Текст для тренировки скорочтения

    Были ли эти силуэты или они только померещились пораженным страхом жильцам злосчастного дома на Садовой, конечно, с точностью сказать нельзя. Если они были, куда они непосредственно отправились, также не знает никто. А его мать стояла перед ними на коленях и молчала, не находя ни слез, ни слов, чтобы умолять о пощаде. Где они разделились, мы также не можем сказать, но мы знаем, что примерно через четверть часа после начала пожара на Садовой, у зеркальных дверей торгсина на Смоленском рынке появился длинный гражданин в клетчатом костюме и с ним черный крупный кот.
    Но слоны в Индии дороги, ибо их с каждым годом становится все меньше. - Племянницей она мне была, да и неродной. От моей кузины их трое осталось, - кузина умерла, а мне их на шею. Небольшой котельчик висел над одним из огней; в нем варились "картошки", Павлуша наблюдал за ним и, стоя на коленях, тыкал щепкой в закипавшую воду. Вот пан взял в руки тот мешок и опрокинул его над моей головой.
    Ловко извиваясь среди прохожих, гражданин открыл наружную дверь магазина. Но тут маленький, костлявый и крайне недоброжелательный швейцар преградил ему путь и раздраженно сказал: Мерное движенье маятника ничуть им не препятствовало. Старая жаба очень низко присела в воде перед девочкой и сказала:
    -- С котами нельзя.
    -- Я извиняюсь, -- задребезжал длинный и приложил узловатую руку к уху, как тугоухий, -- с котами, вы говорите? Мой попутчик, который меня представил, ничего об этом не знал. Она поняла его намерение и с видом торопливой благодарности уцепилась за его рукав. Но отец его - не был человеком... А этот - был человек.
    Местом для упражнений ей служил сад с прилегающими зарослями. А где же вы видите кота?
    Швейцар выпучил глаза, и было отчего: никакого кота у ног гражданина уже не оказалось, а из-за плеча его вместо этого уже высовывался и порывался в магазин толстяк в рваной кепке, действительно, немного смахивающий рожей на кота. В руках у толстяка имелся примус.
    Эта парочка посетителей почему-то не понравилась швейцару-мизантропу. Зур нагнулся, чтобы рассмотреть их получше. Острый запах ударил ему в ноздри. Когда мы прощались, мне пришло в голову, что доступ в лечебницу может быть затруднен и меня, пожалуй, не впустят туда; опасениями на этот счет я поделился со своим спутником. Там, где была когда-то дарохранительница, то есть Бог, то есть жизнь, теперь был голый череп без кожи и волос, то есть смерть, ничто. Это Ун. Он по-прежнему держит в руках палицу и копье.
    -- У нас только на валюту, -- прохрипел он, раздраженно глядя из-под лохматых, как бы молью изъеденных, сивых бровей.
    -- Дорогой мой, -- задребезжал длинный, сверкая глазом из разбитого пенсне, -- а откуда вам известно, что у меня ее нет? Ведь вы уже, верно, устроились окончательно?
    - Благодарю, - ответил Эндрью коротко и пошел дальше. Вы судите по костюму? Никогда не делайте этого, драгоценнейший страж! Я проверил длину ремешка несколько раз по палке, натягивая его изо всех сил, чтобы не получилось никаких перегибов и узлов. Она уходила под тень высоких деревьев, которые, следуя изгибу реки, образовали полукруглую рощу между берегом и садом. Вы можете ошибиться, и притом весьма крупно. Перечтите еще раз хотя бы историю знаменитого калифа Гарун-аль-Рашида. Но в данном случае, откидывая эту историю временно в сторону, я хочу сказать вам, что я нажалуюсь на вас заведующему и порасскажу ему о вас таких вещей, что не пришлось бы вам покинуть ваш пост между сверкающими зеркальными дверями.
    Тому до того не терпелось попасть в соседнюю каюту и раскрыть тайну Филлипса, что он никак не мог заснуть: всю ночь он строил догадки.
    Сознаюсь, что я несколько минут сидел и думал, совершенно озадаченный.
    -- У меня, может быть, полный примус валюты, -- запальчиво встрял в разговор и котообразный толстяк, так и прущий в магазин. Он поминутно пускался в странствования по пещере, стремясь к выходу из нее, и так же поминутно его оттаскивали назад. Я порядочно провозился, пока наконец не достиг желаемого. Сзади уже напирала и сердилась публика. С ненавистью и сомнением глядя на диковинную парочку, швейцар посторонился, и наши знакомые, Коровьев и Бегемот, очутились в магазине.
    Здесь они первым долгом осмотрелись, и затем звонким голосом, слышным решительно во всех углах, Коровьев объявил:
    -- Прекрасный магазин! Очень, очень хороший магазин! Лицо ее пылало.
    - Смотри, милый! - воскликнула она взволнованно. Когда голова была перенесена на стол, Брике не выдержала и вдруг закричала так, как она еще никогда не кричала:
    Публика от прилавков обернулась и почему-то с изумлением поглядела на говорившего, хотя хвалить магазин у того были все основания.
    Старуха махнула рукой к морю. Там все было тихо.
    - А еще, - подхватил оборвавшуюся было нить разговора какой-то гость с бледным, как у мертвеца, лицом, сидевший на конце стола, - а еще, припоминаю, был у нас однажды среди прочих забавных чудаков пациент, который упорно утверждал, будто он кордовский сыр, и ходил повсюду с ножом в руке, приставая к приятелям и умоляя их отрезать у него ломтик от ноги.
    Его встретил крылатый вихрь. Стремительный натиск и яростные удары крыльев ослепили, ошеломили волчонка. -- что нижний конец его имеет форму серпа из сверкающей стали, длиною примерно с фут от рога до рога; рожки повернуты кверху, а нижний край острый, как лезвие бритвы; выше от лезвия серп наливался, расширялся и сверху был уже тяжелый и толстый. И вот, когда я лежал на земле, мне показалось, что эта голова покатилась по плитам к моей; губы ее прикоснулись к моим; холодная дрожь пронизала мое тело; я испустил стон и потерял сознание.
    Сотни штук ситцу богатейших расцветок виднелись в полочных клетках. Лучше я возьму себе ветчины. "Никогда не знаешь толком, чем тебя кормят за столом у этих провинциалов, - подумал я про себя.
    Когда Кристин спросила умоляющим тоном: "Правда, сегодня было весело, милый?", он ответил очень вежливо: "О, да, отлично провели вечер".
    - Сударь, я, кажется, нашел средство передвижения. Инквизиция была во власти своих врагов. За ними громоздились миткали и шифоны и сукна фрачные. Я видел, как они складывают слоги моего имени; и я содрогался, потому что не слышал ни единого звука. В перспективу уходили целые штабеля коробок с обувью, и несколько гражданок сидели на низеньких стульчиках, имея правую ногу в старой, потрепанной туфле, а левую -- в новой сверкающей лодочке, которой они и топали озабоченно в коврик. Где-то в глубине за углом пели и играли патефоны.
    Пещерный лев бросил свою добычу. Глаза его, вспыхнувшие зеленым огнем, впились в узкую фигуру Человека-без-плеч.
    Но, минуя все эти прелести, Коровьев и Бегемот направились прямо к стыку гастрономического и кондитерского отделений. Трупы таскали беспрерывно. Все столы были завалены. Здесь было очень просторно, гражданки в платочках и беретиках не напирали на прилавки, как в ситцевом отделении.
    Я посмотрел на нее. Старуху одолевал сон, показалось мне.
    В чаще раздался треск... Оба человека замерли, неподвижные, слов- но стволы деревьев. Когда настала весна и пригрело солнышко, ласточка распрощалась с девочкой, и Дюймовочка ототкнула дыру, которую проделал крот.
    Самые свирепые звери испытывают чувство доверия и симпатии к то- му, кто дотронется до них.
    Низенький, совершенно квадратный человек, бритый до синевы, в роговых очках, в новенькой шляпе, не измятой и без подтеков на ленте, в сиреневом пальто и лайковых рыжих перчатках, стоял у прилавка и что-то повелительно мычал. Продавец в чистом белом халате и синей шапочке обслуживал сиреневого клиента. Супруги представителей высшей - администрации были слишком полны сознанием собственного достоинства, чтобы посещать жен младших врачей. Отблески пылающей кровли высвечивали колодец до дна. Острейшим ножом, очень похожим на нож, украденный Левием Матвеем, он снимал с жирной плачущей розовой лососины ее похожую на змеиную с серебристым отливом шкуру.
    - Десяти рублей у меня нет, - перебил князь, - а вот двадцать пять, разменяйте и сдайте мне пятнадцать, потому что я остаюсь сам без гроша. Я ожидал от него большего самообладании. Оркестранты, которые вот уже с четверть часа были, по-видимому, слишком пьяны, чтобы заниматься своим делом, все разом вскочили на ноги, бросились к инструментам и, вскарабкавшись на свой стол, дружно заиграли "Янки Дудл" {6}, исполнив его на фоне всего этого шума и гама, может быть, не совсем точно, но зато с воодушевлением сверхъестественным.
    Не успел он произнести эти слова, как под окнами раздались громкие крики и проклятия; и сразу же стало ясно, что какие-то люди снаружи пытаются ворваться в комнату.
    И однажды Лоран радостно вскрикнула:
    - Шевелится! А ей любо это. Я и попросила одну подругу, у которой был гуцул, показать мне их...
    Кви-вить, кви-вить! прощебетала птичка и скрылась в зеленом лесу.
    -- И это отделение великолепно, -- торжественно признал Коровьев, -- и иностранец симпатичный, -- он благожелательно указал пальцем на сиреневую спину. Бесовские взоры с безумной, страшной живостью устремлялись на меня отовсюду, с тех мест, где только что их не было и помину, и сверкали мрачным огнем, который я, как ни напрягал воображение, не мог счесть ненастоящим. Пора, пора! Тогда я уехала в Галицию, а оттуда в Добруджу.
    -- Нет, Фагот, нет, -- задумчиво ответил Бегемот, -- ты, дружочек, ошибаешься. В лице сиреневого джентльмена чего-то не хватает, по-моему.
    Сиреневая спина вздрогнула, но, вероятно, случайно, ибо не мог же иностранец понять то, что говорили по-русски Коровьев и его спутник. Отец даже в минуты самого сурового настроения не стал бы возражать против этого. Так прошел я немало шагов; но по-прежнему все было черно и пусто. Он уткнулся головой в лапы и завизжал. Удары посыпались с новой силой.
    -- Кароши? -- строго спрашивал сиреневый покупатель.
    - Соланж! Соланж! Соланж!
    При третьем крике глаза открылись, взглянули на меня; с них скатились две слезы, и, сверкнув влажным блеском, словно пламенем отлетающей души, глаза закрылись, чтобы больше уже никогда не открыться.
    И Дюймовочка вышла взглянуть на солнце в последний раз.
    В полдень Ун и Зур заснули крепким сном в своей пещере, затем долго сидели, погруженные в смутные грезы, на площадке перед входом. Волчонок начал различать то, что было у него перед глазами: открытую часть ручья, сверкающего на солнце, засохшую сосну около откоса и самый откос, поднимающийся прямо к пещере, у входа в которую он примостился.
    -- Мировая, -- отвечал продавец, кокетливо ковыряя острием ножа под шкурой.
    -- Кароши люблю, плохой -- нет, -- сурово говорил иностранец.
    -- Как же! -- восторженно отвечал продавец.
    Тут наши знакомые отошли от иностранца с его лососиной к краю кондитерского прилавка.
    -- Жарко сегодня, -- обратился Коровьев к молоденькой, краснощекой продавщице и не получил от нее никакого ответа на это.
    Но Северная глушь есть Северная глушь, и материнство есть материнство, -- оно не останавливается ни перед чем как в Северной глуши, так и вне ее; и неминуемо должен был настать день, когда ради своего серого детеныша волчица отважится пойти по левому рукаву к норе в скалах, навстречу разъяренной рыси. Стена стала пестрой: в нее входили деревья, окаймляющие ручей, и гора, возвышающаяся позади деревьев, и небо, которое было еще выше горы. -- Почем мандарины? -- осведомился тогда у нее Коровьев. Волчонок понимал только одно: звуки были непривычные, странные, а значит, неизвестные и страшные, -- ведь неизвестное было одним из основных элементов, из которых складывался страх.
    - Я пробежал эти строки и тут же, на платформе, где она гуляла, поджидая, пока я кончу читать, выстрелил в нее,- сказал офицер.- Дневник этот, вот он, взгляните, что было написано в нем десятого июля прошлого года.
    -- Тридцать копеек кило, -- ответила продавщица.
    -- Все кусается, -- вздохнув, заметил Коровьев, -- эх, эх...
    Ах, как он хорош! шепнула Дюймовочка ласточке. -- Он немного еще подумал и пригласил своего спутника: -- Кушай, Бегемот. Удивлялись одному - поместия Троекурова были пощажены; разбойники не ограбили у него ни единого сарая; не остановили ни одного воза. - Ун и Зур живут вместе в пещере, наверху.
    Лев рванулся вперед... Папа, мама и Толя, все уехали в город, я осталась одна.
    Толстяк взял свой примус под мышку, овладел верхним мандарином в пирамиде и, тут же со шкурой сожравши его, принялся за второй. Подобно островам, разбросанным по бесконечно разлившейся реке, обтекающей их глубоко прозрачными рукавами ровной синевы, они почти не трогаются с места; далее, к небосклону, они сдвигаются, теснятся, синевы между ними уже не видать; но сами они так же лазурны, как небо: они все насквозь проникнуты светом и теплотой. Они болтали, шутили, смеялись, делали глупость за глупостью; визжали скрипки, грохотал барабан, как медные быки Фаларида {5} ревели тромбоны, и сцена, становясь, по мере того как винные пары затуманивали головы, все более ужасной, наконец превратилась в какой-то шабаш in petto {Здесь: в зародыше (итал.).}.
    Продавщицу обуял смертельный ужас.
    -- Вы с ума сошли! Но тоска одиночества по-прежнему мучила его...
    Однажды вечером Ун и Зур отправились вместе с пещерным львом на охоту. -- вскричала она, теряя свой румянец, -- чек подавайте! Увидев гостя, она прервала пение и приветствовала меня с очаровательной любезностью. Чек! -- и она уронила конфетные щипцы.
    -- Душенька, милочка, красавица, -- засипел Коровьев, переваливаясь через прилавок и подмигивая продавщице, -- не при валюте мы сегодня...
    Наш небольшой автомобиль милю за милей продвигался по первозданным лесам и холмам и наконец остановился перед густо заросшим деревьями крутым подъемом. Только-что дама увидала его, как немедленно закричала: Я лично прекрасно выспался. Плевать мне на тайну этого самого Филлипса, сказал я себе.
    У нее только две ножки! Жалко смотреть!
    У нее нет щупальцев! ну что ты поделаешь! Но, клянусь вам, в следующий же раз, и уж никак не позже понедельника, отдадим все чистоганом. Мы здесь недалеко, на Садовой, где пожар.
    Бегемот, проглотив третий мандарин, сунул лапу в хитрое сооружение из шоколадных плиток, выдернул одну нижнюю, отчего, конечно, все рухнуло, и проглотил ее вместе с золотой оберткой.
    Продавцы за рыбным прилавком как окаменели со своими ножами в руках, сиреневый иностранец повернулся к грабителям, и тут же обнаружилось, что Бегемот не прав: у сиреневого не не хватало чего-то в лице, а, наоборот, скорее было лишнее -- висящие щеки и бегающие глаза.
    Так я и сделал.
    Для проверки я разрезал нетронутую половину ремешка на кусочки по дюйму и сравнил их с ранее сделанными.
    Я добрался наконец до угла леса, но там не было никакой дороги: какие-то некошеные, низкие кусты широко расстилались передо мною, а за ними, далеко-далеко, виднелось пустынное поле.
    Совершенно пожелтев, продавщица тоскливо прокричала на весь магазин:
    - Но ведь газеты объявили, что дорога полностью открыта!
    -- Палосич! Палосич!
    Публика из ситцевого отделения повалила на этот крик, а Бегемот отошел от кондитерских соблазнов и запустил лапу в бочку с надписью: "Сельдь керченская отборная", вытащил парочку селедок и проглотил их, выплюнув хвосты.
    Каждый голос женщин звучал совершенно отдельно, все они казались разноцветными ручьями и, точно скатываясь откуда-то сверху по уступам, прыгая и звеня, вливаясь в густую волну мужских голосов, плавно лившуюся кверху, тонули в ней, вырывались из нее, заглушали ее и снова один за другим взвивались, чистые и сильные, высоко вверх.
    - Алло! Вы, кажется, тот самый человек, который отправил Бена Ченкина обратно на работу?
    Эта голова, которая говорила, эти глаза, которые смотрели на меня, эти губы, которые целовали мои губы, то были губы, глаза, голова Соланж. Предоставь это дело мне, я знаю как с ней обращаться.
    - Черт! - с изумлением воскликнул Джек. - А почему же они никогда не говорят обо мне?
    "Система поблажек", с необходимыми поправками, вновь заняла свое место в chateau. Мы молчали, и секунду или две в каюте царила глубокая тишина и не было слышно ничего, кроме поскрипывания деревянных перегородок и стука машины под полом. Ярость овладела хищником; хриплое дыхание с шумом вырывалось из широ- кой груди.
    -- Палосич! -- повторился отчаянный крик за прилавком кондитерского, а за рыбным прилавком гаркнул продавец в эспаньолке: Они ничего не видели, однако из соседней деревни до них доносились такие жуткие вопли, что несчастные не сомневались туда пришла Крадущаяся Смерть.
    - Да, но... видите ли, я член благотворительного похоронного общества. А когда человек любит подвиги, он всегда умеет их сделать и найдет, где это можно. Мне всегда хотелось познакомиться получше с его сочинениями. Но маятник уже коснулся моей груди. Он распорол мешковину.
    - Я в одной папиной книге,- у него много старинных смешных книг,- прочла, какая красота должна быть у женщины... Он шел из прорехи с полдюйма шириной, которая опоясывала всю темницу, по низу стен, совершенно отделяя их от пола.
    -- Ты что же это делаешь, гад?!
    Павел Иосифович уже спешил к месту действия. И вот до какой поры дожила - хватило крови! А сколько любила! Я задыхался и обмирал от каждого его разлета. У меня все обрывалось внутри от каждого взмаха. Это был представительный мужчина в белом чистом халате, как хирург, и с карандашом, торчащим из кармана. Мы проехали около двух миль сквозь эту сырую мрачную чащу, и вот наконец нашим взорам предстал Maison de Sante.
    Хворала я долго в монастыре одном. Женский монастырь.
    - Но и не женщина,- еще многозначительнее сказала начальница, и ее матовое лицо слегка заалело.- Прежде всего,- что это за прическа? Павел Иосифович, видимо, был опытным человеком. Олени и антилопы, утолив жажду у водопоя, искали убежища на ночь. - Доложите же, мой милый, что генерал Иволгин и князь Мышкин желали засвидетельствовать собственное свое уважение и чрезвычайно, чрезвычайно сожалели... Увидев во рту у Бегемота хвост третьей селедки, он вмиг оценил положение, все решительно понял и, не вступая ни в какие пререкания с нахалами, махнул вдаль рукой, скомандовав:
    Ему сказали на это, что за все, что человек берет, он платит собой: своим умом и силой, иногда - жизнью. Я отделился от стены и решил пересечь обнесенное ею пространство.
    -- Свисти!
    На угол Смоленского из зеркальных дверей вылетел швейцар и залился зловещим свистом. Сначала все уговаривал меня и грозил бросить в воду, а потом - ничего, пристал к ним и другую завел... Публика стала окружать негодяев, и тогда в дело вступил Коровьев.
    У меня была электрическая машина и два или три инструмента, которые назывались возбудителями. Может, зря они так испугались.
    Подошел разбойник к дому, отворил дверь, зашел на кухню.
    -- Граждане! -- вибрирующим тонким голосом прокричал он, -- что же это делается? Как гибельно может оказаться всякое неверное движенье! И вот я упала на землю перед ним и, охватив его колени, все упрашивая его горячими словами, свалила солдата на землю. Ась? Позвольте вас об этом спросить! Бедный человек, -- Коровьев подпустил дрожи в свой голос и указал на Бегемота, немедленно скроившего плаксивую физиономию, -- бедный человек целый день починяет примуса; он проголодался... Около получаса шел я так, с трудом переставляя ноги. а откуда же ему взять валюту?
    Павел Иосифович, обычно сдержанный и спокойный, крикнул на это сурово: Сын Земли снова стоял лицом к лицу с царственным зверем.
    -- Ты это брось! -- и махнул вдаль уже нетерпеливо.
    Тем не менее он сказал пренебрежительно:
    - Тигр во много раз слабее пещерного льва! Она была не более двадцати пяти ярдов. Несколько минут я глупо дивился этому открытию, поистине глупо! Тогда трели у дверей загремели повеселее.
    Но Коровьев, не смущаясь выступлением Павла Иосифовича, продолжал: Не для этого натягивала она лук; привязав клочок бумаги к наконечнику стрелы, она посылала ее в рощу на противоположном берегу реки. Счастливо, не поминайте меня лихом.
    Кузнец ушел, пожар свирепствовал еще несколько времени.
    - О, мадам Жуаез и в самом деле была дура! - воскликнула она.
    - О, пока это мой секрет. Когда опыт удастся, я опубликую всю историю воскрешения из мертвых.
    -- Откуда? -- задаю я всем вопрос! Он истомлен голодом и жаждой! опять. Несмотря на страшную ширь взмаха (футов тридцать, а то и более) и шипящую мощь спуска, способную сокрушить и самые эти железные стены, он протрет мешковину на мне, и только! Она непреодолимо влекла к себе волчонка еще в ту пору, когда он не мог видеть ее. Но он непринужденно промолвил:
    - Между прочим, вы наши ближайшие соседи. Ему жарко. Ну, взял на пробу горемыка мандарин. И вся-то цена этому мандарину три копейки. И вот они уж свистят, как соловьи весной в лесу, тревожат милицию, отрывают ее от дела.
    Волчонок спустился по отлогому берегу к ручью.
    Воды он до сих пор еще не видал. А ему можно? А? -- и тут Коровьев указал на сиреневого толстяка, отчего у того на лице выразилась сильнейшая тревога, -- кто он такой? А? Откуда он приехал? Зачем? Скучали мы, что ли, без него? Приглашали мы его, что ли? Конечно, -- саркастически кривя рот, во весь голос орал бывший регент, -- он, видите ли, в парадном сиреневом костюме, от лососины весь распух, он весь набит валютой, а нашему-то, нашему-то?!
    "Неудачный день", - подумал Керн, вынимая часы. Горько мне! Горько! Горько! -- завыл Коровьев, как шафер на старинной свадьбе. К слову сказать, он ни капельки не походил на лягушку. И ведь тяжко будет тебе умереть, не взглянув на нее, твою мать? Когда мы гуляли перед чаем по саду, была опять прелестная погода, солнце блестело через весь мокрый сад, хотя стало совсем холодно, и он вел меня под руку и говорил, что он Фауст с Маргаритой.
    Вся эта глупейшая, бестактная и, вероятно, политически вредная вещь заставила гневно содрогаться Павла Иосифовича, но, как это ни странно, по глазам столпившейся публики видно было, что в очень многих людях она вызвала сочувствие! А когда Бегемот, приложив грязный продранный рукав к глазу, воскликнул трагически: Наконец он заговорил, да так спокойно, что я просто застрелил бы ею, если бы мог. Мне почудилась скрытая печаль в ее лице, удивительная бледность которого была, на мой вкус, не лишена приятности.
    -- Спасибо, верный друг, заступился за пострадавшего!
    Волчонок выбрался на поверхность и всей пастью глотнул свежего воздуха. Я говорила и мерила глазами солдата - он был маленький, сухой и все кашлял. Я сжал ее в моих объятиях еще раз. На башне Сен-Этиен-дю-Мон пробило девять. -- произошло чудо. Приличнейший тихий старичок, одетый бедно, но чистенько, старичок, покупавший три миндальных пирожных в кондитерском отделении, вдруг преобразился. Или, быть может, это как-то связано с нарушением функций центральной нервной системы?
    Мне так хочется иметь ребеночка; не скажешь ли ты, где мне его взять? И волчонок пришел к выводу, что вещи не всегда таковы, какими кажутся.
    Все, что не было вскопано, было покрыто травой, чертополохом, крапивой. Глаза его сверкнули боевым огнем, он побагровел, швырнул кулечек с пирожными на пол и крикнул:
    -- Правда! -- детским тонким голосом. Затем он выхватил поднос, сбросив с него остатки погубленной Бегемотом шоколадной эйфелевой башни, взмахнул им, левой рукой сорвал с иностранца шляпу, а правой с размаху ударил подносом плашмя иностранца по плешивой голове. Прокатился такой звук, какой бывает, когда с грузовика сбрасывают на землю листовое железо. У вас все это так естественно получается, право! Ведь это же будет сплошное безобразие. Куда я покажусь с такой шеей, которая будет похожа на котлету?
    "Как бы ни был преступен Керн, - думала она, - он необыкновенный человек. Толстяк, белея, повалился навзничь и сел в кадку с керченской сельдью, выбив из нее фонтан селедочного рассола.
    Я с радостью убедился в том, что первые точно соответствуют вторым. На каждом столе лежал труп, уже обмытый струей воды и раздетый. Затруднение, правда, оказалось пустое, и лишь в тогдашней моей горячке оно представилось мне сначала неодолимым. Тут же стряслось и второе чудо. Сиреневый, провалившись в кадку, на чистом русском языке, без признаков какого-либо акцента, вскричал:
    - Закройте скорее воздушный кран! Введите в питательный раствор гедонал, и она уснет. Правда, он носил черную бархатную шубу, был очень богат и учен; по словам полевой мыши, помещение у него было в двадцать раз просторнее, чем у нее, но он совсем не любил ни солнца, ни прекрасных цветочков и отзывался о них очень дурно он ведь никогда не видел их. Если он войдет в комнату через дверь, мы ускользнем по веревочным лестницам, а если влезет в окно, в нашем распоряжении дверь и лестница внутри здания.. Федя лежал, опершись на локоть и раскинув полы своего армяка.
    -- Убивают! Милицию! Меня бандиты убивают! Если бы возможно было, если бы только деньги, мы бы с ним наняли отдельную квартиру и отказались бы от наших семейств. -- очевидно, вследствие потрясения, внезапно овладев до тех пор неизвестным ему языком. Ун приз- нал, что Зур прав, и уступил.
    - Иди! И эти ограничения и запреты были законом.
    Тогда прекратился свист швейцара, и в толпах взволнованных покупателей замелькали, приближаясь, два милицейских шлема. При ближайшем рассмотрении оказалось, впрочем, что это всего-навсего маленький теленок: он был зажарен целиком и стоял на коленях, а во рту у него было яблоко, - так обычно жарят в Англии зайцев. Мне все-таки не так совестно, как ему, потому что у меня отец, а у него мать, тут все-таки разница, потому что мужскому полу в таком случае нет бесчестия. Но коварный Бегемот, как из шайки в бане окатывают лавку, окатил из примуса кондитерский прилавок бензином, и он вспыхнул сам собой.
    - В старой рольне.
    - Вишь ты - фабричные!.. Пламя ударило кверху и побежало вдоль прилавка, пожирая красивые бумажные ленты на корзинках с фруктами.
    - Конечно, мы с Геком будем молчать, а вот если вы будете разговаривать, то в этом деле есть риск, - может, и небольшой, а все-таки риск. Продавщицы с визгом кинулись бежать из-за прилавка, и лишь только они выскочили из-за него, вспыхнули полотняные шторы на окнах и на полу загорелся бензин. Публика, сразу подняв отчаянный крик, шарахнулась из кондитерского назад, смяв более ненужного Павла Иосифовича, а из-за рыбного гуськом со своими отточенными ножами рысью побежали к дверям черного хода продавцы. Здоровье! Разве ты, имея деньги, не тратил бы их?
    Птенцы запищали, и волчонок сначала испугался; потом, увидев, что они совсем маленькие, он осмелел. Сиреневый гражданин, выдравшись из кадки, весь в селедочной жиже, перевалился через семгу на прилавке и последовал за ними. Останься лучше в своей теплой постельке, я буду ухаживать за тобой. Едва ли найдется во Франции хоть один сумасшедший дом без такого человека-чайника.
    Ну, Тома Сойера хлебом не корми, только дай ему какую-нибудь тайну. Страх -- наследие Северной глуши, и ни одному зверю не дано от него избавиться или променять его на чечевичную похлебку! Надо было также остерегаться огромных шершней, шес- ти семи укусов которых было достаточно, чтобы убить человека.
    Это случилось весной, на следующий год после того, как мы с Томом Сойером освободили нашего старого негра Джима, когда его, как беглого раба, посадили на цепь на ферме дяди Сайласа в Арканзасе. Все это было заранее продумано. Я уже знал, что могу измерить мои палки с точностью до одного дюйма. Зазвенели и посыпались стекла в выходных зеркальных дверях, выдавленные спасающимися людьми, и оба негодяя -- и Коровьев, и обжора Бегемот -- куда-то девались, а куда -- нельзя было понять. Вооны были фактическими владельцами всех предприятий в Эберло, получали все доходы от окрестных копей, занимали исключительное положение, были богаты и недосягаемы. Потом уж очевидцы, присутствующие при начале пожара в торгсине на Смоленском, рассказывали, что будто бы оба хулигана взлетели вверх под потолок и там будто бы лопнули оба, как воздушные детские шары. С другой стороны, его хитрость настолько велика, что вошла в пословицу. Он недавно женился и выстроил себе большой дом в современном стиле, стоявший высоко над городом. Это, конечно, сомнительно, чтобы дело было именно так, но чего не знаем, того не знаем. Бурлящие воды затопили прибрежные за- росли и чащи. Вы никогда не бывали у Настасьи Филипповны?
    - Я? На месте луны осталось только мутное опаловое пятно, иногда его совсем закрывал сизый клочок облака. С каждой своей ошибкой волчонок узнавал все больше и больше. На месте луны осталось только мутное опаловое пятно, иногда его совсем закрывал сизый клочок облака.
    Крот взял в рот гнилушку в темноте это ведь все равно, что свечка и пошел вперед, освещая длинную темную галерею.
    Но знаем, что ровно через минуту после происшествия на Смоленском и Бегемот и Коровьев уже оказались на тротуаре бульвара, как раз напротив дома Грибоедовской тетки. И, наконец, последние два просвета имели ширину в один шаг у основания, но посте- пенно суживались кверху. Вооны страшно богаты, но это мелочь по сравнению с тем, что они милые, обаятельные и культурные люди. Коровьев остановился у решетки и заговорил:
    -- Ба! Двоих только, а нескольких убили, а остальные ушли... Ну, на сегодня довольно. Поставьте голову на место. Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов.
    Вниз, уверенно, непреклонно вниз! Вот он качается уже в трех дюймах от моей груди.
    Прежде чем выйти из-под прикрытия густой тени деревьев, он вопросительно посмотрел на небо и на ярко светившую луну.
    -- Как ананасы в оранжереях, -- сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки. Я вышел на опушку кустов и побрел по полю межой.
    -- Совершенно верно, -- согласился со своим неразлучным спутником Коровьев, -- и сладкая жуть подкатывает к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будующий автор "Дон Кихота", или "Фауста", или, черт меня побери, "Мертвых душ"! В ней таилась самая сущность неизвестного, совокупность всех его ужасов. Как верно рассчитал, что нет лучшей рекламы для набора волонтеров, чем появление на улицах этого маленького кавалерийского отряда. А?
    -- Страшно подумать, -- подтвердил Бегемот.
    -- Да, -- продолжал Коровьев, -- удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома, объединившего под своею кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии.
    - Я пойду пешком, - сказал Филеас Фогг.
    Паспарту, который в это время подошел к мистеру Фоггу, состроил выразительную гримасу, посмотрев на свои великолепные, но мало пригодные для ходьбы туфли.
    - А рыбак куда девался? - спросил я.
    - Рыбак? Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике "Ревизора" или, на самый худой конец, "Евгения Онегина"!
    -- И очень просто, -- опять-таки подтвердил Бегемот. Земля больно стукнула его по носу, он жалобно тявкнул и тут же вслед за этим покатился кубарем по откосу. И поэтому, ткнувшись несколько раз подряд носом в стены пещеры, он примирился с тем, что не может проходить сквозь них, не может делать то, что делает отец. "Моя жена навестит вашу!" А эта жена отдыхала в Альпах, пока ты тут шлепала по свинской грязи на Марди-хилл. О, надежда, -- победительница скорбей, -- это она нашептывает слова утешенья обреченным даже в темницах инквизиции.
    Я окликнул экипаж и проводил ее до угла Фоссе-сен-Бернард. У меня глаза есть. Я вижу, что я тебе уже надоел.
    -- Да, -- продолжал Коровьев и озабоченно поднял палец, -- но! А если она явится, - Эндрью вдруг рассвирепел, - смотри, не допускай покровительственного обращения с собой! Я отчетливо увидел, что такое поведение пришлось не совсем по вкусу м-сье Майяру, но он не промолвил ни слова, и в разговор вступил очень тощий и очень маленький человечек в большом парике. Но, говорю я и повторяю это -- но! Если на эти нежные тепличные растения не нападет какой-нибудь микроорганизм, не подточит их в корне, если они не загниют! А это бывает с ананасами! Ой-ой-ой, как бывает!
    -- Кстати, -- осведомился Бегемот, просовывая свою круглую голову через дыру в решетке, -- что это они делают на веранде?
    -- Обедают, -- объяснил Коровьев, -- добавлю к этому, дорогой мой, что здесь очень недурной и недорогой ресторан. Вся поверхность этого металлического мешка была грубо размалевана мерзкими, гнусными рисунками -- порождениями мрачных монашеских суеверий. А я, между тем, как и всякий турист перед дальнейшим путешествием, испытываю желание закусить и выпить большую ледяную кружку пива.
    О, этот юный капитан не в игрушки играл! Какое глубокое знание людей обнаружил он!
    -- И я тоже, -- ответил Бегемот, и оба негодяя зашагали по асфальтовой дорожке под липами прямо к веранде не чуявшего беды ресторана. Это уже было легче. Молодой парс с умным лицом предложил свои услуги. Как ее звали? Забыла как... Все стала забывать теперь.
    Бледная и скучающая гражданка в белых носочках и белом же беретике с хвостиком сидела на венском стуле у входа на веранду с угла, там, где в зелени трельяжа было устроено входное отверстие.
    Вот какая щедрая земля в той стране!
    Там жило могучее племя людей, они пасли стада и на охоту за зверями тратили свою силу и мужество, пировали после охоты, пели песни и играли с девушками.
    Дюймовочка подняла глаза и увидела ласточку, которая пролетала мимо. Я попросил и получил разрешение производить опыты над продолжением жизненности после казни; эти опыты доказали мне, что страдания ощущались и после казни и должны были быть ужасными. Там все фермы приблизительно в миле друг от друга.
    Тем не менее он сказал пренебрежительно:
    - Тигр во много раз слабее пещерного льва! С раздражающим увлечением местные жители передавали легенды о демоне, который с наступлением темноты хватает одиноких путников, чьи тела находят затем в чудовищном состоянии расчлененные, с обглоданными костями.
    У этой стены света было одно странное свойство.
    Был уже давно вечер; князь все еще сидел, слушал и ждал генерала, начинавшего бесчисленное множество анекдотов и ни одного из них не доканчивавшего. Перед нею на простом кухонном столе лежала толстая конторского типа книга, в которую гражданка, неизвестно для каких причин, записывала входящих в ресторан. Этой именно гражданкой и были остановлены Коровьев и Бегемот.
    -- Ваши удостоверения? -- она с удивлением глядела на пенсне Коровьева, а также и на примус Бегемота, и на разорванный Бегемотов локоть.
    -- Приношу вам тысячу извинений, какие удостоверения? -- спросил Коровьев, удивляясь.
    -- Вы -- писатели?
    - Да, несомненно он был полный идиот, - вмешался тут еще кто-то, - но все же его и сравнивать нельзя с тем экземпляром, который каждому из нас известен, за исключением лишь вот этого приезжего господина.
    Пароход нам попался на редкость унылый, пассажиров было совсем мало, все старики и старухи, которые держались подальше друг от друга, дремали, и их вообще не слышно было. К тому же волчонку захотелось спать. И он отправился на поиски пещеры и матери, испытывая гнетущее чувство одиночества и полной беспомощности. И заметили вы, князь, в наш век все авантюристы!
    Лучшего нельзя было и придумать. Это были полоски отличной сыромятной телячьей кожи - ими можно было мерить с точностью до восьмой части дюйма, не хуже чем линейкой из самшита или слоновой кости. -- в свою очередь, спросила гражданка.
    -- Безусловно, -- с достоинством ответил Коровьев.
    - Постой, постой, но почему же именно в Марсель? Дикие звери здесь не водились инстинкт самосохранения не пускал их в места, где разгуливала сама смерть. - Первые сутки мы продержим ее в сонном состоянии, если сердце позволит.
    - Пьер, - крикнул хозяин, - перемените господину тарелку и положите ему ножку этого кролика au chat {Под кошку (франц.).}.
    Филеас Фогг, нисколько не горячась, предложил индусу продать слона и назвал для начала сумму в тысячу фунтов.
    -- Ваши удостоверения? -- повторила гражданка.
    Пустяки! сказала старуха мышь. Только не капризничай, а то возьму да укушу тебя белым зубом. Она все время спала, и искра жизни в ее маленьком тельце, похожем на обтянутый кожей скелет, мерцала все слабее и слабее и наконец угасла. Превосходная постановка дела здесь у вас хорошо известна в Париже, и я счел вполне возможным... В этих облаках было больше огня, чем во всех кострах Уламров, которые они зажигали в течение целой зимы.
    -- Прелесть моя... -- начал нежно Коровьев.
    -- Я не прелесть, -- перебила его гражданка.
    -- О, как это жалко, -- разочарованно сказал Коровьев и продолжал: -- Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею. Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский -- писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Я вышел из экипажа, она поехала дальше. Всю дорогу мы были в объятиях друг друга, не произнося ни слова; наши слезы смешивались и текли до самых губ, а горечь их смешивалась со сладостью наших поцелуев. Гигантский хищник резким движением повернул к Уламру свою ог- ромную голову, в полуоткрытой пасти сверкнули мощные клыки...
    Сверх бинтов Керн наложил на шею Брике гипсовый лубок. Как ты думаешь? -- обратился Коровьев к Бегемоту.
    Керн обернулся и увидел быстро приближающуюся толстенькую старушку в чистеньком белом чепце.
    -- Пари держу, что не было, -- ответил тот, ставя примус на стол рядом с книгой и вытирая пот рукою на закопченном лбу.
    -- Вы -- не Достоевский, -- сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
    -- Ну, почем знать, почем знать, -- ответил тот.
    -- Достоевский умер, -- сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
    Вот мой сынок, твой будущий муж! Вы славно заживете с ним у нас в тине. Ун приз- нал, что Зур прав, и уступил.
    - Иди!
    -- Протестую, -- горячо воскликнул Бегемот. -- Достоевский бессмертен!
    К осени Дюймовочка приготовила все свое приданое.
    Но время шло... Блуждая в бесцельных поисках по джунглям, лев набрел на скалистую гряду и поселился в пещере, укрываясь от потоков воды, низвергавшихся с небес. Вы можете в течение того или иного времени делать так называемые "поблажки" умалишенному, но в конце концов он все же весьма склонен к буйству.
    -- Ваши удостоверения, граждане, -- сказала гражданка.
    Паспарту, проснувшись, смотрел в окно и не мог поверить, что он пересекает Индию в поезде Великой индийской полуостровной железной дороги.
    -- Помилуйте, это, в конце концов, смешно, -- не сдавался Коровьев, -- вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся у меня в голове? Воображаю, какими глазами она стала бы осматривать все здесь у нас! Приходя в себя после обморока, мы проходим две ступени: сначала мы возвращаемся в мир нравственный и духовный, а потом уж вновь обретаем ощущение жизни физической. Три просвета между стволами были настолько узки, что человек не мог протиснуться между ними; сквозь два просвета Ун и Зур кое-как пролеза- ли боком, но ни тигр, ни лев не сумели бы этого сделать. Или в этой голове? -- и он указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку, как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть ее. Жена его начала представляться ему в новом свете, он словно в первый раз ее увидел.
    Апрель, дни серые; памятники кладбища, просторного, уездного, еще далеко видны сквозь голые деревья, и холодный ветер звенит и звенит фарфоровым венком у подножия креста. Через неко- торое время злоба хищника стала остывать, и он снова почувствовал ту невыносимую сухость в горле, которую могла утолить только прохладная речная вода.
    Ун сказал:
    - Я пойду первым.
    Это вошло у него в привычку. Он готов был идти на край света, чтобы делать что-нибудь. Она держала себя очень естественно, без всякого жеманства и претенциозности. Скоро ей попалась заметка о том, что известная итальянская артистка Анжелика Гай, следовавшая в поезде, потерпевшем крушение, исчезла бесследно. Слава богу, что моим детям нечего бояться этого! И вот, неделю спустя, под влиянием какого-то необъяснимого импульса я зарегистрировался в числе репортеров, буквально оккупировавших гостиницу в Леффертс-Корнерз, ближайшей к Темпест-Маунтин деревушке, и в тот же день, 5 августа 1921, года получил допуск в поисковый штаб.
    -- Пропустите, граждане, -- уже нервничая, сказала она.
    Коровьев и Бегемот посторонились и пропустили какого-то писателя в сером костюме, в летней без галстука белой рубашке, воротник которой широко лежал на воротнике пиджака, и с газетой под мышкой. Придя в себя, я почувствовал такую, о! невыразимую слабость, будто меня долго изнуряли голодом. А на самом-то деле она была прелестнейшим созданием в свете: нежная, ясная, точно лепесток розы. Писатель приветливо кивнул гражданке, на ходу поставил в подставленной ему книге какую-то закорючку и проследовал на веранду.
    -- Увы, не нам, не нам, -- грустно заговорил Коровьев, -- а ему достанется эта ледяная кружка пива, о которой мы, бедные скитальцы, так мечтали с тобой, положение наше печально и затруднительно, и я не знаю, как быть. Меня со старухой дома не было, мы с ней жареными каштанами торгуем.
    Бегемот только горько развел руками и надел кепку на круглую голову, поросшую густым волосом, очень похожим на кошачью шерсть.
    Она привезла свой лук из Луизианы, но он долго лежал без дела, даже нераспакованный. И все же в первый миг разум мой отказывался принять безумный смысл того, что я увидел. Я установил, что сплю около восьми часов и в шесть утра просыпаюсь.
    Луиза Пойндекстер, увлекаясь теми видами спорта, которые принято считать мужскими, конечно, не пренебрегала и стрельбой из лука. И в этот момент негромкий, но властный голос прозвучал над головой гражданки:
    Мальчишкам это показалось очень смешным, и они стали называть его Юпитером.
    -- Пропустите, Софья Павловна.
    Гражданка с книгой изумилась; в зелени трельяжа возникла белая фрачная грудь и клинообразная борода флибустьера.
    Зур не возразил ничего, хотя по натуре своей был менее склонен рисковать жизнью, чем Ун. Он приветливо глядел на двух сомнительных оборванцев и, даже более того, делал им пригласительные жесты. И когда я выздоровела, то ушла с ним... в Польшу его. Авторитет Арчибальда Арчибальдовича был вещью, серьезно ощутимой в ресторане, которым он заведовал, и Софья Павловна покорно спросила у Коровьева:
    -- Как ваша фамилия?
    -- Панаев, -- вежливо ответил тот.
    Эта одинокая купа деревьев, одна из тех, которые жители прерии называют островками леса, стояла у дороги, по которой скакал всадник, только что выехавший из поселка. Искусно спрятанное гнездо куропатки попалось ему только вследствие его же собственной неловкости: он свалился на него. Гражданка записала эту фамилию и подняла вопросительный взор на Бегемота. "Да где же это я?" - повторил я опять вслух, остановился в третий раз и вопросительно посмотрел на свою английскую желто-пегую собаку Дианку, решительно умнейшую изо всех четвероногих тварей. Но теперь, по всей видимости, люди, издававшие эти вопли, быстро приближались.
    -- Скабичевский, -- пропищал тот, почему-то указывая на свой примус. Софья Павловна записала и это и пододвинула книгу посетителям, чтобы они расписались в ней. Ухаживала за мной одна девушка, полька... и к ней из монастыря другого, - около Арцер-Паланки, помню, - ходил брат, тоже монашек... Коровьев против Панаева написал "Скабичевский", а Бегемот против Скабичевского написал "Панаев". Он уже стал теперь как тень, - пора! Он живет тысячи лет, солнце высушило его тело, кровь и кости, и ветер распылил их. Странное чувство тотчас овладело мной. Лощина эта имела вид почти правильного котла с пологими боками; на дне ее торчало стоймя несколько больших, белых камней, - казалось, они сползлись туда для тайного совещания, - и до того в ней было немо и глухо, так плоско, так уныло висело над нею небо, что сердце у меня сжалось.
    После трогательного прощания со своим другом Полем Редоном, женившимся к тому времени на Жанне Дюшато, он отправился в намеченное путешествие. Арчибальд Арчибальдович, совершенно поражая Софью Павловну, обольстительно улыбаясь, повел гостей к лучшему столику в противоположном конце веранды, туда, где лежала самая густая тень, к столику, возле которого весело играло солнце в одном из прорезов трельяжной зелени.
    На пол опустили труп молодой женщины с необычайно красивым аристократическим лицом, на котором застыло только одно глубокое удивление. Софья же Павловна, моргая от изумления, долго изучала странные записи, сделанные неожиданными посетителями в книге. я не хочу...
    - Не хотите? В таком случае я пришью к трупу голову Тома. Куропатка-мать была вне себя от ярости. Тогда волчонок разозлился.
    Официантов Арчибальд Арчибальдович удивил не менее, чем Софью Павловну.
    И тут они разом закричали:
    осел - по-ослиному, Он лично отодвинул стул от столика, приглашая Коровьева сесть, мигнул одному, что-то шепнул другому, и два официанта засуетились возле новых гостей, из которых один свой примус поставил рядом со своим порыжевшим ботинком на пол.
    Морис Джеральд и Луиза Пойндекстер не могли больше переносить разлуку. Филеас Фогг ответил своему спутнику, что не имеет привычки действовать необдуманно, что в конечном счете дело идет о пари в двадцать тысяч фунтов, что слон ему необходим и что он приобретет его, даже если ему придется заплатить в двадцать раз больше, чем тот стоит. Подобной погоды желает земледелец для уборки хлеба... Немедленно исчезла со стола старая скатерть в желтых пятнах, в воздухе, хрустя крахмалом, взметнулась белейшая, как бедуинский бурнус, другая, а Арчибальд Арчибальдович уже шептал тихо, но очень выразительно, склоняясь к самому уху Коровьева: Идет себе и курит, руки в карманах, один ус на плече лежит, а другой на грудь свесился. И, скажу вам, жили они недурно.
    - Ну а лечение?
    -- Чем буду потчевать? Балычок имею особенный... Уламр крепко сжал в руке палицу. Но Зур одним прыжком очутился между ними, прикрывая друга своим телом, и мо- гучий хищник остался на месте. Керн приложил к лицу Брике зеркало. Поверхность зеркала запотела. От облаков падали на землю густые стаи теней и ползли по ней, ползли, исчезали, являлись снова... у архитекторского съезда оторвал...
    -- Вы... э... А позавчера совсем из дому выгнал.
    - А мать?
    - Пять лет, как умерла, - ответил мальчик, и на глазах у него блеснули слезы. дайте нам вообще закусочку... э... -- благожелательно промычал Коровьев, раскидываясь на стуле. Пустите воздушную струю. Как вы себя чувствуете, мадемуазель? Кровь оказалась очень вкусной. В зубах у него была дичь, такая же дичь, какую ему приносила мать, только гораздо вкуснее, потому что она была живая.
    Он припал к земле и зарычал. Но белка перепугалась еще больше; она быстро вскарабкалась на дерево и, очутившись в безопасности, сердито зацокала оттуда. Начальница, моложавая, но седая, спокойно сидела с вязаньем в руках за письменным столом, под царским портретом. Уж как же мы напужались о ту пору!
    -- Понимаю, -- закрывая глаза, многозначительно ответил Арчибальд Арчибальдович.
    Увидев, как обращается с весьма сомнительными посетителями шеф ресторана, официанты отбросили всякие сомнения и принялись за дело серьезно. Мерное движенье маятника ничуть им не препятствовало. Только, папаша, ух как вы!.. - заключил Коля, пристально вглядываясь в походку и в стойку генерала. Дюйм за дюймом, удар за ударом -- казалось, века проходили, пока я это замечал -- но он неуклонно спускался все ниже и ниже! Я это сделал вовсе не затем, чтобы тебе угодить". Просто места себе не находишь - хандришь, задумываешься о чем-то, и больше всего хочется уйти, чтобы никто тебя не видел, забраться на холм, куда-нибудь на опушку леса, сидеть там и смотреть вдаль на Миссисипи, которая катит свои воды далеко-далеко, на много миль, где леса окутаны словно дымкой и так все вокруг торжественно, что кажется, будто все, кого ты любишь, умерли, и самому тебе тоже хочется умереть и уйти из этого мира. Удушье сдавило ему горло, как смерть. Для волчонка оно было равносильно смерти. Я не бывал? Вы это мне говорите? Несколько раз, милый мой, несколько раз! Один уже подносил спичку Бегемоту, вынувшему из кармана окурок и всунувшему его в рот, другой подлетел, звеня зеленым стеклом и выставляя у приборов рюмки, лафитники и тонкостенные бокалы, из которых так хорошо пьется нарзан под тентом...
    Когда я подошел к яме, то поскользнулся и чуть не упал туда, волосы у меня стали дыбом. Предвидели большое количество осужденных, и яма была больше, чем обыкновенно.
    - Четыре человека - целый полувзвод, и я его капрал! Находились трупы без головы, но или неподходящей комплекции, или имеющие раны на теле, или же, наконец, начинавшие уже разлагаться.
    Через месяц твоя свадьба! сказала девочке полевая мышь. Он шел из прорехи с полдюйма шириной, которая опоясывала всю темницу, по низу стен, совершенно отделяя их от пола. Я бы поклевал.
    Встали они и пошли на огонек.
    Вышли на поляну, а на поляне дом стоит, и окошко в нем светится. Лишь мысль о способе и часе донимала и сводила меня с ума. нет, забегая вперед, скажем... пился нарзан под тентом незабвенной Грибоедовской веранды. Лоран едва ли не с меньшим интересом следила за этим.
    Пока он с визгом и воем пятился назад, ласка подбежала к своему детенышу и скрылась с ним в кустах.
    Однажды вечером, кончив дневной сбор винограда, партия молдаван, с которой я работал, ушла на берег моря, а я и старуха Изергиль остались под густой тенью виноградных лоз и, лежа на земле, молчали, глядя, как тают в голубой мгле ночи силуэты тех людей, что пошли к морю. Этой областью некогда управлял Ферингэа - вождь тугов, король "душителей".
    Вот почему, повинуясь закону, внушенному матерью, повинуясь неведомому закону страха, волчонок держался подальше от выхода из пещеры. князь Мышкин. Генерал Иволгин и князь Мышкин, - бормотал трепетавший и потерявшийся генерал. Они оглядывали девочку с головы до ног, а жучки-барышни пожимали щупальцами и говорили: Мы остаемся жить, и нам полезно знать больше, чем мы знаем...
    -- Филейчиком из рябчика могу угостить, -- музыкально мурлыкал Арчибальд Арчибальдович. Тот, кто не падал в обморок, никогда не различит диковинных дворцов и странно знакомых лиц в догорающих угольях; не увидит парящих в вышине печальных видений, которых не замечают другие, не призадумается над запахом неизвестного цветка, не удивится вдруг музыкальному ритму, никогда прежде не останавливавшему его внимания.
    Время от времени сэр Фрэнсис Кромарти и Филеас Фогг обменивались словами; возобновляя то и дело прерывавшуюся беседу, бригадный генерал сказал: Но первый человек на Марсе встретил бы гораздо меньше необычного для себя, чем волчонок здесь на земле. Изрубили его, у него вытек один глаз от ударов, и два пальца на левой руке были тоже отрублены... Гость в треснувшем пенсне полностью одобрял предложения командира брига и благосклонно глядел на него сквозь бесполезное стеклышко.
    Его встретил крылатый вихрь. Стремительный натиск и яростные удары крыльев ослепили, ошеломили волчонка. Рыбак шел на казнь бледный и плакал, а гуцул трубку курил. Она ведь легче лебединого пуха! Высадим-ка ее посредине реки на широкий лист кувшинки это ведь целый остров для такой крошки, оттуда она не сбежит, а мы пока разуберем там, внизу, наше гнездышко, и заживете вы в нем на славу.
    - Ваши слова, - возразил я, - изумляют меня до крайности; я был твердо уверен, что нет сейчас во всей стране ни одного заведения, где применяется какой-либо иной метод лечения душевных болезней. Я ожидал от него большего самообладании. Оркестранты, которые вот уже с четверть часа были, по-видимому, слишком пьяны, чтобы заниматься своим делом, все разом вскочили на ноги, бросились к инструментам и, вскарабкавшись на свой стол, дружно заиграли "Янки Дудл" {6}, исполнив его на фоне всего этого шума и гама, может быть, не совсем точно, но зато с воодушевлением сверхъестественным.
    Обедающий за соседним столиком беллетрист Петраков-Суховей с супругой, доедавшей свиной эскалоп, со свойственной всем писателям наблюдательностью заметил ухаживания Арчибальда Арчибальдовича и очень удивился. Получить труп для Керна было не так-то просто. До истечения трехдневного срока на каждый труп могли предъявить права родственники, по истечении же трех дней полуразложившийся труп не представлял для Керна никакого интереса. Временами дядя доходит до того, что может ударить Юпитера. Для сумасшедших это были славные денечки, можете мне поверить! Уже один только этот факт вопиющего неравенства сил казался ему величайшим преступлением против человечества. И когда мне хотелось спать, я заключал, что, должно быть, уже десять часов вечера. А супруга его, очень почтенная дама, просто даже приревновала пирата к Коровьеву и даже ложечкой постучала... -- И что ж это, дескать, нас задерживают... пора и мороженое подавать!
    - Моя теория заключается вот в чем, - пришел к нему на помощь Челлис, сжалившись над ним. - Ун и Зур живут вместе в пещере, наверху.
    Лев рванулся вперед... В чем дело?
    Однако, послав Петраковой обольстительную улыбку, Арчибальд Арчибальдович направил к ней официанта, а сам не покинул своих дорогих гостей. Разве помогать здесь и при таких обстоятельствах не признак нравственной силы? Ах, умен был Арчибальд Арчибальдович! А уж наблюдателен, пожалуй, не менее, чем и сами писатели. Камера была квадратная. Сейчас я увидел, что два железных угла стали острыми, а два других, следственно, тупыми.
    - Железная дорога кончилась, сударь!
    - Что вы хотите этим сказать? Арчибальд Арчибальдович знал и о сеансе в Варьете, и о многих других происшествиях этих дней, слышал, но, в противоположность другим, мимо ушей не пропустил ни слова "клетчатый", ни слова "кот". А Том сидел и раздумывал, пока я от отчаяния уже не знал, что и делать. Арчибальд Арчибальдович сразу догадался, кто его посетители. А догадавшись, натурально, ссориться с ними не стал. А вот Софья Павловна хороша! Ведь это надо же выдумать -- преграждать этим двум путь на веранду! И сидела до того, что, бывало, все кости у меня трещат. А впрочем, что с нее спрашивать.
    Надменно тыча ложечкой в раскисающее сливочное мороженое, Петракова недовольными глазами глядела, как столик перед двумя одетыми какими-то шутами гороховыми как бы по волшебству обрастает яствами. До блеска вымытые салатные листья уже торчали из вазы со свежей икрой... миг, и появилось на специально пододвинутом отдельном столике запотевшее серебряное ведерко... Не удивляйтесь, mon ami, наш друг - остряк, этакий, знаете ли, drole {Проказник (франц.).}, не принимайте его всерьез!
    Лишь убедившись в том, что все сделано по чести, лишь тогда, когда в руках официантов прилетела закрытая сковорода, в которой что-то ворчало, Арчибальд Арчибальдович позволил себе покинуть двух загадочных посетителей, да и то предварительно шепнув им:
    -- Извините! На минутку! Лично пригляжу за филейчиками. Но сломался нож - точно в камень ударили им. И снова он упал на землю и долго бился головой об нее. День, - вернее, ночь воскресения Брике наступила.
    Он отлетел от столика и скрылся во внутреннем ходе ресторана. Устроившись поудобнее, он начал произносить речь, и она, несомненно, оказалась бы блестящей, если бы только была малейшая возможность ее услышать. Иди меня ждет еще горшая судьба? В том, что я обречен уничтожению, и уничтожению особенно безжалостному, и не мог сомневаться, зная нрав своих судей. Он налетел на нее, как бешеный, и обнял ее.
    - Крис, родная! Если бы какой-нибудь наблюдатель мог проследить дальнейшие действия Арчибальда Арчибальдовича, они, несомненно, показались бы ему несколько загадочными. Он кричал. Смешно так кричал. Я смотрела на него сверху, а он барахтался там, в воде.
    И тут Мещерская, не теряя простоты и спокойствия, вдруг вежливо перебила ее:
    Что касается самой столовой, то ей не хватало изящества, хотя, пожалуй, в удобстве и достаточно больших размерах ей нельзя было отказать.
    - Я... я, право, не знаю, - пробормотал Эндрью.
    Хищник медленно приблизился к группе бамбуков и обошел ее кругом.
    Шеф отправился вовсе не на кухню наблюдать за филейчиками, а в кладовую ресторана. Еще и теперь по небу бродили обрывки туч, пышные, странных очертаний и красок, тут - мягкие, как клубы дыма, сизые и пепельно-голубые, там - резкие, как обломки скал, матово-черные или коричневые. - Про себя же подумал: "Как бы Брике не захромала, в самом деле, на обе ноги". Владимир стиснул зубы - страшные мысли рождались в уме его.
    Результат моих вычислений оказался более чем удовлетворительным. Страшась утратить слабую и, должно быть, последнюю надежду, я все же приподнял голову, чтобы как следует разглядеть свою грудь. Может, их зажигают какие-нибудь неведомые племена, более многочисленные, чем Уламры, Кэамы и Рыжие Карлики? Он открыл ее своим ключом, закрылся в ней, вынул из ларя со льдом осторожно, чтобы не запачкать манжет, два увесистых балыка, запаковал их в газетную бумагу, аккуратно перевязал веревочкой и отложил в сторону. Их шерсть уже принимала рыжеватый оттенок, унаследованный от матери-волчицы, а он пошел весь в Одноглазого. Затем в соседней комнате проверил, на месте ли его летнее пальто на шелковой подкладке и шляпа, и лишь после этого проследовал в кухню, где повар старательно разделывал обещанные гостям пиратом филейчики. Кристин весело разговаривала с Воонами и миссис Челлис, пожилой дамой с забавными морщинками вокруг глаз.
    - Да не может быть! Никогда в жизни не слыхивал я о такой нелепости! Этому мальчику было всего лет семь.
    Итак, я лежал под кустиком в стороне и поглядывал на мальчиков. - Поосторожнее, прошу вас, не дрыгайте ногами. Вы мне испортили все платье, а ведь оно парчовое! Он увидел метнувшуюся в кусты ласку. Ласка была маленькая, и волчонок не испугался ее.
    Нужно сказать, что странного и загадочного во всех действиях Арчибальда Арчибальдовича вовсе не было и странными такие действия мог бы счесть лишь наблюдатель поверхностный. Поступки Арчибальда Арчибальдовича совершенно логически вытекали из всего предыдущего. Знание последних событий, а главным образом -- феноменальное чутье Арчибальда Арчибальдовича подсказывали шефу Грибоедовского ресторана, что обед его двух посетителей будет хотя и обилен и роскошен, но крайне непродолжителен. я не хочу...
    - Не хотите? В таком случае я пришью к трупу голову Тома.
    - А вот как. Пришлось нам с братом Авдюшкой, да с Федором Михеевским, да с Ивашкой Косым, да с другим Ивашкой, что с Красных Холмов, да еще с Ивашкой Сухоруковым, да еще были там другие ребятишки; всех было нас ребяток человек десять - как есть вся смена; но а пришлось нам в рольне заночевать, то есть не то чтобы этак пришлось, а Назаров, надсмотрщик, запретил; говорит: "Что, мол, вам, ребяткам, домой таскаться; завтра работы много, так вы, ребятки, домой не ходите".
    - Но здоровье... - начал было я.
    - Здоровья всегда хватит на жизнь. И чутье, никогда не обманывающее бывшего флибустьера, не подвело его и на сей раз.
    В то время как Коровьев и Бегемот чокались второй рюмкой прекрасной холодной московской двойной очистки водки, появился на веранде потный и взволнованный хроникер Боба Кандалупский, известный в Москве своим поразительным всеведением, и сейчас же подсел к Петраковым. Положив свой разбухший портфель на столик, Боба немедленно всунул свои губы в ухо Петракову и зашептал в него какие-то очень соблазнительные вещи.
    - Постой, - сказал он Архипу, - кажется, в торопях я запер двери в переднюю, поди скорей отопри их. Но и среди новичков Керн не мог найти подходящего для операции материала. Она переходит по шоссе грязную площадь, где много закопченных кузниц и свежо дует полевой воздух; дальше, между мужским монастырем и острогом, белеет облачный склон неба и сереет весеннее поле, а потом, когда проберешься среди луж под стеной монастыря и повернешь налево, увидишь как бы большой низкий сад, обнесенный белой оградой, над воротами которой написано Успение божией матери. То было весомое тело, пробегавшее по орбите вокруг земного шара, следуя законам точной механики. Лоран была почти уверена, что голова Брике получила тело погибшей артистки.
    Они шли, пели и смеялись; мужчины - бронзовые, с пышными, черными усами и густыми кудрями до плеч, в коротких куртках и широких шароварах; женщины и девушки - веселые, гибкие, с темно-синими глазами, тоже бронзовые.
    Пустяки! сказала старуха мышь. Только не капризничай, а то возьму да укушу тебя белым зубом. Эх!.. Это уж тогда с ними было, как они хотели уйти в Карпаты к себе. Мадам Петракова, изнывая от любопытства, и свое ухо подставила к пухлым масленым губам Бобы, а тот, изредка воровски оглядываясь, все шептал и шептал, и можно было расслышать отдельные слова, вроде таких:
    -- Клянусь вам честью! На Садовой, на Садовой, -- Боба еще больше снизил голос, -- не берут пули. Вот уже больше семи лет, как я ничего не знаю о доме. И когда обворуют сами себя, истратив время, то начнут плакаться на судьбу. Пули... пули... бензин, пожар... пули...
    -- Вот этих бы врунов, которые распространяют гадкие слухи, -- в негодовании несколько громче, чем хотел бы Боба, загудела контральтовым голосом мадам Петракова, -- вот их бы следовало разъяснить! Его желтые, почти белые волосы торчали острыми косицами из-под низенькой войлочной шапочки, которую он обеими руками то и дело надвигал себе на уши. И вот уже около трех десятков лет живу здесь. Был у меня муж, молдаванин; умер с год тому времени. Если хотите, можете поручить это мне, а сами идите к своим делам, вас ждут ваши дети и сироты.
    Тут говоривший (на мой взгляд, это было верхом невоспитанности) засунул большой палец правой руки за левую щеку и выдернул его со звуком, напоминавшим хлопанье пробки, а затем, подражая пенящемуся шампанскому и ловко прижимая язык к зубам, издал резкий свист и шипение, не прекращавшиеся в течение нескольких минут. Ну, ничего, так и будет, их приведут в порядок! Какие вредные враки!
    -- Какие же враки, Антонида Порфирьевна! -- воскликнул огорченный неверием супруги писателя Боба и опять засвистел: -- Говорю вам, пули не берут... А теперь пожар... Они по воздуху... по воздуху, -- Боба шипел, не подозревая того, что те, о ком он рассказывает, сидят рядом с ним, наслаждаясь его свистом. Впрочем, это наслаждение скоро прекратилось. Из внутреннего хода ресторана на веранду стремительно вышли трое мужчин с туго перетянутыми ремнями талиями, в крагах и с револьверами в руках. Их шерсть уже принимала рыжеватый оттенок, унаследованный от матери-волчицы, а он пошел весь в Одноглазого. Передний крикнул звонко и страшно:
    -- Ни с места! Однако я сразу же вспомнил рассказы парижских друзей о южанах - какой это странный, эксцентричный народ и как упорно они держатся за свои старые понятия, - а разговор с двумя-тремя гостями немедленно и окончательно рассеял все мои подозрения. -- и тотчас все трое открыли стрельбу на веранде, целясь в голову Коровьеву и Бегемоту. Оба обстреливаемые сейчас же растаяли в воздухе, а из примуса ударил столб огня прямо в тент. Страх охватил хищника; он по- вернул влево и стал обходить костер, держась на почтительном расстоя- нии от огня. ) с его превосходительством и тут же получил разрешение на немедленную выгрузку своей поклажи. Как бы зияющая пасть с черными краями появилась в тенте и стала расползаться во все стороны.
    - Что ж ты так бежала, собака? - спрашивает осел. Он прекрасно знал своих двух братьев и двух сестер. Огонь, проскочив сквозь нее, поднялся до самой крыши Грибоедовского дома. Лежащие на окне второго этажа папки с бумагами в комнате редакции вдруг вспыхнули, а за ними схватило штору, и тут огонь, гудя, как будто кто-то его раздувал, столбами пошел внутрь теткиного дома.
    - А у вас дело? Или вы так только, pour passer le temps в "благородном обществе"?
    - О, без сомнения; и будьте уверены, что это тот же час... Вот уже больше семи лет, как я ничего не знаю о доме. Первым его побуждением было перейти на другую сторону дороги и уклониться таким образом от встречи с этим человеком. Зур вдруг испугался своих размышлений. Ни одному Уламру или Ва не приходили в голову подобные вещи. Обмытое молодое тело блестело, как белый мрамор.
    "О, это что-то подходящее", - подумал он и пошел вслед за сторожами.
    На волчонка напал ужас. Неизвестных и грозных вещей стало еще больше.
    После этого волчица перестала охотиться на левом рукаве ручья. Я сомневался только в первых днях после отплытия, когда не следил за временем.
    Сэр Фрэнсис Кромарти уже разглядел в своем попутчике оригинала, хотя и наблюдал его лишь за картами и в перерыве между двумя робберами. На каждом столе лежал труп, уже обмытый струей воды и раздетый. Когда настала весна и пригрело солнышко, ласточка распрощалась с девочкой, и Дюймовочка ототкнула дыру, которую проделал крот. А она ужасно радовалась: гадкая жаба не могла теперь догнать ее, а вокруг все было так красиво!
    Через несколько секунд по асфальтовым дорожкам, ведущим к чугунной решетке бульвара, откуда в среду вечером пришел не понятый никем первый вестник несчастья Иванушка, теперь бежали недообедавшие писатели, официанты, Софья Павловна, Боба, Петракова, Петраков.
    Заблаговременно вышедший через боковой ход, никуда не убегая и никуда не спеша, как капитан, который обязан покинуть горящий бриг последним, стоял спокойный Арчибальд Арчибальдович в летнем пальто на шелковой подкладке, с двумя балыковыми бревнами под мышкой.

Текст для тренировки скорочтения - 01