Зуева Н.А. Еще раз об отце

Аннотация

В  данной статье переданы некоторые мысли о том, какой путь совершает мужчина, становясь отцом родившегося ребенка, с какими трудностями он сталкивается. Какова роль отца в жизни ребенка и семьи. Сделана попытка соотнести роль отца с ролью психоаналитика (психотерапевта).

Ключевые слова: отец, одиночество,  первичное окружение, сепарационная тревога, ориентир.

                              «Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,

на лежащего в яслях ребенка издалека, 

из глубины Вселенной, с другого ее конца,

                                    Звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд отца».

                                                Иосиф Бродский «Рождественская звезда»

В своей практической работе, обсуждая тему отца с родителями детей,  детьми или взрослыми пациентами, мне довольно часто казалось, что мне понятно, кто  такой отец и какова его роль в жизни и развитии ребенка. Однако, со временем я стала ощущать недостаточность моего личного понимания и отношения к этому вопросу; стало заметным то, что  использование слова «отец» носит печать шаблонности и безжизненности. Появился интерес и желание поближе коснуться этой темы. В этой работе хотелось бы поделиться своими размышлениями, о том, кто же такой отец.  Каково это – быть отцом? Какой путь совершает мужчина, становясь отцом? Какова его роль в развитии ребенка и семьи.

Изначально мне казалось, что нужно собрать воедино то, что всем известно. Однако, такое изложения материала не приносило удовлетворения, и я стала искать что-то еще, на мой взгляд, неувиденное мной, упущенное, но нащупываемое где-то внутри, как, наверное, случается у  многих других людей. В итоге, произошло некое новое открытие отца, рождение отца в моих переживаниях, в моих мыслях, за что я благодарна тем людям и тем авторам, к которым обращалось мое любопытство. По мере продвижения интереса к теме, ознакомления с литературой, я заметила,  что размышляя об отце, я, в той же мере, мыслю о роли (месте) психоаналитика, психотерапевта, роли того, кто является свидетелем, наблюдателем или слушателем по долгу своей профессии.

 «Когда-то древние мореплаватели ориентировались по карте, составленной великим Птолемеем. И пусть очертания материков и океанов там были обрисованы весьма приблизительно, все же путь к берегу по ней прокладывали» – так пишет о роли режиссера документалист Герц Франк (2009) и сравнивает свою профессию с древним мореплавателем. Я подумала, что можно тоже самое сказать и о нашей профессии, где мы отправляемся в плавание, в путешествие по миру пациента, зная лишь весьма приблизительно путь и не представляя, какие материки, океаны и подводные камни мы встретим. Продвигаясь по карте  размышлений об образе отца, я стала думать о том, что  рождающийся ребенок, прокладывает дорогу через родовые пути своей матери туда, где другой человек, отец, или доктор, встречает его. В то время, как мать  поглощена болезненным и вместе с тем трепетным процессом самих родов,  отец являет собой того, кто  создает первичное окружение, позволяя тем самым своей жене, матери его рождающегося ребенка, чувствовать себя под защитой и предаваться родам, прикладывая к этому все свои силы и творческие способности. По-другому это можно выразить следующим образом: позволить жене потеряться, но не чувствовать себя покинутой. Конечно, так бывает лишь в случае «достаточно хороших отношений». Мы знаем, как важно в начале жизни младенцу получать такую «поддерживающую колыбель» (Маганьи, 2018).  Винникотт (2007) писал: «Началом начала всего является состояние просто «быть» (being) или «существовать», что дается в присутствии ухаживающего лица.  «Я есть» – более позднее образование и первоначально оно означает «я есть вместе с другим человеческим существом». Понимая это, не трудно представить: для того, чтобы первичное состояние младенца было удовлетворительным, важно удовлетворительное состояние матери и присутствие человека, отца, который бы окружил своей заботой,  вниманием и «мечтанием» (Бион, 2008) эту пару снаружи. Отец – это тот, кто является и «держателем» и ориентиром на пути неизвестности…..,  ориентиром – носителем времени и памяти, и особенно в те дни, когда мать так поглощена уходом за младенцем.

 Пытаясь представить силу, опору, выносливость отца, с одной стороны, представляется другая сторона переживаний – глубокая потребность, грусть и одиночество.  В статье И.М.Кадырова «Одиночество психоаналитика» (2014) , есть слова Роджера Кеннеди (Kennedy, 2014) про одиночество аналитика: «как прийти в согласие с психоаналитическим образом жизни, который накладывает на аналитика определенные ограничения. В своей работе он должен переносить долгие периоды изоляции, которая иногда оказывается необходима. Это возможно только в пространстве постоянства… Аналитик должен обладать способностью к уединению, к одиночеству» (Kennedy, 2014).  Однако, как указывает Кеннеди, психоаналитик обладает лишь ограниченной защищенностью от разного рода «внутренних» вторжений, влияющих на его собственное психическое равновесие. Мои мысли перешли к образу отца и стали выстраиваться таким образом, что я стала думать о том, что может внутри себя переживать мужчина, становясь отцом? Возникший вопрос открыл во мне тревогу к незнанию. Поиски смыслов появившейся тревоги помогли понять, что сами отцы склонны иметь состояние потерянности к такому событию, незнанию, несмотря на то, что по мере роста живота у женщины, все указывает на то, что внутри ее тела растет ребенок, который зачат от него, и он будет рожден. Ребенок рождается, мать большую часть времени пребывает в уходе за младенцем, «собирая все его частицы, телесные и психические сигналы», – согласно Винникотту (2007) или как выразился Дидье Анзье (2011), создавая  «психический конверт – «Я-кожу».  Отцы же в связи с осознанием, или скорее с ощущением отстраненности от пары матери и младенца, могут переживать разной силы сепарационную тревогу. Конечно, это будет зависеть от того, каковы были отношения у отца с его первичным объектом. Когда человек начинает поиск новых объектов, он ищет не только новый объект, но и стремится открыть заново изначально потерянный объект, который представлял удовлетворение в прошлом. В лучшем случае, сепарация дает надежду на возвращение и восприятие «другого» как не-Я. З.Фрейд (2010) приводил в пример маленького ребенка, который «еще не отделяет свое Эго от внешнего мира… он постепенно учится этому». Когда индивидуум чувствует, что отделение от значимого лица представляет угрозу целостности его собственного Эго, это свидетельствует о том, что части Эго недостаточно дифференцированы от частей объекта. Таким образом, тревога возникает от того, что отделение переживается не только как потеря объекта, а как потеря части самого Эго, которая, в сущности, следует за объектом, чтобы оставаться в единстве с ним. На мой взгляд, это очень важный момент в жизни и развитии самого мужчины и момент, на котором можно остановиться. Всем известны случаи отцов, которые с появлением ребенка, начинают уделять гораздо больше времени работе, что можно оправдать увеличенными материальными затратами с одной стороны, но часто объясняется бегством от тревоги и  ощущения исключения из отношений.

Примером может послужить случай из  практики, где молодая пара ожидала появления младенца. Они обратились по поводу того, что не понимают, кто и чем должен заниматься в семье после рождения ребенка. Создавалось ощущение, что отец был весьма чуток к жене, внимателен к ее животу, разговорам о будущем ребенка и семье. Однако, после того, как жена этого молодого мужчины родила в срок здорового ребенка, он неожиданно стал пропускать работу, «беспробудно пить с друзьями», пропустив выписку жены и сына из родильного дома.

Чувствуя себя не у дел, некоторые отцы затевают ссоры, нередко используя фразу «С тех пор, как ты родила….», и это происходит явно от недостатка внимания к себе. Если более тщательным образом вслушаться в слова таких молодых, потерянных отцов, можно найти немало сдерживаемых упреков или болезненно заряженных выкриков в сторону своей родившей жены.  Многое из этого адресовано собственной матери, когда они, находясь в младенческом возрасте, чувствовали себя покинутыми, маленькими, беспомощными и пассивными существами. Молодые отцы чувствуют себя поврежденными, утратившими части себя, что приводит к поиску восполнения. Сепарационная тревога по своей сути – универсальное явление, она сопровождает нас ежедневно и в самых разных событиях. Ее переживание у каждого человека уникально, и является отражением болезненного ощущения, которое у разных людей имеет разную силу, но всегда указывает на то, что есть ты, а есть другие люди. Восприятие боли одиночества убеждает нас в том, что мы переживаем себя в качестве отдельных существ.

Важно вспомнить размышления Д.В.Винникотта (2000) о «способности быть в одиночестве в присутствии другого». Автор различает две формы одиночества на протяжении развития: примитивную форму в стадии незрелости и более совершенную форму: «Пребывание в одиночестве в присутствии кого-то может иметь место на очень ранней стадии, когда незрелость Эго естественно уравновешивается Эго-поддержкой матери. С течением времени человек интроецирует поддерживающую Эго-мать и таким образом приобретает способность оставаться в одиночестве без частого обращения к матери и ее символу». Мелани Кляйн (2007) в статье «О чувстве одиночества» размышляет о том, что это чувство исходит от безвозвратной утраты, от невосполнимой потери счастья первичных отношений с матерью. С приходом депрессивной позиции это чувство ослабевает, происходит развитие психической интеграции. Однако, болезненное чувство одиночества может возникать тогда, когда утрачивается вера в хорошую часть себя при разных обстоятельствах.  Сильное Эго менее подвержено фрагментации, так как оно базируется на ощущении безопасности благодаря интернализации хорошего объекта, что делает ситуацию переносимой. Отцу важно понять, какие части себя он проецирует в пару и что отражается в его переживании. Почувствовав свое одиночество, «одиночество покинутого» (Bourgeois, 1998), приняв свою пассивную позицию, осознав причину и силу привязанности, появляется возможность «приручить одиночество» (Кинодо, 2008) и более творчески взглянуть на свое «произведение», на «прорастание своего семени»:  на ребенка, на свою жену, на свою семью, что создаст ощущение глубокой причастности. Укорененность отца, с одной стороны,  позволит быть слиянию пары мать-младенец в период, когда связь внутреннего и внешнего находится в слишком уязвимой стадии, а с другой, поможет смягчить травму разделения, заложить почву для благоприятных отношений в семье и поможет прохождению эдипова комплекса ребенка.

Также нужно коснуться важного момента, связанного с тем, что сама мать  думает об отце ее ребенка, насколько мать имеет психическую возможность допустить  роль отцовства… Ожидая мужа, мать передает своему младенцу какими-то свойственными ей сигналами информацию про это «состояние ожидания», про наличие места внутри нее, которое предназначено для кого-то, кем не является младенец.  А это значит, там, внутри материнских «мечтаний» (Бион, 2008) о младенце, есть и другие размышления («мечтания»).  Переживание «ожидания Другого» матерью, дает младенцу ощущение постоянства, которое выражено в том, что ребенок, воспринимая состояние матери, получает ощущение того, что есть напряжение матери в моменты ожидания,  есть ослабление этого состояния, спад, иначе говоря, получение ожидаемого «объекта» и радость. Т.е. младенец, «с молоком матери», получает ощущение не только «нехватки», но и ощущение разрядки. Конечно, здесь речь идет о достаточно хороших отношениях. Т.е. с моей точки зрения, задается первичный ритм существования, который создается ритмическими движениями, взаимодействиями между матерью и отцом.  Я думаю, таким образом, происходит закладка ритма дальнейшей жизни во всех ее проявлениях. Таким образом, речь идет не только о способности матери держать образ отца в  голове, но и о  вкладе  отца, базирующемся на его способности предоставлять («давать») себя, быть в доступе, в предсказуемости.

К сожалению, в жизни и нашей практике мы нередко сталкиваемся со случаями, в которых отцы исключаются из воспитания своих детей. Матери таких детей принимают решение игнорировать тот факт, что отцы существуют или когда-либо существовали, что, безусловно, наносит вред развитию ребенка.

Пример: Мужчина, находящийся в психотерапии несколько лет назад, на вопрос об отце, откровенно удивляясь, заявил «Какой отец? Зачем мне отец? У меня нет, и не было отца. Я сам себе отец». Любая моя попытка приблизиться к теме об отце имела поражение, гнев пациента и очередное разочарование мной. Зная, что пациент уделяет много времени разглядыванию себя в зеркале, я как-то заметила: »Кажется, для Вас имеет большое значение время, которое Вы проводите перед зеркалом. Создается впечатление, что Вы никак не можете что-то уловить, разглядеть, как будто не хватает того, что могло бы Вас успокоить и удовлетворить». Пациент покраснел… и сказал: «Верно Вы говорите, я как будто что-то вижу, а что-то плывет, мое тело словно растекается». Я продолжила: «Как будто Вашему телу не хватает для поддержания еще одного взгляда, взгляда отца, который бы мог Вас увидеть, рассмотреть и собрать».

Д.В. Винникотт (2007) писал: «Младенец может овладевать собственными чувствами только тогда, когда получает отражение от окружения, от матери и от отца». Собственный образ может сформироваться у ребенка только тогда, когда есть «Я» – глазами матери, и есть «Я» – глазами отца. Не менее важным, в дальнейшем для младенца будет наличие «света во взглядах друг на друга отца и матери» (Килборн, 2007).  Отец – это тот, кто ждет ребенка и  делает состояние «прозреть», а не только тот, кто разрезает и прерывает нежную связь с матерью, от которой так сильно зависит ребенок.

В заключении важно снова вернуться к словам Роджера Кеннеди (Kennedy, 2014) об идентичности психоаналитика: «Идентичность психоаналитика, прежде всего, подразумевает чувство прочности и устойчивости в своей идентификации с психоанализом, его теорией и практикой, растущее чувство доверия к тому, что он делает, даже, когда он не вполне знает, что происходит на сеансе». Теми же словами  можно сказать об отце, о его идентичности в роли отца. Если ему удается пережить свое чувство одиночества, тревогу, связанную с рождением ребенка, то он «чувствует себя возрожденными к новой жизни, возникает ощущение нового старта, что вызывает смешанные чувства печали и, одновременно, надежды» (Балинт, 2010). Жан-Мишель Кинодо (2008) пишет о том, что «окончание отношений между двумя участниками пары является утратой, которая может быть пережита, и в этом случае она служит углублению инсайта и поддерживает способность к самоанализу». Таким образом,  отец проделывает путь назад, чтобы двинуться дальше вперед; отдаляется, чтобы разглядеть; он приобретает способность поддерживать сам себя, что  делает его более независимым от объекта, в заботе которого он нуждался. Можно сказать, происходит рождение отца. Он получает  чувство удовлетворения от себя и своих дел, что-то похожее на обретение собственного фундамента, «собственного безопасного психического дома» (Kennedy, 2014), с одной стороны, а с другой, появляется направляющая к творческому отношению к жизни, и нахождению своей роли в связи с рождением ребенка. Таким образом отец предстает не только ориентиром и направляющей к реальности, он научает своего ребенка способности к выдержке, способности вынести состояние, когда есть переживание исключения из пары, способности «быть в одиночестве». Отец, признавая все свои любовные и агрессивные импульсы позволяет расти любопытству,  быть истине, а значит, не быть ослепленным.

Герц Франк (2009) в одном из интервью сказал: «Документалист – это человек, одержимый страстью задержать образы времени, сохранять их в памяти…» Он приводит библейскую мысль о том, что «каждый из нас уйдет и будет как вода, вылитая на землю. Вылитую воду не соберешь, но документалист надеется, что все-таки что-нибудь, да останется. Какая-то капля, какая-то росинка, тихий шелест ветра… Я говорю о страсти кино». Речь идет о взгляде, о кадре.

Здесь можно подумать о том, что отец имеет возможность запечатлеть в своей памяти моменты, как на кадре в кино, где его жена с ребенком находятся в таком состоянии, когда не обладают способностью увидеть то, что им уготовано природой, быть в единении, слиянии. Отец, как документалист, должен обладать, на мой взгляд, некой отцовской страстью. Что, несомненно, приведет к мысли  о страсти аналитика. Наверное, не случайно создано много  художественных произведений с изображением матери с младенцем, создателями которых являлись и являются Отцы.

Вот он – кадр… Даже там, где нет изображения отца – есть его присутствие. Не будет кадра, без его взгляда. Отец – тот, кто своим опытом помогает переносить состояние неизвестности, тот, кто привносит в жизнь «ощущение подлинности» (Ризенберг Малколм, 2012), тем самым открывая путь к знанию.                       

                                                                         Во-первых, они были вместе. Второе,

                                                                                   И главное, было, что их было трое

                                                                    И все, что творилось, варилось, дарилось,

                                                                       Отныне, как минимум, на три делилось. 

                                                                                         Иосиф Бродский