Давид Гинцбург. Каббала – мистическая философия евреев

Давид Гинцбург.

Предисловие

Предлагаемый труд, насколько мне известно, есть первое самостоятельное сочинение о каббале на русском языке. Автор – ученый гебраист и арабист – сумел в небольшом объеме вместить обильнейший материал, взятый из первых рук. Написанная по моему предложению для «Энциклопедического Словаря» Брокгауза-Ефрона, но признанная слишком специальной и не довольно популярной для большого круга читателей общей энциклопедии, эта статья находит себе законное место в специальном отделе философского журнала^[i].

Каббалистическая теософия не есть система единичного мыслителя, или отдельной школы, а целое своеобразное миросозерцание, слагавшееся в течение долгих веков. Хотя этому гигантскому дереву гораздо более тысячи лет, но оно до последнего времени давало живые, хотя не всегда здоровые отпрыски. Корни его скрываются в темной глубине еврейской и еврейско-халдейской религиозной мысли, а видимыми для исторического взгляда ветвями оно сплетается с гностическими и неоплатоническими умозрениями. Но обращать внимание на одни эти поверхностная ветви и во всей каббале видеть только видоизменение неоплатонизма было бы почти такой же ошибкой, как если бы из поздней обработки каббалистических книг в XIII и XIV вв. стали выводить средневековое происхождение самого каббалистического учения, содержащегося в этих книгах.

На самом деле каббала не есть продукт ни средневекового, ни александрийского мышления. Неизгладимую печать её древнееврейского происхождения и существенное отличие её от неоплатонического учения мы видим в особом первобытном реализме и цельном монизме этого своеобразного миросозерцания. Характерное для всей греческой философии и вполне сохранившееся в неоплатонизме противоположение между миром умопостигаемых сущностей, областью истинного, подлинного бытия, и миром материальных явлений – это дуалистическое противоположение совершенно отсутствует в каббале: для неё материальный мир есть только последняя крайняя степень реализации или воплощения истинносущего. И все четыре  мира, признаваемые каббалой (мир сияния, мир творчества, мир созидания и мир делания) суть только четыре главные степени этой реализации одного и того же абсолютного содержания. Тогда как в неоплатонизме постепенный переход от сверхсущего Единства или Блага чрез мир умов и идей к миру душ и тел понимается только с отрицательной стороны, как нисхождение, помрачение, падение, каббала видит здесь и положительную сторону: завершение, воплощение истины до конца, осуществление полноты бытия. И в высших мирах ничто не мыслится отвлеченно, а всё представляется в своем конкретном образе, имеющем соотносительный, идеально и реально с ним связанный образ в мире низшем. Во всех мирах, кроме единства содержания, утверждается также и единство общей формы, и эта единая, всеобъемлющая форма есть форма человеческая. Человеку на земле соответствует человек на небесах, и все основные человеческие элементы и отношения гармонически осуществляются на различных степенях мироздания, по которым, как по Иаковлевой лестнице, сходят и восходят небесные силы. Эта идея человека как абсолютной и всемирной формы, совершенно чуждая греческой философии, есть подлинная библейская истина, переданная христианскому миру апостолом Павлом.

Реально-мистическая связь всего существующего, как воплощения единого абсолютного содержания – вот исходная точка или основной принцип каббалы; сознательный и систематический антропоморфизм – вот её завершение. Мистика чисел  букв и имен входить сюда как подчиненный элемент, неотделяемый от руководящих антропоморфических идей.

Предлагаемая ученая статья о каббале, имеющая преимущественно исторический и историко-литературный характер, передает метафизику каббалистов лишь в самых главных чертах. Для читателей неориенталистов, желающих ближе познакомиться с подробностями этой метафизики, кроме сочинений, указанных автором, были бы полезны еще два следующих: Knorr de Rosenroth^[1] «Cabbala denudata» – 2 больших тома in 4⁰, где находятся, между прочим, в латинском переводе книга Зогар и книга Исаака Лурии De revolutionibus animarum^[2]; и Molitor^[3] «Die Tradition oder Philosophie der Geschichte» – оставшееся неоконченным многотомное сочинение с обширными выписками из каббалистов и глубокомысленным толкованием каббалистических принципов.

Из христианских каббалистов. кроме упомянутых в статье барона Гинцбурга, следует назвать еще англичанина Роберта Флудда^[4] (De Fluctibus), француза Вильгельма Постэля^[5] и немца Генриха Кунрата^[6]. К ним же следует причислить и знаменитого Свенденборга^[7]. Хотя сам он, по-видимому, вовсе не был знаком с писаниями каббалистов, но его система в самых основных и интересных пунктах совершенно совпадает с их учением, что едва ли было бы возможно, если бы каббала была только аберрацией иудейских умов.

Для русских читателей, совершенно незнакомых с послебиблейским еврейством, я снабдил текст автора несколькими пояснительными примечаниями, отмеченными моими инициалами.

Владимир Соловьёв.

——————————————————————

Каббала, мистическая философия евреев

Когда, преследуя истину в известном направлении, человеческий ум доходит до крайних пределов, до которых может довести избранный им метод мышления и убеждается, что пропасть, отделяющая его от мировой правды, всё еще представляется зияющею бездной, он понимает недостаточность способов мышления, связанных исключительно с изучением мира внешнего, возвращается в себя и пытается, в своем мышлении, отрешиться от условных законов вселенной, чтобы постигнуть сущность бытия вне зависимости от трех измерений. Нарождается мистика, повсеместно царящая в наши дни; но мистическое учение, как бы тесно оно ни было связано с нравственным обликом мыслителя, полагающего весь смысл, своего существования в созерцании божества, получает характерную окраску от того рода теософических упражнений, которыми он, в силу своего воспитания и в рамках  полученного образования, надеется приблизиться к намеченной им цели. Сильно развитая, вследствие безнадежного разлада между: горькою действительностью и мощным полетом мечтаний, еврейская мистика призвана играть немаловажную роль в изысканиях естества, на нематериальной почве душевных порывов, вне житейских условий общения ума с миром пространства и рассудочного познания. Обзор еврейской теософии имеет более чем историческое значение; она, правда, выродилась ныне в своих внешних проявлениях, но в ней кроется не одна истина, над которой стоит призадуматься, и не одна ошибка, которая вела к роковым недоразумениям, первая послужить на пользу, вторая будет в назидание. Настоящий краткий очерк не имеет, конечно, столь широких притязаний; но он может способствовать ознакомлению с целою школой, произведения которой нелегко одолеть, несмотря на присущий им глубокий интерес. Составляя его, я старался придать ему вид не простого компендия всюду известных фактов, и он, еще до выхода в свет, был полезным в деле распространения, среди читающей публики, знакомства с учением «каббалы».

Самоё слово «каббала» требует разъяснения и проливает некоторый свет на внутреннее значение известной под этим именем еврейской мистики.

Корень «кбл» применяется ко всякому принятию или восприятию на арабском языке, родственном еврейскому, каббала получила, между прочим, юридический смысл поруки, и проникла в Россию со многими другими мусульманскими понятиями и воззрениями. Принятие Торы Моисеем на Синае обусловило собою дальнейшее восприятие всякого учения, зиждущегося на авторитете при отсутствии или помимо логического доказательства: пророческие книги, боговдохновенные писания слывут «каббала» в вавилонском (Ros Hasdnah 7^а, 19^?) и иерусалимском (Hallah, гл. I, ст. I, л. 57, столбец 2, почти в начале) Талмудах; признанное толкование текста, установленное добросовестным преданием разъяснение закона примыкают к священным словам,  и раввины, в различных местах Талмуда, заявляют о готовности сложить оружие перед противником в ученом диспуте: im qabbalah by neqabbel – «если это традиция, мы примем ее». Понятно, и эзотерическое учение стало называться этим именем, между тем как второе слово для выражения предания «массора» – передача, вручение (Моисей принял, «qibbel», Тору с Синая и передал, «masar», ее Иисусу Навину), заключающее в себе оттенок воздействия и участия в самом процессе традиции, приурочено было к ограждению внешней оболочки божественного учения, текста Библии, от вольных и невольных искажений. Устная передача истин «каббалы» естественным образом проникла в письменность, сперва в темных, сбивчивых намеках, имеющих смысл только для посвященных, или же в виде популярных легенд – прелестных отзвуков неисповедимых тайн; а по мере удаления от своей колыбели – в форме всё более и более полных сочинений, пока, приняв определенный характер к концу ХII-го столетия, в пору расцвета мистицизма, она не породила замечательной литературы, которая в течение нескольких веков обогатила письменность незаурядными памятниками человеческого ума рядом с целым ворохом грубых продуктов изуверства или надувательства. Сопряженная с каббалою тайна и замкнутость кружков, в которых она преподавалась, породили французско-английско-немецкое «cabale» в смысле тайных происков, козней.

Космогонические вопросы издавна волновали умы: книга Бытия была благодатною почвою для развития теорий о маасе берешит (о первом начале мира). Богоявление, которое нашло себе выражение при постройке храма (I Паралип. ХХVIII, л. 8), вдохновило особенно Иезекииля; мистицизм его в маасе меркаба («выезд» божества) долго препятствовал принятию его в канон св. Писания; однако, не взирая на его ассиро-вавилонские образы, он только шел по направлению, начертанному Исаиею (гл. VI) и псалмопевцами (Псалмы XVIII, LXVIII). Ангелология постепенно расширяла свои владения в самом тексте Библии, по мере удаления идей Бога от антропоморфизмов (отсюда различие выражений в повествовании о приготовлении к разрушению Содома и о призвании Гедеона). Магия (внушение) и некромантия (спиритизм) то скрывались, то явно выступали, но пророчество в своих различных видах лишь освящало в глазах народа стремления к познаванию тайн природы и к общению с духовными силами вселенной. Моисей, отец религии, и Илия, могущественный чародей в пору яркого блеска государственности, остались в народной памяти обладателями сверхъестественного дара властвовать над стихиями, наравне с Самуилом (Пс. ХСIХ), слава которого затмилась светлой и мощной личностью царя Давида. Величавый образ Авраама и могучая власть Соломона возбуждали фантазию позднейших поколений. А в годины несчастия эсхатология утешала их под именем грозного Исаии (XL—LXVI) и личиною вещего Даниила (ср. Иезек. ХIV и ХХVIII).

Магия содействовала построению храма (ТВ. Iuma 35²); мудрый Соломон парил над демонами; Сатана, супостат человеческого рода, показывается в обновленной части Иова; Херувимы (род сфинксов) и Серафимы (ср. Числа XXI с египетским uraeus) принимают в свою среду разных слуг Божиих, Гавриила (у Даниила, у Луки I, 19), Михаила (у Даниила, и в Апокалипсисе ХII, 7), Рафаила (кн. Товита) и других ангелов на иль (=??, по еврейски Бог),  теперь их насчитывается несколько десятков, отринув низшего Саммаила (в Мидрашах – яд Бога), персы дали Асмодея, царя демонов и гениев. Знакомство с греками породило Метатрона (у трона^[ii]), прозвище того, «чье имя, как имя его Владыки» (ТВ. Sanh. 38^b), именно архангела Михаила («кто как Бог»; ср. иерус. таргум к Исх. XXIV). Раши, комментатор XI века из Труа, замечает, что число, составленное буквами Метатрон, равняется сумме букв Шаддай – Всемогущего; образ его всё рос в воображении мистиков. Страшная Lilith (ТВ. Erub.18^b; ВВ, 73² etc.) и повелительница духов Аграт, дочь Махлат (Midr. Rabba, Num. 214^b) попадаются в старинных преданиях. Вера в силу слова вывела из употребления «имя Бытия» (Исх. III, 14) для Превечного (Исх. XX, 7); оно было заменено именем «Господь» во всех чтениях и раздавалось только один раз в году в святилище (Mischna  Iuma VI); но тайно передавалось еще название из 12 букв (против двенадцати знаков зодиака) и даже из 42 (т.е. 30 дней   и 12 месяцев, ср. Вег. 32^b; ср. еще количество городов, принадлежащих духовенству, Ч. XXXV, 6 и Иис. Нав. XXI, 39, в несогласии с I Парал. VI); Раши не знал их составления (Qidd. 71²), но мистики придали к ним 22-х буквенное имя по числу букв алфавита, источника всякого знания и ключа ко всем магическим формулам, и наконец, 72-х буквенное по увеличенному на единицу числу племен земли, а также членов верховного судилища – сангедрина – (небесное судилище как бы  соответствовало земному; так земной Иерусалим – отражение небесного). Магические формулы (по Sanh. 91^а, праотец Авраам завещал их своим детям; они-то и суть «подарки» кн. Бытия, XXV, 6) суть обыденное явление (Sabb. 67²), амулеты-камеи не считаются суеверием (Levy Neuh. Lex. s. v. Kemia). Шедим (демонов) нашли в книге Экклезиаст II, 8; из боязни встретиться с ними избегали развалин. Пророк Илия беседовал с праведными мужами. Тела усопших вне Палестины благочестивых людей должны скатываться туда, чтобы обрести свои души (Ier. Keth. XII, 35^b). Хиббут гакевер – сечение огненными прутьями в гробу, предоставленное позднее ангелам-мстителям, уже виднеется в ВВ. 58^a. Всё это – созерцательная (iynnith) и прикладная (maasit) каббала; но для всего её последующего строя важны места вроде ТВ. Hagigah II^b – 16², которым соответствуют в Иерусалимском Талмуде листы 76^d – 77^d; в виду более раннего составления Иерусалимского Талмуда (до раздела Римской империи) мы остановимся на нём. Несвязный рассказ касается I и II веков по P. X. и доходит до III и даже начала IV века^[iii].

Мишна... Не излагают космогонии в присутствии двух, а теософии в присутствии одного, разве он умен и понимает от себя. Кто созерцает 4 предмета, лучше бы тому не родиться, на свет: а именно, что сверху, что снизу, что спереди, что сзади. Кто не оберегает чести своего Владыки, лучше бы тому не родиться на свет. Гемара... Заповедь: а теософии в присутствии одного – в духе р. Акибы (современник императора Адриана); все согласны, что она имеет целью внушить человеку охрану чести Владыки его. Не так проповедовал Раб (действовал в Вавилоне в первой половине III века): человеку не дозволено высказывать свое мнение при наставнике, разве если он видел или служил (т.е. сам имел видения или выслужил свой срок послушничества по окончании учения); как он делает? Сначала наставник раскрывает перед ним тезисы стихов и соглашается (на развитие темы учеником). Р. Хийя (дядя Раба) от имени Р. Иоханана (младший современник Раба, живший в Палестине): у Rabbi (составитель Мишны, наставник р. Иоханана) был ученик с живым умом, который, развив главу из теософии против мнения Rabbi, был поражен язвою. В этом вероучении будто две стези, одна огненная, другая снежная; клониться туда – погибнуть от огня, сюда – от снега; что же делать? – идти посредине. Рассказывают про Rabban Иоханана бен-Заккай (современник разрушения храма), что он однажды ехал на осле, а р. Лазарь б. Арах, следовавший за ним, сказал ему: «Рабби, преподай мне главу из маасэ-меркаба». Тот ответил: «Не так ли учили мудрецы. И не меркаба, разве умному, понимающему от себя?» — «Рабби, дозволь мне слово сказать при тебе».— «Говори». Как начал р. Лазарь б. Арах излагать маасэ-меркаба, р. Иоханан слез с осла: «Неприлично мне верхом слушать провозглашение славы Владыки моего». Пошли они и сели под деревом; огонь спустился с неба и окружил их, а ангелы служебные стали плясать перед ними, как свадебный поезд радуется перед женихом. Отозвался один ангел из пламени: «По твоим словам, Лазарь б. Арах, так и есть маасэ-меркаба». Не медля, разверзли деревья свои уста и запели гимн: «Се поют  все деревья лесные (Псалом ХСVI, 12)». Как кончил р. Лазарь б. Арах про маасэ-меркаба, встал р.Иоханан б. Заккай и поцеловал его в голову (и тут же расхвалил его). Как услышали р. Иосиф священник и р. Симеон б. Натаниэль (также ученики р. Иоханана б. Заккай), и они начали излагать маасэ меркаба, говоря: «Однажды, около летнего солнцестояния, земля затряслась, и радуга появилась в облаках» (намек на величие Бога (гром) и милость Его (радуга), два атрибута, вошедшие в состав сефирот). Вышла дочь голоса (бат-кол – часто встречается в Талмуде) и объявила им: «Место вам заготовлено, стол накрыт для вас, а ваши ученики предназначены для третьего разряда» (в раю, разряд благочестивых). Сказано: «Насыщение (соба) радостями у лика Твоего» (Псал. XVI, II), значит семь (шеба) разрядов праведных на том свете. Еще случай с р. Иехошуа (ученик р. Иоханана б. Заккай): он шел по дороге, Бен-Зома (ученик р. Акибы) поравнялся с ним, но не ответил на привет р. Иехошуа; этот спросил: «Откуда и куда, бен-Зома?» — «Я, — говорит, — созерцал маасэ берешит, — и между низшими и высшими водами не более, как два вершка: здесь (Бытия I, 2) сказано витать^[iv], и ниже (Втор. ХХХII, 2) сказано: «Как орел пробуждает свое гнездо, над птенцами витает». Как последнее витает значит дотрагивается – не дотрагивается, так и здесь^[v]). Р. Иехошуа сказал своим ученикам: «Вот бен-Зома – остался снаружи (не проник в тайны природы)». И не было легких дней до смерти бен-Зома (должно быть, произошел раскол в школе). Р. Иуда б. Пази от имени р. Иосифа из школы р. Иуды (корень III века): «Трое выложили свою ученость перед наставниками: р. Иехошуа перед р. Иохананом б. Заккай, р. Акиба перед р. Иехошуа, Ханания б. Хакинай перед р. Акибою, и после этого их ум помутился. Четверо вошли в огород^[vi]: один, взглянув, умерь, один, взглянув, был поражен, один, взглянув, принялся рубить растения, один вошел здравым и здравым вышел: б. Азай (ученик р. Акибы,), взглянув, был поражен, про него писано (Пр. XXV,16): Ты мед нашел, ешь, сколько тебе следует; б. Зома, взглянув, умер, про него стих гласит (Пс. СХVI, 15): Честна пред Господом смерть преподобных Его; другой, взглянув, принялся рубить растения, кто это—другой? Элиша б. Абуйя (знаменитый ученый, перешедший в манихеизм при Антонинах)... Р. Иона (начало IV века) от имени Леви (при Александре Севере): «Через Бэт [слова Берешит (в начале); в массоретском тексте большой Бэт] создан мир; как бэт закрыть со всех сторон без одной, точно так ты не смеешь рассуждать о том, что вверху, внизу, впереди и сзади, разве со дня, когда был создан мир, и дальше. Говорят бэту: Кто тебя сотворил? Он указывается на верхнюю точку и ответствует: Тот, кто наверху. — А как имя его? Он указывает на заднюю точку и ответствует: Превечный – имя Его, Господь – имя Его... Другое толкование: Почему через бэт? В знак бераха (благословение), а не через алеф (первая буква), что было бы знаком арира (проклятие). Бог подумал, что мир успеет только на почве благословения». Затем идет рассуждение р. Абаху (вторая половина III века) от имени р. Иоханана (III век) о сотворении сего мира через ге (придыхательное) и будущего через йод, что и составляет вместе Ях (Iah), которого воспевает царь Давид (Пс. СХIII), и почему Ис. XXVI, 4 провозглашает «Ибо в Iah Превечный скала миров»; намек его на выражение (Быт. II, 4) бегибарам подтверждается и массоретским выделением буквы ге^[vii]. «Ге открыто снизу — все, вступившие в сей мир, попадают в шеол; подобно йоду согбены они все при вступлении в загробный мир...»

Такие места служат хартией для каббалы. Самой сущности учения Талмуд не передает, она переходит из уст в уста, являясь, как мы видели, достоянием лучших умов, но она в отдаленные времена не установилась еще в виде непреложной истины; её исследование, как мы видели, сбивает с толку самые светлые умы; она носит каждый раз отпечаток отдельной личности, зависит от времени и окружающей обстановки. Но уже тогда стих Св. Писания превращается в канву, на которой выводятся самые причудливые узоры: буквы, воскрешающие живые некогда слова и чудным образом передающие мысль отсутствующих или давно умерших, становятся орудиями Божьей власти и служат звеньями для соединения еле намеченных глубоких идей; числа, основание всех расчетов в обыденной и научной жизни, делаются, как у Пифагора и в неоплатонической философии, носителями мироздания. Уже тогда выдвигаются заимствования у других религиозных и философских систем; мыслители черпают из собственного сознания, доходят до экстаза, имеют видения. Над всеми парит великий р. Акиба, который занимался и теософией, и космогонией, и эсхатологией; его имя останется в каббале неразлучным с мировым значением букв (Отиот де-р. Акиба) в согласии с его готовностью нагромождать груды рассуждений на каждый кончик буквы Писаная (ТВ. Men. 29^b). Другой таннаит^[viii], р. Нехуния б. Гакана, старший его современник, остроумный истолкователь потаенного смысла стихов Св. Писания и составитель молитвы для снискания Божией благодати во время учения, недаром прослыл одним из столпов дорассветной каббалы (известная под его именем каббалистическая молитва большого объема может происходить от одноименного каббалиста из Иерусалима, жившего после заключения Талмуда). В каббале же самое громкое имя получил славный таннаит, р. Симеон б. Иохай, ученик р. Акибы, который двенадцать лет скрывался в пещере, вдали от людского жилья, во время гонений на еврейскую веру; согласно легенде, он там предавался аскетизму на подобие факиров, зарыв в землю свое тело для умерщвления плоти и лучшего созерцания божества; он Тивериаду очистил властным словом, он от императора вырвал указ о допущении обрезания у евреев. Всеобъемлющее знание и ясный взгляд на вещи, глубокомысленная  молчаливость рядом с убедительностью слова, строгая систематичность и необыкновенное остроумие, положение самого выдающегося ученика в школе, не лишенного мистических поползновений р. Акибы, роль хранителя божественного учения в пору беспримерных преследований, двенадцатилетняя созерцательная жизнь в недрах пустынных гор,  всё это дает право каббалистам смотреть на него, как на своего родоначальника.

В Вавилонии мистика тесно связалась с магией; лечебные чары и нашептывания знахарей занимают видное место в вавилонском Талмуде; последние гаоны^[ix] (X—XI век) не смели даже противодействовать освященному веками обряду, который живет поныне. Но и там мистика распространялась также и другим путем: в IV столетии, р. Иосиф обменялся с маститыми учеными Пумбадиты^[x] (в Вавилонии) своими познаниями в теософии, между тем как он от них перенял сведения о столь развитой в тех краях космогонии.

Наравне с усилением подвижничества у христианских монахов мы видим образование целого сонма йорде-меркаба, «спускающихся в колесницу», которые погружались в созерцание Божества, вероятно, глядя недвижно вниз, на один предмет, вроде индийских и суфийских аскетов; Bloch (Monatschr. f. W. d. Jud. 1893) указал на громадное их влияние при окончательном составлении (в V и последующих веках) еврейского молитвослова, проникнутого их духом, их выражениями и образами, которые служили как бы мостом к дальнейшим прибавлениям каббалистов, и отличаются развитием ангелологии и некоторым веянием пантеизма. Они имели разветвления везде, имели последователей среди евреев в Аравии; от них Могаммед выучился кое-чему, заимствуя у них понятие о Сакина – шехина (дух Божий, покоящийся на людях), которая, исконно известная еврейству, в каббале получила столь широкое значение; древний арабский писатель Джорджаний (жил в XI столетии) употребляет для объяснения этого выражения знаменательный слова: «при снисхождении в таинство» (Landau, Sin. f. Gott, Zur. 1888).

Видения учащались (для II века ср. Tosephta Meg. II кон,); Элиша б. Абуя и другие вскормили гнозу в лоне еврейства (Honig, Die Ophiten. Berl., 1889), в Талмудах и в Rabboth сохранились следы упорной борьбы между правоверными и заблудшими овцами; одно имя демиурга (у Иренея Adv. Наег. ed. Harvey, I, 230) Jaldabaoth возвращает нас к еврейству («дитя хаоса»). Неудивительно, что в мандаизме (сирийский перевод «гнозы» – отношение может быть, впрочем, и обратным) жалкие остатки которого прозябают в низовьях Евфрата и Каруна звучат доныне отголосок еврейской мистики, чувствуется родство с каббалой и ощущается не то искажение, не то перерождение религиозных стремлений приорданских отшельников времен последних Хасмонеев^[xi].

Долгое время, тайное учение мистики не доверялось письму, благодаря чему нет возможности проследить начатки, каббалы. Пример знаменитого р. Лазаря, или Элеазара, б. Арах, который, в I веке, лишился затверженных им познаний только из-за проживания в захолустье, дал, однако, рано толчок записыванию различных мидрашим (изыскания, проповеди в области этики и метафизики и даже сборники легенд) на пользу людей, отдаленных от академий; в IV веке пример р. Иосифа, который по расслаблению памяти путался в своем преподавании, был способен устрашить многих, которые хотели переступить через запрет распространять божественные тайны. С давних пор существовал Сефер га-Яшар приписанный р. Акибе, его же С. Отиот, знаменитый С. Гекалот (Храмины) р. Измаила, достойного соперника Акибы, который разрешал излагать самые сокровенные тайны космогонии «ради дела», и еще С. Юхасин; можно туда же относить Борайта де-р. Элиезер. Мы можем быть уверены, что шиур-кома (измерение стана), т.е. систематическое введение антропоморфизмов в рассуждениях о Боге, восходит до седой старины, иначе прозелит Аквила (во времена Адриана) не избегал бы столь тщательно в своем переводе всего, что могло напоминать о них. Учение о переселении душ, гилгул-га-нэфеш, составляющее неотъемлемую часть Каббалы, возникает уже у Филона Александрийского и развито у караимов VIII века. Не всё дошло до нас, и то, что мы имеем, искажено позднейшими добавлениями; но в сборнике Бэт-га-Мидраш венского раввина Иеллинека мы знакомимся, в оболочке VIII—XI веков с заветами и паренесией, с легендами (напр. Эноха), с апокалипсисами, суть которых дала гораздо раньше пищу пытливым умам сирийской школы и мечтателям Фиваиды.

Главный толчок был дан приписанным праотцу Аврааму и р. Акибе Сефер-Йецира, книгой создания, сочиненною на подобие Мишны. В X веке, как только установление текстов Библии и Талмудов в мельчайших подробностях, а равно и составление молитвослова были завершены, Книга Создания привлекла к себе одновременно взоры ученых в Азии (р. Саадия), в Африке (р. Ниссин), в Италии (Саббатай Донноло), в Испании (р. Исаак Израэли); да и впоследствии интерес не ослабевал, лучший и полнейший комментарий принадлежит р. Иуде б. Барзилай, жившему в Барселоне в XII веке. Но уже в пору появления С. Йецира в науке он отличается двойной редакцией – знак, что его сущность передавалась ранее изустно в различных школах. По его учению, в основании всего лежит единый Бог; Божья воля выражается трояко: в письме, в числах и в слове; мироздание зиждется на 10 первоначальных числах и 22 буквах, делящихся на 3 основных, 7 двойных и 12 простых.

В мире 3 элемента (огонь, воздух, вода), 7 планет, 12 созвездий; в году 3 времени (холодное, теплое, влажное), 7 дней творения, 12 месяцев; в теле три основные деления (голова, туловище (грудь), живот), 7 ворот (5 в голове, 2 в нижней части тела), 12 двигателей (внутренние приспособления). Есть 10 сефирот (ср. Исх. ХХIV, 10 «как блеск сапфира»); под этим словом недостаточно подразумевать 10 чисел, надо соединить еще понятие о 10 сферах, вспомнить о 10 категориях Аристотеля в видимом мире, да включить их некоторым образом в существо и Бога, как видно из положений: 10 сефирот belimah (т. е. хаоса, не созданного мира, без чего по ст. Иова: Он повесил землю над belimah) по числу 10 пальцев, 5 против 5 союз единый... 10 сефирот belimah, задержи (belom) свои уста от говора, задержи (belom) свое сердце от вдумывания; и если твое сердце умчится, возвратись на место^[xii]. Р. Садия не усомнился признать истины, разглашенные книгой Создания, на одной ступени с противоречащими им сведениями книги Бытия Св. Писания (Comm. sur le S. Jetsira par le gaon Saadya, ed. Lambert. Paris, 1891). 32 пути премудрости (22 буквы и 10 чисел), проповедуемые в ней, были известны уже во времена Траяна, когда р. Иосиф из Галилеи или его сын установили по их образцу 32 способа толкования Св. Писания; 3 элемента вместо 4, три времени года (вероятно, с половины сентября до половины января, затем до половины мая и от мая до сентября) должны быть остатком старины^[xiii]. Обстоятельное изучение букв и слабые начатки грамматики делают книгу Создания ровесницей массоры.

Мы знаем, что р. Моисей Абу-Гарун, сын князя (Nasi) р. Самуэля, покинул во время халифата, Вавилонию для Европы; не он ли занес на Запад традицию С. Иецира? Свое тайное учение он передал р. Моисею Старому, этот – Симеону Великому, последний – р. Элеазару Великому, ученик которого р. Исаак родил р. Калонимоса, перевезенного в 787 г. Карлом Великим из Ломбардии в Майнц для просвещения северных евреев; от него продолжается цепь, через р. Элеазара Надзирателя из Шпейера и р. Самуэля Набожного, к знаменитому сыну его и последователю, р. Иуде Благочестивому из Регенсбурга, который непосредственно учился каббале у р. Гашима, переехавшего в южную Италию из Суры в Вавилонии. Р. Иуда учил автора Roqeah, р. Элеазара из Вормса (ум. 1238), столь славного в летописях каббалы, который был наставником удивительного ученого и чревовещателя р. Авраама из Кельна, ослеплявшего всех своим умом и перенесшего прирейнскую каббалу в Испанию около 1250 г. Франция принимала живое участие в образовании каббалы, как можно судить по частому: повторению титула Nabi – пророк, и возникновению собственного имени Prophiat (prophete); от р. Хая, гаона XI столетия, мы узнаем, что она бросала лучи теософии в отдаленную Африку; сам Р. Элеазар Рокеах был французом, и начало ХII века дает нам новую (не вполне достоверную) цепь, тянущуюся от пророка Илии, который явился р. Исааку Отшельнику (Nazir), у которого учился р. Иаков Назир, наставник р. Авраама б. Давида, ярого защитника антропоморфизма против Маймонида, и отца р. Исаака Слепого. Последний, погруженный в себя, сочинил замечательную книгу Багир (Яркого Света), которая носит, по началу своему, имя р. Нехуния б. Гакана, игравшего важную роль в школе Исаака.

Главная черта в Сефер-га-Багир – реальное включение сефирот в существо Бога, ибо о них имеет думать молящийся, хотя они называются maamarit (словами творения, но ведь и «Слово бе Бог»). Не представляет ли нам известный под именем св. Дионисия Ареопагита автор De divinis nominibus нечто очень похожее на сефирот в дарах Провидения, из которых иные имеют даже одинаковые с ними названия? И не встречаем ли мы у Иоанна СкотаЭригены (De Divisione Naturae, III, I) разделение вселенной на 4 мира, как в школе Назира, который, видно, нашел издавна упроченным (соответственно каждой букве тетраграммы) существование мира навевания (ацилут), созидания (бериа), сотворения (йецира), делания (асийя)? Другая черта в Багир – это неуклонное верование в переселение душ. Третья – мистическое толкование букв, знаков и тропов, а равно и обрядов. Четвертая—признание, наравне с домировой деятельностью премудрости (хохма—тора), на которую уже намекают Притчи и что высказывается в древних еврейских книгах, некоей умственной, по имени «полноты» (малэ), изобилующей благодати. Наконец, следует выдвинуть употребление слова иш – муж, vir – для обозначения всего наивысшего, что и совпадает с понятием о «древнем человеке» (Адам-Кадмон), облик коего весь уже обрисован к тому времени, хотя с различными отступлениями у различных авторов.

В общем, Божество представляется идеалом человечества; но между тем как «Бесконечность» (Эн-соф) у Авраама Кельнского отожествляется с «Венцом» (Кэтер), первою из сефирот, для других она собою обнимает всё. Премудрость (Хокма) и Ум (Бин) как бы оба глаза. Благодать (Хэсед, отвечает Аврааму) и Могущество (Гебура или Пахад), отвечает Исааку – обе руки. Велилепие (Тифферет отвечает Иакову) – грудь против сердца. Вечность (Нэцах, отвечает Моисею) и Величие (Ход отвечает Аарону) – бедра. Основание (Йесод—Иосиф) и Царство (Малкут—Давид) – обе ноги; в молитве р. Нехунии б. Гакана отношение между сефиротами уже получает смысл мужского и женского начал, что и повело к расчленению «Святого» и «Его шекины», и еще к дальнейшим чувственным рассуждениям. Таковы 10 сефирот.

Через своих учеников Эзру и Азриэля, р. Исаак Слепой имел влияние на мистическое образование р. Моисея б. Нахман из Героны, который в каждой букве Пятикнижия открывал тайные имена Божества. Как в Аррагоне, так и в Палестине, Нахманид оставил по себе лучезарный след, но трудно доискаться его собственных помыслов в оболочках, которыми он их заслонял от толпы.

К тому времени успело образоваться несколько течений, и писания безыменные, послания за полною подписью и сочинения под вымышленными именами распространялись с неимоверною быстротой. Не постеснились даже сделать из Маймонида кающегося грешника и приписать ему, как и Хаю Гаону, мистические труды. Но всё же каббала была в апогее своего развития.

Р. Саломон б. Адрет в Барселоне поддерживал своим авторитетом правильное изучение теософии, преподанной великим Нахманидом, черпая особенно из книги Багир; его ученики: Шем-Тоб б. Авр. ибн-гаон, Тодрос Галеви Абулафия, Исаак б. Тодрос (1325, в Сафете в Палестине) и товарищ его, крайне интересный Исаак из Акко, Бехай б. Ашер в Сарагоссе (1291), наконец итальянец Менахем Реканати (начало XIV века) продолжали традицию, вооруженные обширною ученостью. Перипатетики сосредоточились около Исаака б. Латифа (ум. 1280), любопытный образ которого достоин внимания; полная треволнений жизнь его весьма занимательна. Рядом с ним встает всесторонне образованный Авраам Абулафия, изувер и духовидец, последователь Маймонида и пророк, Мессия и врач родился в Туделе в 1240 г.; он из Испании переехал в Италию, пытался обратить папу к своим идеям, старался окружить себя школой, объявил себя Мессией в Сицилии и нашел убежиище на острове Comino, около Мальты. Он верил Иисусу, как пророку, не отрицал тесной связи между сефиротами, ипостасями божества, и учением о Троице; он думал только, что каббала идет еще глубже. Он много писал, прибегая часто к псевдониму Raziel (Тайна Бога). Его ученик Иосиф б. Гикатилкья превзошел его мастерским и последовательным изложением всей системы философской каббалы Шаарэ Ора и в Гинат-Эгос при бесподобном владении еврейским слогом; он заслуживает названия еврейского Гегеля.

Между тем в Авиле, где впоследствии родилась св. Тереза, составлялась одна книга, долженствовавшая иметь первенствующее значение в истории Каббалы. Частями, из-под руки мистика Моисея Шемтоб из Леона выходил Зогар («Блеск»), будто бы сочинение Р. Симеона б. Иохая в виде теософического толкования кн. Бытия, Исхода и Левита. Что Моисей Леонский пользовался многими, несомненно, старинными, отрывками, не подлежит сомнению после тщательной выборки Д. Лурией в Кенигсберге в начале нашего века всех мест Zohar`a, на которые имеются недвусмысленные намеки вавилонских гаонов. Что, в общем, Зогар – замечательный памятник человеческого ума, показывает громадный труд, который посвятил ему в форме комментариев к пятикнижию почти современник Моисея Леона, выдающийся писатель Менахем Реканати. Позволено подозревать, что Авраам Абулафия не был чужд сочинению Зогара, как по самому имени, так и по идеям, развитым в нем. В конце XIII столетия никто не знал об его существовании; Исаак из Акко опоздал с поездкой в Испанию и не мог видеться с Моисеем де Леон (ум. 1305), но беседа с его вдовою убедила его, что книга не старинная в своем нынешнем составе, и португалец Авр. Закут в конце XV столетия занес его свидетельство на скрижали своей летописи. В XIV веке каббалист Иосиф ибн Ваккар советовал не читать Зогара, по его мнению, полного ошибок, и в XVI веке Иуда Моденский доказывал его несостоятельность. Действительно, имеются в нем сведения о гробе Мухаммедовом, говорится более или менее ясно о мусульманах, читается намек на смерть папы Николая III (1280 г.) и т. д. Употребленный в Зогаре арамейский язык, который некогда служил евреям в течение долгих веков, считался языком ангелов (вероятно, потому, что в видениях беседы происходили на повседневном наречии), проник в молитвослов для кадиша и поминовения усопших женщин (женская часть населения не умела по-еврейски за редкими исключениями), и развил из себя общедоступную таргумистическую литературу – не отличается в Зогаре правильностью и чистотою отделки, как это доказал слишком сорок лет назад С. Д. Луццатто, Последний аргумент лишен известной силы вследствие странной судьбы Зогара в начале его появления, неполноты списков, отрывочного состояния рукописей, нетвердого знания переписчиками арамейского языка; к печатанию, в 1558–1560 г., уже предстояли две редакции с множеством вариантов: мантуанское издание одержало верх, благодаря амстердамской перепечатке; кремонское заслуживает большего доверия; последующие издания все искажены то небрежностью, то цензурными требованиями^[xiv].

Зогар переносит чувственность и половые отношения в невидимый мир: «Благодать» (Хесед) именуется «Отцом» (Аба) с атрибутом «долготерпения» (Арик-Анпин), цвета белого, соответствуя букве йод тетраграммы; «Правосудие» (Дин, тоже, что гебура и пахад) именуется «Матерью» (Ума)  с атрибутом «нетерпеливости» (Зээр-Анпин), цвета красного, соответствуя букве ге. Из их сочетания нарождается «Велилепие» (Тиферет), «Средний Столп» (Амуда Деэмцоита), или сын, цвета зеленого (переливающегося в синий и желтый), соответствуя букве vau. Три левых сефирот подвластны Матери,  три правые проистекают от сына. Над всеми царить «Венец» (Кетер), «Старец Дней» (Атик-Йомин), который по цвету и по атрибуту совпадает всё-таки с «Отцом». Как у Абулафия, чувствуется сближение с христианством на почве мистики – Шекина и Малкут часто выражают собою женское начало в противовес мужскому Эн-соф; однако Бог остается вообще вне всякого определения и выше всякого описания.

Вокруг Зогара образовалась вскоре целая литература, составляющая как бы один цикл: Sifra di Tseniuta, Ra‘ya Mebemna, Midrash Hane`elom, Midrash Ruth, Tiqune Zohar, Idra Rabba, Idra Zuta, Sitre Torah и т. д. Комментарии непосредственные и косвенные росли числом. Полный еврейский перевод Зогара восходит к первым годам XVI столетия; Зогар распространился по всему свету, завоевал весь ортодоксальный мир и заслужил даже быть истолкованным величавым и авторитетным виленским гаоном (ум. 1797). Только в половине прошлого века вновь возникли сомнения, и исследования привели к результатам, которые, хотя и не окончательно установлены, но значительно сузили пределы дальнейших прений.

Зогар весьма темен и сбивчив; но, при вдумывании открывает целые кругозоры непредубежденному уму^[xv]. Вот начало его, по кремонскому изданию: „В начале соизволил Царь изваять изваяние в горной чистоте; свет по существу проистекал в недрах наисокровеннейшего, из главы Бесконечного; пар комом застыл в кольцо – ни белоё, ни черное, ни красное, ни желтое, вовсе бесцветное. Как вывел он мерку, он сделал цвета для освящения внутрь; в недрах света проистекал родник, из коего окрасились цвета книзу наисокровеннейшего, из тайника Бесконечного; пробивал, да не пробил своего эфира; он не был известен, пока из самого лона его расщелины не просияла одна точка, замкнутая, вышняя; за этою точкою он уже неизвестен, и посему именуется началом, начальным словом всего. И уразумевшие блеснуть блеском тверди, а оправдавшие многих – будто звёзды, на веки вечные (Дан. XII). Наисокровеннейший блеск протоптал свой эфир, который проникал, да не проник до той точки, и тогда развернулось то начало и сделало ему храмину для почести его; там засеменилось семя для порождения пользы миров, и се тайна: Семя святости – ея насаждение (Ис. VI). Блеск!— он же засеял семя для своей почести, тем ли семенем шелково-багряным, которое скрылось внутрь и сделало ему храмину, в прославление его и на пользу всему, в (бе) – том начале (решит) он сотворил (бара) – то сокровенное, что не дало себя познать этой храмине. Эта храмина именовалась Богом (Элогим), и се тайна: В начале сотворил Бог (берешит бара Элогим, Быт. I). Блеск! – из него же все изречения сотворились таинством развития точки сего сокровенного блеска; если про это писано: сотворил (бара), неудивительно, ибо написано: И сотворил (бара) Бог (Элогим) человека в свой образ (Быт. I). Блеск — тайна первичного начала всего; Есть (эгьэ в преподанном Моисею завете: эгьэ ашэр эгьэ, дословно, есть кто есть) – имя святое, изваянное у его края; Бог (Элогим) изваян в его окружности. Кто (ашэр) – храмина потайная и сокровенная, разрешение тайны начала (решит); ашэр (кто) и есть рош (глава), проистекающий из решит (начало). А по устроении за точкою и храминою одного порядка, тогда бе решит (в начале) завершился вышний решит (начало) в премудрости, после того как, изменив цвет, та храмина именовалась бэт; вышняя точка именовала рош (глава), вершая это тем в тайне берешит (в начале), раз всё едино в единой общности, пока не было заселения в бэт (буква б и вместе с тем—дом) и понеже он заменился для устройства заселения, она стала именоваться тайным, сокровенным божеством (элогим). Блеск потайной и сокровенный – пока дети в недрах его для рождения, и дом бэт пребывает в зародышах, устройства, что и есть семя святости. До заготовления и развит зародыша заселения он не именовался божеством (элогим), а всем в общности начала (берешит); а, при устроении именем Бога (элогим), он выпустил те зарождения из того ли семени, что в нем засеменилось. Каково это семя? То буквы согласные, изваяние тайны учения, которые и проистекали из той точки. А та точка – семя в недрах той храмины, семя трех точек (гласных знаков): о, у, и. Они восполнили друг друга и сделались одною тайною — звуком, выходящим в одном сочетании»... и т. д.

Ученик Иосифа Каро, знаменитого талмудиста и законодателя, Р. Моисей б. Иаков Кордоверо (т.е. Кордуанский) развил в Пардес Римоним теорию о тайне стягивания вездесущего божества для оставления места созданным мирам (содга-цимцум); он жил в Палестине (ум. 1570) и имел видения, в которых беседовал с пророком Илиею. Его славу, однако, затмил его же современник и земляк, Ари (лев), т. е. Ашкенази Р. Исаак Лориа (умер в Сафете в 1572 г.), скитник и чудотворец, известный теориею о намерениях (каванот) и прививкой иббур – лишней души к человеческой, уже и так осужденной на переселение^[xvi]. Он имел громадное влияние на последующие поколения своим примером, своими экстазами, своими молитвами и своими учениками, между которыми отличался Хайим Виталь Калабрийский (ум. 1620); они-то записали его учение и распространили его в Азии, Европе и Африке; а ныне оно изучается и в Америке.

Каббала превращалась в демонологию, грозя разрушёнием всякой живой и самостоятельной деятельности. Против Ари ополчился Иуда Моденский в Италии; в Голландии боролся Уриэль Дакоста. Между тем она успела завоевать себе место в христианской науке через Пико делла Мирандола (ученика Илии дель Медиго) и Рейхлина; она прельщает и современных магов в Париже (Papus; его недавнее сочинение не имеет никакой цены), немецких последователей С. du Ргеl и американскую школу тайных наук (Isaac Myer, Qabbalah, Philadelphia, 1888 – интересное сочинение).

В европейской среде следует упомянуть об амстердамце Менахем б. Израэль, современнике Кромвелля; о Иесайа Горвице (1570—1630), известном сочинителе Шенэ Лухот Габерит в духе Ари; о ливорнце Иосифе б. Иммануэле Эргас, написавшем Шомер Эмуним, превосходный свод лучших каббалистических идей. Рядом с Эргасом подвизался высокодаровитый Моисей Хайим Луццато (1707—1747), который кончил так несчастливо: от него можно было ожидать полного обновления еврейской мистики, но глубокомысленная книга его Hoqer и Mequbbal исполнила только часть справедливо возлагавшихся на него надежд.

Уже раньше чистая каббала имела громадное влияние на образование системы Спинозы^[xvii], в нем, частью под её наитием, воскрес с большею лишь силою испанец Ибн-Гебироль, который в XI веке дал оригинальное направление неоплатонизму и произвел переворот в католическом умозрительном богословии^[xviii]; в нем же вновь ожили под строго систематической формой глубокие разрозненные мысли несколько позднейшего, загадочного Р. Абрама Ибн-Эзры. Но на Востоке каббала породила движение Саббатая Цевия, которое имело не менее печальное повторение в Франке и франкистах конца прошлого столетия; Франково учение, с поклонением идеальной красоте в лице Еввы, дочери Франка, после рассеяния оффенбахского двора, таилось еще в Варшаве, где будто хранится Библия, им сочиненная (Gratz, Frank und die Frankisten; Дубнов, в журнале "Восход" за 1888 г.)^[xix]. Но самое большое зло причинила она появлением чудотворца Бешта (Баал-Шэм-Тоб – обладатель Доброго Имени), который около 1730 г. в Меджибоже изобрел хасидизм, развив ханжество в ущерб науке, дав простор суеверию и сотворив целый сонм искренних и неискренних <…>/ Мизес, Перл и Эртер в Галиции обличали их, особенно второй бичевал их непощадно в своем Цофе левет Исраэл. Хасидизм не пустил глубоких корней там, где люди просвещения, как Цунц и Рапопорт, энергично стояли на страже еврейства. На Литве, где противодействие виленского Гаона только задержало успехи нового толка, развитие учености дало симпатичный облик любавическим хасидам; но на юге России, возможно, было появление таких сектантов, которые вначале считали, что, раз отдавши свои помыслы Богу, человек не отвечает за свои поступки. Непонятый ими Зогар заменил для них всю письменность; молитвы превратились в прикладную каббалу. Ныне, конечно, это сильно изменилось к лучшему, и чудеса исчезают мало-помалу с лица земли. На Востоке, однако, от Кавказа и от Марокка, прикладная каббала полна жизни, и евреи считаются в народных сказках чародеями.

Кроме подлинных сочинений каббалистов, можно получить понятие об их учении в Die Gottesdienstliche Vortrage der Juden, Zunz’a (перв. изд. 1832 г., второе дополн. 1892 г.); Jewish Literature, Steinschneider’a, London, 1857 (по-немецки Jud. Litteratur в Ersch und Gruber’s Encyclopadie); Gesch. der jud. Litt. Karpeles’a; Jud. Eitt. seit Abschluss des Kanons herausg. von S. Winter und, Aug. Wunsche–III, p. 217–286, D-r Philipp Bloch’a; Gesch. der Juden, Gratz’a; La Cabbale, Franck’a (перв. изд. 1842 г., второе изд. 1891 г.); немецкое издание этой же книги с добавлениями Иеллинека. Для знающих по-еврейски: капитальное сочинение Dor Dor Wedorschow, Weiss’a; Toldoth Haqabbalah. – Vehajiasiduth, Gottlober’a, Житомир, 1869. He следует забывать еврейского повременного издания Kerem Chemed, всех разнообразных изданий Jellineka по каббале (Beitrage, Auswahl, Bet – Hamidrasch etc.), Hebraische Bibliographie и Cat. libr. Hebr. Bibl. Bodleianae, Steinschneider’a. В этих сочинениях находятся дальнейшие библиографические подробности. Интересен Midrash Reubeni, любопытное собрание каббалистических «anecdota»; заслуживает внимания грешащее недостаточною разработкой исторического материала Heidenthum und Kabbala, D-r Rubin’a, 1888, на еврейском языке. После заключения этой статьи появились S. Rubin, Kabbala und Agada, Wien 1895, где собраны интересные сопоставления; М. Ehrenpreis, Die Entwickelung der Emanatiwslehre, Frankfurt a/M 1895 – ясное изложение развития каббалы в XIII веке; G. A. Deissmann, Bibelstudien, Marburg 1895, можно прочесть каббалистические манипуляции с именем Бога в неоспоримых документах третьего века. Такое же заключение о старинности каббалистических книг вытекает из 2-го т. Mediaeval Chronicles A. Neubauer`a.

Вопросы философии и психологии, II, кн. 33, май–июнь 1896.