приб-

лижалась к этому корню. И этот процесс всегда был одним и тем же: В тот

критический момент есть полная сдача всего в теле, его существования и

всего, и это наполнено светом и силой. Это Отклик. Тюрьма уступает, и

все здесь. Сдача старого вида. Не проходит и дня без доказательства то-

го, что одна доза, даже не полная доза, мельчайшая доза, ничтожная ка-

пелька Того, может вылечить тебя за минуту (нет так, что "может", оно

лечит); все время в равновесии, и малейшая неудача может означать расс-

тройство и конец, тогда как просто с капелькой Того... все становится

светом и прогрессом. Две крайности. Две крайности рядом друг с другом.

Придет время, когда эти крайности будут не рука об руку, а неверо-

ятным образом переплетутся друг с другом. Это медленное продвижение к

мистической границе, к парадоксальному состоянию, которое подобно смерти

и жизни в одно и то же время: одновременно на этой и той стороне. В те-

чение этих лет Мать "совершенствует сдачу", как она обычно говорит. Мы

говорим о трансформации, даже о преображении, но есть переход от старого

движения к новому движению, от старого статуса к новому статусу, что яв-

ляется нарушением равновесия, и для того, что все еще принадлежит старо-

му творению, это нарушение равновесия кажется опасным и производит то

впечатление, что все ускользает, что больше нет какой-либо опоры. Так

что именно здесь ваша вера должна быть непоколебимой. Но вера, отличная

от ментальной веры, которая является само-поддерживающейся: вера в ощу-

щении. И это очень трудно. Год за годом мы можем отмечать этот прогресс

к тому новому состоянию и как бы следовать курсу, нанесенному на карту:

В течение перехода между этими двумя видами сознания встречается момент,

когда ты чувствуешь себя совершенно глупым -- ты больше не можешь думать

или делать что-либо, ты совершенно никчемен и теряешь связь с вещами.

Всякий раз, когда какая-либо часть подвергается изменению (что я назвала

"смена господина"), у тебя такое чувство, что все кончено. В первый раз,

когда это происходит, ты опасаешься; после ты привыкаешь к этому и дер-

жишься спокойно; затем внезапно проглядывает свет. И это: Тысячелетняя

привычка, что все идет иначе, так сильно внедрена здесь, что у тебя

ощущение... растягивания жгута; пока ты тянешь, эффект ощущается, но ес-

ли натяжение ослабить, хотя бы на секунду, тогда все возвращается назад

просто по привычке. Что заставляет тебя быть в постоянном напряжении. Но

так не будет вечно. Это переход от одной привычки к другой. И [в "дру-

гой" привычке] есть это необычайное ощущение нереальности страдания, не-

реальности болезни, нереальности... Это довольно странно. [Нереальность

законов аквариума.] И затем есть все те тысячелетние привычки, которые

приходят, пытаются противодействовать и говорят, что нереальна как раз

ситуация, в которой ты оказался!... Есть моменты неописуемого великоле-

пия, ты знаешь, но они мимолетны. И другое состояние здесь, оно вокруг и

постоянно давит. Затем движение становится более точным и интенсивным:

Идет работа по переходу во всех ее деталях, и это не легко. Взять, к

примеру, привычку клеток черпать силу снизу, через питание и т.д.; когда

ты хочешь трансформировать это в постоянную привычку черпать силу сверху

в каждую секунду и в каждой детали, то встречается трудный момент...

("свыше" -- это манера выражаться, потому что на самом деле нет никакого

направления, нет ни верха, ни дна, ни чего-либо подобного). Но это озна-

чает, что ты больше не получаешь поддержку на поверхности, будь для то-

го, чтобы стоять или гулять, сидеть или двигаться... И если приходит па-

мять о прошлом способе -- обычном способе, универсальном способе всех

человеческих существ -- тогда внезапно это как если бы... (это действи-

тельно странно), как если бы тело не могло больше ничего делать! Как ес-

ли бы оно было готово упасть в обморок.

И это не "как если бы".

Затем курс стал ясным: Больше не та же самая вещь заставляет тебя

действовать -- под "действием" я понимаю все: ходить, гулять, просто

все. Центр больше не тот же. Например, в это утро клетки тела, то есть,

форма тела, несколько раз чувствовали, что оставаться ли им вместе или

распасться -- зависит от определенной позиции. Наряду с восприятием

(иногда почти дуальным или одновременным), восприятием того, что застав-

ляет тебя двигаться, действовать или знать: старый способ, остающийся

как память, и новый способ, для которого, очевидно, нет причины распа-

даться, кроме как если ты сам выберешь его -- это бессмысленно, иногда

совершенно бессмысленно: зачем распадаться! На другой стороне тюрьмы

смерть не имеет смысла, она не существует. Но есть граница между этими

двумя позициями. И в момент, когда ты снова проваливаешься в старое соз-

нание, или, скорее, когда старое сознание появляется вновь, если ты не

очень внимателен, тогда это вызывает обморок... В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ есть

ощущение нереальности жизни и реальности того, что можно было бы назвать

вечным: нет ощущения смерти, она просто ничего не значит. Нет ничего,

кроме выбора. И расстройство не имеет значения, ПРИЧИНЫ СУЩЕСТВОВАНИЯ:

это фантазия. Смерть состоит в том, чтобы просто быть в неправильной по-

зиции, занимать неправильное положение. Или же подчиниться старой ги-

бельной привычке. Нет ничего смертного, кроме неправильно поставленного

сознания. И контраст или противопоставление [этих двух состояний] огор-

чительно, болезненно; жалуются оба состояния: старое, потому что чувс-

твует, что падает в обморок, и новое, потому что его не оставляют в по-

кое [полсотни людей ждут за дверью]. Когда ты в том или другом состоя-

нии, все в порядке, но когда оба вместе, это не очень приятно. И также

есть некое ощущение неопределенности: ты не совсем уверен, где ты нахо-

дишься, здесь ты или там -- ты не совсем уверен. И затем глупость людей

и вещей становится поистине жестокой, потому что даже в обычном сознании

все эти усложнения не имеют для меня никакого смысла, но затем, если

из-за необходимости удерживать одновременно два почти противоречивых

состояния, ты добавляешь эту массу глупостей, то это не очень-то приятно.

И все же ключ был спрятан в том противоречивом и парадоксальном

состоянии. Потому что на самом деле это был не вопрос перехода на ту или

иную сторону, от одной позиции к другой, а вопрос трансформации самого

перехода в третье состояние, которое комбинировало эти два. Короче гово-

ря, это почти так, как если бы нужно было просверлить отверстие или про-

тянуть мост между двумя состояниями, чтобы заменить теперешнюю необходи-

мость прыгать из одного мира в другой. Мост должен быть построен в теле,

а не вне его. Мост в теле. Переход между "жизнью" и "смертью" -- это

место, где третья реальность должна прийти в бытие. Ячейки сети или

прутья клетки, что порождает некое обращение от жизни к смерти (или,

скорее, от смерти к жизни) должны быть изменены в непрерывную и целост-

ную жизнь. Тело, являющееся местом нашего заключения, само должно найти,

и через собственное заточение, ключ к непрерывной жизни. Жизни, которая

находится на обоих сторонах и которая, в конечном счете, не имеет сто-

рон. Не должно быть никаких "сторон" -- тогда "смерти" больше не будет:

будет нечто иное. Нечто иное на обоих сторонах. Очевидно, новый тип жиз-

ни.

Тот тип жизни, который медленно зрел в теле Матери -- медленно и

острожно и рискованно: Да, скажу тебе, это действительно странное состо-

яние... Бывают даже моменты, когда ты чувствуешь, что простой пустяк мог

бы заставить тебя потерять контакт, и только если ты остаешься спокойным

и индифферентным -- индифферентным -- могут продолжаться вещи. Чтобы

быть способным соединить две стороны, вы должны установить полную индиф-

ферентность к смерти, сделать смерть нереальной, она должна утратить

свой смысл. Смерть должна потерять все свое значение в теле, не должно

быть ничего, кроме Того, текущего без барьеров -- нет больше опоры, нет

больше привычек: только привычка Того. И курс близится к завершению: Го-

това ли ты ко всему? Естественно, я говорю: ко всему! И Присутствие ста-

новится столь чудесно интенсивным... Нет выбора, нет предпочтения, нет

даже стремления: полная, полная сдача... Покончено с рабством и привя-

занностью ко внешним вещам, все это полностью ушло -- полностью, абсо-

лютная свобода. Другими словами, нет ничего, кроме Того, всевышний Мас-

тер становится мастером. Великое тотальное Сознание. Старый вид сдался.

И Мать добавила: Тело больше не зависит от физических законов.

Это "передача силы".

Шел 1966 г.

Это переход от темного автоматизма старых клеточных отпечатков к

сознательному автоматизму великого Точного Сознания.

Тем не менее, простой пустяк вынуждает вас терять контакт.

И однажды утром, своим спокойным голосом как серебряная река, Мать

сказала мне: Я на границе нового восприятия жизни... Как если бы опреде-

ленные части сознания превратились из гусеницы в бабочку.

Жизнь без барьеров.

Место на обоих сторонах.

Место настоящей Материи.

XX. ИЗМЕНЕНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ - Сборник - Сатпрем