1. Незавидное положение индивида в современном обществе - Трансцендентальная функция- Юнг К.-Г.

Что принесет с собой будущее? С незапамятных вре­мен этот вопрос занимал человека, хотя и не всегда в одинаковой степени. История свидетельствует, что чело­век с тревогой и надеждой обращает свой взгляд в будущее во времена физических, политических, эко­номических и духовных потрясений, когда рождается множество надежд, утопических идей и апокалипти­ческих видений. Вспоминаются, например, хилиастические ожидания современников императора Августа на заре христианской эры или духовные перемены на Запа­де, сопровождавшие конец первого тысячелетия от Ро­ждества Христова. В наше время, когда близится к концу второе тысячелетие, мы снова живем в мире, переполнен­ном апокалиптическими образами всеобщего уничто­жения. Какое значение имеет деление человечества на два лагеря, символом которого является "Железный За­навес"? Что станет с нашей цивилизацией и с самим человечеством, если начнут взрываться водородные бомбы или если духовная и нравственная тьма государст­венного абсолютизма поглотит всю Европу?

 У нас нет никаких оснований считать возможность такого исхода маловероятной. В любой стране Запада существуют небольшие группы подрывных элементов, которые, используя нашу гуманность и стремление к правосудию, держат наготове спичку у бикфордова шнура, и остановить распространение их идей может только критический разум отдельного, в высшей степени развитого и умственно стабильного слоя населения. Не следует переоценивать "толщину" этого слоя. В каждой стране она разная, в зависимости от национального темперамента населения. Кроме того, "толщина" этого слоя зависит от уровня образования в данной конкретной стране и от чрезвычайно сильных факторов экономичес­кого и политического характера. Если в качестве крите­рия использовать плебисцит, то по самым оптимисти­ческим оценкам "толщина" этого слоя составит сорок процентов от общего числа избирателей. Но и более пессимистическая оценка будет вполне оправданной, пос­кольку дар здравого смысла и критического мышления не принадлежит к наиболее характерным отличительным особенностям человека, и даже там, где он действительно имеет место, он не является постоянным и непоко­лебимым, и, как правило, слабеет по мере разрастания политических групп. Масса подавляет проницательность и вдумчивость, на которые еще способна отдельно взятая личность, и неизбежно приводит к доктринерской и авторитарной тирании, стоит только конституционному государству дать слабину.

Использование рациональных аргументов может иметь шансы на успех только в том случае, если эмоциональ­ность данной конкретной ситуации не превышает опреде­ленного критического уровня. Если накал страстей поднимается выше критического уровня, то исчезает вся­кая возможность того, что слово разума возымеет действие, и на смену ему приходят лозунги и иллюзорные желания-фантазии. То есть наступает своеобразное кол­лективное безумие, которое быстро превращается в психическую эпидемию. В таких условиях на самый верх поднимаются те элементы, которые в эпоху правления разума считаются асоциальными и существование кото­рых общество лишь терпит. Такие индивиды ни в коей мере не являются редкими необычными экземплярами, которых можно встретить лишь в тюрьме или психиатри­ческой больнице. По моим оценкам, на каждого явного сумасшедшего приходится, как минимум, десять скрытых, безумие которых редко проявляется в открытой форме, а взгляды и поведение, при всей внешней нормальности, незаметно для их сознания подвергаются воздействию патологических и извращенных факторов. По вполне понятным причинам, не существует такой медицинской статистики скрытых психозов. Но даже если их число будет чуть менее, чем в десять раз, превышать число явных психопатов и преступников, их небольшое относительно общей массы населения количество с лихвой компенсируется крайней опасностью этих людей. Их умст­венное состояние сродни состоянию группы, пребывающей в коллективном возбуждении, и подчиняется пристрастным оценкам и желаниям-фантазиям. Когда такие люди находят­ся в своей среде, они приспосабливаются друг к другу и, соответственно, чувствуют себя, как дома. На своем личном опыте они познали "язык" ситуаций такого рода и знают, как ими управлять. Их идеи-химеры, подпитываемые фанатичным возмущением, взывают к коллективной иррациональности и находят в ней плодородную почву; они выражают все те мотивы и все то недовольство, которые у более нормальных людей скрыты под покровом благора­зумия и проницательности. А потому, несмотря на их малое в процентном отношении количество, они представляют собой как источники заразы большую опасность, именно потому, что так называемый нормальный человек обладает только ограниченным уровнем самопознания.

Большинство людей путает "самопознание" со знанием своей осознаваемой эго-личности. Любой человек, у кото­рого имеется хоть какое-то эго-сознание, не сомневается в том, что он знает самого себя. Но эго знает только свое содержимое, и не знает бессознательного и его со­держимого. Люди определяют свое самопознание мерой знания о себе среднего человека из их социального окружения, но не реальными психическими фактами, которые, по большей части, скрыты от них. В этом смысле психе подобна телу, о физиологии и анатомии которого средний человек тоже мало что знает. Хотя рядовой человек и живет в теле и с телом, но большая его часть ему совершенно неизвестна, и для ознаком­ления сознания с тем, что известно о теле, требуется специальное научное знание. Я уже не говорю о том, что "не известно" о теле, но что, тем не менее, существует.

Значит то, что принято называть "самопознанием", на деле является очень ограниченным знанием, большая часть которого зависит от социальных факторов, от того, что происходит в человеческой психе. Поэтому-то у чело­века всегда возникает предубеждение, что определенные вещи происходят не "с нами", не "в нашей семье" или не с нашими друзьями и знакомыми. С другой стороны, у человека возникает не менее иллюзорное убеждение на­счет наличия у него определенных качеств, и эта убеж­денность лишь скрывает истинное положение вещей.

В этом широкой зоне бессознательного, которая над­ежно защищена от критики и контроля сознания, мы совершенно беззащитны, открыты всем видам психичес­кого воздействия и психических инфекций. Как и при опасности любого другого типа, мы можем предотвратить риск психической инфекции только в том случае, если будем знать, что именно будет атаковать нас, а также, где, когда и каким образом произойдет нападение. Пос­кольку самопознание - это вопрос знания конкретных фактов, то теория здесь вряд ли может помочь. Ибо, чем больше теория претендует на свою универсальную истинность, тем меньше она способна послужить осно­ванием для правильной оценки отдельных конкретных фактов. Любая основанная на житейском опыте теория неизбежно является статистической; она выводит иде­альную среднюю величину и отвергает все  исключения по обоим краям шкалы, заменяя их абстрактным смыс­лом. Эта теория вполне истинна, только в жизни дела идут не всегда в соответствии с ней. Несмотря на это, абстрактный смысл теории фигурирует в качестве незыб­лемого фундаментального факта. Любые исключения - крайности, хоть и являются не менее реальными, в теорию вообще не включаются, потому что опровергают друг друга. Например, если я вычислю вес каждого камушка на покрытом галькой пляже и получу средний вес в пять унций, то эта цифра мало что сможет мне сказать о реальной природе гальки. Любого, кто на осно­вании моих изысканий решит, что сможет с первой попытки подобрать камешек весом в пять унций, ждет серьезное разочарование. И в самом деле, может статься так, что и после долгих часов поисков он так и не найдет камушка весом точно в пять унций.

Статистический метод показывает нам факты в свете идеальной средней величины, но не дает нам представ­ления об их эмпирической реальности. Несмотря на то, что средняя величина, вне всякого сомнения, отражает определенный аспект реальности, она может самым ко­варным образом фальсифицировать истину. Это прежде всего относится к теориям, основанным на статистике. Между тем, отличительной чертой факта является его индивидуальность. Грубо говоря, реальная картина состоит только из исключений из правила и, соответст­венно, в абсолютной реальности полностью господствует неправильность.

Об этом следует вспоминать каждый раз, когда речь заходит о том, что теория может быть проводником на пути самопознания. Не существует и не может существо­вать никакого самопознания, основанного на теорети­ческих предположениях, поскольку объектом этого поз­нания является индивид - относительное исключение и феномен "неправильности". А потому, характерные черты индивида являются не универсальными и правильными, а, скорее, уникальными. Его следует воспринимать не как стандартную единицу, а как нечто уникальное и единственное в своем роде, что, в принципе, нельзя познать до конца и нельзя сравнить с чем-нибудь еще. В то же самое время, человек, как представитель рода человеческого, может и должен быть описан, как статистическая единица; в противном случае о нем нель­зя будет сказать ничего общего. Для решения этой задачи его следует рассматривать как единицу сравнения. Ре­зультатом этого являются универсально правильные ан­тропология и психология с абстрактной фигурой человека

 Под воздействием научных предположений не только психе, но и индивидуальный человек и даже индивидуаль­ные события становятся жертвами "уравниловки" и "стирания различий", которые искажают картину реаль­ности, превращая ее в концептуальную среднюю величину. Мы не должны недооценивать психологическое воздействие статистической картины мира: она отвергает индивида, заменяя его безликими единицами, которые собирает в массовые формации. Вместо конкретного индивида мы имеем названия организаций и, как кульминацию, абстрактную идею Государства, как принципа политической реальности. При этом нравствен­ная ответственность индивида неизбежно заменяется го­сударственными интересами raison d'etat (Государственная необходимость, благо государства (фр.) - Прим. ред.). Вместо нрав­ственной и умственной дифференциации индивидов мы имеем благосостояние общества и повышение жизненно­го уровня. Цель и смысл индивидуальной жизни (которая является единственной реальной жизнью) заключается уже не в индивидуальном развитии, а в политике Госу­дарства, которая навязывается индивиду извне и состоит в претворении в жизнь абстрактной идеи, которая имеет тенденцию притягивать к себе всю жизнь. Индивида все больше лишают права на принятие нравственного решения о том, как ему следует прожить его же собст­венную жизнь. Его кормят, одевают, обучают и дисципли­нируют, как единицу общества, его селят в соответству­ющую единицу жилья и доставляют ему удовольствие и удовлетворение в той форме, в какой их воспринимает толпа. Правители, в свою очередь, являются такими же единицами общества, как и подданные, и отличаются от последних только тем, что представляют собой рупор государственной доктрины. Им совсем не обязательно обладать здравым смыслом, они могут просто быть хорошими специалистами, совершенно бесполезными вне области их специализации. Государственная политика определяет, что следует преподавать и что следует учить.

Сама всемогущая доктрина Государства отчасти ста­новится жертвой манипулирующих в интересах государства людей, занимающих в правительстве самые высокие посты и сосредоточивших в своих руках всю власть. Любой человек, попавший, то ли путем честных выборов, то ли по прихоти судьбы, на один из таких постов, больше уже никому не подчиняется; он сам является "политикой государства" и может следовать в определенном им самим направлении. Вслед за Людовиком XIV он может сказать: "Государство - это я". Стало быть, он является единственным или, по крайней мере, одним из тех очень немногих индивидов, которые могли бы использовать свою индивидуальность, если бы только знали, как отделить себя от доктрины Государства. Однако, они, как правило, являются рабами своих собственных измыш­лений. Подобная однобокость всегда психологически ком­пенсируется бессознательными подрывными тенден­циями. Рабство и бунт неотделимы друг от друга. В результате борьба за власть и крайняя подозрительность пронизывают весь организм от верхушки до самого низа. Более того, стремясь компенсировать свою хаотическую бесформенность, масса всегда порождает "вождя", кото­рый, как учит нас история, неизбежно становится жерт­вой своего же непомерно раздутого эго-сознания.

Такое развитие событий становится логически неиз­бежным в тот момент, когда индивид соединяется с массой и перестает быть индивидом. Помимо агломе­рации огромных масс, в которых индивид растворяется в любом случае, одной из главных причин психологическо­го массового сознания является научный рационализм, который лишает личность основ ее индивидуальности и ее достоинства. Как социальная единица, личность утрачивает свою индивидуальность и становится простой абстрактной статистической величиной. Она может играть только роль легко заменяемой и совершенно не­значительной "детали". Если на нее смотреть со стороны и рационально, то именно этим она и является, и с этой точки зрения совершенно абсурдными будут рассуждения о ценности или значении индивида. И в самом деле, вряд ли можно себе представить, как у человека может быть индивидуальная достойная жизнь, если истинность прямо противоположного утверждения ясна, как божий день.

 Если смотреть на индивида с этой точки зрения, то его значение действительно уменьшается, и любой, кто захо­чет оспорить это положение, быстро обнаружит нехватку аргументов. Тот факт, что индивид ощущает себя самого или членов своей семьи, или близких друзей значитель­ными личностями, только подчеркивает несколько комичную субъективность его ощущений. Ибо, что значат несколько людей по сравнению с десятью тысячами или сотней тысяч, не говоря уже о миллионе? Мне вспомина­ется глубокомысленное высказывание одного моего прия­теля, с которым мы застряли в огромной толпе. Он тогда неожиданно воскликнул: "Вот тебе самое надежное осно­вание для неверия в бессмертие: вся эта куча народу хочет быть бессмертной!"

Чем больше толпа, тем ничтожнее индивид. И если индивида переполнит ощущение собственной незначи­тельности и бессилия, и он почувствует, что его жизнь утратила смысл - который, в конце концов, не тождестве­нен благосостоянию общества и высокому уровню жизни -значит он уже близок к тому, чтобы стать рабом Государ­ства и, сам того не желая и не подозревая, его горячим приверженцем. Человеку, взгляд которого обращен только во внешний мир, и который съеживается при виде "больших батальонов", нечего противопоставить той информации, которую ему сообщают его органы чувств и его разум. Именно это сейчас и происходит: мы все заворожено преклоняемся перед статистическими истинами и больши­ми числами; нам ежедневно сообщают о ничтожности и тщетности индивидуальной личности, если она не представ­лена и не персонифицирована какой-либо массовой орга­низацией. И наоборот, те персонажи, которые с важным видом расхаживают по мировой сцене и голоса которых доносятся до всех и каждого, некритически мыслящей публике представляются вознесенными наверх на волне какого-нибудь массового движения или общественного мнения. Поэтому толпа либо аплодирует им, либо проклинает. Поскольку здесь доминирующую роль играет массовое мышление, то нет уверенности в том, выражают ли эти люди свое мнение, за которое они несут персональ­ную ответственность, или же они являются всего лишь рупором, выражающим мнение коллектива.

В таких условиях вряд ли можно удивляться тому, что индивиду все труднее сформировать мнение о самом себе, и что ответственность стала максимально коллективной, то есть индивид снял ее с себя и делегировал коллективу. Таким образом, индивид все больше и больше становится функцией общества, которое, в свою очередь, узурпирует функции носителя реальной жизни, хотя, на самом деле, общество есть ни что иное, как абстрактная идея, вроде идеи Государства. Обе эти идеи овеществлены то есть стали автономными. Государство, в особенности, стало полуодушевленным существом, от которого все всего ждут. На самом же деле, оно - это всего лишь камуфляж для тех индивидов, которые знают, как им манипулировать. Так что конституционное Государство сползает в примитивную форму общества - форму коммунизма первобытного пле­мени, где каждый является субъектом автократического правления вождя или олигархии.