Что нужно, чтобы объяснить происхождение человека? Найти как
можно больше ископаемых останков его предковых форм, собрать их так много,
чтобы они выстроились в непрерывную цепь, тянущуюся от обезьяны к современному
человеку? Даже если бы и удалось сложить такую цепь, мы все равно не
продвинулись бы ни на шаг к ответу на интересующий нас вопрос. Ибо ответ
заключается не в том, чтобы понять происхождение морфологических признаков человека,
обладание которыми ставит его в общий ряд животных видов, а в том, чтобы
объяснить приобретение им того неживотного естества, которое позволило ему
когда-то выйти из этого ряда, которое и делает его чем-то большим, нежели
животное – человеком. По костям в лучшем случае удалось бы прочесть летопись
его биологической эволюции, тогда как собственная его летопись начинается как
раз там, где биологическая завершается. Точнее, она начинается тогда, когда его
развитие выходит за рамки животной эволюции и перестает подчиняться ее законам.
Поэтому, намереваясь уяснить себе свою «родословную», мы должны сосредоточить
внимание не на картине антропогенеза, а на его логике; не на уточнении его
хронологии и систематизации его окаменевших следов, а на его причинности. Мы не
станем искать ответы на вопросы, «когда», «где» и «какие» эволюционные перемены
пережила обезьяна, т.е. не будем и пытаться реконструировать живую историю ее
очеловечивания. Наша задача – попытаться понять, «почему» и «как» совершились с
ней эти перемены, т.е. попытаться выстроить некую умозрительную цепь причин и
следствий, столь же отличающуюся от реальной картины событий, как, скажем,
закон Кеплера – от реального движения планет.