Голдсмит Г.Н. Гамлет, Дон Кихот и будущее российского психоанализа

Резюме

В статье автор размышляет о точках пересечения идей Тургенева о двух противоположных особенностях человеческой природы, представленных в персонажах, созданных Сервантесом и Шекспиром, и теории бессознательного Фрейда, а также о будущем российского психоанализа.

Ключевые слова: Тургенев, Фрейд, российский психоанализ, человеческая природа, характер.

Сто тридцать шесть лет назад в этом городе Иван Тургенев прочитал лекцию в Обществе для пособия нуждающимся литераторам и ученым, озаглавленную «Гамлет и Дон Кихот». Эта лекция содержала подробное описание двух типов характеров, в котором великий русский писатель, по сути, сформулировал типологию характеров, предшествующую психоаналитической. Основывая ее на литературных примерах, он недалеко отошел от того же импульса, который вдохновлял Фрейда, когда тот создавал собственную психоаналитическую типологию характеров. Теория Фрейда опиралась на динамическую модель бессознательного, но она также позаимствовала некоторые свои прозрения из литературы. С этой точки соприкосновения с психоанализом речь Тургенева обеспечивает отправной пункт для дискуссии, которая, я полагаю, может быть плодотворной на нынешней стадии возрождения русского психоанализа. Поскольку я и не литературовед, не прорицатель и не русский, но всего лишь аналитик, прошу вашего снисхождения к этому докладу. Я буду говорить с точки зрения, лучше всего мне известной, и надеюсь не обидеть ни литературоведов, ни прорицателей и ни русских среди моих слушателей.

Тургенев говорит нам, что в персонажах, созданных Сервантесом и Шекспиром, представлены «две коренные, противоположные особенности человеческой природы». Он пишет, что «все люди принадлежат более или менее к одному из этих двух типов; что почти каждый из нас сбивается либо на Дон Кихота, либо на Гамлета». Тургенев не становится на сторону ни того, ни другого, и даже, что более важно, полагает, что оба этих персонажа похожи в том, что они совершенно преданны своим идеалам. Однако они отличаются друг от друга в том, что выводят свои идеалы двумя различными способами, и действуют на их основании по-разному.

Сначала Тургенев спрашивает, кто такие донкихоты? Это люди, которые воспринимают свои идеалы исходящими снаружи, от чего-то «высшего». Их идеалы не подлежат сомнению, поскольку представляют высшую истину. Эта истина, однако, требует постоянного служения и жертвоприношения. Дон Кихот посвятил себя искоренению зла, и он воевал против волшебников и великанов, то есть – против угнетателей. Сервантес изображает Дон Кихота простодушным человеком, лишенным эгоизма, подвижником, служителем идеи. Хотя иногда он может быть комичным, его идеалы остаются чистыми, и он жертвует собой без оглядки. Конечно, он может также выглядеть совершенно безумным, когда нападает на ветряные мельницы. Однако его безумие вызывает у читателя улыбку снисхождения и мудрости, улыбку родителя, который смотрит на свое невинное дитя (или улыбку толерантного Супер-Эго, наблюдающего за Эго). Это не издевка тех, кто отказывается следовать идеалам, тех, кто, иными словами, не живет по-настоящему. Как говорит Тургенев, «Дон-Кихот смешон... но в смехе есть примиряющая и искупляющая сила – и если недаром сказано: “Чему посмеешься, тому послужишь”, то можно прибавить, что над кем посмеялся, тому уже простил, того даже полюбить готов».

Однако же категоричность его убеждений, во многих отношениях благородная, может также быть опасной, поскольку, как вы знаете, Дон Кихот иногда создает больше беды, чем устраняет, несмотря на свои благие намерения. Здесь возникает моральный вопрос, и мы все можем поразмыслить над тем, когда умственное личное убеждение переступает черту и вредит тем самым людям, которым оно предназначено помочь. Однако было бы неуместно мне напоминать этой аудитории, какой вред иногда может быть причинен абсолютной преданностью теории, когда очевидно, что из-за этого страдают люди. Точно так же иногда мы должны переосмысливать нашу строгую приверженность тому или иному терапевтическому подходу, если становится понятно, что нашим пациентам он не помогает.

Что же мы обнаруживаем у Гамлета? Тургенев говорит нам, что этот человек эгоист, живущий только для самого себя. Он также скептик, вечно борющийся сам с собой. Но, как пишет Тургенев, Гамлет «сознает свою слабость, но всякое самосознание есть сила; отсюда проистекает его ирония, противоположность энтузиазму Дон-Кихота. … Он знает до тонкости все свои недостатки. … И [однако] привязан к жизни». Но, продолжает Тургенев, «не будем слишком строги к Гамлету». Он, как и Дон Кихот, также страдает за свои идеалы: сохранение памяти об отце, наказание узурпаторов. Скептицизм Гамлета не предполагает равнодушия, скорее это попытка определиться с тем, как жить в несовершенном или даже в испорченном, прогнившем мире. «В его руках тоже меч: обоюдоострый меч анализа».

Дон Кихот бодр, весел, наивен, это человек, который не погружается в глубины жизни, но отражает все ее феномены. Гамлет, наоборот, – это дух размышления и анализа, тяжкий, угрюмый дух, лишенный гармонии и ярких цветов, глубокий, сильный, многоликий, независимый. Полагаю, что Тургенев справедливо оценивает положительные и отрицательные черты каждого из этих персонажей. Но один из моментов, которые он не подчеркивает, а я его считаю важным, – это роль предыстории в прошлом каждого героя. Гамлет несет на своих плечах груз знания об ужасных событиях, гнет истории – он знает, какое вершилось зло. Дон Кихоту, чья история состоит только из непомерного чтения рыцарских романов, наоборот, легче (и проще) двигаться в этом мире фантазии. Наши сегодняшние русские коллеги знают гораздо лучше нас на Западе, что такое тяжкое ярмо истории, подавление знания и в нынешнем веке также, лишь один пример чему – психоанализ. Любопытно, что когда Тургенев вернулся в Россию с Запада в 1841 году, он намеревался начать карьеру философа. Однако преподавание философии было пресечено правительством, и эта возможность для него была утрачена. И конечно, часть нашей конференции была посвящена пониманию истории такого подавления. Литературный прецедент в шекспировском «Гамлете», если такое сравнение можно счесть подобающим, – это попытка скрыть истину об убийстве отца Гамлета.

В сравнении с позднейшими психоаналитическими дискуссиями о характере описание Тургенева может показаться чрезмерно упрощенным. Дело в том, что это именно описание, а не анализ. Оно не выстроено как теория развития, бессознательной мотивации и конфликта. Это не умаляет заслуги Тургенева, но лишь служит доказательством значимости вклада Фрейда, сделанного много лет спустя. Фактически, Фрейд безусловно был знаком с творчеством Тургенева, и возможно, даже испытал его влияние. Мы знаем, что он интересовался обстоятельствами смерти Тургенева в Париже, и позднее встречался с патологоанатомом, который делал вскрытие. Он был далек от того, чтобы недооценивать вклад этого великого писателя. Как бы то ни было, Фрейд и Тургенев не конкурировали; Тургенев как писатель обращался к писателям, а Фрейд как аналитик – к аналитикам.

Мне кажется, каждый из нас различает свои аспекты в этих описаниях типов личности. В этом отношении психоаналитик во мне полагает, что так же, как всякий писатель помещает части себя в каждого из своих героев (Фрейд обсуждал это в некоторых работах, посвященных прикладному анализу, таких как «Художник и фантазирование»[1] или «Некоторые типы характеров из психоаналитической практики»), в этом случае Тургенев открывал аспекты как Дон Кихота, так и Гамлета в себе самом. Возможно, поэтому в своей лекции он увлекся в первую очередь именно этой темой, и поэтому столь проницательно высказался о различных типах характера. Более того, мы знаем из его биографии, что он всю свою жизнь идеализировал Дульсиней и следовал за ними (от чего страдал), и знаем, что в своей интеллектуальной жизни он оставался вечным скептиком. Можно даже рассматривать написание этой речи как попытку разобраться в противоречиях собственной личности, некое самолечение, помогающее прояснить смутно ощущаемые черты своей личности и дать им имена. Как бы то ни было, он оставался серьезным исследователем характера всю свою жизнь, как показывает его творчество. Один известный критик написал, что «он изучал характер с усердием ботаника, исследующего цветок».

Есть одно примечательное совпадение, которое вывело меня из состояния обломовщины и первым пришло в голову, когда я принялся писать эту лекцию. Совпадение заключается в том, что и «Гамлет» Шекспира, и «Дон Кихот» Сервантеса оказали чрезвычайно сильное влияние не только на Тургенева, но и на Фрейда. И даже более того, интерес Фрейда к этим двум произведениям отмечает два разных периода личностного развития в его жизни. Когда он был юношей, то самостоятельно изучал испанский со своим другом Эдвардом Зильберстайном (личным Санчо Пансой?), чтобы читать Сервантеса в оригинале. Они образовали тайное общество и писали друг другу письма, используя кодовые имена из «Новеллы о беседе собак». Это была игра юного Фрейда, в которой он мог дать волю воображению. В этой фазе жизни он был весел и оптимистичен, слишком молод, чтобы ощущать груз памяти о великой трагедии или сокрытия исторических событий. Он не видел препятствий на пути к тому, чтобы когда-нибудь стать великим человеком. В связи с этим многие авторы уже указывали на идентификацию Фрейда с конквистадором Дон Кихотом. Кроме того, в своих письмах к невесте, Марте, он неоднократно с энтузиазмом цитирует Сервантеса, побуждает ее читать «Дон Кихота» – даже послал ей экземпляр этой книги. Он также называл ее «Принцесса», осознанно копируя обращение Дон Кихота к Дульсинее.

В позднейший период жизни, после смерти отца, которую Фрейд назвал самой значительной утратой, которая может произойти в жизни мужчины, он посредством самоанализа открыл эдипальный комплекс. Вскоре после этого, в «Толковании сновидений», он сообщает нам, что разобрался с загадкой скепсиса и колебаний Гамлета – для Фрейда это подтверждение универсальности эдипального конфликта и его собственной идентификации с Гамлетом. Таким образом, Фрейд, как и Тургенев, использовал литературные модели, помогая себе в понимании характера, конфликта и себя самого. Как Вы прекрасно знаете, он даже взял название самой известной драмы Софокла («Эдип»), чтобы именовать эту часть своей теории, касающуюся амбивалентности мальчика по отношению к отцу. (Иногда мы должны оглядываться по сторонам для объективной оценки плодотворности и точности нашего самонаблюдения. Думаю, это делали и Фрейд, и Тургенев, – оба нашли то, в чем нуждались, в литературе, фактически – в одних и тех же литературных произведениях.) Позднее Фрейд разработал динамическую теорию и терапию, основанную на этом понимании. Результаты этой работы всей его жизни вывели наше понимание характера далеко за рамки его литературного описания.

Фрейд никогда не забывал писателей, которые на него повлияли, и неоднократно говорил, что это они первыми открыли бессознательное. При этом он также очень серьезно относился к великим русским мастерам литературы девятнадцатого века. Тургенев, разумеется, согласился бы с утверждением Фрейда, и фактически его речь «Гамлет и Дон-Кихот», была посвящена нуждающимся писателям. Это еще одна точка соприкосновения между выдающимся русским мыслителем и создателем психоанализа.

Давайте снова обратимся к тому, что мы описали. С одной стороны – рациональные Гамлеты. Однако их рациональность бесполезна, если они осуждены на бездействие. С другой стороны – «полубезумные Дон-Кихоты, которые потому только и приносят пользу и подвигают людей, что видят и знают одну лишь точку…». Тургенев задает себе этот вопрос относительно Дон Кихота: «неужели же надо быть сумасшедшим, чтобы верить в истину?». Но он также задает вот такой вопрос относительно Гамлета: «неужели же ум, овладевший собою, по тому самому лишается всей своей силы?». «Вся эта [человеческая] жизнь есть не что иное, как вечное примирение и вечная борьба двух непрестанно разъединенных и непрестанно сливающихся начал». Две эти силы – инерции и движения, неизменности и прогресса – являются фундаментальными силами всего существующего. Они объясняют нам рост цветов, и они даже позволяют нам постичь развитие самых могучих народов. (Я не удивлюсь, если они смогут объяснить даже организацию наших психоаналитических ассоциаций по всему миру, но здесь я, возможно, слишком оптимистичен, слишком идеалистичен.) Все мы знаем Гамлетов – с их колебаниями, глубокими чувствами и философскими мыслями; но действовать им трудно. Мы также знаем Дон Кихотов, нацеленных на действие, идеалистов-энтузиастов, но слишком импульсивных и потому неспособных обдумать последствия своих действий. Я уверен, что нам, Гамлетам, легче жить, зная, что в мире есть Дон Кихоты; и нам, Дон Кихотам, легче жить, зная, что в нем есть Гамлеты. Каждой половине нужна другая; это единство противоположностей.

Гамлет и Дон Кихот не только следовали своим идеалам, они также искали истину. Иногда истину невозможно познать только разумом, ее необходимо испытать в реальном мире действием, результаты которого затем обдумываются и помогают нам лучше понять смыслы, которые мы изначально искали. Это похоже на поиск Фрейдом и Тургеневым в литературе внешнего подтверждения практической ценности их мыслей. Благоприятный результат – это и познание себя, и общественный прогресс.

Тургенев знал о своей вечной амбивалентности, которую Фрейд столь хорошо описал в качестве фундаментального аспекта человеческого существования. Тургенев продемонстрировал это знание, отметив, что, хотя он описывает две противоположные тенденции, в чистом виде их не существует, мы лишь склоняемся к той или к этой. И Фрейд, и Тургенев находили у себя «гамлетовские» части и «донкихотские» части. Тогда как Тургенев ограничился описанием этих двух сторон, Фрейд дал нам технику самопознания, и таким образом – технику понимания и нашей гамлетовской стороны, и донкихотской стороны, и любых других возможных сторон. Разные их дарования повели их в разных направлениях, но оба изо всех сил старались понять человеческую душу.

Какие уроки я извлекаю из этого быстрого обзора? Я перечислил себе три из них. Первый: как психоанализ был основан на западном философском, литературном и научном фундаменте, подхватившем традиции древней Греции, Возрождения и позднейшего гуманизма, так же и богатая почва русской культуры дает урожай, воскрешение, которые могут развить психоаналитические взгляды в современном мире. Даже из печальной истории подавления психоанализа (как показала эта конференция) мы теперь черпаем понимание и знания. Я осознанно выбрал для доклада одного из русских мыслителей, поскольку на его примере можно показать некоторые неявные точки соприкосновения, которые обязательно будут раскрыты, а также и созданы в будущем.

Второе: определяя направление развития на следующие 100 лет для психоанализа в России и остальном мире, нам необходимо осознавать описанные выше противоположные тенденции как в каждом из нас, так и в нас в целом. Лучшее средство для достижения этой цели приводит меня к третьему выводу, который я опишу так: плоды психоаналитического мышления и процесса могут многое нам рассказать о противоположных силах, существующих в наших личностях. Поэтому они также способны помочь нам действовать не как Гамлет и не как Дон Кихот, но неким альтернативным образом – как аналитики. То есть с благоразумием, которое дает само-осознание, и с идеалом свободы мысли как нашей путеводной звездой. Психоаналитическое мышление в будущем должно не только дозволяться обществом, оно должно считаться необходимым для общества, поскольку является источником созидательности, самопознания, исцеления от душевного разлада, и свободы мысли.

Истинный анализ существует только там, где жив идеал свободы. Но мы не можем следовать этому идеалу импульсивно. Необходима и мысль, и действие, чтобы заниматься тем замечательным делом, которым вы занимаетесь последние несколько лет и которое знаменует эта конференция. Вы не просто сражаетесь с ветряными мельницами. Однако, как это происходило в жизни Фрейда, здесь тоже еще предстоит определенное последовательное развитие, требующее времени, и этот процесс уже начался.

Я хочу завершить свою речь так же, как это сделал Тургенев: «Мы почтем себя счастливыми, если указанием на те два коренные направления человеческого духа, о которых мы говорили перед вами, мы возбудили в вас некоторые мысли, быть может, даже не согласные с нашими, – если мы, хотя приблизительно, исполнили нашу задачу и не утомили вашего благосклонного внимания».

Resume

In the paper the author reflect on Turgenev’ ideas about two fundamentally opposed qualities of human nature presented in сharacters created by Cervantes and Shakespeare and Freud’ theory of unconscious and the future of Russian psychoanalysis.

Key words: Turgenev, Freud, Russian psychoanalysis, human nature, сharacter.

Комментарии:

[1] Напомним, что имеется в виду «художник» как обобщающее определение; в оригинале Фрейд использует слово «Der Dichter» (поэт, писатель как «творец»), в английском переводе «creative writer» – писатель, поэт. – Прим. перев.