Современная живопись как символ - Человек и его символы - Карл Густав Юнг и последователи

Термины "современное искусство" и "современная живопись" применяются в данной главе в их обыденном смысле. Предметом моего анализа, говоря язы­ком Куна, будет современная имажинистская живопись. Картины такого рода могут быть абстрактными (или, скорее, не предметными), но это совсем не обязательно. При этом я не буду проводить различий между такими разнород­ными направлениями, как фовизм, кубизм, экспрессионизм, футуризм, супрема­тизм, конструктивизм, орфизм и т.д. Какие-либо ссылки на то или другое произведение, относящееся к этим течениям, будут скорее исключениями.

Кроме того, меня не интересует эстетическая дифференциация современных произведений искусства, а еще менее — их художественная оценка. Современная имажинистская живопись рассматривается здесь просто как явление нашего времени. Такой подход является единственным, при котором можно оправдать и рассмотреть вопрос о его символическом содержании. В данной короткой главе можно упомянуть лишь немногих художников, отобрав более или менее произвольно только некоторые из их работ. Таким образом, современная живо­пись будет рассмотрена на примере небольшого числа ее представителей.

Моей исходной позицией является тот психологический факт, что художник во все времена был орудием и выразителем духа своей эпохи. Его творчество лишь отчасти можно понять с точки зрения его личной психологии. Созна­тельно или неосознанно художник придаст форму основным ценностям свое­го времени, которые, в свою очередь, формируют его самого.

Сами художники часто признают взаимосвязь между своим художественным творчеством и исторической эпохой. Так французский критик и художник Жан Базен писал в "Очерках о современной живописи": "Никто не рисует так, как ему хочется. Художник может лишь стремиться изо всех своих сил к живописи, на которую способен его век". Немецкий художник Франц Марк, погибший в пер­вой мировой войне, говорил: "Великие художники не стремятся искать образы своих произведений в глубине прошлого, а черпают в той мере, на которую способны, в подлинном глубочайшем источнике — средоточии духа эпохи". Еще в 1911 году Кандинский писал в знаменитом очерке "По поводу духовного в искусстве"; "Каждой эпохе дается собственная мера творческой свободы, и даже самые талантливые гении не могут перепрыгнуть границы этой свободы".

За последние полвека кто только не ломал копья вокруг темы "современного искусства", и накал этих споров до сих пор ничуть не ослаб. Его одобряют так же страстно, как и порицают, однако неоднократные предсказания его краха так и не сбылись. Торжество новой манеры выражения достигло невообразимых мас­штабов. Если что ей и угрожает, так это возможность вырождения в маньеризм и следование моде. (В Советском Союзе, где абстрактное искусство часто публич­но осуждалось и создавалось тайком, та же беда грозит официальному искусству).

В Европе, во всяком случае, общественность до сих пор одержима этой дискуссией, острота которой свидетельствует, что эмоции берут верх над разу­мом в обоих лагерях спорящих. Даже те, кто настроен к современному искус­ству враждебно, не могут избежать влияния отвергаемых произведений. Такие произведения вызывают у них раздражение или неприязнь, но, как показывает острота подобных чувств, они задевают за живое. Как правило, негативное очарование по своей силе не уступает позитивному. Поток посетителей выста­вок современного искусства, где бы и когда бы они ни проводились, свидетель­ствует о чем-то большем, чем любопытство. Любопытство удовлетворяется бы­стро, а фантастические цены, которые платят за произведения современного искусства, указывают на истинное место, отводимое им обществом.

Восхищение возникает тогда, когда затрагивается подсознание. Эффект, вы­зываемый произведениями современного искусства, невозможно объяснить только их видимой формой. Для глаза, натренированного на классическом (или "сенсуальном") изобразительном искусстве, они и новы, и чужды. Ничто в работах абстрактного искусства не напоминает зрителю о его собственном мире — ни одного объекта в его собственном повседневном окружении, ни одного человеческого существа или животного, которые изображались бы на привычный для него лад. В космосе, явленном художником такого направле­ния, нет ни желанного приветствия, ни видимой гармонии. И тем не менее в нем бесспорно ощущается какая-то связь с человеком. Она даже может быть более прочной, чем в произведениях изобразительного искусства, традицион­ным путем взывающих к чувствам и психике.

Цель современных художников заключается в том, чтобы выразить свое внут­реннее видение человека и духовных основ жизни и мира. Современное произ­ведение искусства покинуло не только царство конкретного, естественного, чув­ственного мира, но и сферу индивидуального. Оно стало в значительной степе­ни отражением коллективного и, следовательно, даже в произведениях, имею­щих форму иероглифической идеограммы, затрагивает не избранных, но мно­гих. Индивидуальной остается лишь манера изображения, стиль и качество про­изведений современного искусства. Зачастую неискушенному зрителю бывает трудно распознать, естественны ли намерения художника и его манера творче­ства или они представляют собой плагиат и продиктованы только расчетом на создание желаемого эффекта. Во многих случаях зритель должен приспособить­ся к новым видам линий и красок или даже предварительно изучить их (как изучают иностранный язык), прежде чем он сможет оценить их по достоинству.

Пионеры современного искусства, по-видимому, понимали, сколь многого они требовали от публики. Никогда еще художники не публиковали так много манифестов  и деклараций, как в XX столетии. При этом они стремились объяснить и оправдать свою деятельность не столько для окружающих, сколько для самих себя. Большей частью эти манифесты являются художественными символами ве­ры — поэтической, часто путаной и противоречивой попыткой объяснить свое­образие своих творений.

Главное — это впечатление от непосредственного контакта с произведением искусства (и так было всегда). Но для психолога, имеющего интерес к симво­лическому содержанию современного искусства, изучение подобных манифестов является особенно полезным. Поэтому далее, по возможности, будут при­водиться наиболее красноречивые высказывания самих художников.

Начало современного искусства приходится на 1900-е годы. Одной из наи­более внушительных личностей этого периода был Кандинский, влияние кото­рого до сих пор четко прослеживается в живописи второй половины нынеш­него столетия. Многие из его идей оказались пророческими. В эссе "О форме" он писал: "Современное искусство воплощает в себе духовность, ставшую от­кровением. Формы этого воплощения варьируются между двумя крайностями: (1) полная абстракция, (2) полный реализм. Эти две крайности открывают два пути, ведущие к одной и той же цели в конце. Эти два элемента всегда при­сутствовали в искусстве — первый выражался во втором. В наши дни кажется, будто они существуют раздельно. Искусство, видно, положило конец приятно­му дополнению абстрактного конкретным и наоборот".

Для иллюстрации точки зрения Кандинского о размежевании абстрактного и конкретного элементов искусства приведем следующие факты. В 1913 году русский художник Казимир Малевич написал картину, состоявшую только из черного квадрата на белом фоне. Возможно, это была первая чисто абстракт­ная картина. Он объяснял ее так "В моей отчаянной борьбе за освобождение искусства от балласта предметного мира я нашел убежище в форме квадрата".

Годом позднее французский художник Марсель Дюшам установил произ­вольно выбранный объект (подставку для бутылок) на пьедестал и представил на выставку. Жан Базен писал об этом: "Эта подставка для бутылок, оторванная от своего утилитарного контекста и выброшенная волнами на берег, наделена одиноким достоинством заброшенности. Непригодная для использования, го­товая на что угодно, эта никчемная вещь жива. Она живет на грани существо­вания своей собственной, беспокойной и абсурдной жизнью. Вызывающий беспокойство объект—это первый шаг к искусству". В своем таинственном достоинстве и отчужденности объект был непомерно превознесен и удостоен значения, которое можно назвать магическим. Отсюда его "беспокойная и аб­сурдная жизнь". Он стал идолом и одновременно объектом насмешек. Его по­длинная реальность была уничтожена. Как квадрат Малевича, так и подставка для бутылок Дюшама были символическими жестами, не имеющими, строго говоря, ничего общего с искусством. Вместе с тем, они отражают две крайно­сти ("полная абстракция" и "полный реализм"), между которыми можно разме­стить и понять имажинистское искусство последующих десятилетий.

С психологической точки зрения, эти два жеста, указующие на голый объект (материю) и голый не-объект (дух), свидетельствуют о коллективном психиче­ском надломе, нашедшем в них свое символическое отображение в годы, пред­шествовавшие катастрофе первой мировой войны. Впервые этот надлом про­явился в эпоху Ренессанса как конфликт знания и веры. Между тем, цивилиза­ция все более и более отдаляла человека от его инстинктивной основы, и в результате между природой и разумом, между подсознанием и сознанием раз­верзлась пропасть. Эта обособленность характерна для того психического со­стояния, которое стремится выразить себя в современном искусстве.