ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ - Трансцендентальная функция- Юнг К.-Г.

Это эссе было написано в 1916 г. Недавно его обна­ружили студенты цюрихского Института Юнга и оно было издано в частном порядке в своей первоначальной, сырой форме, в переводе на английский язык. Чтобы подготовить рукопись к публикации, я ее переработал, сохранив при этом основные мысли и неизбежную ограниченность. По прошествии сорока двух лет эта проблема совершенно не утратила актуальности, хотя ее изложение по-прежнему нуждается в серьезных исправлениях, о чем знает каждый, кто знаком с материалом. А посему данное эссе, со всеми его несовершенствами, может представлять из себя исторический документ. Оно может дать читателю опреде­ленное представление о тех умственных усилиях, которые были необходимы при первых попытках синтетического подхода к психическим процессам в ходе психоанализа. Поскольку основное из содержащихся в этом эссе доказа­тельств не утратило своей актуальности и сегодня, то оно может стимулировать читателя к более глубокому и широко­му пониманию этой проблемы. Проблема эта тождественна имеющему всемирное значение вопросу: "Что конкретно должен сделать человек, чтобы урегулировать свои отно­шения с бессознательным?"

Этим вопросом задаются индийская философия и, в особенности, буддизм и дзен-буддизм. А на самом деле, в той или иной форме, это вопрос является фундаментальным вопросом любой религии и философии. Ибо бессознатель­ное - это не какая-то там конкретная вещь; оно - это имеющее к нам непосредственное отношение Неведомое.

Известный читателю метод "активного воображения" явля­ется наиболее эффективным способом выведения на поверх­ность того содержимого бессознательного, которое располага­ется сразу же за порогом сознания и, будучи подвергнуто активизации, как правило спонтанно врывается в осознающий разум. Стало быть, этот способ связан с определенным риском и, по возможности, не должен применяться без надзора со стороны опытного человека. Одной из наименее опасных, но и с маловероятным положительным результатом является про­цедура, которая легко сводится к так называемым "свободным ассоциациям" Фрейда, где пациент попадает в стерильное окружение собственных комплексов, из которого ему уже никак не вырваться. Следующая опасность, сама по себе безобидная, заключается в том, что на поверхность может подняться подлинное содержимое бессознательного, но пациент может проявить к нему исключительно эстетический интерес и, в результате, остаться во всепоглощающей фантасмагории, что опять же не даст никакого положительного результата. Смысл и значение этих фантазий проявляются только в ходе их интеграции в личность, как целое - то есть в тот момент, когда человек задумывается не только над тем, что они значат, но и над их нравственными требованиями. И наконец, третья опасность - в определенных обстоятельствах она может быть очень серьезной - состоит в том, что содержимое бессозна­тельного уже обладает таким сильным энергетическим заря­дом, что, будучи высвобожденным с помощью активного вооб­ражения, оно может подавить осознающий разум и овладеть личностью. Это дает толчок к возникновению состояния, которое - по крайней мере временно - очень трудно не спутать с шизофренией, и которое может даже привести к подлинному "психотическому интервалу". Вот поэтому метод активного воображения — это не детская игрушка. При изначальной недооценке бессознательного риск становится еще больше. С Другой стороны, значение этот метода для психотерапевта трудно переоценить.

К. Г. Юнг. Куншахт, июль 1958/сентябрь 1959 гг.

В термине "трансцендентальная функция" нет ничего таинственного или метафизического. Под ним следует понимать психологическую функцию, которую в опреде­ленном смысле можно сравнить с математической функцией того же названия, являющуюся функцией реальных и воображаемых чисел. Психологическая "тран­сцендентальная функция" возникает из соединения со­держимого бессознательного с содержимым сознания.

Опыт аналитической психологии красноречиво свиде­тельствует о том, что сознание и бессознательное редко приходят к согласию касательно своих содержимых и их тенденций. Это отсутствие параллельности не просто слу­чайно или непреднамеренно, оно объясняется тем фактом, что бессознательное стремится компенсировать или до­полнить сознание. Мы можем перевернуть эту формулу и сказать, что это сознание дополняет бессознательное. Эти отношения объясняются следующими причинами:

(1) Сознание обладает порогом интенсивности, которого его содержания должны были достичь, поэтому все слишком слабые элементы остаются в бессознательном.

(2) Сознание, в силу своих направленных функций, навя­зывает ограничения (которые Фрейд назвал цензурой) всему несовместимому с ним материалу, в результате чего этот материал тонет в бессознательном.

(3) Сознание организует моментальный процесс адаптации, в то время как бессознательное содержит в себе не только забытый индивидом материал его прошлого, но и все наслед­ственные черты поведения, составляющие структуру разума.

(4) Бессознательное содержит все комбинации фантазий, которые еще не достигли порога интенсивности, но которые с течением времени и при благоприятных обстоятельствах проникнут в сознание.

Этого достаточно, чтобы понять, почему бессознатель­ное дополняет сознание.

Конкретность и направленность осознающего разума являются качествами, которые человеческая раса обрела сравнительно недавно, и которые, например, отсутствуют у большей части существующих и в наши дни прими­тивных народов. Эти качества, зачастую, очень ослабле­ны у пациента-невротика, который отличается от нор­мального человека большей подвижностью порога своего сознания; иными словами, у него перегородка между сознанием и бессознательным отличается большей прони­цаемостью. С другой стороны, больной психозом нахо­дится под прямым воздействием бессознательного.

Конкретность и направленность осознающего разума являются чрезвычайно важными приобретениями, за кото­рые человечество заплатило очень высокую цену, и кото­рые, в свою очередь, сослужили ему большую службу. Без этих качеств были бы невозможны наука, технология и цивилизация, поскольку все они предполагают непрерыв­ность и направленность идущих в сознании процессов. Эти качества абсолютно необходимы как государственному де­ятелю, врачу и инженеру, так и простому рабочему. Вообще мы можем сказать, что индивид становится бесполезным для общества в той степени, в какой эти качества ослабле­ны бессознательным. Разумеется, великие художники и прочие творчески одаренные люди являются исключением из этого правила. Преимущество таких индивидов как раз и заключается в проницаемости перегородки, разделяющей сознание и бессознательное. Но эти исключительные чело­веческие сущности мало пригодны в профессиях и видах общественной деятельности, требующих постоянства и надежности.

Стало быть, максимально возможные стабильность и конкретность психического процесса оправданы и даже необходимы, ибо того требуют суровые законы жизни. Но здесь имеется и определенный недостаток: в силу своей направленности сознание отторгает или исключает все те психические элементы, которые представляются ему не­совместимыми с ним или действительно являются тако­выми, то есть склонными менять направленность к своей выгоде и тем самым вести сознание к нежелательной цели. Но откуда нам знать, что данный психический материал является "несовместимым"? Мы делаем такой вывод на основании решения, вынесенного здравым смыс­лом, который определяет желательное направление. Здравый смысл страдает ограниченностью и предубеж­денностью, поскольку он отдает предпочтение одной кон­кретной возможности за счет всех остальных. В свою очередь, здравый смысл всегда основывается на опыте, то есть на том, что уже известно. Как правило, он не опирается на что-то новое, еще неизведанное, что, при определенных условиях, могло бы значительно обогатить направленный процесс. Такого быть просто не может по той самой причине, что содержимое бессознательного исключено из сознания.

В результате подобных действий здравого смысла на­правленный процесс неизбежно становится однобоким, даже если рациональные мысли могут казаться многог­ранными и непредубежденными. Сама рациональность здравого смысла может быть самым худшим из предубеж­дений, поскольку мы называем разумным то, что нам таковым кажется. Стало быть, то, что нам представляется неразумным, обречено на изгнание по причине своего иррационального характера. Оно на самом деле может быть иррациональным, но с таким же успехом оно может только казаться таковым, поскольку воспринимается с определенной точки зрения.

Однобокость есть неизбежная и необходимая харак­терная черта направленного процесса, поскольку направ­ленность предполагает однобокость. Она является однов­ременно и преимуществом, и недостатком. Даже когда недостаток внешне никак не проявляется, в бессознатель­ном все равно присутствует равносильная контр-позиция, если, конечно, мы не имеем дело с идеальным случаем, когда все психические компоненты стремятся в одном и том же направлении. Теоретическая вероятность такого варианта не подлежит сомнению, но на практике - это большая редкость. Контр-позиция в бессознательном не представляет собой опасности до тех пор, пока не полу­чает сильный энергетический заряд. Но если, вследствие слишком сильной однобокости, напряжение увеличивает­ся, контр-тенденция врывается в сознание, как правило в тот момент, когда сознанию особенно важно не сбиться с выбранного им направления. Например, оратор ого­варивается именно тогда, когда особо опасается сказать какую-нибудь глупость. Такой момент является крити­ческим, потому что ему свойственно высокое напря­жение, которое, при уже заряженном бессознательном, легко может привести к "возгоранию" и высвободить содержимое бессознательного.

Сегодняшняя цивилизованная жизнь требует скон­центрированного, направленного фукнционирования соз­нания, а это влечет за собой опасность сильной разобщен­ности с бессознательным. Чем дальше посредством на­правленного функционирования мы сможем отойти от бессознательного, тем активнее будет становится таяща­яся в нем мощная контр-позиция, и ее прорыв может иметь очень нежелательные последствия.

Анализ дал нам возможность глубоко изучить воз­действие бессознательного и узнанное нами имеет такое значение для нашей повседневной жизни, что, по нашему мнению, неразумно рассчитывать на исключение или без­действие бессознательного после так называемого завер­шения лечения. Многие пациенты, смутно понимания это положение вещей, никак не могут решиться на отказ от анализа, хотя и они сами, и аналитик, находят это ощу­щение зависимости утомительным. Зачастую пациенты бо­ятся идти дальше самостоятельно, потому что они по опыту знают, что бессознательное может снова и снова совершен­но неожиданно и страшно вмешаться в их жизнь.

Раньше предполагали, что пациенты смогут вести нор­мальную жизнь, как только они приобретут достаточно практических знаний о самих себе, чтобы понимать свои сновидения. Однако, практика показала, что даже профессиональные аналитики, которые, по идее, должны в совершенстве владеть искусством толкования сновиде­ний, зачастую капитулируют перед своими собственными сновидениями и должны обращаться за помощью к кол­легам. Если даже тот, кому положено быть экспертом по этому методу, оказывается неспособным дать удовлет­ворительное толкование своих сновидений, то чего тогда можно ожидать от пациента. Надежды Фрейда на то, что бессознательное может "истощиться", не оправдались. Жизнь сновидений и вторжения из бессознательного -mutatis mutandis (Сообразно с обстановкой, обстоятельствами (лат.) — Прим, ред.) - идут своим чередом.

Существует широко распространенное заблуждение, что анализ - это что-то вроде "курса лечения", по прохож­дении которого человек выздоравливает. Это дилетантс­кое отношение сохранилось с самых первых дней сущес­твования психоанализа. Психоанализ можно определить как приведение в порядок психологического состояния с помощью врача. Естественно, это заново обретенное сос­тояние, которое лучше подходит к внутренним и внешним условиям, может продолжаться в течение долгого времени, но случаи, когда одного "курса лечения" оказалось доста­точно, являются редкостью. Да, медики никогда не стес­нялись рекламировать свой оптимизм и всегда были готовы сообщить об изобретении надежных лекарств. Нас, однако, не должно обманывать слишком человечное отношение практикующего врача, и мы должны всегда помнить, что жизнь бессознательного продолжается и постоянно порождает проблематические ситуации. Не следует впадать в пессимизм; мы видели достаточно прек­расных результатов, достигнутых благодаря везению и упорному труду. Но это не мешает нам признать, что анализ не является "панацеей"; он, прежде всего, являет­ся более или менее тщательным наведением порядка. Нет таких перемен, которые давали бы результаты в течение длительного периода времени. Жизнь всегда будет ставить новые задачи. Разумеется, существуют опреде­ленные очень живучие коллективные установки, которые позволяют решать типичные конфликты. Коллективная установка дает индивиду возможность безболезненно устроится в обществе, поскольку она воздействует на  него, как и любое другое условие жизни. Но проблема пациента как раз в том и состоит, что он не может безболезненно для себя подстроиться под коллективную норму; требуется решение индивидуального конфликта, чтобы личность в целом осталось жизнеспособной. И здесь не годится любое рациональное решение, и не существует такой коллективной нормы, которая могла бы безо всякого ущерба заменить индивидуальное решение.

Обретенная в ходе анализа новая установка имеет тенденцию рано или поздно неизбежно становится не­адекватной, потому что непрерывное течение жизни пос­тоянно требует адаптации. Адаптироваться раз и навсегда невозможно. Разумеется, пациент может потребовать от аналитика, чтобы тот подготовил его к безболезненной смене направления на последующих этапах его жизни. И опыт показывает, что такое требование вполне оправдан­но. Мы неоднократно имели возможность убедиться в том, что прошедшие через тщательный анализ пациенты более свободно вносят изменения в свою последующую жизнь. Тем не менее, трудности в этом деле также встречаются довольно часто и могут причинять насто­ящие неприятности. Вот почему пациенты, даже про­шедшие через тщательный анализ, часто по прошествии определенного времени снова обращаются за помощью к своему аналитику. В свете медицинской практики в этом нет ничего необычного, но такое положение вещей противоречит несколько ошибочному энтузиазму тера­певта, а так же представлению об анализе, как о "пана­цее". По большому счету, надежды на появление формы терапии, которая раз и навсегда избавит человека от всех его трудностей, практически нет. Человеку нужны труд­ности; они необходимы для его здоровья. Нас волнуют только излишние проблемы.

Основная задача терапевта заключается не в том, чтобы избавить пациента от сиюминутных трудностей, а в том, чтобы подготовить его к успешной борьбе с будущими трудностями. Вопрос заключается в следую­щем: какую умственную и нравственную позицию следу­ет занять по отношению к беспокоящему нас воздействию бессознательного, и каким образом донести эту установ­ку до пациента?

На этот вопрос может быть только один ответ: осво­бодиться от перегородки между сознанием и бессознатель­ным. Этого нельзя достичь односторонним осуждением содержимого бессознательного, наоборот, следует признать его значение для компенсации однобокости сознания и учитывать это значение. Тенденции сознания и бессозна­тельного являются двумя факторами, соединение которых и составляет трансцендентальную функцию. Она называет­ся "трансцендентальной" потому, что делает переход от одной установки к другой органически возможным, без утраты бессознательного. Конструктивный или синтети­ческий метод лечения предполагает прозрение, которое, по крайней мере потенциально, присутствует в пациенте и потому может быть доведено до сознания. Если аналитик ничего не знает об этих потенциальных возможностях пациента, то он не может помочь ему в их развитии, если только аналитик и пациент вместе не провели соответству­ющее научное исследование этой проблемы, о чем, как правило, не может быть и речи.

Стало быть, на практике, соответствующим образом подготовленный аналитик является для пациента транс­цендентальной функцией, то есть помогает ему свести бессознательное и сознание вместе и таким образом обрести новую установку. В этой функции аналитика содержится одно из многих важный значений переноса. С помощью переноса пациент цепляется за особу, в которой он видит надежду на обновление установки;

именно в переносе он ищет желаемых перемен, которые имеют для него жизненно важное значение, даже если этот процесс он совершает неосознанно. Итак, для пациента аналитик является незаменимым человеком, совершенно необходимым для продолжения жизни. Какой бы детской не казалась эта зависимость, она выражает чрезвычайно важную потребность, неудовлет­ворение которой зачастую приводит к возникновению жгучей ненависти к аналитику. Стало быть, чрезвычайно важно знать, на что направлено это скрытое в переносе требование; имеет место тенденция воспринимать его снисходительно, как воспринимается эротическая фан­тазия подростка. Но это означает буквальное понимание этой, обычно относящейся к родителям, фантазии, словно пациент или, скорее, его бессознательное, по-прежнему питает какие-то детские ожидания по отношению к своим родителям. Внешне - это та же самая надежда ребенка на помощь и защиту со стороны родителей, но за это время ребенок уже стал взрослым, а то, что нормально для ребенка, взрослому не к лицу. Это стало метафорическим выражением неосознанно ощущаемой потребности в помощи в минуты кризиса. С исторической точки зрения, эротический характер переноса будет правильно объяс­нить категориями детского "эроса". Но таким способом нельзя понять смысл и цель переноса, а его толкование, как детской сексуальной фантазии, уводит от реальной проблемы. Понимание переноса следует искать не в историческом прошлом, а в его цели. Однобокое снисхо­дительное объяснение, в конце концов, становится бес­смысленным, в особенности, если оно не дает ничего нового, за исключением растущего сопротивления со стороны пациента. Скука, которой начинает веять от анализа, просто является выражением монотонности и нищеты идей - но не бессознательного, как предполагают некоторые - а аналитика, который не понимает, что эти фантазии следует понимать не в буквально-редуцирован­ном, а в конструктивном смысле. Когда аналитик это осозна­ет, то застой зачастую преодолевается одним рывком.

Конструктивное отношение к бессознательному, то есть вопрос смысла и цели, прокладывает путь к погру­жению пациента в процесс, который я называю трансцен­дентальной функцией.

Здесь, пожалуй, будет нелишне сказать несколько слов о часто звучащем возражении, будто конструк­тивный метод - это просто "внушение". Нет, это метод основан не на семиотической оценке символа (то есть, фантазии или образа из сновидения), как признака эле­ментарного инстинктивного процесса, а на его символи­ческом, в истинном смысле этого слова, понимании, когда под словом "символ" понимается наилучшее из всех возможных выражение какого-то сложного факта, еще не до конца воспринятого сознанием. С помощью редуци­рующего анализа этого выражения можно добиться толь­ко более четкого понимания изначально составляющих его элементов, и хотя я не отрицаю преимуществ более глубокого понимания этих элементов, оно, тем не менее, не включает в себя вопрос цели. А потому разложение символа на составные части на этой стадии анализа является ошибкой. Однако, в самом начале метод разра­ботки сложного значения символа в точности напоминает редуцирующий анализ. Аналитик выясняет ассоциации пациента и, как правило, их достаточно много для исполь­зования в синтетическом методе. И снова они оценивают­ся не семиотически, а символически. Мы должны задать следующий вопрос: о чем говорят индивидуальные ассоциации А, Б и В, когда они рассматриваются в комплексе с проявившимся содержанием сновидения?

Незамужней пациентке приснилось, что кто-то дал ей чудесный, богато украшенный, древний меч, выкоп­анный из кургана. (Толкование смотри ниже.)

В этом случае аналитику не требовалось никаких дополнительных аналогий. Ассоциаций пациента было вполне достаточно. Нам могут возразить, что такой анализ сновидения включает в себя внушение. Но при этом игнорируется факт, что внушение действует только при наличии внутренней к нему готовности, в противном случае его можно навязать только с помощью большой настойчивости и только на какое-то мгновение. Вну­шение, которое действует в течение хоть сколько-нибудь продолжительного периода времени, предполагает заранее обозначенную психологическую готовность, которую так называемое внушение просто вводит в игру. Поэтому это возражение необдуманно и приписывает внушению магическую силу, которой оно ни в коей мере не облада­ет, ибо если бы это было так, то внушающая терапия была бы невероятно эффективной, а в аналитических процедурах не было бы никакой нужды. Но дела обстоят далеко не так. Более того, когда нас обвиняют во вну­шении, то не отдают себе отчета в том факте, что сами ассоциации пациентки указывают на культурное зна­чение меча.