7. Человек-оркестр - ЧЕЛОВЕК-ОРКЕСТР. Микроструктура общения- Кроль Л.М., Михайлова Е.Л.

Гораздо чаще – так часто, что мы этого почти не замечаем, – несловесные составляющие общения находятся с содержа­нием речевого сообщения не столько в конфликтных, сколько во взаимодополнительных отношениях. Истинный смысл ска­занного возникает из всего объема наблюдаемого и слышимого; жест или интонация не только окрашивают текст, но могут придавать ему важные смысловые нюансы: "В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов" (Ф. де Ларошфуко).

Попробуйте представить себе 6-8 интонаций, жестов и выражений лица, с какими может быть произнесена короткая "деловая" фраза – что-ни­будь вроде: "Я с Вами полностью согласен". Ока­жется, что ее смысл может меняться, что называет­ся, "с точностью до наоборот", может карикатурно утрироваться; расплываться, как бы смазываться; может раздваиваться, а может, к примеру, порож­дать дополнительные смыслы, никак в самой фразе не присутствующие» Более того, возникшие ассо­циации позволяют представить себе что-то о ходе и атмосфере предшествующего разговора, что-то – об отношениях говорящих...

К этому следует добавить, что при ближайшем рассмотре­нии экспрессивное поведение человека оказывается не просто "вторым голосом", а, пожалуй, целым "оркестром".

Всем хозяйкам хорошо знакома ситуация, когда разные события вдруг начинают происходить одно­временно, требуя немедленного участия: в дверь звонит долгожданный сантехник (уж он-то ждать не будет), телефон разрывается трелью "междуго­родки", на только что вымытую плиту начинает убегать кофе, а кошка – именно в этот момент – решает совершить экскурсию за окно, где на уровне двенадцатого этажа летает много симпатичных птичек.

Деловая приветливость (сантехник), гнев (кофе и собственная растяпистость), страх (кошка, ее от­битые почки, кошмарная очередь в ветлечебнице), озабоченность (кто звонит) – все это смешивается и тащит в разные стороны, притом буквально. А именно: к лицу приклеивается бессмысленная улыбка, левая рука тянется выключит газ, правая – снять трубку (или кошку), одна нога делает большой шаг к двери, другая – к окну; в глазах застыл ужас (кошка), а на губах – нечленораз­дельное горестное восклицание (кофе). Распавше­еся на части тело застывает в нелепом столбняке. Впрочем, все образуется – до сих пор обычно бы­вало так. Занавес.

То, что мы делаем в общении при наличии противоречивых чувств или устремлений – а они, как на грех, обычно проти­воречивы хоть в какой-то степени – не так похоже на киноко­медию, а по сути во многом аналогично. Противоречивые на­мерения или чувства так же требуют телесного выражения, как требует физического действия на глазах убегающий кофе.

Можно легко себе представить, как герой нашего основного примера, "посетитель с бумагой", решительно и крепко берется за ручку двери – а его ноги как бы сомневаются, стоит ли вообще туда ходить: чуть переступают, притормаживают движение вперед, буквально и фигурально колеблются. Чув­ствуя взгляд в спину, он незаметно для себя слегка приосанивается, но его плечи немного приподняты и напряжены, что часто соответствует ощущению неловкости и даже страха; лицо вполне может во всем этом не участвовать, а – с точки зрения на­блюдателя – выражать сосредоточенность, то ли вспоминаются имя и отчество того, к кому несут бумагу, то ли повторяются не раз проговоренные про себя первые фразы... А вот эта промелькнув­шая мгновенная гримаса вполне могла относиться совсем не к ситуации, а, скажем, к некстати заныв­шему больному зубу.

Если "оркестр" звучит даже в микроситуации, где и обще­ния-то еще почти нет, то во время взаимодействия "партиту­ра" много сложней и интересней: в своем развернутом, полно­ценном виде человеческое коммуникативное поведение по-лифонично – это делает его бесконечно увлекательным для наблюдения и размышлений и бесконечно трудным для описа­ния. Там, где "многоголосье" реального поведения разворачи­вается за несколько секунд, описание съедает несколько стра­ниц. Несловесные составляющие общения, таким образом, об­ладают значительной информационной емкостью – другое дело, что эта информация обычно еще нуждается в осознава-нии и интерпретации.

Однажды в профессиональной аудитории заго­ворили о первой фразе, служащей установлению психотерапевтического контакта. Кто-то рассказал об опытном московском докторе, начинающем бе­седу с вопроса: "Ну, и что же мешает Вам быть счастливым?". Фраза, конечно, отличается от об­щемедицинского "На что жалуетесь?", – или ней­трального "Я Вас слушаю". И все-таки авторы бе­рутся утверждать, что, если и было у пациента особое впечатление, то не от фразы. Она, если угодно, довершала эффект.

Доктор, о котором шла речь, отличался весьма своеобразной, "острохарактерной" внешностью: был он лыс, бородат, мал ростом, с большими гла­зами чуть навыкате и подвижным лицом отнюдь не классической лепки. К тому же, заметно хромал, курил много крепкого табака, вечерний прием вел без белого халата и напоминал, скорее, капитана небольшой пиратской шхуны или умудренного гно­ма, чем главврача (каковым между тем являлся). Рассказывали, что лихо водил машину, а в узком кругу отменно пел блатные песни, но уж это могло быть и легендой. Что же касается установления психотерапевтического контакта, то дело обстояло так.

Подумаем о том, каково человеку, пришедшему со своими проблемами на прием к психоневрологу: чего ждет, чего боится, как представляет себе вра­чей этой специальности. И попадает в кабинет, где обитает такой колоритный хозяин, совсем не похо­жий на гладких, вышколенных, "правильных" лю­дей, у которых, конечно же, никаких проблем быть не может. И вот такой доктор, сильно прихрамывая и что-то напевая, идет не спеша к выключателю (давая при этом себя как следует рассмотреть), га­сит верхний свет, зажигает настольный, усажива­ется поудобнее; внимательно разглядывая посети­теля, набивает трубочку, и тут только спрашивает: "Ну, и что же мешает Вам быть счастливым?" Воп­рос, конечно, имеет совершенно другую "начин­ку", чем когда он вырван из контекста взаимодей­ствия, которое к моменту "первой фразы" идет пол­ным ходом.

Вернемся к проблеме соответствия или несоответствия раз­личных аспектов экспрессии друг другу, а невербального пове­дения – словесным высказываниям. Гармония в "оркестре" и богатство "инструментовки" – вещь чрезвычайно индивиду­альная. У кого-то одно и то же содержание может дублироваться одновременно несколькими способами, тоща поведение де­лается крайне внятным, артикулированным и как бы рассчи­танным на не очень чуткого партнера. У другого человека, даже при известном богатстве выразительных возможностей, они диссонируют и делают его трудным и утомительным для восприятия. Обе эти крайности – как полное совпадение, параллельность всех смыслов в словах и в экспрессии, так и полная их независимость, – в жизни в чистом виде почти не встречаются. В первом случае (это иногда можно видеть в актерской игре низкого уровня) поведение выглядит как бы плоским, лишенным своей нормальной неоднозначности; во втором – излишне хаотичным, непредсказуемым, "расщеп­ленным", что можно наблюдать при некоторых видах психи­ческой патологии. Впрочем, по-настоящему живое коммуни­кативное поведение включает и эти крайние позиции, коль скоро они могут отвечать определенной ситуации, партнеру или внутреннему состоянию; все дело в отсутствии вынужден­ности, застревания – то есть в свободе и адекватности интуи­тивного выбора "оркестровки".