Записки о франкистском
дворе в Оффенбахе
Публикация, предисловие и перевод с идиша Давида Мазура
Необходимое предисловие
Еврейский историк доктор Натан Михаель Гельбер (1891-1966) опубликовал в журнале ????????? ?????? (Historische Schriften), 1929, т. 1, стр. 253-296, воспоминания пражского еврея, Мозеса (Моше) Поргеса, в которых повествуется о его путешествии из Праги в Оффенбах, о пребывании там, в "штаб-квартире" франкистской секты и о побеге оттуда (события эти происходили в конце XVIII- начале XIX вв.).
Дата написания воспоминаний неизвестна (М. Поргес умер в 1870 г.) Подлинник рукописи хранился у родственницы автора, фрау Августы фон Портхайм, в Змихове, под Прагой, где М. Поргес некоторое время служил вице-бургомистром. Венский меценат, учёный и коллекционер, Макс фон Портхайм, снял копию с части рукописи и этот фрагмент разрешил использовать Н.М. Гельберу.
Воспоминания были написаны на немецком языке. Доктор Н. Гельбер перевёл их на идиш. Теперь же читателю предлагается перевод с перевода. Плохо, но иного способа познакомить русскоговорящих евреев с этим текстом, просто нет. Можно предположить, что после всех бед, обрушившихся на Европу в середине прошлого века, вряд ли осталась немецкая версия "Записок" М. Поргера. Разве что в архиве Н.М. Гельбера, который последние годы жизни жил в Израиле, где и умер в 1966 г.
Хотя история антииудаистского движения Я. Франка (1726-10.12.1791), этого, по выражению Гершона 
Шолема, зловещего пророка, на русском языке описана довольно подробно,1 "Записки" М. Поргеса представляют интерес как свидетельство очевидца, наблюдавшего жизнь секты изнутри.
Что касается "Приложений" к "Запискам", то три из них - это свидетельские показания, данные в раввинатском суде Фюрта разными лицами, общавшимися с Моше Поргесом и его друзьями во время их краткого пребывания в этом городе. Показания были записаны на древнееврейском языке и сразу переведены на немецкий, для того, по-видимому, чтобы предъявить их властям города. В архиве семейства Портхайм хранились только немецкие версии этих протоколов.
Четвёртый протокол опубликовал раввин, доктор Самуэль Бак в журнале Monatsschrift fuer Geschichte und Wissenschaft des Judentums, т.26, 9, стр.412-420, 1877. Это допрос раскаявшегося франкиста, собственноручно им записанный на "идиш-ивритском" жаргоне, т.е. на обиходном языке немецких евреев того времени. По какой-то причине автор публикации заменил все встречающиеся в тексте имена отточиями. Вот что он пишет в предисловии к Протоколу:
Яков Франк
- Пропущенные здесь имена, обозначенные как франкисты, все до одного те же самые, что и в фюртских Протоколах.
После возвращения из Оффенбаха братья Поргес некоторое время занимались коммерцией. Потом они основали в Праге фабрику по производству ситца. Дело пошло успешно, и в 1830 г. они открыли вторую фабрику, в Змихове, пригороде Праги. Они первыми применили пар в ситцевом производстве в Австрии. В 1841 г. фабрику посетил кайзер Фердинанд и даровал братьям Поргес дворянский титул фон Портхайм.
Мозес (Моше) Поргес фон Портхайм умер 28 мая 1870 г.
Его брат Леопольд - 10 января 1869 г.
Давид Мазур
————————————
Я родился 22 декабря 1781 года. Мой отец, морену2 раби Габриель Поргес,3 был скромный, праведный человек и большой учёный. Он был также сведущ и в христианских науках, которых другие еврейские учёные того времени чуждались. Моя мама была сердечной и доброй женщиной. Она энергично и по-хозяйски вела дело, кормившее нашу семью. Оно заключалось в торговле водкой и производстве розового ликёра. Отца же дело заботило мало. Он только тем был занят, что читал и изучал (священные книги).
По обычаю того времени, я начал учить Танах4 и древнееврейский язык, а в семь лет стал посещать еврейско-немецкую школу. Особенным прилежанием я не отличался, так как у меня был очень живой темперамент. Летом я не столько находился в школе, сколько купался в речке Молдаве, а зимой там же катался на льду. По окончании школы, в одиннадцать лет, у меня возникло желание продолжить учёбу, но мой старший брат,5 - он тогда штудировал философию, - стал почему-то возражать и уговорил родителей, чтобы они не давали своего согласия. И я стал бездельничать: не учился и не работал. И только благодаря настоянию моей дорогой мамы я получил возможность брать книги для чтения. И прочитал Лессинга, Мендельсона, Шиллера, Крамера6 и Шпиеса.7 Кроме того, мне удалось прочесть книги по истории и географии. Таким образом, кое-какое образование я всё-таки получил.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, мой любимый отец зазвал меня в свою комнату и, волнуясь, спросил: верю ли я, что Тора, такая как она нам была дана явно (на горе Синай), что она заключает в себе всё, что нам необходимо знать для спасения нашей души и для обретения счастья в этом и грядущем мирах. До той минуты я, будучи благочестивым евреем, верил в это полной верой, хотя иногда кое-какие сомнения и закрадывались.
Потом отец тем же взволнованным тоном рассказал мне, что наряду с Торой существует ещё одна священная книга - Зогар, и эта книга учит тому, как достичь совершенства и открывает нам такие тайны, на которые Тора только намекает. Есть много благородных людей, посвятивших свою жизнь изучению новой Торы. Их цель: найти спасение от духовного и политического гнёта. Ведь Всевышний, как и в прежние времена, уже открылся.
- Ты, сын мой, должен обо всём этом узнать. Господин Ноах Косовиц, один из наших людей, будет с тобой заниматься. Слёзы полились из моих глаз, и я стал благодарно целовать руки отца. Я ушёл от него растерянный, а потом почувствовал душевный подъём от сознания, что принадлежу к кругу людей, стоящих на очень высокой ступени. Вот что мне поведал господин К. (Касовиц).
- В последнее время объявился божий посланец. Некто, по имени Йаков Франк, которого ещё называют Ченстоховер.8 Родился он в Польше, но некоторое время проживал в Турции. Там он открылся как Машиах9 и собрал вокруг себя много еврейских мудрецов. Они поверили в него и относились к нему с величайшим почтением. Его пророчества и обещание принести духовное и физическое избавление привлекло к нему множество приверженцев. Об этом разузнали власти и приговорили его к тюрьме. И Йаков Франк длительное время находился в ченстоховской крепости. А когда его, наконец, оттуда выпустили, он перешёл в христианство. Вместе с ним крестилась вся его семья и большая часть его последователей. Это они сделали так, чтобы освободить Шехину,10 которую Рим держит в заточении.
Спустя какое-то время после освобождения он появился в Проснице, что в Моравии под именем барон Франк. В блеске и богатстве разъезжал он по округе в сопровождении собственной стражи. Известно, что в Проснице его посетил сам кайзер Йозеф Второй. Оттуда он переехал в Оффенбах, где основал свой дом и собрал множество верующих, большей частью из Польши.
- Принять чужую веру, - рассуждал Косовиц, - это важный шаг, который может иметь большие последствия в жизни человека. Когда такой шаг делается по убеждению, тогда он может вызвать уважение у окружающих. Если же человек так поступает, ослеплённый страстью или из желания добиться какой-либо цели, то потом, когда страсть пройдёт, придут спокойные размышления, за которыми последуют горькие разочарования и раскаяния.
Когда Йаков Франк умер, его дочь, Гвира,11 взяла на себя руководство верующими. В то время она была уже взрослой женщиной. Рядом с ней находятся её два брата - Роха и Йосеф.
Невозможно передать, какое впечатление произвели на меня, полного сил, жаждущего дела и ищущего истину юношу, эти таинственные откровения. Меня начало с такой силой тянуть в святой "лагерь" в Оффенбахе, что я ни о чём другом думать не мог, кроме поездки туда. Но денег для этого у меня не было, и мой добрый отец не имел возможности дать их мне.
Случилось, однако, так, что в 1798 году началась мобилизация молодых людей в рекруты.12 По ночам устраивали облавы и их просто стаскивали с кроватей. Из-за этого я прятался у знакомых. Чтобы спасти меня от рекрутчины, было решено, что я должен эмигрировать в Германию. Но так как легально сделать это нельзя, то договорились с торговцем из Теплица по имени Кац, который, дождавшись меня у Строговских ворот, захватит с собой в Теплиц. Там меня передали в руки старого еврея из Саботена и тот за два гульдена, которые я ему охотно отдал, провёл меня тайной тропой через горы в Саксонию. И вот я один стою на вершине горы Найерсберг. Ещё так недавно я находился в привычном кругу любимых родителей, братьев, сестёр, избалованный моей нежной мамой, а теперь 17-летний юноша, стою один в лесу, брошенный всеми. И я разрыдался. Но тут я вспомнил о цели моих странствий - Оффенбахе - и сразу утешился. "Может быть, - подумал я, - страдания специально посланы, чтобы испытать силу моей веры в Новое учение?"
Мои родные собрали мне в дорогу 60 гульденов золотом и серебром. Кроме того, у меня было ещё три гульдена мелочью. Вдохновлённый верой, я на том же месте дал обет, что на дорогу истрачу только эти три гульдена - даже, если придётся голодать или просить милостыню. А 60 гульденов я положил принести в подарок благородной Гвире.
Теперь, настроившись решительно и мужественно, я пустился в дальнейший путь и затемно пришёл в саксонскую деревню Фирстенау. После скромного ужина, смертельно уставший, я упал на указанное мне соломенное ложе в просторной комнате постоялого двора и вмиг уснул. Около полуночи я проснулся от сильного гвалта. В комнату ввалился человек - со сна он показался мне великаном. В руке он держал палку, а на спине нёс тяжёлый мешок. За ним втиснулся в комнату ещё один такой же, и ещё, и ещё, пока всё помещение не заполнилось этими людьми. Меня объял страх. Прежде подобных переживаний у меня не было. Через час, напившись пива и водки, этот народ убрался. Позже я узнал, что то были контрабандисты.
Утром я продолжил свой путь на Дрезден. При входе в город со мной произошла неприятная история: на таможне меня заставили заплатить "еврейский налог". Во всей Германии за счастье быть евреем нужно платить подушный сбор, подобно тому, какой обычно платят за любимую скотину. Обыскивая мой рюкзак, таможенный чиновник обнаружил там новую ермолку и потребовал за неё налог. А ещё он взыскал с меня штраф за то, что я её сам заранее не предъявил. Таким образом, при входе в Дрезден моя маленькая касса сильно похудела.
У меня было рекомендательное письмо к одному из наших в Дрездене, некоемому господину Эйбеншицу. Он оказался красивым молодым человеком. Только был он глухим, да притом ещё и косноязычным настолько, что едва удавалось понять, о чём он говорит. Он прочёл письмо и принял меня по-родственному: поздоровавшись, расцеловался. Весь Песах я провёл в Дрездене, в доме господина Эйбеншица, где у меня был стол и ночлег. Чтобы я впредь не платил "еврейский налог", он снабдил меня паспортом саксонского подданного, и ещё, при прощании этот добрый человек дал мне два рейхсталера.
Стояли чудесные весенние дни, когда я, покинув Дрезден, отправился пешком в Оффенбах, предстоящая встреча с которым возбуждала и пьянила меня. Сначала всё шло хорошо. Хотя мои плечи оттягивал тяжёлый ранец, благодаря приподнятому настроению, я с песней к вечеру дошагал до города Мейсена. Там я поужинал и прилёг на своё обычное соломенное ложе. Хотя на моих ногах от долгой ходьбы образовались раны, я проспал до самого утра. Но когда проснулся, то обнаружил, что натянуть сапоги не смогу. При том нетерпении, с которым я стремился к своей цели, положение моё казалось ужасным. Ничего не оставалось делать, как пуститься в дорогу пешком. На третий день пути, переночевав в Ошаце и Ваурцене, я прибыл в Лейпциг. Пройти через город мне не разрешили. Но зато полицейский провёл меня к веймерской дороге.
Здесь мои странствия продолжались с (большими) страданиями. Меня мучили боли в ногах и голод. В конце концов, изнурённый и лишённый последних сил, я остался лежать на дороге.
Так пролежал я около часа, когда со стороны Лейпцига подъехала карета. С усилием встав, я увидел, что она пустая. Выяснив у кучера, что он едет в Веймар, я спросил, не может ли он прихватить меня.
-Да, - ответил он.
-Сколько я должен буду заплатить? - спросил я.
-Забирайся, потом разберёмся.
Я забросил в карету ранец и сам залез внутрь. Карета тронулась с места и поехала дальше. Ах, какое это замечательное чувство, после тяжкого пути ехать в удобной карете и знать, что так будет продолжаться долго-долго, целых двенадцать миль!
В Вейсенфельз мы прибыли ночью. Кучер подъехал к гостинице. Два кельнера с канделябрами в руках подбежали к карете, чтобы встретить гостя, но увидев меня, один из них разочарованно произнёс:
-Этому господину здесь делать нечего. Его место в ночлежке.
Мой добрый кучер показал мне дорогу в ночлежку и пообещал утром за мной заехать. Ужин, как обычно, состоял из кружки пива и ломтя чёрного хлеба. Я проспал ночь на своём соломенном ложе и утром встал свежим и бодрым. Ждать пришлось недолго, когда подъехал мой чудесный балагола, забрал меня с моей поклажей, и мы двинулись дальше. Ехали весь день, останавливаясь только покормить лошадей. Переночевав в каком-то придорожном селе, мы часам к десяти утра подъехали к Веймару. Перед городом кучер остановил карету и велел мне слезть. Выйдя из кареты и прихватив свой мешок, я подошёл к нему и спросил, сколько нужно заплатить. Я не могу передать свои удивление и радость, когда услышал, что этот добрый человек пожелал получить только 20 крейцеров, заметив при этом, что требует только те деньги, которые выложил за меня в дороге.
Через Веймар я прошёл не останавливаясь, и к вечеру уже был в Готе. Я зашёл в ресторацию и велел подать пиво и хлеб. В соседнем помещении стоял стол, накрытый для множества гостей, а само помещение было празднично убрано. Туда всё время носили жаркое, печенья, овощи и другие вкусные блюда. Наверно там справляли крещение ребёнка. Блюда эти возбуждали мой аппетит, ведь с самого Дрездена у меня во рту не было кусочка мяса. Вдруг ко мне подошла хозяйка и сказала: "Я вижу, вы из благородного дома". И поставила передо мной тарелку с жарким, яйцами и печеньем.
На другой день пополудни я подошёл к воротам Эрфурта. В том в городе стоял австрийский гарнизон. Меня задержали и потребовали "еврейский налог" в два гульдена. Я отказался платить, объясняя, что в город заходить не собираюсь, но никто не хотел ничего слушать. И отняли у меня рюкзак. Наконец, выполнили мою просьбу, и повели к городскому начальнику. Солдат сопроводил меня к нему домой, но его дома не оказалось, так как он гостил у знакомой баронессы. Я настоял, чтобы меня повели к этой баронессе. Начальник вышел, и я стал ему объяснять, что несправедливо требовать от бедного подмастерья такой высокий налог только за то, что он еврей". Но таков закон", - возразил начальник. На это я ему ответил, что подобная отговорка прилична сборщику налогов, а не высокому чиновнику, знающему, что эта пошлина введена для богатых евреев, занимающихся делами и торговлей, а не для бедных странствующих ремесленников. И вдруг вмешалась баронесса и сказала по-французски:
- Молодой человек прав, и это грабёж, требовать такую значительную сумму.
И городской начальник выдал мне бумагу, что я свободен от всяких поборов.
Вечером я уже был в Готе, а затем через Эйзенах, Гессен и Хагау без особых приключений к полудню следующего дня прибыл в Оффенбах. Община верующих (франкистов) называлась Махане,13 в память лагеря евреев при праотце Моше. Уже сегодня мне предстояло быть принятым в этом лагере.
В открытый город Оффенбах я вошёл вечером. Моросил дождь и было темно. Я стал выспрашивать у прохожих, где находится Польский двор,14 и мне указали на роскошное здание в другом конце города. Слёзы потекли из моих глаз, когда я увидел этот святой дом. Я был встречен молодым человеком, одетым в турецкое платье. Он обнял и расцеловал меня, называя братом, и сказал, что меня здесь давно ждут. Собралась толпа мааминим.15 Среди них выделялся почтенный пожилой мужчина в мундире полковника, с белоснежной бородой на благообразном лице. Звали его Цинский.16 Он привёл меня в свою комнату на втором этаже, где наставлял, как следует себя вести в присутствии святой матери.17 Он также пообещал, что всегда поможет советом, как родному сыну.
Потом меня завели в комнату, в которой, склонившись над толстыми фолиантами, сидели три длиннобородых старца, облачённых в польские платья. Здесь я был поражён, увидев на стенах эмблемы и символы, которым скорее пристало украшать стены католического храма. Ещё там был портрет Гвиры в виде святой Богородицы, и висели другие картины с еврейскими надписями. На одной из картин художник начертал те десять слов, которые были мне хорошо известны из праздничных молитв: венец, мудрость, разум, важность, мужество, великолепие, победа, величие, царство, основа. Слова эти соединялись линиями между собой, а каждое из них - со словом "Эйнсоф".18
Один из старцев обратился ко мне:
- Сын мой, Шехина (находится) в бедственном положении, Шехина в изгнании; Эдом19 и Ишмаель20 держат её в заточении, и мы обязаны её вызволить. А пока вместе с нею принуждены переносить страдания.
Как только три сфиры21 соединятся в триединстве - грядёт избавление. Две сфиры уже воплотились в человеческом образе. Мы ожидаем третью. Счастлив тот, кто избран сочетаться с "Великолепием", так как от него выйдет Избавитель. Неси свою службу и стой на страже, чтобы удостоиться стать избранным.
При этих словах он дал мне амулет с портретом и начертанными на нём десятью речениями (сфирот).
В этот вечер меня посетили многие мааминим. А на следующий день я должен был представиться Гвире. Она жила на первом этаже. В передней меня встретила камеристка и предложила некоторое время подождать. О, как я был взволнован, и как билось моё сердце! Наконец отворилась дверь, и меня пригласили войти. Я не смел смотреть Гвире в глаза, только опустился перед ней на колени и целовал её ноги-так меня научили. Она произнесла несколько добрых слов. Хвалила моего отца и одобрила моё решение приехать в Оффенбах. Перед уходом я положил кошелёк с шестьюдесятью гульденами на стол и удалился, пятясь спиной к двери. Она произвела на меня сильное впечатление: не молодая, но привлекательная; руки и ноги её были чрезвычайно хороши; лицо выражало одухотворённость, скромность и доброту. Как мне позже стало известно, я ей тоже понравился.
Потом меня привели в караульную комнату, где я увидел несколько человек - молодых и старых - все они были вооружены и одеты в военную форму. Мне тоже выдали такую форму, и на другой день я стал изучать воинские приёмы. Кормили нас хорошо, а служба состояла в несении караула в замке и вокруг него. Если не случались нападения или другие происшествия, то служба наша была лёгкой.
Те, кто вечером были свободны от службы, имели обыкновение собираться в комнате трёх учёных старцев и там выслушивать их рассказы о Шабтае, царе-машиахе, о десяти "Сфирот" и почти всегда речь заходила о праведнике по имени "Малхут",22 которого мы никогда не видели.
По распоряжению Гвиры меня вскоре перевели в отделение "Либерия", состоявшее по преимуществу из молодых людей. Работой их было обслуживание господ за столом, а также сопровождение при ежедневных выездах и при воскресных посещениях церкви. Таким образом, я получил возможность - чаще всего за трапезой - ближе присмотреться к господам. Мне выдали егерскую униформу, а вместо шапки - каскетку из зелёной кожи, обтянутую металлической лентой. Служить в этом отделении считалось большой честью.
Во время трапезы моё место было за стулом Гвиры. Господа обедали в большом зале и их обслуживали три наших человека. Остатки еды мы потом съедали. А другие питались из общей кухни. Их обед состоял только из супа с зеленью, что было очень мало. Каждое воскресенье совершался парадный выезд в церковь, и мы участвовали в нём, одетые в праздничные мундиры. Встречался я только с нашими мааминим, а беседовать любил больше со стариками: Воловским, Дембицким, Матишевским, Червесским.
Молодые люди, особенно те, которые жили вместе со мной, хотя и утверждали, что они богобоязненны, были, как это часто случается в молодости, достаточно легкомысленными. Несмотря на то, что нас окружала суровая аскетическая атмосфера, вели они себя не очень строго. Никакие разговоры с другим полом не допускались, жениться было совершенно запрещено.
Однажды утром нам предложили, чтобы каждый, кто возбуждается при виде женщины, добровольно подставил спину для десяти ударов палкой. И почти все молодые люди решили подвергнуться подобной экзекуции. О таких случаях ежедневно докладывали одному из трёх господ, который записывал это в специальную книгу ("Книга откровений"). Каждый день экзерсис - мастер из "поляков" - проводил с нами занятия. Однако, когда в 1799 году в Оффенбах вошли французские войска, мы попрятали свои мечи и другое оружие.
Летом 1798 года в общину приехали три сына Йонаса Вехели и с ними мой младший брат Йегуда - Леопольд. Братья Вехели были воспитанными и образованными молодыми людьми. Их звали: Авраам, Йосеф и Акива. А здесь им дали имена: Йозеф, Людвиг и Макс. Моему брату дали имя - Карл Младший. Тогда ему было 17 лет. Он не был ещё самостоятельным.
Ему предложили работать парикмахером. Осенью того же года вместе с господами Йонасом Вехели и Аароном - Бером Вехели приехал и мой дорогой отец. Я был вне себя от радости снова увидеть своего дорогого, любимого отца.
Трое учёных и уважаемых господина были радушно приняты всеми мааминим, а на следующий день они представились Гвире и её братьям, к ногам которых сложили свои подарки. Оба Вехелисы были людьми состоятельными и в подарок они привезли много золота, а золото здесь особенно охотно принимали. Мой любимый отец, у которого не было никакого богатства, привёз штуку батистового штофа. Этот подарок стал причиной, что в моей слепой вере появились сомнения, которые потом превратились в подозрения, что всё здесь происходящее-обман и мошенничество. У сотен приезжающих сюда честных людей вытряхивают кошельки, и они становятся несчастными бедняками.
В тот же самый год приехал господин Церковиц. Когда-то он был очень состоятельным человеком и привёз с собой все остатки былого богатства. Здесь ему приказали всё отдать, как подношение. Его капитал состоял из австрийских государственных бумаг. Когда он отдавал последнее из того, что у него осталось - он плакал. Потом я отвёз эти бумаги во Франкфурт и обменял их у Ротшильда на серебро.
Рядом со столовой находилась "священная" комната. В ней хранились кровать и одежда "святого отца" - так здесь называли Йакова Франка, отца Гвиры и её братьев. В комнате этой всегда царил полумрак, потому что окна были постоянно завешены. Здесь мааминим совершали молитву, предварительно благоговейно опускаясь на колени. Заходить сюда разрешалось в любое время дня. Перед входом стояла стража из девушек, одетых амазонками и вооружённых мечами. В этот караул обычно назначались молодые и красивые девушки.
Как я уже раньше отметил (?), у меня вызвала чувство досады насмешка, с которой святой Йозеф в моём присутствии отозвался о скудости подарка, привезённого моим отцом. При этом я подумал, что здесь дорожат больше подарком, чем человеком, который его преподнёс. С этого времени я стал внимательно смотреть на всё, что происходит вокруг. Поначалу я старался отбросить критические мысли, рассуждая так: ведь это непозволительная дерзость сомневаться в том, во что верят многие уважаемые и учёные мужи. И я зашёл в священную комнату и долго покаянно молился.
Но вскоре я снова вернулся к моим сомнениям. Среди тех, кто жил со мной в одной комнате, был также молодой человек из Дрездена, которого звали Йонас Хойфзингер. Со временем мы с ним подружились. После осторожных подготовительных бесед, он намекнул, что не со всем, что здесь происходит, он согласен. А когда уверился, что я его не выдам, стал говорить более откровенно: после долгих раздумий он пришёл к убеждению, что тут творится непостижимое мошенничество, и только большие жертвы, которые принесли мааминим, не дают им признать, что это обман. У них похитили все средства, которые позволили бы им вернуться в их далёкие дома. Вследствие таких разговоров, мы решили, что отсюда надо бежать.
Хойфзингер предложил способ достать денег (на дорогу), но я отверг его план, потому что он не подобал чести и имени нашей семьи. Но так как у нас совсем не было наличных, то я написал письмо своему брату, доктору Поргесу, и сообщил ему о своём решении покинуть Оффенбах. Я попросил его, чтобы он указал дом во Франкфурте, где мы могли бы остановиться и получить деньги для дальнейшего пути. И прибыл ответ: семья согласна с нашим планом и сообщает, что известный господин Нейштатл дружелюбно примет нас и снабдит всем необходимым. Я посвятил младшего брата в свои намерения, показал ему письмо и он сразу согласился бежать с нами.
Мы договорились о том, как всё будет происходить. Некоторое время тому назад один поляк (польский еврей) был схвачен при попытке бежать и жестоко наказан. Поэтому мы решили свои намерения держать в строжайшей тайне. Бежать решили в четыре часа утра через сад. Так как мы с Хойфзингером часто бывали в одном дозоре, то я так устроил, чтобы мы с ним попали в караул одновременно. Вещей у нас было мало, и все их мы засунули в один мешок.
Вечером, накануне побега меня позвали к Гвире. Уже наступили сумерки, когда я зашёл в её кабинет. Её любимый пёс, Виндшпиль, с которым я был хорошо знаком, вдруг стал злобно лаять. Необычный час приглашения и неожиданное нападение собаки напугали меня: я решил, что нас предали и наш план раскрыт. Гвира принялась успокаивать собаку:
-Что с тобой сегодня? Разве ты не узнаёшь нашего любимого Карла?
Потом она обратилась ко мне по-польски:
-Я заметила, что твоя униформа протёрлась. Ты можешь завтра поехать во Франкфурт и заказать новый мундир. Она также спросила, нет ли у меня других просьб. Я был так тронут, что уже чуть было, не сознался из благодарности за симпатию и милость. Но тут она протянула руку для поцелуя и отпустила меня. Я ушёл плача, потому что уважал и любил эту возвышенную женщину. А мне ведь тогда было всего 19 лет.
В двенадцать часов ночи я покинул свой пост и немного прилёг. Но в два часа я уже встал, собрал одежду и бельё и связал их в платок. Всё, что я не привёз с собой, я оставил. Хойфзингер и мой брат сделали то же самое. В четыре часа утра я и Хойфзингер снова стояли на посту. Вещи мы уже прихватили с собой. Пост наш находился в нижнем коридоре, у комнат святого Бернарда и святого Йозефа. Когда мой брат спустился со ступенек, мы составили оружие в угол и с бьющимися сердцами вышли во двор. Была опасность, что кучер или конюхи задержат нас. Со двора мы проникли в сад, перепрыгнули через деревянный забор -и стали свободными.
Мы добежали до ближайшего леса, оттуда - в Оберрод и в шесть утра были уже во Франкфурте. Нейштатл, которого мы быстро нашли, принял нас по-дружески. Он предоставил нам ночлег, стол и передал деньги, полученные от нашей семьи. Меня и брата он снабдил кое-какой одеждой. Утром мы с оказией поехали в Зеликенхойф, а оттуда через шпесартский лес - в Эсельбах, где и переночевали. В лесу нам перегородили дорогу разбойники. Мы очень испугались. Но вдруг мы услышали звук рога. Это к нам приближался почтовый дилижанс. Разбойники скрылись в лесу, а мы вместе с дилижансом спокойно доехали до Эсельбаха.
Из дома нам велели ехать в Фирт и там ожидать дальнейших инструкций. Покинув Эсельбах, мы через Вирцбург добрались до Фирта - конечно же, пешком. По дороге меня начал страшно мучить голод, и я так ослаб, что не в силах был стронуться с места. К счастью, проходили крестьянки и дали мне кусочек хлеба. Позже врачи сказали, что если бы мне тогда не дали поесть, я бы мог умереть.
В Фирте мы остановились на постоялом дворе. У Хойфзингера не было никаких средств, и мы его поддерживали из тех денег, что нам прислала семья. Я должен сказать, что перед побегом Хойфзингер совершил некрасивый поступок: он вытащил у Йозефа Вехели из-под подушки ключи от шкатулки и выкрал "Книгу откровений". Книгу я у него забрал, чтобы он не употребил её во зло. Но ночью он вытащил её у меня из-под подушки - и исчез. Оказалось, что он её продал зятю И.Церковица, который жил в Фирте. Церковиц никакого употребления из книги не сделал.
У нас были рекомендации к нескольким жителям Фирта. Мы выбрали наиболее уважаемого из них, господина Мозеса Гоздорфа. Он принял нас приветливо и пригласил к столу. Из дома нас поставили в известность, что мы должны находиться в Фирте, пока нам не дадут знать, что можно ехать домой. Мы оставались в Фирте до окончания Шавуот. А после праздника нас вызвали в полицию и предложили в течение 48 часов покинуть город. Я дознался, что это произошло по требованию главы местной общины. Гоздорф сказал, что нас изгоняют потому, что я позволил побрить себя бритвой. Никакие ходатайства не помогли - мы вынуждены были покинуть Фирт.
Остановиться нам пришлось в пригороде Нюрнберга, Гастенхофе, так как в городе евреи не имели права находиться. Здесь нас догнало письмо, адресованное в Фирт.23
Наконец, мы получили известие, что можем ехать домой, и немедленно пустились в путь. Но когда прибыли к последнему баварскому пограничному пункту, Вейтхойз, мне передали письмо, где было сказано, что австрийскую границу переходить нельзя: нас могут взять в рекруты. Нам советовали отправиться в Бейройт, и в письме была рекомендация к некоему господину Энцелю.
Я хочу вспомнить эпизод, случившийся с нами в нюрнбергском пригороде Гастенхоф. Мы сидели в ресторации за стаканом пива с бутербродом. Один гость, в котором сразу можно было угадать еврея, спросил, не евреи ли мы и тут же начал нас бранить и проклинать страшными проклятиями за то, что мы едим гойское масло и с гойским ножом. Я позвал хозяина и пожаловался, что вон тот еврей бранит нас за то, что мы пользуемся его ножом. И ещё спросил, правда ли, что у него так грязно. Хозяин схватил этого надоедливого господина еврея за шиворот и вышвырнул за дверь.
Итак, мы сразу отправились в Бейройт. Господин Энцель, высокий и красивый мужчина, принял нас доброжелательно и предложил жить у него в доме. Нам выделили две красивые меблированные комнаты и предоставили завтрак, обед и ужин. Он сожалел, что не может пригласить нас к своему столу, так как держит траур по недавно умершей жене. Она была красивой и доброй женщиной, господин Энцель её очень любил и никак не мог утешиться.
В его доме мы чувствовали себя очень хорошо. Господина Энцеля видели редко. Когда прошло четыре недели приятной жизни в Бейройте, он позвал меня в свой кабинет и сказал, что безделье может развратить таких молодых людей, как мы; поэтому он написал своему другу в Гамбург, чтобы тот нашёл для меня место, - и я могу поехать туда немедленною. Я поблагодарил его за его доброту, но сказал, что сначала должен узнать мнение родителей. Согласие на это из дома мне не дали, но пообещали, что вскоре можно будет вернуться к семье.
Этот ответ я сообщил господину Энцелю и он сказал, что раз я не принимаю его предложения, то должен покинуть его дом. Однако он пообещал дать рекомендательное письмо к своему другу, барону Н., владельцу поместья Эмет, недалеко от Бургундштата, чтобы он нас гостеприимно встретил.
И мы опять тронулись в путь. Был жаркий августовский день. Я снял куртку и положил её на рюкзак, который нёс за плечами. В кармане куртки лежал кошелёк с сорока флоринами. Чтобы попасть из Бургундштата в Эмет, нужно было взобраться на довольно высокую гору. Когда достигли половины горы, я спросил у брата. Леопольда:
-Лежит ли куртка на рюкзаке?
-Нет, - ответил он, - ты её потерял.
Меня, как громом ударило. Ведь кроме денег, что лежали в куртке, у нас ничего не было. Я не мог держаться на ногах и упал на землю. Мой брат сбежал с горы и каждого встречного спрашивал о пропаже, но безуспешно. Когда он стоял у ворот города, какой-то человек спросил его, что он ищет. Леопольд ему всё рассказал и тот повёл его к дубильщику, нашедшему куртку. Сначала дубильщик не признавался, но когда Леопольд объяснил ему, что для нас эта потеря, он согласился её вернуть. Кошелёк лежал в кармане куртки. Леопольд дал дубильщику два гульдена. Кто опишет моё ликование, когда я увидел брата с курткой в руках!
Во второй половине дня мы пришли в Эмет, который оказался маленькой деревушкой. Я сразу же отправился в замок, чтобы передать письмо барону. Меня послали в сад, где я увидел двух господ. Один был одет очень богато и грудь в орденах. Второй - просто, по-домашнему. Вот этот-то господин и спросил, что мне угодно.
-Я должен передать письмо господину барону.
Он принял письмо и сломал печать. Подошёл второй господин, заглянул в письмо и спросил:
-Кто это, что называет тебя "дорогой друг"?
-Это некто господин Энцель из Бейройта.
-Почему это еврей осмеливается называть тебя другом?
Помедля, барон ответил:
-Этот Энцель друг министра Горденберга.
Барон велел мне придти на следующий день. Когда я назавтра явился к нему, он отчитал меня, почему я вручил ему письмо от Энцеля в присутствии его родственника рейхсгофрата. Барон разговаривал со мной на языке идиш. Он сказал:
- Мой друг Энцель представил вас наилучшим образом. По его желанию, я вас приму. Можете построить дом и заниматься торговлей. Вскоре я построю здесь кладбище, чтобы было, где хоронить покойников.
В этом заброшенном месте мы чувствовали себя потерянными. Здесь жило несколько бедных еврейских семей. Одна семья, из Богемии, выказывала большое сочувствие к нам. Мы рассказали этому богемскому еврею, что ожидаем письма, в котором нас должны позвать домой, и он посоветовал пока пойти просить милостыню в ближайшие еврейские дома. Наш советчик написал список селений, в которых находились еврейские общины и мы пустились в странствие. Уже при первой попытке меня объяло чувство унижения и стыда. Чтобы найти хозяев... (здесь в рукописи не хватает несколько слов). В большинстве это были торговцы скотом. Целую неделю вне дома. Принимает хозяйка. Вечером подаст суп и хлеб и (устроит) ночлег; утром опять суп и несколько крейцеров. Вскоре нам это дело надоело, и мы от него отказались.
Кстати, вскоре пришло письмо из дома, чтобы мы отправились в Бамберг к господину Аврааму Нойцедлицу, представителю тамошней еврейской общины. В конверте находилось рекомендательное письмо к нему. И мы немедленно пустились в путь.
Стоял сентябрь1800 года. Мы всё ближе подходили к фронту. Австрийцы окопались в Бамберге, а французы уже прошли Регенсбург. Деревни, через которые пролегала наша дорога, были заняты австрийскими солдатами. Поздно вечером мы вошли в село недалеко от Бамберга. В первый постоялый двор нас не впустили. То же самое случилось и во втором. Но когда и третий хозяин отказал нам в ночлеге, мы стали говорить, что он совершает грех, оставляя нас ночью на улице в такую погоду. После долгих препирательств он сказал, что не хочет дать нам ночлег, потому что мы французские шпионы. Он никак не хотел поверить, что мы австрийские граждане. Тогда я сказал, что мы - евреи.
- Если это правда, - возразил он, - покажите Десять заповедей.(?) Но у нас не было Десяти заповедей. Тогда хозяин вынес кусок хлеба.
- Как это называется на древнем языке?
- Лехем, - ответил я.
Наш добрый харчевник был удовлетворён. Голод и жажду мы утолили хлебом, маслом и пивом.
На следующий день в полдень мы прибыли в Бамберг и сразу пошли к господину Аврааму Нойцедлицу. Он прочёл письмо и принял нас благожелательно, предложив остановиться в его доме. Авраам Нойцедлиц был пожилой и спокойный человек, честный и богобоязненный, радушный хозяин и филантроп. По языку и одежде - настоящий еврей. В субботу и в праздники он просил нас к своему столу. На исходе праздника Йом - кипур, возвратившись из синагоги, он пригласил нас подняться на крышу, чтобы вместе святить луну молитвой. Когда этот добрейший человек стал читать молитву на своём ашкеназийском иврите, мы едва удержались от смеха. Но когда он начал подпрыгивать, (выкрикивая) "шалом алейхем" и при этом раскачивался (всем телом), тут мы не смогли сдержаться и громко расхохотались. Наш добрый старик посмотрел на нас с удивлением и ушёл. А на следующее утро он нам велел оставить свой дом.
К этому времени из нашего дома пришло письмо с указанием ехать в Лейпциг, где тогда происходила ярмарка. А там, возможно, найдётся способ отправиться домой.
Рано утром следующего дня мы вышли из Бамберга, с тем, чтобы к вечеру попасть в Бейройт. Но к ближайшему от города селу мы пришли только ночью. Хозяин придорожного трактира советовал нам переночевать у него, так как вскоре ожидается непогода. Поблагодарив его за совет, мы двинулись дальше. Не успели пройти и часа, как разразилась страшная буря. При этом стало так темно, что мы сбились с пути и попали в какой-то лес, где многие деревья были вырваны с корнем. Сверху на нас обрушился настоящий потоп, и мы насквозь промокли. Вдруг вдали мелькнул свет. Подойдя ближе, увидели, что это трактир, а из него раздавалась громкая музыка. Нас встретила хозяйка и сказала, что принять нас не может. Но посоветовала пройти немного дальше, к "Фантазии", куда нас впустят, и мы сможем спокойно провести ночь. "Фантазия" действительно оказалась чудным местечком недалеко от Бамберга.
Когда мы туда пришли, то застали только хозяина. Его семья была в городе, а гостей тоже не было. Как я уже заметил, мы насквозь промокли, и я попросил хозяина затопить печь. Нам принесли хлеб, масло и пиво - ничего больше здесь не достать. Моему брату Леопольду кусок не шёл в горло, он хотел только согреться. Не успел я поднести кусок ко рту, как увидел, что он лежит на полу без сознания. Я попросил хозяина, чтобы послали за доктором, но он ответил, что поблизости в округе доктора нет. Мы занесли Леопольда в комнату на первом этаже, раздели и положили на кровать. Сапоги пришлось разрезать...
———————————
На этом обрываются записки Моше Поргеса.
Приложение 1
Свидетельство, написанное на древнем языке и переведённое на немецкий
В понедельник, 7-ой день месяца кислев 561 г., т.е., 24 ноября1800 г. к бейт-дину*, подписавшемуся ниже, пришел здешний еврей-охранник, реб Вольф Липман Гамбургер, и (под страхом) тяжкого наказания свидетельствовал, и вот его слова:
- В прошлом году между Песах и Шавуот у нас появились три и еврея. Один из Дрездена, по имени Бен-Йона. По-немецки свое имя он написал так: Йонас Хойфзингер. Второго и третьего звали - Мозес (Моше) и Лев (Лейб, Леопольд), сыновья Габриэля Пориаса из Праги. Сюда они приехали из Оффенбаха, и ему, Вольфу Липману Гамбургеру, рассказали все, что с ними случилось в то время, когда они несколько лет находились у детей Яакова Франка, так называемого "Шенсошофера" (Ченстоховера), и были с ними в связи. Дрезденца воспитывал Йонас Вехели из Праги, двое других учились у своего отца, Пориаса (Поргеса), и он отослал их в Оффенбах к детям Франка. У Яакова Франка было трое детей - два сына и дочь. Эти трое и были руководителями "братства". Старшего звали Руах, (дух), ибо такой стих прочел (при его рождении) Яаков Франк: "И упокоится на нем дух Господа" (Исайя, 11,2).По-немецки имя его пишется (так): Рус (Рохус). Имя второго сына - Йозеф. Дочь назвали Рахель, но так как она крестилась, то теперь ее зовут Эва.
Эва Франк
Потом они еще рассказывали:
1) Они втроем помогали писать и рассылать те письма от Ченстоховера, для которых использовали красные чернила и которые направлялись всем еврейским общинам.
Они это делали по приказанию детей Яакова Франка и при этом работали со всем усердием. Им за это обещали большую награду от Всевышнего. Чтобы не бросалось в глаза большое количество писем, (отправляемых одновременно), часть писем они отвозили во Франкфурт, Ганау и в другие почты в округе.
2) Почти каждый день шла переписка между Оффенбахом и его представителями в Праге. Три сына Йонаса Вехелиса из Праги тоже были в Оффенбахе, и они вели книгу (имеется ввиду "Книга откровений": см. "Мемуары") в которой записаны различные события. Беженцы эту книгу унесли с собой и привезли сюда. В Оффенбахе находятся также два сына и дочь Менделя Ичи. Они вынуждены были снять с себя и отдать Эве, дочери Яакова Франка, жемчуг и другие драгоценности.
3) Они, (три прибывших парня) осмотрелись и увидели, что у Ченстоховера царит мошенничество, и поэтому решили прихватить с собою "Книгу" и другие бумаги, как свидетельство того, что там все ложь и обман. Они решили с этим приехать домой и отдать родителям, а самим стать на правильный путь. Но книга находится еще здесь, потому что они из Оффенбаха не поехали сразу домой.
4) В Йом-Кипур 560 , т.е.,1800 г. Руах совершил большие грехи и позорные поступки. Три горничные, в их числе и дочь Иче должны были после определенных подготовок и церемоний придти к нему в комнату и остаться там. (При этом) трое юношей стояли в карауле перед его дверью с оружием на изготовку. Там совершался блуд и вообще (грязные) дела, под предлогом, что ему, Руаху, стало известно от Святого духа, будто так необходимо было сделать, чтобы спастись от плохого приговора в этом году. А потом дочь Менделя написала отцу, что счастлива, что была избрана для этого. Эти три молодых человека еще рассказывали о многих гадостях и непотребствах.
5) Покойного Яакова Франка там считали богом. В специальной комнате находится кровать, красное бархатное покрывало и пара брюк. Каждый, кто заходит в эту комнату, должен опуститься на колени и произнести молитву Яакову Франку. Так делали и пражане, которые гостили в Оффенбахе. В этой комнате свет был погашен.
6) Трое детей Яакова Франка делали вид, будто обо всем они узнают От Святого духа. Почти ежедневно они сообщали о том, что ночью на них снизошло пророчество, или что во сне им было сообщено о каких-то вещах - и сразу через них это передается в виде повеления, которое необходимо исполнить.
Таким образом, они выманивают у людей деньги.
Так, один раз Аарон Бер и Йонас Вехели со своими семьями в Праге принуждены были организовать сумму в 5000 фл. (флоринов) серебром, и Аарон Бер был послан с этими деньгами в Оффенбах. Он прибыл туда в Песах 560 г. (1800 г.) и пробыл там три дня, пока не получил благословение. При этом он рыдал, а потом распластался в упомянутой выше комнате и сотворил молитву Ченстоховеру.
7) Соломон (Шломо) Церкови (Церкович), из Праги, передал Эве Франк много дукатов. И ещё он дал много денег трём детям Ченстоховера ради своего сына, Льва (Лейба), которые он привёз с собою в Оффенбах. (Теперь его, Церковича, зовут Яаков). Накануне праздника он дал много денег, как выкуп за свою душу, а в (праздник) Песах - как пасхальную жертву. В субботу ему остригли бороду, и за это он тоже должен был заплатить. Всё, (принадлежавшее) ему золото и серебро его принудили продать ювелирам. Даже облигацию на 2000 флоринов, которую он привёз с собой, он заложил у господина Гундорда во Франкфурте; оба сына Габриеля Пориаса присутствовали при этом, так как они сопровождали его во Франкфурт.
При этих обстоятельствах с ним встретились и беседовали господа Кенигсвартеры (?), которые тогда жили там (во Франкфурте).
Когда Соломон Церкови летом 5559 г.- 1799 г. - (снова) прибыл в Оффенбах со своим студентом (?), то и тогда дал большие деньги, чтобы выкупить векселя трёх детей Яакова Франка. Но после этого он ещё увёз в Прагу (много) золотых часов и шкатулок
8) Йонас Вехели, из Праги, получил от детей Франка задание привлечь как можно больше новых людей, чтобы они удостоились истинного счастья.
9) Во время их (молодых людей) пребывания в Оффенбахе, два человека лежали связанные в подвале у детей Яакова Франка.
10) Люди из Праги приезжали в Оффенбах по чужим паспортам, которые им доставали оффенбахцы.
11) И Мендель Ичин должен был отдать им многие тысячи гульденов. Рейзл Эгер тоже вынудили это сделать; она сначала не хотела подчиниться приказу, но её заставили. У Йонаса Вехели, у его братьев и близких было на руках много денег Соломона Церкови. (?)
12) Летом 559 г. - 1799 г. - все бондские (?) - Йонас Вехели, Габриель Пориас, Соломон Церкови и Мозес Гросфельд находились в Оффенбахе. Именно тогда было принято решение разослать письма по всему миру.
Несколько лет тому назад Йонас Вехели был в Оффенбахе со своим зятем Львом (Лейбом) Генингсбергером. Этот последний вернулся в Прагу почти что сумасшедшим. Йонас Вехели пытался его уговорить и повлиять на него с тем, чтобы он опять начал верить в них (во франкистов).
13) Они (три молодых человека) без ведома отца вырвались из франкистского заговора в Оффенбахе. Их отец, Габриель Пориас, - они показали его письма к ним, он писал им, что он напуган и недоволен их поступками. До сих пор это было свидетельство раби Вольфа Липмана Гамбургера; здесь..."
———————————
*Бейт-дин (с ивр.) - еврейский религиозный суд.
Приложение 2
В среду, 8 кислева 561 г., т.е., 25 ноября 1800 г., к нам сюда пришёл Раби Бер Шимон Эйхенхойзер, которого мы предупредили, что он должен дать свидетельство и под страхом наказания рассказать всю правду.
И вот что он сообщил:
"В конце прошлого лета здесь появились три парня: два из Праги - Мозес (Моше) и Лев (Лейб), дети Габриеля Пориаса; а третий - Йонас Хойфзингер из Дрездена. Сюда они прибыли из Оффенбаха. Ему, Эйфенхойзеру, они поведали о своём пребывании в ченстоховерской шайке, (т.е. у франкистов) и о том, как им удалось спастись от них.
Вот что ему рассказал дрезденец:
1) Из Дрездена он, как сирота, прибыл в Прагу с рекомендательным письмом к Йонасу Вехели. Йонас Вехели сказал, что намеревается приобщить его к настоящей Торе, а вместо этого привёл к ложной вере будто бы Яаков Франк - это бог и к другим глупостям того же сорта. Когда Йонас Вехели решил, что он (Дрезденец) уже достаточно подготовлен, то отослал его в Оффенбах к детям Яакова Франка. Там к нему отнеслись хорошо и доверяли больше, чем другим людям.
Так как их постоянно убеждали и обольщали, то молодые люди вначале были уверены, что там действительно всё свято и что дети Яакова Франка честные и праведные люди. Однако, когда они прожили там достаточно долго и осмотрелись, то поняли, что все пути и дела детей Франка происходят из гордыни и слабости. Они были поражены тем, что эти люди совершали в (праздник) Йом-Кипур. Они тогда стояли в карауле у двери и были свидетелями позорных, и не поддающихся описанию поступков. Дочь Менделя Ичи тогда долго рыдала, хотя потом и написала в письме домой в Прагу, что счастлива. И другие позорные и ужасные вещи они там видели и слышали.
И поэтому они решились вырваться оттуда. Но убежать от детей Яакова Франка оказалось непросто. Всё там было закрыто и заперто. И ещё они боялись, как бы кто-нибудь не прознал про их планы. Они ведь знали о судьбе двух людей, посмевших только выразить недовольство. Их связали, избили и держали в подвале на хлебе и воде.
Эти люди ещё были в подвале, когда трое парней совершали побег. Они дождались определённого часа, перепрыгнули через каменную стену и добежали до Франкфурта, а потом прибыли сюда.
2) Йонас Вехели - главный (среди франкистов) в Праге. Именно из Оффенбаха исходил приказ остаться Йонасу Вехели в Праге, чтобы там привлекать как можно больше новых приверженцев в свою веру. Когда у оффенбахцев (у франкистов) появилась нужда в деньгах, старший (сын Я. Франка) велел сообщить, что ночью ему было слово; он собрал людей - состоятельных - и растолковал этот сон таким образом: те и те люди должны дать столько и столько денег. По этому же поводу Аарону Беру Вехели из Праги велено было в течение трёх дней собрать 5000 фл. (флоринов). При этом говорится, что деньги пойдут на Божий дом и на нужды верующих. И Аарон Бер вместе с сыном Иче поехал в Оффенбах и привёз требуемую сумму.
Когда Аарон Бер Вехели прибыл в Оффенбах, он бросился в ноги Эвы, дочери Яакова Франка и плакал от радости, что удостоился счастья видеть её. Она, Эва, сказала: "Что он плачет? Я ведь всего-навсего бедная девушка". Аарон Вехели на это ответил: "Скромность как раз и является признаком величия".
Они соблазнили нищего студента из Праги, у которого было только 20 фл., и он пожертвовал их на божий храм в Оффенбахе.
3) Как-то однажды здесь проезжал Соломон (Шломо) Церковитц.
Свидетель, раби Бер Шимон Эйхенхойзер утверждает, что согласно рассказу молодых людей это было в 559 г., т.е., в 1799 г. Однако более точное время он вспомнить не может. Церковитц приехал в Оффенбах и привёз для Ченстоховеров деньги. В тот раз он вернулся обратно в Прагу. Но через год он снова приехал в Оффенбах со своим сыном и снова привёз много денег и драгоценных вещей. Прежде чем ехать в Оффенбах он спросил, следует ли ему сбрить бороду. На это ответили из Оффенбаха: "Ни в коем случае, борода священна." Но, когда он прибыл в Оффенбах, дети Яакова Франка однажды сказали , что Святой дух дал им знать: Соломон Церковитц должен в субботу остричь бороду и заплатить за это выкуп в размере 600 фл. В другой раз опять приказ: Соломон Церковитц обязан внести определённую сумму денег, но деньги пусть принесёт его сын лично Эве, как выкуп за сына. Так Церковитц и сделал.
На этом заканчивается свидетельство раби Бера Шимона Эйхенхойзера.
Приложение 3
В тот же самый день, в 8 день месяца кислев 561 года, т. е., 25 ноября 1800года, перед нами предстал студент по имени Йосеф Бер бен Хесль (Хешль?) Виншбах. Мы, согласно еврейскому закону, объявили ему, что он обязан под страхом наказания дать свидетельские показания и рассказать всю правду.
Он дал клятву и вот что рассказал: Прошлым летом некто Йонас Хойфзингер, из Дрездена, пришёл сюда из Оффенбаха. Он поведал студенту Йосефу Беру историю, которая с ним приключилась, до того, как он к нам прибыл.
Он, как сирота, воспитывался у Йонаса Вехели, в Праге. Йонас Вехели воспитывал его и обучал, а потом отослал в Оффенбах к детям Яакова Франка. Йонас Хойфзингер доверял Йонасу Вехели, и поэтому верил, что дети Яакова Франка - честные и праведные люди. Но вскоре у него открылись глаза, и он увидел, что это не так, что все их дела - обман. Сомнения его усилились после того, как однажды сын Яакова Франка, Йозеф предложил ему написать на древнем языке следующие слова: "Всё оружие царей будет передано в их руки". Йонас Хойфзингер написал это. Потом Йозеф долго разъезжал по свету. А когда он вернулся, то привёз много денег, а также золотую медаль с надписью: " Всё оружие царей будет передано в их руки". И он объявил, что медаль эта - чудесный и сверхъестественный знак. Йонас Хойфзингер слышал от одного из их приверженцев, что деньги, привезённые Йозефом, добыты чудодейственным образом. А медаль - это без сомнения дар небес. Именно благодаря этой сказке Йонас Хойфзингер понял, что они - мошенники и их помыслы - обманывать людей.
И ещё он рассказал: Однажды, когда пришло много денег из Праги, все мааминим, жившие в доме детей Франка, около 80 (персон), а также не проживавшие в этом доме, около 100 (персон), получили новые штаны.
Здесь заканчивается свидетельство Йосефа Бера Виншбаха.
Свидетельства, приведённые выше, - раби Вольфа Липмана (из) Гамбурга, раби Бера Шимона Эйзенхойзера и Йосефа Бера (из) Виншбаха выслушаны, записаны и сразу же переведены с древнееврейского на немецкий подписавшимися ниже членами (раввинатского) суда, в городе Фирте, 3-го декабря 1800 год.
Шломо hаКоен (Соломон Кац) - главный раввин Фирта.
Ашер Элиас - второй раввин.
Приложение 4
Важное сообщение
В четвёртый день недели, 18 сивана, в вечернее время, пришёл...24 сюда, в святую общину Колин,25 и в день накануне святой субботы вошёл в дом господина председателя суда, светоча Израиля, (и просил), чтобы господин председатель суда, светоч Израиля, вместе с членами суда (выслушали) его. И господин председатель суда несколько раз отклонял (его просьбу).
Тогда, в первый день недели, 22 сивана, через полчаса после вечерней молитвы Аравит, (он) опять пришёл в дом господина (судьи) и с великими рыданиями и такими словами (сказал): - Пусть мне назначат покаяние, какое хотят, я всё выстою. Пусть господин поставит около меня сторожей, чтобы я в день поста не ел и не пил.26 А если мне запретят вернуться в Тришт, я тоже выполню и останусь в своём доме и удовольствуюсь малым. Разве я так сильно согрешил, что не хотят позволить мне покаяться?
И ответил господин председатель суда, светоч Израиля:
- Что можно от Вас ожидать, если Вы, отрицающий Создателя, храните письма, которые были обнаружены в Праге от…….,27 да сотрётся имя его, к этому……28 И там, в двух ваших преступных письмах сказано о Яакове-боге. Такое писать и верить в падаль, которая давно гниёт в земле! Вы действительно думали, что, не дай Бог, Яаков Франк, будь он проклят и да сотрётся имя его, есть бог, горе вам и душам вашим проклятым?
И ответил …., упомянутый выше:
- Да, это правда. Они говорят, что он есть бог; они говорят, что царь людей может переодеться в простолюдина и т.п.
И говоря так, он зарыдал.
Сильное беспокойство вдруг охватило господина судью, светоча Израиля, потому что он был один. И он, несмотря на поздний час (десять часов вечера),
Смерть Якова Франка
немедленно послал за господином Нисаном, светочем Израиля, украшением поколения. И когда он пришёл в дом господина судьи, тот обратился к...., упомянутому выше с такими словами:
- Повтори перед господином Нисаном то, что ты прежде рассказывал мне.
И тот так и сделал, и ясно сказал, что они считают Яакова Франка, будь проклята душа его, богом. После этого ему сказали, что не могут наложить на него покаяние, потому что речь идёт о (нарушении) заповеди Всевышнего, да благословится Имя Его. И ему велели идти домой.
А назавтра, в понедельник,......, выше упомянутый, пришёл в бейт-мидраш и при открытом ковчеге Торы с большими рыданиями повинился перед всей общиной, что эти проклятые злодеи завели его, за грехи его тяжкие, в преисподнюю. И раскаивался полным раскаянием, чистосердечно, на сегодня и на будущее. И после...., упомянутый выше, своё раскаяние изложил на бумаге, всё ясно и правильно описал и попросил имеющий власть справедливый суд проявить милость к нему и принять его покаяние. И в той же бумаге он написал, что клянётся не подходить к этой проклятой секте и в частности к...... ,29 да сотрётся имя его, ближе, чем на четыре ама.30 И подписал своё имя. И ещё написал, что принял наказание из рук господина (судьи), светоча Израиля, который допустил покаяние. И всё время продолжал рыдать.
Он сам признался, что был в Оффенбахе со злодеем......31 несколько дней, о чём на допросах, несмотря на долгие уговоры, не открыл. (И они опять сомневались, можно ли разрешить ему покаяние, так как речь идёт о нарушении заповеди Всевышнего, да смилостивится Он над нами). И всё-таки суд очистил (его) и....., упомянутому выше, предложил нравоучительные книги, а именно: " Аптекарь",32 "Начала мудрости",33 а также нравоучения и сочинения Рамбама.
Пока судьи рассуждали, может ли письменная клятва помочь или нет,....., упомянутый выше самовольно начал читать недельную главу Торы34 , а потом перед встречей субботы взошёл на биму35 и опять стал каяться перед собранием всей общины, от мала до велика, перед известными гостями, которые были остатками великих общин,36 и при этом рыдал и клялся, что на четыре ама не приблизится к ним, о чём уже было записано в бумаге, копию которой........, упомянутый выше оставил себе.
Суд расспрашивал....., упомянутого выше устно. И в этот день, в день первый, в начале месяца таммуз снова пришёл......, упомянутый выше в суд справедливости, чтобы на него наложили покаяние. Таким образом, суд решил, в конце концов, ещё раз его обо всём расспросить и составить протокол, который .....,упомянутый выше, сам изготовит.
Всё услышанное переложено на бумагу.
(Далее следует протокол, который гласит):
Вопросы, которые были заданы ....., упомянутому выше, гаоном, главой суда, светочем Израиля, нашим учителем и учителем Торы господином Нисаном, светочем Израиля.
Ответы ....., упомянутого выше:
1. Вопрос. Что тебя заставило вернуться в лоно веры сейчас, а не раньше? М.б., это только потому, что раби Меир Гаршиц не желал тебя больше держать на службе?
1. Ответ. Господу, благословен Он, известно, что всё то время, когда я был связан с этими злодеями, я был растерян и сомневался и об этом я уже раньше, в полдень, говорил перед судом справедливости. Они несколько раз видели, что я плакал и был в слезах, и они меня успокаивали. И постоянно сердце моё болело внутри и укорачивало мне жизнь.
Они всё время писали, чтобы я поехал в Прагу, но я не хотел. Но (по велению) свыше случилось так, что я поехал в Тришт, к раби Меиру Баруху, украшению святости, и благодаря этому порвал с ними. Но сейчас в Праге было обнаружено письмо и оно стало известно также и в Триште и меня община и суд начали, во Имя Господа, преследовать. И я произнёс благодарственную молитву, за то, что благодаря Небесам открылись мои прегрешения, и пришёл Хозяин долгов взыскать их. Почему я и решил пойти в свой дом, получить прощение, не ожидая приезда господина Машока Феста, украшения святости и светоча Израиля, хотя он запретил мне до своего возвращения трогаться с места. Что же касается моего отъезда в Тришт, то я сделаю так, как решит суд справедливости. Об этом я уже объявил.
2. Вопрос. Кто тебя развращал и вовлекал в эту зловредную веру и чем тебя искушали? В чём состоит их ложная вера?
2. Ответ. Поначалу у меня были близкие отношения со злодеем .... ,37 да сотрётся имя его, почти целый год. Иногда он показывал мне один только стих, иногда какую-нибудь главу, странную и непонятную, и всё это входило в мои уши. Потом говорили о таких столпах мира, как наш учитель, раб Божий, Моше; царь Давид; царь Шломо; о сыновьях Эли;38 о Шимшоне,39Гидеоне,40 Даниэле. Он также объяснял, что если у больших людей замечают большой грех, то нельзя это вменять им в вину, так как может быть, это делается во имя Небес, чтобы что-то исправить. Потому что вся их работа - отобрать добро и отделить его от зла. Из-за этого я стал пренебрегать постами. Он постоянно побуждал меня поехать в Прагу, к злодею.....,41 его зятю, ибо они могут мне больше рассказать и лучше всё объяснить. Таким образом, я несколько раз побывал в Праге и посещал злодея.... ,42 который показал мне некоторые из Агадот,43 Мидрашей44 и Зоhар,45 а также подготовил к вере Шабтая Цви.46
Шабтай когда-то много чудес показал. А Натан,47 да сотрётся имя его, пророчествовал, что Шабтай Цви, будь проклята душа его, - это настоящий Машиах. Этот Натан представлял(?) МИР СОТВОРЁННЫЙ (Шабтай Цви, да сотрётся имя его, пренебрёг (мнением) этого Натана, а это значит, что он отвергал Тору с её заповедями. И (по его мнению), останется только внутренний свет Торы, полученный ею тайно из мира (Ацилут). А заповеди отменяются полностью. На это ложный пророк Натан ответил:
-Он убил меня!48
А то, что он (Шабтай Цви) принял ишмаилитскую веру - это только чтобы снять с их учения скорлупу и вынуть то хорошее, что в нём есть.
После него встал Берахья,49 да сотрётся имя его, который тоже открыл удивительные тайны. Он тоже стал ишмаильтянином, как и упомянутый выше и имел много приверженцев. Однажды он дал важный знак людям, сопровождавшим его: тот, кто станет на место, им указанное (я это место забыл) и сделает там значительный шаг, который оставит знак на этом месте, - именно за этим человеком должно следовать, именно этот человек - учитель. После этого он от них ушёл. Я не знаю, до праздника Йом-кипур или во время праздника. На том месте у моря, куда ушёл Берахья, был найден младенец, и в тот раз (тогда) родился Яаков Франк.
Когда он (Яаков Франк) устроил свадьбу, то после полуночи услышал, что люди, присутствовавшие на свадебной трапезе, требуют кофе с молоком. Он закричал, что это (недозволенное) смешение мясного с молочным. Тогда ему объяснили: так по вере Шабтая Цви и Берахьи.
Итак, этот Яаков Ф. сказал: когда придёт Машиах, он станет ему служить и будет перед ним рубить деревья и черпать воду. После этого - не могу сказать точно когда - прошёл слух, что он пришёл на место, указанное Берахьей, да сотрётся его имя, и то место стало заметным. И тогда он пошёл в Салоники, а оттуда и в другие города, и за ним последовали многие люди.
Один раз он начал петь, для того чтобы свершились большие чудеса. Люди, сопровождавшие его, записали эту дату. Потом, многие прибывшие к нему из-за моря, рассказывали, что им пришлось пережить и от каких опасностей они спаслись. И, (сравнив даты), его люди увидели, что он пел как раз в то время, когда те (паломники) находились в большой опасности.
Тогда же он разослал посланцев в Константинополь и в другие города и страны.
Он тоже принял ишмаилитскую веру, но некоторое время спустя сказал, что переходит от ишмаильтян к эдому50 и уехал в Польшу, в Ченстохов. Там его обвинили в глумлении над их верой, чтобы его схватить. Так и случилось. Он сидел некоторое время в тюрьме, пока не пришли русские и выпустили его. Оттуда он со своими людьми уехал в город Брин, где прожил 14 лет, как (праотец) Яаков в доме Лавана. А потом он поехал в Оффенбах, который они называли Бер-Шевой для семи курфюрстов рейха (?).
А ещё про него говорили, что он большой страдалец. Один раз его секретарь заметил, что он не находит себе места от боли. Тогда секретарь пожелал, чем наблюдать эти муки, пусть они лучше перейдут к нему. И сразу они перешли к секретарю, и он стал сильно кричать. И этот Яаков Франк сказал:
- Видишь ты, злосчастный, я ведь знал, что никто не может переносить боль, так как я. И немедленно освободил его от страданий и забрал их себе.
Они также говорили, что вся 53 глава Исайи намекает на него. Несколько раз он им говорил, что уйдёт от них, и они не понимали, что он имел в виду смерть. И вскоре он умер и был погребён там же, в Оффенбахе.
После этого его люди сказали, что так долго были с ним, но не знали, какому господину служили; что он действительно есть бог и правда и что он расцветёт из земли.
Но я сам совершил только то преступление, что верил, будто этот Франк, да сгинет его душа, есть бог и Машиах. Те дни, что я провёл в Оффенбахе - это мерзость и треф. А ещё я там ел молоко (с мясом), и запрещённое, и пренебрегал постами.
3. Вопрос. Так как эта проклятая секта составила много клеветнических документов и писем, мы хотим, чтобы все документы, которые находятся у тебя, ты отдал в наши руки.
3. Ответ. Хотя я сам написал несколько писем, но никогда .....,51 да сотрётся имя его, ни одно из них не оставлял у меня на ночь, тем более те, о которых мы спорили. А сейчас, когда я шесть месяцев находился в Триште, у меня остались только несколько забытых им листов, которые я хочу отнести в бейт-дин*. Я дал клятву их писаний больше не читать.
4. Вопрос. Ты был в Оффенбахе. Расскажи, каковы их дела и поведение. Как Ш....52 там и на этом пути себя вёл?
4. Ответ. Я там многого не видел. Знаю, что большую часть времени он был занят экзерсисами (воинскими упражнениями). По приказу случалось слушать о видениях, о которых всегда сообщали утром, на общих сборах. Видения бывали у Яакова Ф., у его дочери и у двух её братьев-Йозефа и Раха.
По праздникам посещали церковь. Не ехали туда, только если в видениях это запрещалось. (....).Никогда там не было сватовства.
Там у меня была комната для сна, вместе с Ш .... . С нами жил ещё один из наших. Днём мы все вместе бывали только на трапезах, куда нас приводили дети Г53 .... Остальное время были только втроём. Меня спрашивали или я хочу там остаться. Но я нашёл причину, из-за которой не мог и не хотел у них жить.
5. Вопрос. Кто писал красные письма, и почему - красные?
5. Ответ. Красные письма писали люди, жившие в доме. Никого из них я не встречал больше. В Тришт один приезжал и сразу сгорел (?). Я его не видел. Причина, почему письма красные в том, что чёрная краска там не применялась ни для одежды, ни для письма. И это (по приказу, полученному) в видении.
6. Вопрос. Кто их завёл в эту проклятую, лживую веру?
6. Ответ. Злодей И. ... ...и его зять, и брат раби М. ... ...ат раби...., зять раби Х. ... ...., М. ... ... и его брат И. ......,раби Г. ... ..., Н. ... ..., П. и его брат М. ... ...54
Всё сказанное на двух этих листах записал самолично, и действительно как полагается, подписал своё имя, сегодня, в третий день недели ,24 сивана 560 г. по краткому еврейскому счислению.
М.. ....
Перед бейт-дином говорил этот господин М... Всё, что было сказано, всё записано его рукой на двух листах, записал перед нами и подписал своё имя.
Святой Элиэзер Калир.
Святой Нисан Келин.
© Взято: http://berkovich-zametki.com/2005/Starina/Nomer9/Mazur1.htm
© Psyoffice.ru
1 С.Дубнов. Яков Франк и его секта христианствующих. "Восход". 1883. Йосеф Клейман. Мораль и поэзия франкизма. "Еврейский альманах". Петроград. 1923.
Гершом Шолем. Основные течения в еврейской мистике" Иер-М. Гешарим. 2004, глава 8.
Еврейская энциклопедия.1913 г., статья "Франк, Яков".
Краткая еврейская энциклопедия, статья "Франк Яков". назад к тексту>>> . .
2 Морену (с ивр.) - наш учитель. Почётное звание учёного еврея. назад к тексту>>>
3 Поргес Габриель (1738-1824).Отец автора "Записок". Принадлежал к известной в Праге семье Поргесов (Пориасов). назад к тексту>>>
4 Танах (с ивр.) - аббревиатура. Так евреи называют древние священные книги: Тору (Пятикнижие), книги Пророков и Писания. назад к тексту>>>
5 Давид Поргес (1770-1845), д-р медицины, работал врачом в Праге. назад к тексту>>>
6 Крамер Карл Готлоб, (1758-1817) - автор рыцарских романов. назад к тексту>>>
7 Шпиес, Кристиан Генрих, (1755-1799) - плодовитый автор рыцарских романов. назад к тексту>>>
8 Ченстоховер - так называли Я. Франка, так как он около 13 лет пробыл в заточении в ченстоховской крепости. (Польша). назад к тексту>>>
9 Машиах - по еврейским верованиям, грядущий избавитель еврейского народа, мессия. назад к тексту>>>
10 Шехина (с ивр.) - одно из основных каббалистических понятий - Божественное присутствие. назад к тексту>>>
11 Гвира (с ивр.) - госпожа, матрона. Дочь Я.Франка при рождении получила имя Абара (Евр. энц. 1913., статья "Франк"). При крещении её назвали - Эва. назад к тексту>>>
12 В 1797 г. Наполеон в Италии разгромил австрийские войска. Видимо, поэтому срочно рекрутировались новобранцы. назад к тексту>>>
13 Махане (с ивр.)- лагерь. назад к тексту>>>
14Польский двор - так в Оффенбахе называли дом Я.Франка. Франкистов соответственно - поляками. назад к тексту>>>
15 Мааминим (с ивр.) - верующие. Здесь, сторонники учения Я.Франка. назад к тексту>>>
16 Цинский М.М. - секретарь Эвы Франк. назад к тексту>>>
17 Т.е., Эвы Франк. назад к тексту>>>
18 Эйнсоф (с ивр.) - Бесконечное. Название Бога в Каббале. назад к тексту>>>
19 Эдом - христиане. назад к тексту>>>
20 Ишмаель - мусульмане. назад к тексту>>>
21 Сфира (мн.ч. - сфирот), одно из десяти основных понятий в Каббале. назад к тексту>>>
22 Малхут (с ивр) - царство. Имелся в виду Я.Франк. назад к тексту>>>
23 Фирт, Фюрт (Furt)-город в Баварии, северо-западнее Нюрнберга. назад к тексту>>>
24 Здесь и далее, если не оговорено специально, отточиями обозначено имя кающегося франкиста. назад к тексту>>>
25 Колин - уездный город в Чехии. назад к тексту>>>
26 Франкисты не соблюдали еврейских предписаний о постах. назад к тексту>>>
27 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
28 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
29 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
30 Ам - мера длины, равная локтю. назад к тексту>>>
31 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
32 "Аптекарь"- сочинение средневекового еврейского писателя, экзегета и моралиста, Элъазара бен Иеhуды из Вормса (1165-1230). Переиздание: Кремона.1557. назад к тексту>>>
33 "Начала мудрости" - автор - Элияhу бен Моше де Видас (или Видаш). Книга издана в 1575 году. назад к тексту>>>
34 -одна из глав книги (Исход) в Торе (Пятикнижии). назад к тексту>>>
35 Бима (с ивр.). Здесь: возвышение в синагоге, куда вызываются молящиеся для чтения недельной главы Торы. назад к тексту>>>
36 Остатки великих общин - речь идёт об общинах, уничтоженных при погромах. назад к тексту>>>
37 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
38 Сыновья Эли - сыновья Элиава, начальника из колена Звулонова, восставшие против Моше. (Бемидбар, в христианской традиции-Числа-16;12) назад к тексту>>>
39 Шимшон - герой, один из судей израильских. (Шофтим, Книга судей; 13;24) назад к тексту>>>
40 Гидеон (точнее: Гидъон) - Пятый судья израилев. (Шофтим, Книга судей; 6,7 и 8 главы) назад к тексту>>>
41 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
42 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
43 Агадот (с ивр., мн. ч. от "агода") - притчи, легенды, проповеди, нравоучения в Талмуде. назад к тексту>>>
44 Мидраш (с ивр.) - сборники толкований на книги Танаха. назад к тексту>>>
45 Зоhар (с ивр. - сияние) - одна из главных каббалистических книг. назад к тексту>>>
46 Шабтай Цви (1625-1676)-основатель саббатианской секты в иудаизме. назад к тексту>>>
47 Натан - Натан из Газы (1644-1680) - пророк Шабтая Цви. назад к тексту>>>
48 Здесь, каббалистический спор о двух мирах: мире Ацилут (излучение), предшествовавшему всему сотворённому, и мире Бриа (творение). Этим восклицанием Натан признаёт себя побеждённым. назад к тексту>>>
49 Берахья (1695-1740)-племянник второй жены Шабтая Цви, со смертью которого пресеклась саббатианская "династия". Жил в Салониках. назад к тексту>>>
50 Т.е., принял католичество. назад к тексту>>>
51 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
52 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
53 Имя неизвестно. назад к тексту>>>
54 Эти имена расшифровать не удаётся. назад к тексту>>>